Седьмая Луна. Декамерон 2

Глава 27-2. Человечность

День пятый, поздний вечер

В районе Медресе небо уже заволокло сизым заслоном угрюмых туч. Хотя о приближении бури и речи не шло. По крайней мере, пока. Грозы не шумели. Общий потолок не чернел. Упырей здесь осталось ничтожно мало: заражённые постоянно мигрировали, стараясь держаться поближе к уцелевшим горожанам.

День ото дня сезон дождей лишь набирал обороты. Неровен час, муссоны, что приносили за собой тучи, ниспошлют на Саргузы разрушительный циклон, который уже отмечался неоднократно в городских летописях. Седьмая Луна прямо влияла на климат. И Боги вместе с Киафами чувствовали это лучше, чем кто-либо.

Мир, каким его знали гармонисты, был должен буквально уйти у них из-под ног. В прямом и переносном смыслах.

Актей спокойно обхаживал свои новые владения. Город в этих местах действительно стал совершенно мёртвым. Так даже лучше: шутка ли, архонт любил тишину. Впрочем, не всё так просто. Достаточно ему было смежить веки, он погружался в Аид, где отпечатались многие сотни смертей, имевших место, куда бы ни пошёл.

Заболевшие помирали в своих постелях. Первые гули выходили на охоту.

Сами люди без зазрения совести резали друг друга направо и налево. Просто жители Саргуз. Охранители — протестующих. Маги с инквизиторами собачились, естественно. Казалось, местным только нужен был повод устроить бесчинства.

Таким оказалась Чёрная Смерть. И в первую очередь — именно она.

Уже потом недобитых горожан раскатывали новоявленные волны заражённых. Время шло, и впредь Город в целом стали населять разве что призраки. Призраки, прикованные к месту, где кончилась их жизнь. Смерть им суждено было переживать раз за разом. Раз за разом.

Ничего особенного. Просто издержки стыка эпох.

И всё же, Ламбезис не мог не слышать их крики, вопли о помощи. Не так давно он даже пугался симфонии чужих кошмаров. Однако теперь — привык. Для него людские стенания стали всё равно, что фоновой музыкой. Едва ли любимой. Это просто данность.

Порой архонт не узнавал сам себя. Зеркала здесь не при чём. Раньше он был юношей, питаемый духом авантюризма. На перемены в мире и своё участие в этом, на своё нахождение в эпицентре владыка Рамхиды смотрел с замершим сердцем. С позиции максимализма, сообразного возрасту.

Теперь всё иначе — идёт, как по нотам. А остальное значения не имеет.

Конечно, хотелось бы уснуть и проснуться, когда его усилиями Аштум преобразился. Но это невозможно. Оставалось получать удовольствие от долгого и нелегкого пути. По-другому попросту не могло случиться. Ведь он Киаф мятежного Бога.

Мерным шагом Актей добрался до госпиталя Сестёр Милосердия. Сама больница не представляла для него совершенно никакого интереса. Теперь уж точно. А вот превентор, лишивший человечество надежды, — совсем другое дело.

Впрочем, похвалить ауксилария Ламбезису было не за что.

Где-то вдали загромыхали первые раскаты грома. Киаф Смерти подошёл вплотную к почерневшим останкам Селевка. Перед тем, как отправиться в мир иной, некромант страдал. О том говорило скрюченное тело и разинутый в немом крике рот. На губах Актея заиграла едва заметная улыбка, преисполненная полного удовлетворения.

Над ним без конца нарезал в небе круги скат, заунывно разнося по округе свой стон. Рыдал и оберегал покойного хозяина. Как только заметил чужака, реликт подобрался поближе. Стал парить прямо над Ламбезисом, не понимая, что происходит.

Руки потянулись к капюшону. Едва выдалось время посвободнее, архонт решил сменить облачение, стать менее приметным, чем ранее.

Богато расшитые дельмейские одеяния неудобны в скитаниях, так что остались позади. Они комком грязной ткани лежали где-то в Восточных Саргузах.

Он предпочёл им практичные кожаные ботинки с загнутыми носками: ходить придётся много и долго. Просторные белые шаровары, снискавшие народную любовь у жителей Гастета и Халифата.

