Седьмая Луна. Декамерон 2

Глава 25-2. Яд

— Да. Это не Рамхида. Мы не в фамильном имении моего рода. Люди, которых ты видел, не те, кем кажутся. А там, — он показал на заснеженные пики к востоку от них. — не Давазские горы. Но согласись, выглядит ведь… натурально.

Альдред прищурился.

— Хватит водить меня за нос! — потребовал он враждебно. — Отвечай, где мы на самом деле? И как я сюда попал? Чего тебе надо от меня?..

Их выяснение отношений прервал тот самый бородач, который привёл сюда Флэя. Ламбезис обратился к нему на языке Рамхиды. Что-то старательно втолковывал. Горец кивал, а когда хозяин отослал его выполнять поручение, откланялся и бросился прочь.

— Пробовал когда-нибудь местную кухню? Дельмейцы умеют готовить, но рамхины им ничем не уступают. Отменные блюда! Лично я люблю хинкали из баранины и харчо. Вижу, ты голоден. Принесут пирог — он с сыром. Обязательно попробуй…

Флэй неволей сжал в кулак ладонь и шумно выдохнул, зло посмотрел на Актея.

— Я, кажется, спрашивал…

— Спокойно, Альдред, я слышал, — от безделия вертя по столу кубок, отвечал архонт. Улыбался так невинно, будто всё шло, как оно должно быть. — Расскажу, не переживай. От тебя я одного хочу: расслабься. Ты у меня в гостях. Чувствуй себя, как дома. Договорились?

Альдред размял шею до хруста и постарался утихомириться. Выходило не очень. Хотя и выбора как такового ему никто не давал.

— Тяжело это, — процедил он сквозь зубы.

— Говорят, аппетит приходит во время еды, — подбадривал его Ламбезис. — И правда, давай побеседуем. И ты втянешься.

Ренегат покачал головой, усмехаясь.

— Если мы не за Экватором, то где?..

Хозяин имения ответил не сразу. Он мог бы с лёту пояснить, но сомневался, что Альдред правильно всё поймёт. Наконец, Актей заявил:

— В Аиде, если можно так выразиться.

— С каких это пор ты научился управлять Серостью?..

Ламбезис поглядел на него снисходительно. Кривлялся, будто благородная дама-всезнайка на званом ужине. Флэя это особенно раздражало.

— Мой дорогой Альдред! Что собой являет Серость? Это психосфера нашего мира. Совокупность мыслей всех разумных существ, его населяющих. Свалка наших кошмаров. Родина нашего страха. Библиотека, в которой можно прочесть, что было, есть и будет. Не все это могут. Но таковы факты. Онейроманты не дадут соврать. Такого понятия, как время, в Аиде попросту не существует. Не приложишь.

Дезертир стойко выслушал его, и когда тот замолчал, затянул:

— И-и-и?..

— Всё, что ты видишь вокруг, воссоздано моим разумом в Аиде. У каждого своё представление рая — или того, что за рай выдают. Мой рай — мой дом.

— Что ж ты на месте не сидел, если тебя всё устраивало? — издевался Альдред без задней мысли.

Он помнил, что должен был умереть. Конечно, если до сих пор этого не сделал. Так что питал уверенность в собственной безнаказанности. Не стал отказывать себе в последний раз учинить браваду от души.

На сей раз архонт принял серьёзный вид.

— Я взял на себя ответственность восстановить справедливость. Как родовую, так и мировую. Вот, что важно. Важнее моего счастья и уюта, — заявил он без запинки. — Важнее даже семьи, ты знаешь…

— Справедливость? — оторопел Флэй. — Ты называешь всю эту резню справедливостью? Не стыдно самому-то?

Ламбезис тяжко вздохнул.

— Что толку тебе сейчас это разжевывать? От меня оправданий ты не дождёшься. Умом всё равно ещё не созрел. Жаль. По крайней мере, ты на правильном пути. Рано или поздно сам всё поймёшь.

