Селфи

ГЛАВА 20

— У меня не было выбора.

— Так же, как у тебя не было выбора, только бросить нас? — кричу я, и слезы текут у меня по щекам. — Ты испортил мне жизнь. И жизнь Жюли. Прежде всего Жюли.

— Послушай, после нашего разговора я пошел в полицию. Рассказал им твою историю. Они тут же догадались, о ком речь. Джес Дедонкер. Им уже и раньше поступали на него жалобы, но они ничего не могли сделать. Мальчики к делу с умом подошли. Они никогда не вымогали деньги мейлами, поэтому полиция не могла их прищучить. Доказательств не было. Пока ты не сказала, что у Джеса в телефоне есть фото Жюли топлес. А это подпадает под категорию «хранение детского порно». Нам остается только надеяться, что он это фото сохранил.

— А Брам?

— Хм, если Джес его не выдаст, у полиции нет никаких идей, кто бы это мог быть.

— Я никогда больше не буду чувствовать себя в безопасности!

— Эй, Линда, не переживай. Тут же речь не о мафии. Эти парни не опасны. Они просто думали, что нашли умный способ по-быстрому срубить бабок. Слово даю, они больше не рискнут тебе досаждать.

Папа вздыхает.

— Но тут еще кое-что.

— О господи, папа, что еще такое? Я уже больше не могу.

— Мы должны все рассказать твоей матери.

Надувшись, как ребенок, я сажусь в папину машину.

— Она же не желает тебя видеть, — говорю я. — Она тебя ненавидит. И кстати, я не хочу, чтобы она знала, что я снова встречаюсь с тобой. Это ее слишком сильно ранит. А ран у нее и без того уже предостаточно.

— Линда, я понимаю, твоя мать не самый мой большой фанат, но я совершенно точно знаю, что она не отнесется плохо к нашим с тобой встречам.

— Да откуда тебе это знать?

— А как ты думаешь, где я взял твой номер?

И вот я сижу тут. За столом с обоими моими родителями. Никогда не думала, что такой день наступит.

И самое странное: мама и папа разговаривают так, словно ничего не происходит. Я ожидала, что будет целая драма: крики, слезы, а то и рукоприкладство. Но нет, ничего. Они ведут себя как двое давних знакомых, которые случайно встретились на улице.

Папа рассказывает маме всю историю, а я время от времени прерываю его, чтобы поправить или дополнить.

Мама не сердится. По крайней мере на меня; она очень зла на Брама и его банду, разумеется. Она озабочена, шокирована, опечалена. Дверь вдруг распахивается, и в кухню входит Арне.

— Привет, — говорит он, идет к холодильнику, берет ломтик ветчины и запихивает его в рот. Потом открывает банку колы и запивает полупережеванную ветчину.

— Эй, Арне, — говорю я.

— Чего?

Я киваю в сторону папы.

Арне смотрит на него и переводит вопросительный взгляд на меня.

— Это папа, — говорю я. Это звучит скорее как вопрос, нежели как утверждение.

— О, привет, — говорит Арне. Потом поворачивается и выходит из кухни.

Мы с отвисшими челюстями глядим друг на друга.

— Думаю, что надо бы мне представиться как положено, — удивленно говорит папа. Он идет вслед за Арне, а я остаюсь наедине с мамой.

— Что это было? — спрашиваю я.

— Арне было два года, когда папа от нас ушел, — говорит она. — Он его едва ли знал, а потому никогда по нему не скучал. Да так оно и лучше, правда?

— Мам, зачем ты дала папе мой телефон? Я не понимаю, как ты сейчас можешь иметь что-то общее с этим человеком! А что, если он опять сделает тебе больно?

— Да ну, Линда, слушай, он давно не может причинить мне боли. Мы расстались одиннадцать лет назад. Одиннадцать лет! Во мне уже давно все это перегорело. Неужели ты думаешь, что я до сих пор о нем тоскую? Конечно, нет. За это время, чтоб ты знала, еще трое мужчин разбили мне сердце. Да я и сама парочку сердец разбила, — улыбается она.

Чего-чего? У моей матери имеется любовная жизнь? Моя мать разбивает сердца? А почему я ничего об этом не знаю? Да и хочу ли я это знать? Одна только мысль, что какие-то незнакомые мужики целуют мою мать… а то и чего похуже. Какая гадость!

— Да, у меня были короткие романы. Ты что же думаешь, что я все эти годы жила монашкой?

Нет, ну в самом деле? Да я даже никогда об этом не задумывалась. Моя мать — это… моя мать. А не какая-нибудь озабоченная самка! У родителей секса не бывает, правда же? И если кто-то будет мне противоречить, я просто заткну уши и буду громко петь «ла-ла-ла-ла-ла».

— Я вам никогда ничего не рассказывала, потому что совершенно не хотела, чтобы вы привязались к какому-то мужчине, которого больше никогда не увидите после того, как между нами все будет кончено. Последнее, что вам было нужно, — это чтобы вас еще раз бросили. Но даже если я больше ничего не испытываю к вашему отцу, я никогда в жизни не прощу ему, что он вас покинул. И разумеется, материнский инстинкт говорит мне, что я должна держать его на как можно большем расстоянии от вас. Но тебе уже шестнадцать. Ты почти взрослая. И потому сама должна решить, хочешь видеться со своим отцом или нет.

— Ну, с этим решением я точно ошиблась, — сердито говорю я. — Обратилась к нему за помощью, а он нож в спину всадил. Я его специально попросила не звонить в полицию, а он что сделал? Побежал туда, как только мы попрощались. Я знала, что он плохой отец!

— Нет, — говорит мама спокойно. — Вовсе даже наоборот. Он поступил именно как настоящий отец.

К большому моему удивлению я замечаю, что Жюли уже стоит и ждет меня, когда в среду утром я появляюсь на ее подъездной дорожке.

Вчера вечером я звонила ей, чтобы просветить насчет всего, что случилось. О том, как явились полицейские. Как зла я была на отца. Про мой первый за одиннадцать лет обед в кругу семьи. Про безразличие Арне к отцу.

— Эй, — говорю я, тормозя и резко останавливаясь рядом с ней. — Что-то ты рано сегодня.

— Ты Фейсбук еще не смотрела?

— Нет, — говорю я, — а что там?

— На твоей странице висит твоя фотка. Топлес.