Торс оставил голым, не боясь, что кто-то увидит его посеревшую кожу, цветом напоминавшую теперь гальку. Застегнул на грудине перевязь, к которой подцепил колесо, на котором привязывали казнённых. Кровь примешалась к слою лака. Груз мог показаться бесполезным, но Ламбезис нашёл ему свойское применение.

Спину и плечи покрывало строгое чёрное пончо с капюшоном, найденное в каком-то вестанском бутике: даже Пантеон не знает, на чьих берегах их мореходы покупают столь странную одежду.

И всё же, любил архонт вырядиться.

Явив Равновесному Миру белоснежную шевелюру, Актей наконец-то открыл глаза. Взглянул на него в привычном для себя спектре, видя лишь Материю.

Ещё вчера у Ламбезиса склера была непроглядно чёрной. Теперь, наконец, проявилась красная радужка с константно узким зрачком.

Чем больше Киаф и Прародитель проводили времени вместе, тем больше крепчала их связь, тем быстрее протекало их Единение. Это отражалось на облике.

Уже сейчас они почти неразлучны. Или, вернее сказать, неразрывны.

Ламбезис не мог налюбоваться тем, что его дорогой друг-ренегат сотворил с несчастным некромантом. Архонт видел, сколько неодолимых тварей погубил брат-Киаф. И понимал: такой, как Флэй, пригодился бы ему в затяжной эпопее. Поближе бы его держать. Но сначала дезертир должен был созреть.

«Ай да Альдред! Ай да молодец!» — про себя Актей аплодировал беглецу. Он делал ровно то, что хотел от него земной покровитель, — и делал так, как тот этого желал. Хотя сам едва ли до конца понимал, что происходит. И это Ламбезис находил потешным.

Вопреки расхожему мнению, вовсе не божественное наследие определяет Киафа. Основой здесь выступает именно духовный потенциал человека, его внутренний стержень. Адаптивность к вызовам окружающего мира.

Способность переломать хребет всякой угрозе, вставшей на пути. От этого зависит и рост кандидата. И пока Флэй радовал, рос не по дням, а по часам.

Дело оставалось за малым. Ещё немного, и Бог укажет пальцем на Альдреда. Прародитель видел Жизнь и видел Смерть. Своему избраннику Он подсказывал, сколько у ренегата оставалось конкурентов.

Им не везло. Как мухи, дохли. А дезертир жил. И это устраивало Актея.

Шутка ли, Ламбезис помогал, как мог. И Селевк — очередной подарок архонта дорогому другу. Серьёзный соперник, поданный на блюдечке с голубой каёмочкой.

Как ни крути, всегда существует погрешность. Есть поле для сомнений. Некромант мог оборвать мытарства Флэя. И тогда архонту пришлось бы избавляться от ненадёжного слуги собственноручно. А так — все случилось наилучшим образом.

Предатель раз — предатель навсегда. Но на каждое правило есть исключение. Тот, кому все можно простить. Альдред предал Инквизицию из собственных побуждений. Ничем Ламбезис не соблазнял его. Селевк же — наоборот, клюнул на наживку. И был грязно использован, как самый обычный расходный материал.

Его история на бренной земле оборвалась и уже не имела значения для Актея. Тем не менее, превентор ещё мог сослужить ему добрую службу. Сыграть последнюю роль в реставрации его Царства Мёртвых. Ибо душа некроманта всё ещё блуждала поблизости. Она поможет в ритуале, который задумал Прародитель.

— Таким ты мне нравишься больше, — замогильным шёпотом обратился архонт к трупу нерадивого слуги.

Из-под чёрной ткани, проходя между спиц колеса для экзекуций, высовывались руки Бога Смерти. Тощие и длинные, с чёрными продолговатыми ногтями. При этом те, что росли у Актея из плеч, оставались в покое, вытянутые по швам. Неназываемый начал крутить и вертеть ими, выделяя из эфира заклинание некромантии.

Под бездыханным телом Селевка начал разрастаться очаг тёмного света. Одновременно с тем плоть некроманта неуклонно разлагалась. Небесный скат почуял неладное. Реликт стал подлетать всё ближе, не прекращая стонать. Летающий зверь тоже входил в комбинацию. Бог Смерти направил руки и на него, вытягивая жизнь и всё сущее из древнего восточного животного.

