Секс как орудие убийства

ГЛАВА 20

Идя в комнату для допросов А, Ева закатала и вто­рой рукав. Видимо, электронный бунт поднял не толь­ко ее автомобиль. Кондиционер в этой части здания то­же вышел из строя. Было жарко, душно и воняло пло­хим кофе.

У дверей навытяжку стояла слегка вспотевшая Пибоди в полной форме.

– Он еще не клянчит адвоката?

– Пока нет. Цепляется за сказку о том, что его с кем-то перепутали.

– Прекрасно. Значит, он идиот.

– Мэм, по-моему, он считает идиотами нас.

– Это еще лучше… Ну что ж, приступим.

Ева распахнула дверь. Кевин сидел у стола на одном из двух стульев. Он тоже вспотел, но куда сильнее, чем Пибоди. Когда он взглянул на Еву снизу вверх, у него задрожали губы.

– Слава богу! Я уж боялся, что про меня забыли. Мэм, произошла ужасная ошибка. Я познакомился в электронной сети с женщиной, которую зовут Стефа­ни, и пригласил ее на пикник. Внезапно эта женщина сошла с ума, заявила, что она из полиции, а потом меня привезли сюда. – Он развел руками, демонстрируя всю меру своего удивления. – Я не понимаю, что про­исходит.

– Сейчас поймешь. – Ева взяла стул и села на него верхом. – Но то, что ты называешь меня сумасшедшей, не пойдет тебе на пользу, Кевин.

Он уставился на нее во все глаза.

– Прошу прощения, я вижу вас в первый раз.

– Ай-яй-яй, Кевин, как не стыдно? И это после то­го, как ты преподнес мне чудесные цветы и читал сти­хи… Пибоди, как ты думаешь, что бы нам с ним сде­лать?

– Я бы с удовольствием отделала этого типа дубин­кой, но…

Сбитый с толку Морано растерянно переводил глаза с одной на другую.

– Вы?! Так это вы были в парке? Я не понимаю…

– Я велела тебе запомнить мое имя. Пибоди, вклю­чи диктофон, – сказала она. – Допрос подозреваемого Кевина Морано, обвиняемого в убийстве Брайны Бэнкхед, соучастии в убийстве Грейс Лутц и покушении на убийство Моники Клайн и Стефани Финч, а также в сексуальных преследованиях, изнасиловании, владении наркотиками и даче наркотиков людям без их ведома. Допрос проводит лейтенант Ева Даллас в присутствии сержанта Делии Пибоди. Мистеру Морано было сооб­щено о его правах. Разве не так, Кевин?

– Да, но…

– Ты понимаешь свои права и обязанности?

– Конечно, но…

Кевин судорожно облизал губы и открыл рот. Ева за­метила, что по его виску потекла струйка пота.

– Жарко здесь, – непринужденно сказала она. – Кондиционер сломался. Должно быть, в парике и гриме тебе приходится несладко. Не хочешь снять их?

– Я не понимаю, что вы…

Она просто протянула руку, сорвала парик и пере­дала его Пибоди.

– Держу пари, что так прохладнее.

– Фальшивые волосы – это еще не преступление! – Он провел дрожащими пальцами по коротко острижен­ным волосам.

– Когда ты убивал Брайну Бэнкхед, на тебе был дру­гой парик. А в тот вечер, когда ты пытался убить Мони­ку Клайн, третий.

Он посмотрел Еве в глаза.

– Я не знаю этих женщин.

– Да, ты не знал их. Они были для тебя ничем. Про­сто игрушками. Ты развлекался, когда обольщал их с по­мощью поэзии, цветов, свеч и вина, верно? Или это по­зволяло тебе полнее ощущать свою сексуальность? Му­жественность? Может быть, ты способен проявить эти качества только тогда, когда женщины одурманены и беспомощны? Только во время изнасилования?

