5

Я часто ломал голову над тем, что случилось в памятную ночь в Южном парке. Придумывал свои варианты, приплетал Шрама, только чтобы оправдать друга, объяснить его странное поведение. Ведь всё могло быть, например, так: на Гелю напали люди Панаева, а Рэм не успел, не смог её защитить, не справился. Такого потрясения его психика не выдержала, сломалась. Ведь бывает, что человек, спасаясь от реальности, находит убежище в собственных фантазиях и верит в них безоглядно, так как верить ему больше не во что. Вот Рэм и придумал пришельцев — сердце бы просто разорвалось. Возможно, он поквитался с убийцей, убил его, поэтому Шрам и исчез.

Господи, чего я только не выдумывал, каких историй не сочинял, пытаясь найти разумное объяснение произошедшему. Но ни одна изобретённая мною версия не казалась убедительной. Я ждал, что рано или поздно Рэм расскажет мне всё сам. Это будет его исповедь, и какой страшной она ни представится, я её приму, как есть.

И вот Рэм пришёл. Непроизвольно я сжался. Он сильно изменился внешне, уже не был так дистрофически худ, хотя до нормального, обычного его состояния требовалось время; лицо уже не выглядело таким болезненно бледным.

— Ты один? — спросил Рэм, хотя наверняка знал, иначе бы наша встреча проходила в другом месте. Он неторопливо обошёл двушку, разглядывая предметы, — давно здесь не был. С собой он принёс спортивную сумку. Раскрыл её, вытащил бумажный свёрток, развернул и положил на стол пачку денег.

— Здесь твой ларёк и всё что ты на меня потратил. — И не дожидаясь естественного вопроса, добавил:

— Я продал дом и участок.

— Что?! Ты продал дом?!

— Валер, я знаю, ты о многом хочешь меня расспросить, но никак не решаешься, деликатничаешь, как всегда. Так вот, я тебе сейчас всё расскажу. Но прежде я хочу, чтоб ты знал: я был не прав, мне не следовало ни в чём тебя упрекать и обижаться на то, что ты мне не поверил. Это такая ерунда в сравнении с тем, что ты для меня сделал. Ты самый близкий, самый дорогой, самый преданный мне человек. Я тебя никогда не забуду.

— Рэм! К чему этот высокопарный слог? Ты как будто прощаешься. И какого чёрта ты продал дом?! Хотя бог с ним! Будешь жить у меня. Мы заработаем эти проклятые деньги и купим тебе настоящие хоромы! Не переживай! И постарайся вычеркнуть из памяти всё плохое. Надо смотреть в будущее. Надо жить.

— Это ты правильно сказал, Валер, про смотреть в будущее. Я этим только и занимаюсь. Когда я сказал, что не упрекаю тебя в том, что ты мне не поверил…

Я запротестовал, поднял руку, но он не дал говорить.