— Да неужто? — буркнул тот.

Его выпад Актей тактично проигнорировал.

— Смысл вот, в чём. Всё, что ты здесь видишь, является феноменом.

— Феноменом? — Дезертир нахмурился.

— Да. Сон Киафа. Если быть точнее, в моём Сне, — пояснил Ламбезис.

Чем больше узнавал предатель, тем меньше понимал, что происходит.

— То есть?..

Архонт ощупал задумчиво подбородок, затем встряхнул рукой, подняв ладонь кверху и снисходительно изложил:

— Надеюсь, мне не надо пояснять принцип, которому подчиняется лимбическая система человека? Это понятие на Западе вообще рассматривают, я надеюсь? Как бы там ни было, версия Церкви Равновесия о сути снов недалека от истины. Подсознание человека тесно связано с Аидом. Отсюда возникает чувство, когда ты переживаешь что-то, что, как тебе кажется, уже видел. Но мы отвлеклись.

Когда мы спим, то опорожняем своё сознание, перерываем все переживания, благие и дурные воспоминания, мысли в течение какого-либо времени. Одних суток, по обыкновению. Аид отзывается на шатания лимбической системы сном. Он может быть какой-то неясной мазней, идти урывками, а может быть цельным. Важно вот, что: это психологическая разрядка.

— Хочешь сказать, Сон Киафа — то же самое?

— Лучше, — Актей заговорщически улыбнулся. — Это твой личный уголок в Аиде. Остров свободы, недоступный простым смертным, что варятся в котле из своих переживаний. Отражение твоего душевного состояния. Твоё место силы. Демонам сюда заказана дорога. Здесь ты постигаешь себя и находишь ответы на глубинные вопросы. Когда спишь, продолжаешь жить тут. Тут отдыхаешь. И тут ты сможешь поговорить с Богом, тебя избравшим…

— Так где же Неназываемый? — Альдред огляделся артистично. — Что-то я его здесь не наблюдаю…

— Прародитель есть, — рассмеялся Ламбезис. — Но он только для меня. Если я призвал тебя сюда, это вовсе не значит, что ты его должен увидеть. Пока я общаюсь с тобой, с ним тоже веду беседу. Попеременно.

— Что ж, передавай привет от меня, — ляпнул Флэй невпопад, скрестив руки на груди. Архонт покачал головой, проигнорировав шутку.

— Глупости не болтай, — настоятельно рекомендовал хозяин имения.

— Ладно, как скажешь, — не стал спорить ренегат. — Скажи лучше мне вот, что… Мой Сон выглядел бы в точности также? Роскошный дом? Гурии всякие бегают кругом? Плебеи вино с едой подают?..

На это Ламбезис ухмыльнулся и покачал головой.

— Хах. Какой же ты ещё ребенок… С другой стороны, я рад, что ты сохраняешь бодрость духа. В твоём-то положении…

— Кстати, об этом… — начал Флэй.

— Рано, — сказал архонт, как отрезал.

Возражать Альдред не стал: всё же во всем знать надо меру.

— У каждого Киафа своя оболочка Сна. Её он не выбирает, сказать по правде. Она складывается из множества погрешностей, которая и формирует конечный облик. Мы отдыхаем в моём рамхидском имении потому, что моё душевное состояние близко к полному умиротворению и счастью. Небезосновательно, в общем-то. Ведь всё идёт как нельзя лучше. — Он чуть откинулся назад и призадумался. Поглядел исподлобья на гостя и добавил: — Что ты просто обязан знать: когда однажды попадаешь в Сон Киафа, считай, Бог выбрал тебя. Как ты понимаешь, у твоего до тебя ещё руки не дошли.

— Интересно, почему? — проворчал ренегат, подавшись вперёд.

Ему хотелось высказать, покуда есть время, всё, что думал об архонте. Бранить его, на чём свет стоит, за все мытарства, что пришлось претерпеть в чумном теле. Сама мысль об этом грела ему душу, ведь Смерть была близка, как никогда. Лишь бы только не пасть на колени, пользуясь случаем, не взмолиться в слезах избавить его от заразы.