– Это абсурдно! – Его лицо исказилось от гнева. – И оскорбительно.

– Если так, то прошу прощения. Но когда молодой человек насилует женщину, это чаще всего говорит о том, что сделать свое дело по-другому он не может.

Он надменно вздернул подбородок.

– Я никогда в жизни не прибегал к насилию!

– Держу пари, что ты действительно веришь своим словам. Они сами хотели этого, верно? Как только ты подсыпал в их вино немного «Шлюхи», они буквально умоляли тебя лечь с ними в постель. Но ты делал это только для того, чтобы слегка расшевелить их. – Ева встала и обошла стол. – Чтобы подготовить почву. Та­ким молодым людям, как ты, нет необходимости наси­ловать женщин. Ты молод, красив, богат, опытен. Об­разован.

Она нагнулась к Кевину и шепнули ему на ухо:

– Но это страшно скучно, правда? Мужчины могут позволить себе кое-что лишнее. А женщины? Черт по­бери, все они шлюхи. Вроде твоей матери.

Он в негодовании отпрянул.

– О чем вы говорите?! Моя мать принадлежит к выс­шему обществу и руководит собственной фирмой!

– Но до того она пахала в лаборатории. Интересно, знала ли она имя твоего отца? И имело ли это для нее значение? Сколько ей заплатили за то, чтобы она ото­звала иск и сохранила беременность? Она когда-нибудь говорила тебе об этом?

– Вы не имеете права разговаривать со мной в та­ком тоне! – В голосе Кевина послышались слезы.

– Кевин, может быть, ты искал в этих женщинах мамочку? Хотел трахнуть ее, наказать, или и то и другое вместе?

– Это мерзко!

– Тут ты совершенно прав. Я знала, что рано или поздно мы достигнем согласия. В конце концов, она продала себя, правда? А чем она отличается от остальных женщин? Ты делал только одно: помогал проявить­ся их подлинной сущности. Ведь именно для этого они выходили в электронную сеть. И получали то, чего хо­тели. По крайней мере, некоторые. Именно так вы ду­мали с Люциусом, верно?

Кевин дернулся, и у него перехватило дыхание.

– Я не понимаю, о чем вы говорите! И не собираюсь это выслушивать! Я хочу видеть вашего начальника!

– Кому принадлежала идея убивать их? Ему, прав­да? Ты ведь не склонен к насилию? С Брайной произо­шел несчастный случай, так? Ей просто не повезло. Это может немного помочь тебе, Кевин. Убийство Брайны Бэнкхед можно выдать за несчастный случай. Но ты за это должен будешь помочь мне…

– И уже говорил, что не знаю никакой Брайны.

Ева стремительно обошла стол и нагнулась к нему.

– Осел, под тобой же земля горит! Посмотри на ме­ня. Мы взяли тебя тепленьким. С наркотиками в чер­ной сумке, с запрещенным химическим препаратом, ко­торый ты подлил в вино. Мы наблюдали за тобой. По­сле того, как ты вошел в парк, каждое твое движение записывалось на пленку. Мы слышали, как ты расска­зывал своему дружку, что именно собираешься делать. Ты очень фотогеничен, Кевин. Держу пари, что при­сяжные тоже так подумают, когда увидят дискету с за­писью того, как ты подливаешь наркотик в вино. Держу пари, это произведет на них такое впечатление, что они припаяют тебе аж три пожизненных срока пребывания в исправительной колонии. Без права досрочного осво­бождения. И посадят в камеру из железобетона, которая навсегда станет твоим домом!

Ева говорила, чеканя слова, и Кевин смотрел на нее с нескрываемым ужасом.

– Тебя будут кормить на три доллара в день. А ты к этому не привык, – добавила она, положив руку ему на плечо. – И продержат там всю жизнь. А это очень дол­гий срок, Кевин. Ты знаешь, что делают с насильника­ми в тюрьме? Особенно с симпатичными. Сначала тебя трахнут хором, потом будут драться за тебя и трахнут еще раз. Тебя затрахают до полусмерти, Кевин. И чем боль­ше ты будешь умолять их перестать, тем сильнее тебя будут трахать.

