Из неопубликованного (РГАЛИ: ф.2554 оп.2)

* * *

По сю пору недостаточно ясно,

Но точней - и быть нельзя;

Что за холод колючий и дикий!

Шарманка моя, шарманка,

Коричневая ручка и чернила:

Немыслимо нам с Вами сыграть ничего

Ни приятнее, ни веселей.

Когда все спокойные рыла

Отдыхают в тепле:

Мое беспокойство - извольте - смыло

Мой профиль на голосе моем.

Только один мог бы, один,

Только один...

Мог бы догадаться: что я и как,

Но он... не знаю, не знаю,

Уж не помер ли милый мой друг.

1916

* * *

Как и чем рассказать это,

Эту гладь, свободу и тоску.

Мне кажется: помнил некогда

Теперь же припомнить. - мне -

Так вот - каждая минута несет

Отдельный отчетливый упрек,

Ясное страстное имя,

Которому имени нет.

Что до того, искренно ли, я ли

Представил себе всего страха боль,

Нет, все пришло сурово и равнодушно,

Я только могу за душой следить.

1917

* * *

Уста кровавы и пламень суровый

Кантемир

Ударится в колокол птица

И мертвая упадет,

И ей отвечает важный,

Отдаленный, глубокий звук.

Не так ли в это сердце,

Вспыхивавшее при огне

Далеких пожаров и криков

И выстрелов ночных,

Теплый, в воздухе со свистом

Стрижом игравший взгляд

Ударяет неистовой

Ласке таинственно рад.

И вот он лежит, как птичка,

В моих жадных руках,

Как месяц, обходит кругом

И тонет в моих глазах,

Над ним загорается важная

И темная мысль моя,

Ему отвечает нежная

Жалобная свирель стиха.

1920

* * *

Мира горим негасимым громадам

В пляс странный руки,

Цветы глубиною,

Бурно и звонко тонет утро

В глаз изменяющийся простор.

Сердце бросая отроги замира,

О, пронзительнейшая ясь.

Мир невозможно падает в губы,

Струи огня, языки дождя.

Это - творения единое кипенье,

Птицы единственной долгий свист:

Румянец услышишь ли,

Тонкие пени,

Губ неприметный

Ломкий очерет.

Входишь, дрожа, радуясь: - влага,

Чуть колеблется вечерней мглой,

Простирай нагие руки

Над колеблемой чертой.

1922

* * *

Ты - раздвигаешь золото алоэ,

Ты - горишь улыбкой, ты -

В пляс цветающих плечей,

Ты - бежишь в очи ключом студеным,

Замолкая тусклым блеском обломок речей.

Я только дрозд журчливых слов потока,

Надо мною - безмолвится

В солнце горящий лист,

Я гляжу на праздник небесных Ориноко,

Где режет чистоту ласточки клич.

О, прозрачных столбов воздушных

Целящая пустыня,

Блаженных и одиноких слов про тебя,

Милый танец солнца нежной пыли,

Сладкий, глубокий, как уста.

Нет, повторить ли очарованье,

Эти заливающие синью глаза,

В этом море мира - мир и воля,

Хрустальный берег радужного холма.

1922

Загрузка...