Жизнь Альдреду была не мила — особенно после стольких пощечин, что та ему дала. Но он вышел за пределы понятного ему мира, он столько всего пережил и испытал на собственной шкуре.

По меньшей мере, нелепо, если бы он попросту помер или стал бы заложником в собственном теле после обращения. Так что ни бравировать, ни унижаться, ни каких-либо других судьбоносных шагов он принимать не спешил. Это было чревато.

Тем не менее, Актей Ламбезис его услышал. И понял, к чему клонит его гость. Однако их приятельскую беседу прервали слуги, явившиеся с блюдами и кувшинами. Флэй закипел от злости, но проглотил гнев и сделал лицо попроще. Терпеливо ждал, пока горцы выложат обед и уйдут.

Архонт потёр руки с вожделением вкуснейшей трапезы, взялся за столовые приборы и указал ножиком на тот самый хвалёный пирог с сыром.

— Вот, хачапури. Наслаждайся. Весь твой. Также попробуй суп — это чашушули. Если вдруг не наешься, попробуй баранину на углях. Макай сюда. Это ткемали.

От такого краткого экскурса у Альдреда, осаждённого шквалом непонятных слов, глаза полезли на лоб. И тем не менее, он выдохнул, принялся есть, пытаясь отвлечься.

— Думаю, с этим мы разобрались, — отпив из серебряного кубка вина, подытожил хозяин имения. — Следующий вопрос у тебя был…

— Как я сюда попал, — напомнил Альдред раздражённо.

Гость нарезал пирог на четыре части. Взял один кусочек, наблюдая, как тянется сыр. Недоверчиво откусил и буквально растаял. Давно он не ел чего-то подобного. Прямо настоящий деликатес. Как же вкусно, а главное — сытно!

«Изумительно. Наконец-то вменяемая еда…»

Трапеза казалась настолько реальной, что Флэй решил пожить моментом и влиться в спектакль, что разыгрывался в голове у Киафа Смерти. Наблюдая за ним, Ламбезис улыбался, но незлобиво, искренне радуясь, что лёд между ними таял. Вроде как…

— Что ж, касаемо этого всё просто, — начал архонт. — Хотя ты и сам должен был догадаться. Ты заражён чумой — и это длится уже несколько дней…

— Я болею, дальше что? Мне тебе не за что «спасибо» говорить.

— Знаю. Но дело не в этом. Даже не обсуждается. Я наблюдал за тобой всё это время, Альдред. Я видел каждый твой шаг. Слышал каждое слово, которое сказал ты, или сказали тебе. Читал твои мысли.

Ламбезис противно улыбнулся, снова приняв глумливый вид.

Флэй прищурился. Он подозревал, но до конца отказывался верить. Если так, дела его плохи.

— Тебе не кажется, что это… ну, перебор? Я уже понял, что ты сумасшедший, но контролировать каждый мой шаг? При иных обстоятельствах я бы такого не стерпел.

— Кичься, сколько угодно. Если бы да кабы. Всё так, как оно происходит. Может, морального права следить у меня нет. Зато власть, силы и возможности — есть.

Дезертир всплеснул руками, сдаваясь.

— Плевать. И как тебе удавалось подсматривать за мной? Ты же забрал медальон обратно. — Альдред осёкся, самостоятельно докопавшись до истины. — Чума. Ты…

— Всё верно. Сказать по правде, заразился ты до восхождения на борт «Сирокко». И да, чума — нечто большее, чем просто инфекция, которая меняет людей. Это своего рода метка. Связующее звено между мной — и теми, кому не повезло впустить болезнь в себя.

— Если я правильно понимаю, ты управляешь… людоедами? Всеми разом?

Он покончил с сырным пирогом. Голод никуда не ушёл, так что взялся уплетать суп чашушули. Мясо с углей смиренно дожидалось дегустации.