Ева выпрямилась, посмотрела в окно с двойными стеклами и увидела тот самый кошмар, который всегда жил в ней.

– Если тебе повезет, – сказала она, – кто-нибудь по кличке Большой Вилли сделает тебя своим любовни­ком и отвадит остальных. Ты счастлив, Кевин?

– Это шантаж! Это запугивание…

– Это реальность, – бросила она. – Судьба, или рок. Та самая, о которой ты так красиво говорил. Ты ловил женщин в «чатах». Поэтических чатах. Именно там ты нашел Брайну Бэнкхед. И вступил с ней в вирту­альную связь под псевдонимом Данте. А потом с помо­щью своего дружка, этого ползучего гада Люциуса Данвуда, сумел познакомиться с ней.

Ева сделала паузу, дав Кевину переварить сказанное.

– Ты послал ей на работу цветы. Розовые розы. По­том некоторое время следил за ней – пользовался ком­пьютером в киберкафе напротив ее дома. Мы засекли тебя там. Кев, знаешь, у нас есть целый отдел, где соб­раны настоящие компьютерные асы. Я выдам тебе маленький секрет…

Она уже снова успокоилась и небрежно сказала ше­потом:

– Ты совсем не так умен, как думаешь. Твои отпе­чатки остались и там, и в киберклубе на Пятой.

Губы Кевина задрожали, как у готового заплакать ребенка.

– Но вернемся к Брайне Бэнкхед, – полюбовав­шись этим зрелищем, продолжила Ева. – Ты встретил­ся с ней в «Радужной комнате». Рассказывать дальше, Кевин? Она была красивой женщиной. Вы пили вино… Точнее, вино пил ты, а она пила «Шлюху», разбавленную вином. Когда она была готова, вы поехали к ней домой. Ты вошел в квартиру и заставил ее выпить еще, просто на всякий случай.

Ева стукнула ладонями по столу и наклонилась со­всем близко к Кевину.

– Ты включил музыку, зажег свечи, обсыпал постель этими трахаными розовыми лепестками. И изнасило­вал ее. Чтобы придать девушке прыти, ты в придачу на­кормил ее «Диким Кроликом». Организм не выдержал такой дозы, и она умерла. Ты перепугался, верно? И ра­зозлился. Как она смела умереть и нарушить твои пла­ны? Кончилось тем, что ты сбросил ее с балкона. Вы­бросил на улицу, словно мешок с мусором.

– Нет!

– Кевин, ты следил за тем, как она падала? Сомне­ваюсь. С ней было покончено. А тебе нужно было при­крыть задницу, верно? Ты побежал домой, к Люциусу, и спросил его, что делать.

Она выпрямилась, отошла в сторону и налила себе стакан воды.

– Ведь это он командует тобой, правда? У тебя ни­когда не хватало духу быть самостоятельным.

– Никто мной не командует! Ни Люциус, ни вы, ни кто-нибудь другой. Я сам себе хозяин.

– Значит, это была твоя идея?

– Нет, это была… Я больше ничего не буду гово­рить. Только в присутствии моего адвоката.

– Вот и хорошо. – Ева села на край стола. – Я все ждала, когда же ты это скажешь. Потому что, как только здесь появятся адвокаты, мне не придется уговаривать тебя оказать помощь следствию. Должна сказать, Ке­вин, что от общения с тобой меня начинает тошнить. А ведь у меня крепкий желудок, правда, Пибоди?

– Из титановой стали, лейтенант.