Эфир гудел и громыхал, преобразуя души, плоть и кровь в нечто большее в ходе божественного ритуала. Реликт опал на мостовую ворохом жухлой безобразной кожи. От самого превентора не осталось и следа. Актей испытал небывалое блаженство и прикрыл глаза, ощущая небывалую силу, проходившую через его тело. Энергия приятно щипала его руки и ноги — да так, что мурашки поползли всюду, а волоски приподнялись.

Ламбезис вскинул руки к небу и позвал из глубин Аида того, чьё время пришло:

— Аякс! — кричал он, стараясь заглушить своим голосом гром. — Восстань!

У ног архонта образовался портал, что соединял Тонкий и Материальный миры. Оттуда поднималась массивная человеческая фигура. Киаф повторял:

— Новый мир. Новая жизнь. Новая плоть. Новая война.

Чтобы что-то получить, надо что-то отдать. Тот, кто охранял самого Граста, был требователен: могучая душа некроманта, пуды биомантия, плоть и кровь реликта. Сообразный обмен, ибо телохранитель стоил тысячи воинов дельмейского легиона.

Среди живых давно усопший материализовался полностью. Он стоял в полный рост. Лишь Прародитель знал, как на самом деле выглядит его любимчик. А Ламбезис видел перед собой откровенного гиганта, закованного в древнюю броню. Ни кусочка стали — только кости реликтов.

Матовые доспехи, которыми очень гордились языческие кузнецы древности: драконьи кости. Их совместили с лёгкой чешуёй, способной похвастаться прочностью камня. Технология, ныне утраченная. Особого внимания заслуживал массивный шлем с короной из зубов присного ящера.

Будто на трость, Аякс опирался на свой меч, вытесанный из цельного когтя. Сложно представить, сколько резчики корпели над оружием, пытаясь подогнать его под стандарты имперского арсенала.

Настоящим произведением искусства служил щит, больше всего походивший на миндалевидный тип. Из полновесного куска кости мастера вырезали будто бы крыло грифона. Не столько средство защиты, сколько смертоносный гигантский веер.

Иссиня-чёрное токсичное напыление на броне стоило жизней дюжины красильщиков, но по-другому было нельзя. Прежний Киаф не считался со слезами семей, спокойно распоряжаясь жизнями тех, кто придавал образ его свите.

Впервые за долгие века беспробудного сна Аякс открыл глаза. Они горели мистически лиловым огнём. Душа может сбежать из Тонкого Мира, но попав однажды туда, она неспособна избавиться от его отравляющего отпечатка. Удушающие туманы Аида остались позади. Как и обещал Прародитель, прощаясь, он вернул к жизни своего давнего друга. Ради завершения начатого когда-то давно.

— Значит, время пришло, — подытожил призрак в доспехах.

Его леденящий голос даже Ламбезиса заставил поёжиться. Лишь на миг. Актей улыбнулся. Аякс уже ему нравился. Руки втягивало обратно под одежду. В архонте заговорил сам Бог Смерти, гулко и замогильно:

— Седьмая Луна влилась в Парад, — подтверждал Прародитель.

— Я ждал этого тысячи лет. И тысячи лет я блуждал в зелёном тумане. В надежде, что однажды рассеется мгла, — со скорбью отмечал воитель.

— Аштум ждал тебя, друг мой, — ликовал Граст.

Киаф же здесь выступал больше наблюдателем. Его сердце замерло. И подумать не мог, что его взбудоражит настолько прикосновение к великим свершениям. Сегодня было положено новое начало. Актей знал это.

— Мой повелитель. — Великан склонил голову. Он был единственным, кому Неназываемый прощал отказ кланяться в пол. — Я явился по Вашему зову. Как и в незапамятные времена, моя жизнь принадлежит Костяному Лавру.

— Рад слышать, — отзывался Прародитель устами Ламбезиса. — Впереди нас ждёт много работы. Мир, каким мы его знали, сильно изменился за века нашего отсутствия.

Воитель недоверчиво оглядывал здания, так непохожие на дельмейскую архитектуру. Только сейчас Аякс начал явственно осознавать, насколько империя, что заклал Пантеон, одряхлела. Его это злило.

— Что это за всеми Богами забытое место? — громогласно вопрошал он.