— Грубо говоря, да. Это куда более сложный процесс, чем может показаться. Не одно и то же с тем, как полководец отдает приказы офицерскому составу, а уже те несут его волю в массу солдат. Нет. Здесь имеют место алгоритмы с перечнем строго обговорённых действий и учётом всех возможных условий.

Архонт отставил приборы, вытянул указательный палец и, ухмыляясь, принялся тыкать им себе в висок.

С таким остервенением, будто вот-вот пробьёт черепушку насквозь.

— Я продумал всё вплоть до мелочей, мой дорогой Альдред. Потому что могу. И поверь, в составленных алгоритмах — от начала и до конца — ни одной ошибки!

Хлебнув супа, Флэй сначала просмаковал его вкус на языке, злобно зыркнул на Ламбезиса и только потом съязвил:

— Неужели?

— Совершенно точно!

— И ты хочешь сказать, что всё, через что я прошёл, — это сугубо твоя злодейская воля? Так, что ли?

Тот прыснул смехом, не веря своим ушам: звучали слова ренегата абсурдно.

— Разумеется, нет! От «Сирокко» и до госпиталя ты прошёл ровно тот путь, который избрал сам. Я не вмешивался. Только смотрел. Ведь ты, что называется, не дошёл до кондиции. Хотя… ещё не вечер. Когда обратишься, ноты пойдут в обратном порядке. И уж тогда-то ты попадёшь под мои алгоритмы. Наравне со всеми.

— Очень мило… — проворчал Альдред.

— Друг мой, — утешал его Актей лукаво. — Не вешай нос. Ты хорошо держался. Для Киафа. И если бы не череда ошибок, ранений и стресса, через который ты прогонял своё тело, продержался бы гораздо дольше. А так — ты лишь ускорил ход заражения.

Флэй отвёл взгляд, глубоко призадумавшись:

«Вот оно что… Ну да, разумеется! Ведь Чёрная Смерть — это не столько физиологическая зараза, сколько завязанная на этой — как её? — лимбической системе. Всё взаимосвязано, всё сплетено незримыми нитями воедино, скроено и повязано. Чума одолевает тело — и одолевает саму душу. Медленно пожирает их. Потому-то в моем случае он только мог следить, что я делаю…»

— Какая рассудительность! Похвально, — отмечал архонт.

Гость выпучил на него глаза, оторопев.

— Ты же в моём Сне, Альдред. Я всё слышу. Всё вижу, — напоминал тот. — И раз уж мы связаны чумой физически, ментально и духовно, мне ничего не стоило взять с собой и тебя. Такова особенность дара, ниспосланного Прародителем. Очень удобно, я считаю. Ты не находишь?

— Не сомневаюсь, — бросил ему Флэй и принялся дохлёбывать суп.

— Что уж тут сказать? — пожимал плечами Ламбезис. — Я просто обязан был приглядеть за тобой, раз уж ты попался в мои сети. А если бы тебе удалось избежать заражения, то я бы сам подкинул тебе этот подарочек… Но всё прошло, как по маслу. Само собой.

— Зачем?! — вспыхнул ренегат, отставив пустую посуду. — В чём твой замысел на меня? Ответь мне, дельмей! Почему ты просто не оставишь меня в покое? Другом тут сидишь, называешь. Хорошо, предположим! Однако в то же самое время ты знаешь, что я заболел, — и что ты сделал? Может, исцелил меня? Ну, например, чтоб показать свои благие намерения? Если бы! Просто подглядывал из-за угла! Так мало того! Сыпал на меня сверху своими тварями. Гонял по всему Городу! И чего ты этим добивался? А?

Шквал вопросов повис в воздухе. Актей чуть томно, неотрывно смотрел в глаза гостю. Казалось, тот его расстроил до глубины души.

