У нее был длинный мелкий порез под правым ухом, как раз над яремной веной. Чуть посильнее, чуть поглубже – и она очутилась бы на том свете, как жизнерадостно заметил вызванный Пибоди молодой фельдшер. Так что могло быть и хуже. Жалко только, что кровь запачкала рубашку.
– Есть средства, которые быстро удаляют пятна крови, – подбодрила начальницу Пибоди, когда они ехали в верхний город. – Правда, моя мать в таких случаях пользовалась солью и холодной водой. Это помогало. В большинстве случаев.
– С таким же успехом можно выбросить рубашку в мусорное ведро, – проворчала Ева. И все же в глубине души она надеялась, что домашний колдун Соммерсет сумеет вывести ужасные пятна, после чего рубашка станет как новенькая и снова займет свое место в платяном шкафу.
– Проверь, нельзя ли связаться с Макнамарой. Мне хочется поработать с ним и послушать, что он скажет о сексуальных стимуляторах и скандале с его фирмой.
Пока Пибоди звонила, Ева проверила поступившие сообщения и злобно выругалась, узнав, что ни у Фини, ни у Макнаба нет ничего нового.
– Лейтенант, доктора Макнамары нет в Нью-Йорке. Он вернется дня через два. Я передала его секретарше, чтобы он связался с вами, а заодно продиктовала ту же просьбу автоответчику.
– Хорошо, это дело может подождать. Дай мне сведения о том первом парне из списка. Лоуренсе К. Хардли.
– Тридцать два года. Белый, неженатый, из богатой семьи. Постоянной сожительницы не имеет. Никаких сведений об уголовном прошлом или службе в армии.
– И никаких отпечатков пальцев в досье?
– Никаких. Живет в Нью-Йорке, работает в местном филиале отцовской фирмы, числится ведущим специалистом отдела маркетинга. Легальные источники дохода – жалованье, инвестиции, дивиденды, доля в прибылях – в общей сложности составляют 5, 2 миллиона долларов в год.
Пибоди изучила портрет, сопровождавший данные.
– Очень симпатичный. Может быть, он влюбится в меня, предложит мне руку и сердце и обеспечит образ жизни, к которому я с удовольствием привыкну.
Увы, ее мечты не сбылись. На протяжении беседы Хардли проявлял интерес не к Пибоди, а к своему красавчику-секретарю. У Евы появилась надежда, что это он, когда Хардли начал нервничать, раздражаться, а затем отказался отвечать на вопросы без своего адвоката.
Понадобилось двадцать минут, чтобы организовать консультацию. Еще двадцать минут ушло на стандартную процедуру в присутствии адвоката. «Час потрачен напрасно», – подумала Ева, вернувшись в машину и вычеркнув Хардли из списка.
– Почему этот человек сразу не сказал нам, что он педик? – задумчиво спросила Пибоди. – И что у него твердое алиби на оба вечера?
– Некоторые люди все еще не привыкли к идее альтернативной сексуальности. Даже тогда, когда речь идет о них самих. Едем к номеру два.
За день они успели исключить из списка троих. Остановившись у тротуара перед домом Пибоди, Ева задала неосторожный вопрос:
– Ну что, ты будешь заказывать пиццу или нет?
– Не знаю, – пожала плечами Делия. – Думаю, что нет. Иначе все начнется сначала. Он настоящая задница. – Ее голос звучал печально. – Писает кипятком из-за Чарльза.
Ева заерзала на сиденье, тщетно пытаясь проникнуться сочувствием к Макнабу.
– Каждому парню было бы неприятно конкурировать с таким мужчиной, как Чарльз.
– Мы никогда не обещали сохранять верность друг другу. Он не имеет права диктовать мне, как жить! Не имеет права указывать, с кем мне видеться и с кем дружить! – Пибоди разозлилась и наконец подняла взгляд. – Даже если бы я спала с Чарльзом, это было бы не его собачье дело.