— Мы на руинах Западной империи, — пояснял Неназываемый. — Дельмея Магна. Теперь Полуостров зовётся Илантией. Здесь самая южная точка его. Саргузы.

— Город Тиранов? — опешил Аякс. — Почему не Восток?..

— Всему своё время, мой друг, — утешал Прародитель. — Это лучшее место. Начало всех начал. Отсюда Костяной Лавр быстро расширится на юг и на север. Быстро. Тысячи лет ждать не придётся.

— Приказывайте! — яростно призывал воитель, клоня к груди подбородок. — Что угодно. Я выполню…

Ламбезис про себя улыбался. Аякс, наиболее способный из некромантов Античной Дельмеи, был в точности таким, каким его описывали древние хроники.

Самоотверженный, самый преданный слуга Прародителя. Его преторианец. Главный меч Погибельной Сотни. До него личей попросту не существовало. Именно он, вобравший в себя мятежное учение Неназываемого, стал его первым аквилифером, когда в тогдашней империи разгорелась война Богов.

В нынешние времена его бы прозвали рыцарем Смерти.

Аякс — пример для подражания всякому уважающему себя слуге. Если бы воинство Смерти состояла в ту пору хотя бы наполовину из ему подобных, уже сейчас мир был бы совершенен. И ни Церкви Равновесия, ни ифритов, ни Вечного Огня не существовало бы в природе вообще. Но Боги знали, на что шли, закладывая волю в умы своих созданий.

Он пал за своего хозяина. И был готов сделать это снова. Редкая привязанность.

— У тебя будет такая возможность, — обещал Граст. — Но события торопить не стоит. Сегодня лишь пятый день новой эпохи. Для начала стоит освоиться. Устои наши прежние. А вот война новая. И раз так, то и методы следует выработать соответствующие. С самого начала. Пока что Костяной Лавр слаб.

— Мне ещё многое предстоит узнать, — понимал Аякс.

— Да. Фундамент победы завтра мы закладываем сегодня.

Ещё на этапе поисков гробницы Граста о своём предке Актей прочёл немало. Выведал он и о его ужасающем воинстве, что превратило большую часть провинций в бесплодные пустоши. Это был поток ярости, выжигавшей всё на своём пути. Ламбезис хотел вернуть свиту Неназываемого к жизни.

Так, Равновесный Мир и Деспотат исчезнут. А на руинах былых империй воспрянет новый Порядок. И совсем неважно, что под эгидой мёртвых.

Архонт не был обыкновенным сосудом, каким суждено стать большей части Киафов. И Граст высоко ценил его, и сам Ламбезис обладал незаурядной мощью: в Храме Бурь других попросту не держат.

Неназываемый и его Киаф соединились в подлинном симбиозе. Этот союз до основания разрушит что Власть Людей, что Правду лживых Богов.

Однако это потом. Всё потом.

Как бы там ни было, Актей тоже был в начале своего пути. Он ещё должен сперва научиться овладевать Жизнью и Смертью, перемешивая их воедино ради достижения подлинного равновесия. Ведь только так он мог воссоздать армию, которая заставит мир живых содрогнуться.

— Идём же, друг мой, — призывал Прародитель, выдаваясь вперёд. Аякс, расправив плечи, последовал за ним грузными шагами. — Я покажу тебе наши новые владения. У нас уже есть войска. Авангард, который расчистит нам путь. И очень скоро Погибельная Сотня вновь понесёт штандарты Костяного Лавра. Нам нужны не только воины, не знающие усталости. Нам нужны военачальники, в чьей преданности и холодном уме не придётся больше сомневаться.

Для Аякса речи Граста были слаще мёда. И хотя никто не видел, он улыбался. Рыцарь Смерти отчаянно хотел верить: на сей раз Пантеон должен быть разрушен.

Неся дружбу сквозь тысячелетия, Бог и его преторианец шли по Саргузам. Впервые за века прозябания в глухих снах у них выдалась такая возможность.

Прародитель объяснял личу, что было, есть и будет.

Актей не вмешивался: пока Граст созывал нежить под знамёна Смерти, его Киаф озаботился разведением, взращиванием и воспитанием новой Жизни. Безобразной — и оттого всего-навсего переходной.

Однако надо ведь было с чего-то начинать…