– Точно. – Ева похлопала себя по животу. – Но сей­час меня мутит, стоит представить, как ты проведешь остаток своей жалкой жизни. Ты будешь валяться в камере голодный, оборванный, и миловаться со своим Большим Вилли. – Она оттолкнулась от стола. – Бо­юсь, когда на этом месте будет сидеть Люциус, меня сно­ва затошнит. Потому что он согласится помогать след­ствию и все свалит на тебя. Пибоди, спорим, что так и будет?

– Ставлю три против пяти на Данвуда, мэм.

– Нет уж, это настоящий грабеж. Я найду своим деньгам лучшее применение… Ладно, Кевин, вызывай адвоката. Допрос прерван из-за того, что подозревае­мый требует присутствия своего представителя, – ска­зала она в диктофон и повернулась к двери.

– Подождите!

Глаза Евы, напоминавшие январский лед, встрети­лись с глазами Пибоди.

– Ну что тебе, Кевин?

– Я просто подумал… из чистого любопытства… Что вы имеете в виду под помощью следствию?

– Извини, я не могу об этом говорить, поскольку ты потребовал адвоката.

– Адвокат может подождать.

«Есть!» – подумала Ева, возвращаясь.

– Диктофон включен. Продолжение допроса, та же тема. Кевин, пожалуйста, повтори свои предыдущие слова.

– Адвокат может подождать. Я хочу знать, что вы имеете в виду под помощью следствию.

– Мне понадобится таблетка от морской болезни… – Ева вздохнула и села. – О'кей. Кевин, знаешь, что тебе нужно сделать? Очистить совесть. Описать, как все случилось, ничего не скрывая. Поверить мне и проявить искреннее раскаяние. Ты все расскажешь, а я похлопо­чу за тебя. Попрошу, чтобы тебе обеспечили лучшие ус­ловия и отделили от большинства гомиков.

– Я не понимаю… По-вашему, это называется «помощь следствию»? Вы думаете, меня все равно посадят в тюрьму?

– Ох, Кевин, Кевин… – Она вздохнула. – Не ду­маю, а знаю. И знаю, что там с тобой сделают.

– Я хочу, чтобы мне была обеспечена неприкосно­венность!

– А я хочу петь в мюзиклах на Бродвее. Но никому из нас не суждено воплотить в жизнь свои хрустальные мечты. Дурачок, у нас есть твоя ДНК. Ты был недоста­точно осторожен. Есть образцы твоей спермы и отпечат­ки пальцев, введенные в электронный банк данных. Сей­час там идет активный поиск. Они совпадут, Кевин. Мы оба знаем, что они полностью совпадут с тем, что ты ос­тавил у Брайны и Моники. А как только это произой­дет, как только у меня в руках будут окончательные ре­зультаты, игра закончится. Тогда я брошу тебя в клетку подыхать, как больную собаку, и все адвокаты на свете не смогут тебе помочь.

– Вы должны мне помочь! Вытащить меня отсюда. У меня есть деньги…

Ева вскочила и схватила его за грудки.

– Кевин, ты предлагаешь мне взятку? Может быть, добавить в список твоих преступлений попытку подку­па полицейского?

– Нет-нет, я просто… Мне нужна помощь. – Он попытался взять себя в руки, зная, что следует гово­рить здраво и разумно. – Меня нельзя сажать в тюрьму. Я там не выдержу. Это была просто игра. Соревнова­ние. Идея принадлежала Люциусу. Это был несчастный случай.

– «Игра, соревнование, чужая идея, несчастный слу­чай»… – Ева покачала головой. – Так что же именно?

– Нам было скучно, вот и все! Мы скучали и хотели чем-нибудь заняться. Хотели немного повеселиться и за­ново поставить великий эксперимент его деда, этого жал­кого ублюдка. А потом все пошло не так. Это был несчастный случай. Честное слово. Она не должна была умереть!

– Кто не должен был умереть, Кевин?

– Эта первая женщина, Брайна. Я не убивал ее. Про­сто так получилось.

Ева откинулась на спинку стула.