«Поделом мне, – подумала Ева. – На минутку забылась и тут же получила в лоб».
– Пошел он к черту! – Пибоди шумно выдохнула, теперь в ее голосе звучал праведный гнев. – За целый день не выбрал времени позвонить. А вдруг со мной что-нибудь случилось? К чертовой матери!
– Ладно, отдыхай. Остальных опросим завтра.
– Что? – Пибоди откинулась на спинку сиденья. – Верно. Да, мэм. Завтра.
Решив, что она удачно справилась с делом, Ева отъехала от тротуара. Если повезет, через полчаса она будет дома.
Пока Ева боролась с пробками, Рорк прихлебывал пиво и осуществлял свою часть операции.
– Я думаю, что пицца – это хороший предлог, – сказал Макнаб. – У нее слабость к пицце. К тому же это помогает создать непринужденную дружескую атмосферу.
– Я бы взял бутылку красного. Не слишком дорогого.
– А это мысль. – Лицо Макнаба посветлело. – Но никаких цветов!
– Да, пожалуй, это не тот случай. Если ты хочешь восстановить отношения, то должен застать ее врасплох. Пусть пошевелит мозгами.
– Ага.
Макнаб был убежден, что Рорк на романтике собаку съел. Человек, который сумел уломать Даллас, наверняка настоящий гений в сердечных делах.
– Но вот этот Чарльз… – начал он.
– Забудь о нем.
– Забыть? Но… – Изумленный Макнаб запнулся.
– Забудь, Йен. По крайней мере, на сегодня. Какими бы ни были их отношения, он ей небезразличен. Ругая Чарльза, ты только отталкиваешь ее.
Они сидели и пили пиво в гостиной, о существовании которой Макнаб и не подозревал. Тут стоял бильярдный стол, пухлые кожаные диваны и кресла винного цвета. Старомодный бар контрастировал с видеоэкранами на противоположных стенах. Обстановку дополняло несколько картин, в основном обнаженная натура. Удлиненные женские фигуры казались отрешенными и экзотическими.
«Настоящая мужская комната, – подумал Макнаб. – Никаких компьютеров, никаких видеотелефонов – и стилизованные изображения женщин, которые не сводят тебя с ума. Километры дерева, запах кожи и дорогого табака. Вот что такое класс!»
Внезапно ему пришло в голову, что у Чарльза этот класс был. И если Пибоди гонится за этим, то пытаться ее вернуть не имеет смысла.
– Знаете, иногда нам с ней было хорошо. Я хочу сказать, не только в постели. Я уже пробовал то, о чем вы говорили. Ну, куда-то водил ее пару раз, покупал цветы и все прочее. Но когда мы поссорились… мне было скверно. – Он сделал глоток пива. – Хуже некуда! Я подумал: ну и черт с ней. Но мы работаем вместе, так что поневоле приходится сдерживаться, верно? Может быть, мне следует махнуть рукой и оставить все, как есть?
– Может быть. – Рорк взял сигарету, зажег ее и задумчиво выпустил дым. – Судя по тому, что я вижу, ты хороший детектив. И интересный человек с отличными мозгами. Если бы ты был дебилом, ни Фини, ни Ева не стали бы иметь с тобой дела. И все же ты упускаешь из виду один важный фактор.
– Какой?
Рорк наклонился и потрепал Йена по колену.
– Ты любишь ее.
У Макнаба отвисла челюсть. Он так изумился, что чуть не расплескал пиво.
– Я?!
– Боюсь, что так.
Макнаб смотрел на Рорка с выражением человека, услышавшего, что он смертельно болен.
– Ну, черт побери…
Через пятьдесят минут, сделав по дороге две остановки и проделав долгий путь на метро, Макнаб постучал в дверь Пибоди. Делия, облаченная в поношенные рейтузы и майку с надписью «Нью-йоркская городская полиция», наложившая на лицо маску из водорослей, придававшую коже «чистоту и юный блеск», увидела, что он держит в руках коробку с пиццей и бутылку дешевого кьянти.
