Я мчусь из всех сил, слезы катятся по моим щекам.
Меня это достало. Меня это все так достало! Сперва я потеряла лучшую подругу, а когда, наконец, сломала стену, которую так долго и трудно строила, чтобы защитить себя от Симона, он уходит к другой! Ах ты господи, какие же парни придурки! Все до единого!
Начинает накрапывать, и я сильнее кручу педали. Легкие у меня болят от напряжения, но я предпочитаю чувствовать эту боль, чем ту, что в сердце.
Издали я замечаю другого велосипедиста и надеюсь, что этот парень не станет ко мне приставать; такое уже не раз случалось на этой пустынной дороге. Сегодня все, что только можно, идет наперекосяк.
Ну-ну, давай, попробуй, с яростью думаю я. Так нарвешься, что долго не забудешь. Меня по-любому распирает желание дать кому-нибудь по мозгам.
Подъехав поближе, я вижу, что это девушка. За два метра до того, как обогнать ее, я узнаю Жюли.
Я немедленно торможу, не желая опережать ее, но мои колеса все еще быстро вертятся от бешеной гонки, и, не успев хорошенько осознать этого, я уже еду вровень с ней. Она с испугом отворачивается.
— Привет, — говорю я.
— Привет, — отвечает она, но продолжает смотреть перед собой. К счастью, это означает, что она не видит моего заплаканного лица. Мы в нескольких кварталах от ее дома.
— А я тебя видела с этим мальчиком. Симпатичный. Кто это?
— Да тот самый, с которым мы познакомились в прошлом месяце! — восклицает она. Потом осознает, что мы, вообще говоря, в ссоре, и снова рот ее горько кривится.
— Да не может быть! Как же вы нашли друг друга?
— Он меня разыскал. В предыдущие недели он по субботам вечером работал. Он в баре работает. А сегодня специально взял отгул, чтобы со мной встретиться.
У меня тысяча вопросов, которые я хочу задать ей, но мы уже почти около ее дома.
— Ничего себе, вот это да, — говорю я, когда мы сворачиваем на ее улицу. — Ну чего, поздравляю. И спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — бормочет она, заруливая на подъездную дорожку.
— Ах да, Жюли! — окликаю я ее, как раз когда она собирается войти в гараж.
— Да? — Она останавливается и выжидающе смотрит на меня.
— Ты хоть на этот раз спросила, как его зовут?
Она слабо улыбается.
— Йонатан, — говорит она. Я улыбаюсь сквозь слезы, совершая очередной рывок на последние несколько сотен метров до моего дома. Она снова разговаривает со мной. Может быть, между нами все еще наладится.
Понедельник, утро, и я совершенно не знаю, как дотянуть до конца дня. От Брама до сих пор ни слова (ха-ха!), и вот уж чего мне совсем не хочется, так это разговаривать с Ан. Но выбора, похоже, у меня нет.
Пока я не замечаю, что Жюли несколько потерянно стоит на спортплощадке.
— Привет, — нерешительно говорю я. Портфель держу в руке, а не ставлю его на землю, как мы это обычно делаем, когда болтаем на спортплощадке, а держу его в руке. Тогда я буду меньше смущаться, если она прогонит меня или как-то покажет, что мое присутствие ей неприятно.
— Хай, — отвечает она, но на меня не смотрит.
— А Эммы нет? — спрашиваю я.
— Нет, заболела.
— О! Наверняка в субботу слишком хорошо потусила.
Жюли слегка улыбается.
— У тебя с Йонатаном все в порядке?
Она кивает.
— Вчера написал мне эсэмэску, хочет после школы встретиться, так что…
— Ничего себе, супер! — говорю я с несколько излишним энтузиазмом.
Молчание. Жюли ничего не спрашивает в ответ. Жаль.
— Ну, — говорю я, — это самое… если захочешь мне что-то рассказать про него, ты знаешь, где меня искать. — И, ободряюще сжав ей руку, я ухожу.
Не хочу торопить события.
И тут ко мне подходит Ан.
— Привет, Линда! Сегодня днем посидишь с нами? У меня столько новостей!
Она чуть ли не приплясывает.
Охохонюшки.
— Я уже давно была немного влюблена в Симона, но он хотел, чтобы мы были просто друзьями. Ну конечно же, я знала, что он тебе тоже нравится, Линда, — поспешно добавляет она. — Но в эти выходные все как-то резко переменилось. Я знала, что мне больше не нужно сдерживаться, у тебя ведь этот Брам. А мы с Симоном мило поболтали и выпили. А потом он меня поцеловал…
Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! Не могу этого слышать, я правда не хочу этого слышать. Хочу заткнуть уши, убежать, убить ее хочу. Но я должна сидеть здесь, улыбаться и пытаться протолкнуть бутерброды в пересохшее горло.
— …и сегодня вечером я могу посмотреть их репетицию, — заканчивает Ан свой монолог, половину которого я, к счастью, пропустила.
— Супер, — говорю я, и мой голос звучит довольно хрипло.
— Ой, простудилась? — спрашивает Ан.
— Слишком громко подпевала в субботу, — говорю я, и она смеется.
— Ты не очень расстроена, нет? — спрашивает Ан.
Интересно, действительно ли она обо мне беспокоится или просто хочет знать, исключена ли конкуренция?
— Нет, конечно, — бравирую я. — Я же в прошлый раз сказала, что это было давным-давно, когда я немножко по Симону сохла. No big deal[18] все уже давно прошло.
Я могу только надеяться, что она верит мне, потому что это большая жирная ложь.
В четыре часа я зашвыриваю портфель в угол. Я даже делаю усилие, чтобы больше не открывать Фейсбук. Симон несвободен, а от Брама я больше никогда ничего не получу. Разве что он в больнице с потерей памяти, иначе мне действительно уже не на что надеяться.
Девушка может позволить дурачить себя, но всему есть предел. И только я собираюсь провозгласить этот день самым сволочным в моей жизни с тех пор, как от нас ушел папа, звонит телефон.
Это Жюли.