Затем архонт взял кубок и осушил его залпом. Охнул. Утёр губы салфеткой. И уже потом наконец-таки собрал мысли воедино. В миг разбил тираду ренегата одним риторическим вопросом, нацеленным на полное обезоруживание:

— Сам-то как думаешь?

Альдред осёкся. Его губы дрожали. Казалось, вот-вот всё разложит по полочкам, и архонт ему поаплодирует за сообразительность. Но нет. Все потуги заговорить обернулись крахом. Он попросту заплутал в трёх соснах.

Видя, что гость замялся, Актей сжалился над ним и пошёл навстречу:

— Давай я проясню тебе картину. Знаю, ты сильно одичал за эти дни. Буквально снизошёл до зверя, загнанного в угол. Раненого, кровожадного, эгоистичного. Я такое видел в Саргузах уже тысячи раз. Тысячи. Поэтому для тебя трудно зреть в корень. Смотри. Уже пятый день, как наступила Седьмая Эпоха. Так?

Скрепя сердце Флэй кивнул.

— Прародитель даровал мне свою силу в первый же день. В первый же! А почему? Как считаешь? Да потому что я сделал для этого всё! Претендента лучше попросту не было. Я остался единственным достойным. И я взял то, что моё по праву.

На это Альдред ничего не ответил. Он просто ждал, когда архонт выложит ему всё на блюдечке с голубой каёмочкой. Тот не возражал и просто продолжал.

— И в то же время ты — остаёшься не у дел. Ты не перешёл черту между простым смертным и избранником Бога. Разве ты не задумывался, как так получается?

— Может, потому что я не Киаф никакой, а ты просто обводишь меня вокруг пальца? — дерзновенно бросил ему предатель.

Ламбезис рассмеялся от всей души.

— Если бы, мой дорогой Альдред! Граст видит тебя насквозь — а значит, вижу и я. Ты Киаф. Более того, наши Боги похожи. Наши Боги одной природы. Просто твой до сих пор не может определиться, чьё тело сообразнее размаху его мощи, широте его… амбиций. Кроме тебя, есть еще сколько-то. И пока что ты отстаешь. Или ты откровенно слаб, или никак не выделяешься на фоне остальных.

— И кто же эти сверхлюди? — пошутил Флэй, снова скрестив руки на груди.

По-другому у него не поворачивался язык назвать конкурентов. Он-то считал, туже, чем ему, во всём Аштуме никому не пришлось в эти дни.

Удивительно. Архонт их знал.

— Волшебница из Нирении, носящая в себе демона с нижайшего слоя Аида. Её содержали в изоляторе, а в личном деле стоит пометка «особо опасна». Сейчас её жизнь под вопросом, поэтому твой Бог колеблется.

То же самое легендарный драконоборец из Империи Луров — блуждает в Недрах уже пару недель, и всё пытается найти выход на поверхность.

Какой-то герой войны из Орши. Молодой король Герватии. Вестанская ведьма, собирающая шабаши с сотнями подружек.

Наёмный убийца в Бештии — попался при покушении на дофина, теперь его насилуют калёным железом.

Гладиатор за Экватором — жизнь на волоске, не совладал со львами на арене. И поверь, это только верхушка списка.

Ты один из последних примерно в сотне кандидатов. Стоит задуматься. У тебя конкуренты раскиданы по всему миру. Во многом, выгодно тебя отличает от них только географическое положение посередине двух континентов.

Альдред покачал головой, поражаясь безвыходности своей ситуации. Тогда ради чего он борется? Для чего живёт? Что ждёт? Он в гораздо более худшем положении. Не факт, что Бог из Пантеона вообще когда-нибудь выберет его.

— И как так вышло?..

— Это в порядке вещей, друг мой. Я подготовился. Ты — нет. Мой Бог забыт, а твоего почитают. И потомков у него гораздо больше, чем у Неназываемого. Всё просто. — Он ткнул пальцем в стол.