– Я подумал, что ты умираешь с голоду.
Пибоди обвела взглядом его дурацкий наряд и вдохнула божественный аромат специй.
– Похоже, так оно и есть.
Как видно, тот вечер был самой природой предназначен для свиданий. Сидя в «Ройял-баре» принадлежавшего Рорку отеля «Палас», где трио в вечерних костюмах играло Баха, Чарльз поднял бокал шампанского.
– За этот миг! – сказал он.
Луиза чокнулась с ним, и бокалы издали хрустальный звон.
– И за следующий тоже.
– Доктор Диматто… – Чарльз сделал глоток и легонько провел пальцами по ее руке. – Сегодня у нас обоих выходной. Разве это не счастливое совпадение?
– Конечно. Но интереснее всего, что утром мы встретились у Даллас. Вы сказали, что знаете ее больше года?
– Да. Мы познакомились, когда она расследовала очередное дело.
– Наверно, именно поэтому она позволяет вам называть ее «Мой сладкий лейтенант».
Чарльз засмеялся, намазал булочку икрой и протянул Луизе.
– Должен признаться, она заинтриговала меня с самого начала. Мне нравятся умные женщины с сильной волей, преданные своему делу. А что привлекает вас?
– Мужчины, которые хорошо знают себя и не притворяются другими. Я выросла в семье, где все играли какие-то роли. И сбежала оттуда, как только смогла себе это позволить. Моя страсть – медицина, причем практическая. А родным это не нравится.
– Расскажите мне про вашу клинику.
Луиза покачала головой.
– Позже. Вы очень ловко вытягиваете из меня информацию, а сами помалкиваете. Скажу вам только одно: я стала врачом, потому что у меня есть талант и желание лечить. А почему вы стали профессиональным компаньоном?
– Потому что у меня есть талант и желание доставлять удовольствие. Не только сексуальное, – добавил он. – Чаще всего это самая простая и примитивная часть работы. Обычно я провожу с клиенткой довольно много времени, выясняю для себя, в чем она нуждается, чего хочет, даже если сама не знает этого. А потом доставляю ей удовольствие. Если это получается, то обе стороны испытывают нечто большее, чем физическое удовлетворение.
– А иногда это бывает просто забавно, не так ли?
Чарльз рассмеялся. Удивительно, что Луиза заставляла его смеяться с первой минуты знакомства.
– Иногда. Если бы вы были моей клиенткой…
– Но я не ваша клиентка. – Она сказала это с дружеской улыбкой, без намерения уязвить.
– Если бы вы были моей клиенткой, я бы угощал вас шампанским. У нас было бы время расслабиться, пофлиртовать, получше узнать друг друга…
Официант вновь наполнил их бокалы, но они этого даже не заметили.
– А потом? – спросила Луиза.
– Потом мы могли бы немного потанцевать, чтобы вы привыкли к моим объятиям. А я выяснил бы, как вас следует обнимать.
– Я бы с удовольствием потанцевала с вами. – Она поставила бокал.
Чарльз встал и протянул ей руку. По пути к танцплощадке они миновали затемненный кабинет, где страстно целовалась какая-то парочка, забывшая про бутылку шампанского.
Он повернулся, обнял Луизу и привлек ее к себе одним плавным движением опытного мужчины. В ней были изящество и прямота, возбуждавшие и привлекавшие одновременно.
Утром в такси Луиза дала ему свою визитную карточку и попросила звонить ей, когда он не будет занят. Он позвонил ей, как только вернулся домой, и предложил встретиться вечером.
«Очень прямая, – снова подумал он, вдыхая аромат ее волос. – Очень откровенная. Не скрывавшая своего интереса – но не как клиентка».
– Луиза…
– Да?
– Сегодняшний вечер был у меня занят. Но я отменил встречу, чтобы приехать сюда.
Она подняла глаза.