– Рассказывай, Кевин. Что значит «просто так по­лучилось»?

Час спустя Ева вышла из комнаты для допросов.

– Гнойный прыщ на заду человечества… – пробор­мотала она.

– Да, мэм. Вы раскололи его лучше некуда. Целый эскадрон адвокатов не сможет найти ни одной зацепки в его признании. Он готов.

– Да. Но со вторым прыщом будет сложнее. Пибоди, собери бригаду Тех же, что были в парке. Я хочу по­лучить ордер на арест Люциуса Данвуда. Они заслужи­ли право присутствовать при втором акте.

– Будет исполнено. Даллас…

– Что?

– А вы действительно хотите петь в мюзиклах на Бродвее?

– По-моему, этого хотят все. – Ева вынула теле­фон, собираясь попросить ордер на арест. И тут мобильник запищал сам. – Даллас.

– В мой кабинет! – без предисловия приказал Уитни. – Немедленно!

– Есть, сэр… Он что, с ума сошел? Созывай ко­манду, Пибоди. Я собираюсь выехать за Данвудом через час.

Ева вошла к Уитни, думая о только что закончив­шемся допросе и сгорая от желания как можно скорее арестовать второго преступника. Она была готова дать устный отчет начальнику, но при виде Ренфру и еще одного человека, находившихся в кабинете, ее планы изменились.

Майор сидел за письменным столом, его лицо было абсолютно бесстрастно.

– Лейтенант, это капитан Хейз. Думаю, с детекти­вом Ренфру вы уже знакомы.

– Да, сэр.

– Детектив Ренфру прибыл сюда со своим началь­ником. Он хочет подать официальную жалобу на ваше поведение во время расследования дела доктора Теодо­ра Макнамары. Мне хотелось бы избежать этого, и я ре­шил вызвать вас сюда. Мы могли бы обсудить дело и…

В ушах у Евы зашумело, внутренности обожгло.

– Пусть подает!

– Лейтенант, ни я, ни отдел Хейза не хочет лишних дрязг, без которых можно обойтись.

– Мне плевать, чего хотите вы или отдел Хейза! – огрызнулась Ева, и в глазах Уитни что-то блеснуло. – Подавайте свою жалобу, Ренфру. Подавайте, и я разма­жу вас по стенке!

– Ну, что я вам говорил? – Ренфру оскалил зу­бы. – Никакого уважения ни к значку, ни к коллегам. Лейтенант Даллас без приглашения является на место преступления, шляется всюду, пользуясь своим звани­ем, мешает вести дознание. Опрашивает членов моей бригады после того, как я прошу ее покинуть место преступления и не уничтожать следы. За моей спиной об­ращается к судмедэкспертам и получает сведения о тру­пе, к которому она не имеет никакого отношения…

Уитни поднял руку, останавливая тираду Ренфру.

– Что вы на это ответите, лейтенант?

– Хотите, чтобы я ответила? Ладно. – Разгневан­ная Ева рывком вытащила из кармана дискету и швыр­нула ее на стол. – Вот мой ответ! Причем письменный. Вы идиот, – сказала она Ренфру. – Я хотела спустить это дело на тормозах. Но теперь вижу, что сделала ошибку. Таким копам, как вы, нельзя спускать ничего. Думаете, значок полицейского – это защита? Кувалда, которой можно размахивать? Нет, черт побери, это долг и ответственность, а не щит или оружие!

Хейз открыл было рот, но Уитни поднял палец, призывая его к молчанию.

– Не вам говорить мне о долге! – Ренфру побагро­вел и подался вперед. —Даллас, все знают, как вы от­носитесь к другим копам. Вы работаете на отдел внутренних расследований. Паршивая овца в стаде, закла­дывающая своих!