— Подожди. Выслушай меня. Во всём городе нашёлся только один человек, поверивший мне без оговорок, да и тот… сумасшедший. Поэтому не надо искать виновных, не надо требовать от других того, что должен сделать сам. Это я о себе… Знаешь, там, в больнице, лечатся не только лишённые разума, там есть и вполне здравомыслящие, образованные, способные и даже талантливые люди, только с некоторыми своими «пунктиками», которые не перечёркивают их природный ум и знания. С таким человеком я там и познакомился. Он оказался крупным специалистом по культуре и истории Тибета. Не знаю, не помню кто, может быть, я сам в полубреду, в котором тогда находился, рассказал ему о своей беде, и он решил мне помочь. Но сначала я этого не понял. Он рассказывал о Тибете, о его достопримечательностях: о легендарной «Долине смерти», о «Городе Богов», о священной горе Кайлас и пирамидах, прозванных «зеркалами» из-за своего вида — с вогнутыми, полукруглыми и плоскими сторонами. Сперва я слушал вполуха, погружённый в свои мрачные мысли, но потом услышал такое, что меня встряхнуло, как от удара током, и я уже не пропускал ни одного его слова. Профессор поведал, что где-то в «Долине смерти», близ священной горы, тибетские монахи издревле находили порталы, через которые осуществляли связь с космосом. Эти порталы — своеобразные лифты, телепортирующие людей на большие расстояния к далёким звёздам и галактикам. Первыми такими путешественниками-посланниками с Земли были древнеегипетские жрецы. Они владели тайной пирамид, концентрирующих мощную энергию, и давно осуществляли контакты с внеземным разумом. Порталы во множестве разбросаны по нашей планете, но о их местоположении и предназначении известно лишь узкому кругу избранных. Профессор рассказал, что участвовал в научной экспедиции в Гималаях. Однажды его группа наткнулась на необычное, с точки зрения физических параметров, явление. Чувствительные приборы уловили поток энергии, исходящий из трещины в скале. Но подобраться к этому месту вплотную исследователи не смогли, помешала погода. Теперь я ни на шаг не отходил от профессора и при любой возможности просил его продолжить лекцию. Мне нужны были новые и новые подтверждения того, о чём я не переставал думать. Подтверждения, что телепортация, энергетические лифты и прочее — не выдумка, не фантазии больного ума, хотя я ни на минуту не забывал, в стенах какого учреждения находился. Профессор с удовольствием делился своими знаниями, тем более что теме древних народов и их контактов с инопланетными цивилизациями он посвятил половину жизни. Признаюсь честно, до встречи с ним я думал о самоубийстве. Я не видел и не понимал, что может удерживать меня на этом свете. Если бы не Анатолий Ефремович, мы бы с тобой сегодня не разговаривали. Теперь всё изменилось, я отчётливо вижу цель. Я ещё поборюсь, Валерка, помашусь кулаками, меня ещё не свалили окончательно!

— Что это значит? — спросил я, ошеломлённый, чувствуя, что мне самому впору ложиться в психушку.

— А это значит, что завтра я уезжаю.

— Завтра?

— Да. Сначала в Москву, а потом… В общем, путь не близкий. До Лхасы…

— До чего? — повторил я в каком-то отупении.

— Есть такой город в Тибетском районе Китая. Но сперва надо добраться до Непала. Авиарейсом из Дели или из Стамбула до Катманду. А оттуда разными путями — автобусом либо на машине через тибетское плато.

Рэм улыбнулся моему глупому виду. Я действительно сидел, как мешком огретый, и не знал, что говорить и думать.

— Валер, а у тебя пожрать есть? А то с утра во рту ни маковой росинки.

Я встрепенулся — ну конечно же! Побежал на кухню. Потом мы ели, пили (я смотался за пивом), вспоминали школу, курьёзы из детства, смеялись, когда было смешно, грустили, когда было грустно. Больше он не рассказывал ни о профессоре, ни о поездке. А я не спрашивал. Мы ясно сознавали, что это наша последняя встреча перед большой разлукой, перед чем-то неотвратимым. На меня волнами накатывал страх, я старался его подавить. Полночи мы болтали о всяком разном. Встали поздно и весь следующий день провели вдвоём.

У меня не было свободной минуты, чтобы как следует поразмыслить над тем, что услышал. Я видел друга, заряженного верой, готового идти с этой верой на край земли, чувствовал его одержимость и невольно проникался ею. Я уже верил и не верил в таинственные порталы, в перемещения в пространстве, в полёты на расстояния в миллионы световых лет. А ночью мне приснился профессор Анатолий Ефремович, с большой лобной проплешиной, в очках и почему-то в медицинском халате, который принялся объяснять мне действие энергетического лифта, связывающего разные миры, но этого я уже не запомнил.

Вечером пошёл провожать Рэма на вокзал. У меня было такое ощущение, будто веду друга на казнь, и это последние мгновения, когда вижу его живым. За пять минут до отхода поезда, когда проводница позвала пассажиров в вагон, Рэм обнял меня и сказал:

— Мы ещё увидимся, Валерка! Я это знаю наверняка.

Загрузка...