Наступила гнетущая пауза. Флэю следовало бы осмыслить всё сказанное, но он оказался не в состоянии сделать это: голова его свинцом будто налилась. Между тем Ламбезис подозвал слугу жестом, указал на кубок. Тот подошёл и наполнил его. Архонт начал пить. Осушив на четверть, продолжил:

— Можешь меня проклинать. Ненавидеть. Считать врагом. Но на самом деле, я самый близкий твой друг. Ближе некуда. Потому что я… — Он показал на себя. — Я делаю всё, чтобы твой Бог выбрал из всех этих претендентов именно тебя. А для этого ты должен выложиться на полную. Показать и доказать свою силу. В борьбе. В страданиях. В преодолении невозможного. Только так ты и тебе подобные способны воссоединиться с Пантеоном. И никак иначе. И я тебя не жалею. Перегибаю. Но другого пути нет.

Дезертир с грустью поглядел на Актея.

— Почему я? Почему ты выбрал подопытным кроликом… меня? — еле слышно шептал он, не веря своим ушам.

Ламбезис выдохнул шумно. Подцепил вилкой кусок баранины, окунул в ткемали, затем стащил с двух зубчиков его зубами, принялся жевать. Как проглотил, так и сказал:

— Что ж, ты имеешь право знать правду… Наверняка ты помнишь нашу самую первую встречу с тобой. Уже тогда я видел, передо мной Киаф.

Потому-то я так удивился, что кто-то вроде тебя служит в Инквизиции. И ведь эти тупицы даже не поняли, кого воспитывают. Совсем от сладкой жизни расслабились. Не столь важно. Своё они получат. Важно, что я увидел в тебе: как мало кто в этом мире, ты заслуживаешь воссоединиться с Богом, который оставил в твоей душе частицу себя.

Флэй замер, затаив дыхание.

— Я видел тебя насквозь, — продолжал Актей. — Может, я и не знал тогда всю подноготную твоей жизни, но видел, что она с тобой сделала. От начала и до конца ты — чужеродное тело в организме, что зовётся Равновесный Мир. Гармонизм не принял тебя: лишь использовал, готовый в любой момент сбросить со счетов. Мне не было тебя жаль, нет. И ты не приемлешь никакой жалости к себе. Больше нет. Я не верю в судьбу, но раз уж мы встретились, я решил, с этим что-то было нужно делать.

Гость хранил молчание. И с каждым словом Ламбезиса становился чернее тучи.

— Тогда я пошёл на хитрость, чтобы захватить всё твоё внимание. Все звёзды сошлись, что удивительно. И вместе с теми инквизиторами тебя послали на Острова. Уже на них начался твой путь к Богу. И дальше, поэтапно, ты правильной дорогой подбирался всё ближе. Порой я направлял тебя, порой ты сам, интуитивно, двигался, куда следует. Можно сказать, стать избранником одного из Пантеона тебе написано на крови. Но пророчества — ничто, пустой звук. Если люди не берутся их воплощать в жизнь…

— Получается… я был кем-то вроде куклы в твоих руках? Марионеткой?

Архонт покачал головой, прикрыв глаза.

— Не всецело. Я нашёл в тебе возможного союзника. Того, кто однажды занял бы место подле меня в начавшейся войне. Надо было только приложить к этому руку. Это я и делаю, собственно. И ты, и я — мы оба выиграем, если Бог тебя выберет, а не кого-то из той сотни людей, что также дожидаются жребия. Ты этого достоин больше, чем кто-либо. И уже выигрываешь. По крайней мере, по знаниям, что успел получить…

Взгляд ренегата остекленел и стал отдавать холодом Ледяного Щита.

— С чего ты вообще взял, что я возьмусь помогать тебе в чем-то? Тем более, после всего, через что я прошёл по твоему божьему велению, по твоему архонтскому хотению?..

— Это сейчас ты так говоришь. Но только пока. Твоя картина мира уже не целостна, по ней идут и множатся трещины. Я не переживаю, ибо знаю: уже в ближайшем будущем ты проникнешься моей стороной в этом конфликте. Даже больше скажу. — Он лукаво улыбнулся. — Ты ненавидишь меня. Но возблагодаришь. В назначенный час.