– Я не собираюсь оправдываться перед вами. Ка­жется, вы забыли, что в Сто двадцать восьмом отделе копы погибали один за другим. Если хотите знать фа­милии, я их назову. Они до сих пор у меня в голове. Ренфру, их защищала я, а не вы! Вы хотели моей крови и поэтому обратились к начальству. Но вам следовало вспомнить, что речь идет о жизни и смерти. Может быть, вы забыли, что наше главное дело – ловить убийц? Я всего лишь просила вас помочь и поделиться информацией, жизненно важной для наших с вами рас­следований.

– Мое убийство с целью ограбления никак не свя­зано с вашими убийствами на сексуальной почве! Вы не имели права без разрешения появляться на моем участ­ке. Не имели права вести запись происходящего, поэто­му все записанное вами является липой.

– Ну ты, напыщенный, самовлюбленный болван! Это не было убийством с целью ограбления. Я заодно раскрыла и твое дело. У меня есть письменное призна­ние человека, совершившего в том числе и убийство Теодора Макнамары.

Ренфру вскочил со стула.

– Вы что, опять обошли меня и допросили моего подозреваемого?

– Дубина стоеросовая! Я уже сказала, что мое расследование прямо связано с твоим. Если бы ты не упер­ся, как осел, то мог бы принять участие в аресте преступника. Немедленно убирайся с глаз моих долой, иначе я заставлю тебя проглотить этот значок, которого ты не заслуживаешь!

– Достаточно, лейтенант.

– Нет, не достаточно! – Она стремительно повер­нулась к Уитни. – Двадцатидвухлетний мальчишка только что рассказал мне, что они с приятелем скучали и придумали игру, кто из них соблазнит больше жен­щин. Причем сделать это надо было как можно более замысловато. По доллару за очко, по паршивому долла­ру за очко! Они одурманивали свои жертвы, насиловали и убивали ради того, чтобы выяснить, кто из них двоих лучший жеребец-производитель. А когда Макнамара по­нял, чем занимается его внук со своим закадычным дружком, и сказал им об этом, они вышибли ему мозги. Однако этого им оказалось мало. Они ввели ему стиму­лятор, не дав умереть на месте, раздели догола, еще раз ударили по голове и бросили в реку, решив унизить по­сле смерти!

Ева на мгновение замолчала, чтобы перевести дыха­ние, а потом добавила:

– Три человека погибли, четвертый находится в больнице и борется за жизнь. Если копы будут грызться друг с другом из-за личной неприязни, жертв будет боль­ше. Так что этого недостаточно. Совершенно недоста­точно.

– Если вы думаете, что можете срывать на мне зло… – взвился Ренфру.

– Сядьте, детектив. – Хейз медленно поднялся со стула.

– Капитан…

– Я сказал, сядьте. Немедленно. Никакой жалобы отдел подавать не будет. Но если лейтенант Даллас же­лает подать жалобу…

– Не желаю.

Хейз коротко поклонился.

– В таком случае, вы более достойный человек, чем я. Майор, я хотел бы получить копию этой дискеты.

– Получите.

– Я ознакомлюсь с ее содержимым и решу, какие следует принять меры. Ренфру, только откройте рот, и я сам подам на вас жалобу! Выйдите отсюда. Я приказываю.

Ренфру затрясся от оскорбления.

– Есть, сэр, но я протестую.

– Так и запишем. – Когда за детективом захлопну­лась дверь, Хейз продолжил: – Майор Уитни, примите извинения за то, что я обратился к вам с этим грязным делом, а также за поведение моего подчиненного.

– Я принимаю ваши извинения, капитан, но считаю, что ваш подчиненный заслуживает взыскания.

– Сэр, Ренфру заслуживает хорошего пинка в зад, и я обещаю, что он его получит. Лейтенант, у вас я тоже прошу прощения.

– Не за что, капитан.

– Вот тут я с вами не согласен. Впервые за все это время. Я несу ответственность за свой отдел и за каждо­го, кто находится под моим началом. Майор, большое спасибо за то, что уделили нам время.