– Я тоже. А между прочим, мне нравятся ваши объятия.
– Надеюсь, вы догадываетесь, что утром я… что-то почувствовал. С первого взгляда.
– Я знаю. – Она на мгновение положила голову ему на плечо. Но только на мгновение. – Должна вам сказать, что у меня нет времени на прочную связь. Это слишком хлопотно и требует много сил. Чарльз, я эгоистична, сосредоточена на работе и часто… может быть, слишком часто, отказываюсь от того, что может ей помешать. – Луиза провела пальцами по его волосам. – Но иногда я тоже испытываю чувства. Думаю, я могла бы потратить некоторое время на то, чтобы выяснить, что это значит.
– Мне тоже не слишком везло со связями. Профессия этому не способствует. – Он погрузил лицо в шелковистые волосы Луизы и вдохнул их пряный аромат. – Но и я с удовольствием выяснил бы, что это значит.
Она потерлась щекой об его щеку. Щека была гладкой, и все же Луиза вздрогнула.
– Если бы я была вашей клиенткой, что бы мы делали после танцев?
– Если бы вы захотели, мы поднялись бы в номер, который я снял. Я бы раздел вас. – Он положил ладонь на ее теплую обнаженную спину. – Очень медленно. Положил бы вас в постель и стал говорить, какая вы красивая. Какая у вас нежная кожа. Овладел бы вами и показал, как я вас хочу.
– Может быть, в следующий раз. – Луиза слегка отстранилась, чтобы посмотреть на него. – Как бы то ни было, звучит очень соблазнительно. Но если этот другой раз наступит, я сама положу вас в постель и овладею вами.
Его пальцы слегка напряглись.
– Вам все равно, что я буду делать?
– А почему должно быть по-другому? – Она поднялась на цыпочки, на секунду прижалась губами к его губам и прошептала: – Ведь вам тоже все равно, что буду делать я… Прошу прощения. Я на минутку…
Луиза направилась к дамской комнате, стараясь не ускорять шаг. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями. До сих пор с ней ничего подобного не случалось. Конечно, ей доводилось желать мужчину. Наслаждаться его близостью, смеяться его шуткам, испытывать влечение. Но она никогда не ощущала всех этих чувств сразу. Да еще после столь недолгого знакомства.
Войдя в ярко освещенный салон, Луиза села в мягкое кресло перед трельяжем, вынула пудреницу, но продолжала просто сидеть и смотреть на свое отражение в зеркале. Она сказала Чарльзу правду: у нее не было времени на связь. Особенно на прочную, сложную и требующую усилий. Самое большее, на что она была способна, это иногда куда-нибудь выбраться. На свидание, на вечеринку… Иначе ей бы не хватило времени на клинику, убежище для жертв насилия, или организацию неотложной помощи на дому, которой она в данный момент занималась.
Так что связь с Чарльзом была бы потворством самой себе.
А она не имела представления о том, как много хотела бы себе позволить.
Луиза несколько раз открыла и закрыла пудреницу, призывая себя к благоразумию. Когда она начала поправлять волосы, из кабинки вышла высокая стройная девушка в обтягивающем черном платье.
Напевая какую-то быструю скачущую мелодию, очень подходившую к ее стремительным движениям, она упала в кресло рядом с Луизой и вынула тюбик с губной помадой.
– Ого! – вдруг воскликнула девушка и схватила стоявший на полке стеклянный флакон с духами. – «Возьми меня». А что, это мысль!
Она щедро прыснула на себя духами, откинула на спину длинные кудри и широко улыбнулась Луизе.
– Меня зовут Моника. Простите, что пристаю к вам, но я… Просто я очень счастлива.
– Поздравляю, – сказала Луиза и негромко засмеялась, когда девушка выпорхнула из комнаты.
Моника вернулась в кабинет. Мужчина, которого она знала как Байрона, уже стоял и протягивал ей руку.
– Готовы?
Моника взяла его руку и потерлась об нее щекой.