— К-конечно! — фыркнул дезертир. — Только вот я всю свою… жалкую жизнь гоняюсь, сам не знаю, зачем. И каждый раз я вот-вот настигаю цель. А в следующий же миг она растворяется. Прямо у меня в руках! Будто дымка! Мне надоело.

Озлобленность. Вот, что в нём говорило. И Ламбезис это чувствовал.

— Больше не придётся, — заверял Актей. — К чему бы ты ни стремился раньше, всё это чушь. Пыль, не стоящая и грязи под твоими ногтями. Вознесение — то единственное, за что надо побороться. Только так ты действительно сумеешь овладеть этим миром. Стать настоящим хозяином своей жизни. Стать Богом. Уж мне-то ты поверь…

Ламбезис осклабился.

Дезертир качал головой, шумно выдыхая. Чтоб хоть как-то усвоить в голове то, что ему сказал архонт, Альдред принялся за баранину. Тот ему дал время подкрепиться. А заодно — и высказаться.

— Цена, сдаётся мне, чересчур высока, — не унимался Флэй. — Последние два дня я планомерно подбирался к собственной Смерти — да и только. А когда в последний раз я закрыл глаза, уже был на грани. Как ты прикажешь мне идти дальше? Куда? Мне не стать Киафом, полноценным Киафом, с твоей рукой на моём горле. Твои слова расходятся с действиями. И что ты мне прикажешь делать, когда я проснусь? Если проснусь…

Ренегат стиснул зубы и сжал кулаки.

— У меня ничего не осталось. Никого. Только жизнь, которая вот-вот оборвётся. А ты предлагаешь мне и дальше лезть в самую гущу пламени? Переродиться? Взойти там куда-то? Я что, на феникса похож? Лекарства от твоей треклятой заразы нет. И моё тело не может с ней справиться. Как погляжу, ты не собираешься меня отпускать. Похоже, тебе это попросту не с руки.

Хозяин имения хмыкнул, опуская глаза. Немного помолчал, а после вновь посмотрел на гостя и признался честно:

— Ты абсолютно прав. Я не отпущу тебя насовсем. Никогда.

На Флэе не было лица. Ему хотелось подорваться с места и наброситься на Ламбезиса. Выбить из него дух, как если бы это изменило его никчёмную участь. Но понимал, чувствовал, что так ничего не решит. Поэтому просто сидел и не дёргался.

Между тем Актей подался чуть вперёд, вгляделся в собеседника со значением и перешел к самой сути их встречи:

— Я привёл тебя сюда ровно тогда, когда посчитал, что время пришло. Альдред, прямо здесь и сейчас ты стоишь на краю пропасти. Сказано уже предостаточно. Видно твои шатания. Перестань колебаться. Ты не прошёл и половины пути, но уже гораздо ближе, чем был. И теперь тебе нужно решить, как твоя жизнь повернётся дальше.

Ренегат застыл, почуяв неладное. Однако его интуиции не хватало установить, что изменилось только что.

— Есть два пути. В первом случае ты сдаёшься и действительно становишься частью моего войска. На общих основаниях. Рядовым. Ополченцем. Я видел, через что ты прошёл. И я пойму, если ты предпочтёшь Смерть. Не подумай, ты не мой приоритет. Лишь довесок разве что к нему.

Губы Флэя дёрнулись. Речь Ламбезиса действовала на него, как увещевания змея-искусителя. Альдред почувствовал: именно сейчас он может совершить ошибку, о которой будет сожалеть, пока Серость не приберёт его к своим рукам. В конце концов, предатель уже изрядно нагрешил, пролив столько крови понапрасну в Материальном Мире. Столько боли принёс, сколько мало кто мог.