Он пошел к двери, но на пороге обернулся.

– Лейтенант, я встречался с сержантом Клуни. При­ходил навестить его в тюрьме, когда выяснились все об­стоятельства дела. По его словам, у вас незапятнанная репутация. Он рад, что именно вы арестовали его. Не знаю, имеет ли это значение для вас, но для него – без­условно.

Хейз вышел и тихо закрыл за собой дверь.

Оставшись наедине с Евой, Уитни поднялся.

– Кофе, лейтенант?

– Нет, сэр. Спасибо.

– Садитесь, Даллас.

– Майор, я прошу прощения за грубость и наруше­ние субординации. Мое поведение было…

– Впечатляющим, – перебил ее Уитни. – Не пор­тите это впечатление запоздалыми воспоминаниями о том, что нужно уважать начальство.

Ева поморщилась, пытаясь найти нужные слова.

– Я сознаю, что мне нет прощения.

– Оно и не требуется. Но если бы я его требовал, лейтенант, то первым делом спросил бы вас, долго ли вы спали этой ночью.

– Я не…

– Отвечайте на вопрос.

– Два часа.

– А предыдущей?

– Не… не помню.

– Я просил вас сесть, – напомнил Уитни. – Может быть, отдать приказ?

Ева села.

– Я ни разу не был свидетелем того, как вы снимае­те стружку с полицейских. Только слышал сплетни, – добавил он. – И теперь могу сказать, что вы заслужили свою репутацию. В случае с Клуни и Сто двадцать вось­мым отделом вы все сделали так, как нужно. Но при этом вызвали огонь на себя.

– Я знаю, сэр.

Уитни внимательно посмотрел ей в лицо и понял, что она держится из последних сил.

– Ева, на свете существуют и другие вещи, кроме значка полицейского.

Она удивленно уставилась на него – никогда в жиз­ни Уитни не называл ее по имени.

– Да, сэр, я знаю.

– Как профессионал, да и просто как человек, вы от­носитесь к высшему разряду. У обычных людей это вы­зывает ревность и досаду. Ренфру – классический при­мер.

– Майор, мне нет дела до этого человека.

– Рад слышать… Значит, Кевин Морано признался в совершенных им преступлениях?

– Да, сэр. – Ева хотела встать и доложить, но Уитни жестом велел ей оставаться на месте.

– Пока что я не требую формального отчета. Понял суть из вашей речи. Вы уже получили ордер на арест Люциуса Данвуда?

– Запросила. Надеюсь, он уже лежит у меня в каби­нете.

– Прекрасно. Сообщите, когда он будет у вас в ру­ках. Мы созовем пресс-конференцию, после которой я приказываю вам ехать домой и проспать минимум восемь часов. Можете использовать для этого все, что угодно.

Когда она вышла, Уитни взял дискету и повертел ее в ладони. Дискета отбрасывала солнечные зайчики.

«Безупречная репутация… – думал он. – Исчерпы­вающая характеристика лейтенанта Евы Даллас». Следя за игрой света, он набрал номер начальника управления Тиббла. Нужно было отчитаться перед начальством.

Искушение выбить дверь и ворваться в особняк с целым отрядом до зубов вооруженных копов, облачен­ных в бронежилеты, было слишком велико. Тем более что обстоятельства дела и тяжесть обвинения давали ей такую возможность. Но это вызвало бы грандиозный шум. А значит, было бы совершенно непростительно.

Ева поборола соблазн и подошла к двери. Ее сопро­вождала только Пибоди.

– Все посты готовы?

– Подтверждаю готовность, – прозвучал в наушни­ках голос Фини. – Если он попытается удрать от тебя, мы его возьмем.

– Сообщение принято. – Ева посмотрела на Пибо­ди. – Он не удерет от нас.

– Ни за что!