– К чему?
Хотя девушка говорила шепотом, Чарльз, мимо которого прошла пара, услышал одну весьма откровенную фразу. Он лениво посмотрел им вслед, заметил, что мужчина держится с некоторым отчуждением, и подумал: «Коллега за работой».
Потом он поднял глаза, увидел, что Луиза возвращается, и забыл обо всем.
Моника Клайн работала помощником юриста в одной из городских адвокатских контор средней руки. Она была умна, честолюбива и стремилась сделать карьеру. Однако это не мешало ей мечтать об идеальном партнере, который разделял бы ее любовь к неоклассике, путешествиям в тропики и поэзии.
Об опытном мужчине, обладающем стройным телом, романтической душой и светским лоском.
Казалось, в Байроне она нашла свой идеал. У него было красивое лицо, золотистый загар и бронзовые волосы до плеч. Когда Моника увидела, что Байрон ждет ее в условленном месте, у нее участился пульс.
А когда он произнес ее имя с едва уловимым английским акцентом, Моника чуть не растаяла.
Первый бокал шампанского ударил ей в голову. Никогда она еще не испытывала такого нестерпимого желания. Целуясь с ним, Моника чувствовала себя опьяневшей от счастья.
Теперь они находились в ее квартире, и у нее все плыло перед глазами. Как будто она смотрела на него сквозь слой теплой, подернутой рябью воды. Звучала музыка, в воздух вздымались радужные аккорды. Выпитое шампанское туманило мозг и развязывало язык.
Его губы казались шелковыми, руки были такими искусными, что от любого прикосновения тело начинало ныть и выгибаться дугой. Это было невыносимо. Он объяснялся ей в любви, но головокружение мешало Монике понимать слова. Возбуждение ее нарастало с каждой секундой.
А потом он отстранился, заставив ее застонать от досады.
– Я хочу подготовиться. – Он взял ее руки и начал покрывать их поцелуями. – Подготовить сцену. Моника, ты ведь хочешь романтической любви? Я подарю тебе такую любовь. Подожди немного.
Моника следила за тем, как он встает и берет сумку. Но связно думать уже не могла.
– Я хочу… Мне нужно… – Она с трудом поднялась и показала на ванную. – Поправить косметику. Для тебя.
– Конечно. Только недолго. Я хочу быть с тобой. Хочу увести тебя туда, где ты никогда не была.
– Недолго. – Она прижалась к нему и подставила жадные губы. – Байрон, все чудесно!
– Да. – Он подвел ее к двери ванной и слегка подтолкнул. – Чудесно.
Он зажег свечи. Потом откинул одеяло, осыпал простыню лепестками роз и взбил подушку.
«Я сделал правильный выбор, – подумал он, изучая спальню, – Картины, расцветка и качество ткани отменные. У нее есть вкус. – Байрон прикоснулся к томику стихов, лежащему на тумбочке. – И интеллект».
Он мог бы полюбить ее. Если бы любовь существовала.
Он поставил на стол два бокала и добавил в один из них три капли наркотика. На этот раз растворенного, чтобы продлить действие. Люциус сказал ему, что при такой концентрации наркотика в крови она проживет еще два часа. Может быть, немного больше.
За два часа с ней можно будет сделать очень многое.
Когда девушка вышла из ванной, он обернулся и протянул ей руку.
– Моя любовь, как ты прекрасна!
На этот раз все вышло лучше. Намного лучше. Люциус был прав. Он всегда был прав. Сознание того, что этот сексуальный опыт будет ее последним опытом, что он станет последним мужчиной, которого эта девушка будет видеть, осязать, обонять и даже ощущать на вкус, было невыносимо эротичным.
О, она отвечала ему без устали! Он ощущал бешеное биение ее сердца. Силы покидали ее, и все же она продолжала умолять его: «Еще! Еще!»
Моника подарила ему два часа. Два волшебных часа.