— Во втором же случае ты продолжаешь борьбу. Идёшь навстречу своему Богу. Ты выбираешь Жизнь. Занимаешь своё законное место в Пантеоне. Рядом со мной. Станешь союзником мне. Полноправным братом. Возьмёшь мир с земли. Мы перепишем историю Аштума. Вместе. Больше не придётся страдать. Ибо нас ждёт вечное блаженство. Луны скорее лбами столкнутся, или солнце погаснет, — неважно, мы продолжим с тобою пожинать сладкие плоды трудов своих. Учти это.

Без сомнения, от Альдреда требовался чёткий и внятный ответ. Увы, он не мог его дать сию минуту. Мешкал. Размышлял. Ибо понимал, насколько судьбоносно будет решение, им принятое. Если раньше он легко выбирал меньшее из двух зол, то сейчас всё иначе. Третьего было не дано, и это буквально сводило его с ума.

Чаши весов перед его глазами колебались. Он всё гадал, Смерть перевесит Жизнь — или наоборот. По-своему каждый выбор казался ему заманчивым.

Оборачиваясь назад и вспоминая прошлое, Флэй не мог назвать пору, когда ему было бы хуже, чем сейчас. Кавалькада бед, низошедших на Саргузы, растоптала его, раскатала по мостовой, переломав будто бы все кости. Двигаться дальше означало согласиться на повторение жестокой экзекуции. Можно подумать, Альдред претерпел недостаточно боли по пути в госпиталь. Ага, какой там!

Может быть, если он сдастся и станет гулем, то и жизнь его не продлится долго? Только при условии, что Ламбезис не будет беречь его, как зеницу ока. Не будет глумиться, продлевая ему жизнь до тех пор, пока игрушка не надоест. Он мог долго откармливать его, откладывать разложение, не пускать в самую гущу жатвы, чтобы любимчику ненароком не прилетело от выжившего топором по голове.

Альдред боялся даже просто представить, сколько мук, душевных и телесных, он мог претерпеть, выбрав обратиться в упыря. Ренегат уже стал пленником своего тела, но это — лишь цветочки в сравнении с тем, что испытывает неупокоенная душа, засевшая в разлагающемся полутрупе, алчущем человеческой плоти.

Дельмей деликатно намекал: Смерть не станет избавлением для Киафа. Идя на неё, он целиком и полностью отдаёт себя во власть Прародителю.

Уж что будет с ним дальше…

Покуда человек жив, он может изменить всё. Разумеется, не без труда. Через боль, преодоление испытаний, потери и приобретения, перипетии судьбы, но изменит своё состояние, своё положение. Да так, что себя в зеркале не узнает. Если выберет Жизнь.

Когда Ламбезис говорил о Вознесении и доле Киафа, слившегося с Богом Пантеона, Альдред едва ли понимал, что тот подразумевает на самом деле. Флэй отказывался верить в безоблачность этого выбора. И всё же право выбирать, силы двигаться вперёд и менять реальность вокруг себя — это дорогого стоит.

Жизнь даёт шанс увидеть новое завтра. Воссозданное усилиями Человека!

Беглец буквально видел, как Жизнь перевешивает Смерть. Он не собирался пилить сук, на котором сидит. Не стал торопить события. Говорят, гибель всегда приходит в назначенный час.

Он ещё даже не подумал о том, сказать ему «да» или «нет». Всё-таки даже в Тонком Мире каждая секунда имеет значение.

С ответом архонт не торопил дезертира. Дал ему время. Но тот исчерпал и его. В какой-то момент Актей отвёл взгляд и затих. Так прошла минута или полторы. Киаф Смерти вновь поглядел на Флэя со значением и подытожил:

— Наше время подошло к концу. Был рад увидеться, Альдред. Помни, что за свой выбор в ответе лишь ты. Жди.

Ренегат хотел было дёрнуться, что-то сказать, воспротивиться. Но внезапно пространство схлопнулось. Не было больше ни Рамхиды, ни Давазских гор, ни особняка, ни Актея Ламбезиса.

Была только тьма.