Ева нажала на звонок и стала считать секунды, по­качиваясь на каблуках. Когда она досчитала до десяти, дверь открыл молодой человек, видимо выполняющий обязанности дворецкого.

– Помните меня? – белозубо улыбнулась ему Ева. – Мне нужно поговорить с мистером Данвудом.

– Да, лейтенант. Входите, пожалуйста. Я сообщу мистеру Данвуду, что вы здесь. Могу я предложить вам слегка подкрепиться, пока вы будете ждать?

– Нет, спасибо, мы сыты.

– Очень хорошо. Пожалуйста, чувствуйте себя, как дома.

Юноша, казавшийся чинным и чопорным благодаря классическому черному костюму, пошел наверх.

– Если бы Рорк уволил Соммерсета и заменил его кем-нибудь более молодым, со мной наверняка обра­щались бы вежливо. Причем каждый божий день.

– Соммерсет очень славный человек. Просто вы его ненавидите и поэтому пристрастны.

– Кто сказал, что я его ненавижу?

– Тот, кто знает вас лучше всех, мэм.

– Лучше всех я знаю себя сама, – возразила Ева. – И с чего ты взяла, что… Потом напомни, на чем мы ос­тановились, – сказала она, увидев спускающегося в вестибюль Люциуса. – Добрый день, мистер Данвуд.

– Добрый день, лейтенант.

Он тоже был одет в черное. Небольшой грим делал лицо Люциуса мертвенно-бледным. Утром это произве­ло сильное впечатление на его мать, и Люциус не со­мневался, что с копами произойдет то же самое.

– У вас есть новости о моем деде? Я все утро про­вел с матерью, и она… – Он осекся и отвел взгляд, слов­но пытался взять себя в руки. – Мы оба будем благо­дарны за любые новости. За все, что поможет нам легче пережить эту потерю.

– Думаю, тут я могу вам помочь. Кое-кто уже сидит в камере предварительного заключения.

На мгновение в глазах Люциуса мелькнуло удивле­ние, но тут же исчезло.

– Не могу передать, что это для нас значит! Его убий­ца должен как можно скорее предстать перед судом.

– Это будет самый счастливый день в моей жиз­ни. – Ева знала, что не должна давать себе воли, и все-таки поддалась соблазну. – Вообще-то, в убийстве уча­ствовали два человека. Один из них уже арестован, а арест второго неминуем.

– Два? Двое на одного беспомощного старика? – В голосе Люциуса прозвучал гнев. – Я хочу, чтобы они поплатились за это! Получили по заслугам!

– Мы придерживаемся того же мнения. Так что при­ступим. Люциус Данвуд, вы арестованы.

Он невольно отпрянул, и Ева вынула оружие.

– Если ты попробуешь бежать, то окажешь мне большую услугу. У меня не было возможности пристре­лить твоего дружка Кевина, хотя руки так и чесались.

– Заткнись, ты, идиотка!

– Ладно, пусть идиотка, но кто из нас окажется за решеткой? О глупости судят по поступкам. Руки вверх и за голову. Ну!

Данвуд поднял руки. Но когда Ева поворачивала его лицом к стене, он сделал резкое движение. Точнее, она позволила ему это, но вовсе не собиралась терять сон и терзаться муками совести. Когда Люциус оттолкнулся от стены, она сделала шаг назад, чтобы дать ему место размахнуться, нырнула под руку и дважды ударила его кулаком в живот.

– Сопротивление аресту, – объявила она, когда Лю­циус упал на четвереньки и его вырвало. – Еще одно преступление, которое будет включено в обвинение.

Ева пинком повалила Данвуда на пол и поставила каблук на его шею.

– Не буду добавлять оскорбление полицейского при исполнении служебных обязанностей, потому что из это­го ничего не вышло. Пибоди, когда я перечислю выдви­нутые против него обвинения и прочитаю ему его пра­ва, надень на этого клоуна наручники.

Не успела она закончить, как Люциус потребовал адвоката.