По сю пору недостаточно ясно,
Но точней - и быть нельзя;
Что за холод колючий и дикий!
Шарманка моя, шарманка,
Коричневая ручка и чернила:
Немыслимо нам с Вами сыграть ничего
Ни приятнее, ни веселей.
Когда все спокойные рыла
Отдыхают в тепле:
Мое беспокойство - извольте - смыло
Мой профиль на голосе моем.
Только один мог бы, один,
Только один...
Мог бы догадаться: что я и как,
Но он... не знаю, не знаю,
Уж не помер ли милый мой друг.
1916
Как и чем рассказать это,
Эту гладь, свободу и тоску.
Мне кажется: помнил некогда
Теперь же припомнить. - мне -
Так вот - каждая минута несет
Отдельный отчетливый упрек,
Ясное страстное имя,
Которому имени нет.
Что до того, искренно ли, я ли
Представил себе всего страха боль,
Нет, все пришло сурово и равнодушно,
Я только могу за душой следить.
1917
Уста кровавы и пламень суровый
Ударится в колокол птица
И мертвая упадет,
И ей отвечает важный,
Отдаленный, глубокий звук.
Не так ли в это сердце,
Вспыхивавшее при огне
Далеких пожаров и криков
И выстрелов ночных,
Теплый, в воздухе со свистом
Стрижом игравший взгляд
Ударяет неистовой
Ласке таинственно рад.
И вот он лежит, как птичка,
В моих жадных руках,
Как месяц, обходит кругом
И тонет в моих глазах,
Над ним загорается важная
И темная мысль моя,
Ему отвечает нежная
Жалобная свирель стиха.
1920
Мира горим негасимым громадам
В пляс странный руки,
Цветы глубиною,
Бурно и звонко тонет утро
В глаз изменяющийся простор.
Сердце бросая отроги замира,
О, пронзительнейшая ясь.
Мир невозможно падает в губы,
Струи огня, языки дождя.
Это - творения единое кипенье,
Птицы единственной долгий свист:
Румянец услышишь ли,
Тонкие пени,
Губ неприметный
Ломкий очерет.
Входишь, дрожа, радуясь: - влага,
Чуть колеблется вечерней мглой,
Простирай нагие руки
Над колеблемой чертой.
1922
Ты - раздвигаешь золото алоэ,
Ты - горишь улыбкой, ты -
В пляс цветающих плечей,
Ты - бежишь в очи ключом студеным,
Замолкая тусклым блеском обломок речей.
Я только дрозд журчливых слов потока,
Надо мною - безмолвится
В солнце горящий лист,
Я гляжу на праздник небесных Ориноко,
Где режет чистоту ласточки клич.
О, прозрачных столбов воздушных
Целящая пустыня,
Блаженных и одиноких слов про тебя,
Милый танец солнца нежной пыли,
Сладкий, глубокий, как уста.
Нет, повторить ли очарованье,
Эти заливающие синью глаза,
В этом море мира - мир и воля,
Хрустальный берег радужного холма.
1922