– Назови мое имя! – прошептал Морано, глядя на нее почти с нежностью.
– Байрон.
– Нет, Кевин. Я хочу услышать, как ты скажешь: «Кевин». Со стоном.
Он снова вонзился в нее, стремясь испытать еще один оргазм. И когда она простонала его имя, понял, что испытал самое большое наслаждение в жизни.
Поэтому перед выходом из квартиры Кевин бережно накрыл ее простыней и нежно прикоснулся губами ко лбу.
Ему не терпелось поскорее вернуться домой и все рассказать Люциусу.
Час спустя она пошевелилась. Пальцы стиснули простыню, глаза за сомкнутыми веками задвигались. Грудь сдавило, в животе пульсировала невыносимая боль. Голова горела огнем.
По щекам Моники текли слезы. Она попыталась поднять руку, но рука была как мертвая, и это небольшое усилие заставило девушку прерывисто застонать. С огромным трудом она нашарила на тумбочке телефон. При этом бокал упал на пол и разбился; звон был еле слышным, словно доносился из-под подушки. Ее лицо заливал пот, но нужно было сосредоточиться и набрать номер.
Нажав последнюю кнопку, измученная девушка откинулась на спину.
– Что случилось, мисс Клайн?
– Помогите. – Ее губы произносили слова с таким трудом, словно она говорила на иностранном языке. – Пожалуйста, помогите, – выдавила она и провалилась в беспамятство.
Ева проснулась оттого, что мир вокруг нее закачался. Она открыла воспаленные глаза и увидела прямо перед собой лицо Рорка.
– Куда ты меня тащишь?
– Вам нужно поспать, лейтенант. Не за письменным столом, – добавил он, входя в лифт. – А в кровати.
– Я только на минутку закрыла глаза.
– Вот там закроешь по-настоящему.
Собственно говоря, Еве следовало настоять на том, что она пойдет сама. Но это было ужасно приятно. Тем более что можно было повернуть голову и уткнуться носом в его шею.
– Сколько времени?
– Второй час ночи. – Рорк отнес ее в спальню, поднялся на возвышение по ступенькам, сел на край кровати и начал баюкать.
– Ты знаешь, о чем я подумал?
Ева прижалась к нему.
– Наверное, о чем-нибудь хорошем?
Рорк засмеялся и погладил ее по голове.
– Когда я вошел в твой кабинет и увидел, что ты спишь, уронив голову на стол, а лицо у тебя бледное и усталое до последней степени, то подумал, что до годовщины нашей свадьбы осталось всего несколько недель. А я до сих пор еще не могу отвести от тебя глаз.
– Значит, у нас все в порядке?
– Да. – Рорк взялся за цепочку и вытянул наружу подаренный им бриллиантовый кулон, который Ева носила под рубашкой. – Ты сердилась на меня за этот подарок, но надеваешь его чаще, чем другие украшения. За исключением обручального кольца.
– Когда ты дарил его, то сказал, что любишь меня. И это меня напугало. Наверно, я ношу этот кулон, потому что больше не сержусь. Но иногда все равно боюсь.
Рорк безошибочно нащупал на ее шее отметину, оставленную ножом, и легонько погладил.
– Любовь – вещь опасная.
Ева повернула голову.
– Тогда почему мы не боимся друг друга?
Ее губ коснулось дыхание мужа, и тут зазвонил стоявший на тумбочке телефон.
– О, черт! – Она поползла по кровати и взяла трубку.
Ева вылетела из лифта и зашагала по коридору реанимационного отделения, в котором стояла мертвая тишина. Она ненавидела больницы еще больше, чем морги. Выложив значок на стойку, она выпалила:
– Кто у вас старший? Мне нужно увидеть Монику Клайн!
– Сейчас у нее доктор Майклс. Если вы немного подождете…
– Это там?
Не успела сестра пискнуть, как Ева ринулась дальше по коридору – туда, где за толстыми стеклянными дверями располагались реанимационные боксы. Она знала, кого искать. Фельдшер, доставлявший жертву в приемный покой, точно описал Монику Клайн.
За одной из дверей лежала женщина, которой можно было дать лет сто пятьдесят. Она была окружена множеством приборов и мало напоминала человеческое существо. «Пристрелите меня и прекратите мои мучения», – подумала Ева.
Молодой мужчина, лежавший во второй палате, был завернут в тонкую прозрачную ткань.
Бледная и неподвижная Моника находилась в третьей палате и выглядела как мертвая. Хмурый врач считывал показания с экрана монитора. Он посмотрел на Еву с досадой. У Майклса было мрачное лицо с тонкой бородкой и усами цвета паприки.
– Вам нечего здесь делать.
– Лейтенант Даллас, нью-йоркская городская полиция. – Ева предъявила значок. – Она моя.
– Ничего подобного, лейтенант. Она моя.
– Она выкарабкается?
– Не могу сказать. Мы делаем все возможное.
– Послушайте, я не хочу, чтобы это повторилось! Две другие женщины попали не в больницу, а прямиком в морг. Фельдшер сказал мне, что у нее сердечный приступ, низкое кровяное давление и осложнения, вызванные сильнейшей передозировкой. Я хочу знать, сумеет ли она выйти из этого состояния и рассказать мне, чьих рук это дело.
– А я не могу вам ответить. У нее острая сердечная недостаточность. Пока что мы не можем определить, до какой степени поврежден мозг. Внутренние органы работают с трудом. Она без сознания. Организм настолько отравлен наркотиками, что я не понимаю, каким чудом она сумела набрать номер 911.
– Но она это сделала. Значит, справится. – Ева с надеждой посмотрела на Монику. – Наркотики были введены в организм без ее ведома. Вы знаете об этом?
– Подтверждения не было, но я слышал сообщения средств массовой информации о двух убийствах.
– Он опоил ее двумя наркотиками, а потом изнасиловал. Мне нужно, чтобы кто-то провел соответствующий анализ.
– Я попрошу одного из ассистентов заняться этим.
– Кроме того, мне нужен представитель полиции, чтобы осмотреть тело и собрать улики.
– Я знаю порядок, – нетерпеливо ответил Майклс. – Вызывайте своего представителя и собирайте ваши улики. Это не мое дело. Мое дело – сохранить ей жизнь.
– А мое дело – схватить сукина сына, который это сделал. Но ее жизнь дорога мне не меньше, чем вам. Вы лично осматривали ее?
Врач открыл было рот, но выражение лица Евы заставило его молча кивнуть.
– Травмы есть? Синяки, укусы, порезы?
– Нет. Никаких следов сексуального насилия.
– Задний проход?
– Нет. – Он бережно накрыл ладонью руку Моники. – Лейтенант, с кем мы имеем дело?
– Судя по манерам, с донжуаном. А по сути… Вряд ли можно назвать его человеческим существом. Как бы то ни было, вскоре он узнает из средств массовой информации, что не довел дело до конца. Я приставлю к ней охрану. Никаких посетителей. Никто не войдет в эту комнату, за исключением врачей и копов.
– Но ее родные…
– Сначала вы будете извещать меня. Лично, – добавила она. – Мне нужно знать, когда в ее состоянии наступят изменения. Я хотела бы быть рядом с ней в тот момент, когда она придет в себя. И не вешайте мне лапшу на уши, что она не может отвечать на вопросы. Этот парень получил слишком большое удовольствие. Он хотел убить ее, но не вышло, и теперь он не остановится.
– Вы хотели знать, сколько у нее шансов? Меньше пятидесяти процентов.
– Ладно. Готова держать пари. – Она нагнулась над кроватью и медленно, но решительно сказала: – Моника, вы слышите меня? Я ставлю на вас. Если вы сдадитесь, он выиграет. Поэтому не сдавайтесь.
Кивнув Майклсу, Ева вышла из палаты.