Ивонет часто заморгала, обнаружив себя на коленях в том самом месте, где случилось непоправимое, — в эпицентре чёрной выжженной земли. Она ощущала опустошение и внутреннее разрушение. Каждая клеточка тела после увиденного страдала и заливалась скорбью. И умом она понимала, что это всё в далёком прошлом и что изменить ничего нельзя. Но сердце кровоточило. И в это мгновение она осознала, что её боль и её личное горе смехотворны и ничтожны. И не идут ни в какое сравнение с тем, что пережил Янар.
По глупости или прихоти судьбы, не важно. В тот момент он потерял всё, чтобы дорого и важно, и умер вместе с ней. С той, кого любил больше жизни.
Ивонет согнулась пополам, пряча горячие слёзы в ладонях и с трудом сдерживая рвущийся наружу крик.
— Ивонет?! Что ты тут… — Янар осёкся на полуслове, прожигая недобрым взглядом сквозь плотную повязку. Ноздри его начали раздуваться от гнева, а желваки на скулах — жить своей жизнью. Он стремительно пересёк разделявшее их пространство, грубо схватил её за шиворот, как нашкодившего кота, и заставил поднять на себя взгляд:
— Что ты видела? Что, бездна тебя побери, ты видела?!
Ивонет потянулась ладонями к его лицу, но он отшатнулся.
— Прости… я не хотела, меня позвала Авели. Мне очень жаль, Янар…
— Я же приказал ждать меня там! Приказал не ходить за мной! — рычал мужчина, сотрясая не только воздух, но и, кажется, землю под ногами. — Почему ты не можешь хоть раз послушать меня, Ивонет? Почему суёшь свой нос, куда не просят? Это моё прошлое, мои воспоминания, моё проклятие!
— Но ты не виноват! Авели сама сделала выбор, она знала, на что шла! Ради Линнея, ради любви!
Злой смех Янара заставил Ивонет шагнуть назад.
— Что ты можешь знать о любви, жалкая девчонка! Что ты можешь знать о том, о чём не имеешь понятия! Думаешь, один взгляд решает всё? Или жалость, а может быть, глупый танец или мимолётная ревность? — Он приблизился вплотную, схватил Ивонет за талию, притягивая к себе и заставляя вновь поднять голову: — Или украденный поцелуй определяет, любишь ты человека или нет?
Его губы стремительно нашли губы Ивонет и жёстко смяли, безжалостно, болезненно, властно. Словно наказывая за то, что посмела ослушаться. Посмела заглянуть в его расколотую душу и увидеть то, что он глубоко похоронил в себе. Словно дикий зверь, спущенный с цепи, Янар желал покарать Ивонет, заставить бояться, плакать или просто ненавидеть его. Чтобы перестала строить иллюзии и излучать отвратный золотой свет, когда внимала его словам, когда смотрела на него. Ведь он не заслуживает всего этого после того, что сделал. Только страх, презрение и ненависть. Знакомые чувства, сохраняющие разум в целостности.
— Ещё один промах с твоей стороны — и можешь катиться на все четыре стороны. Я никогда не смогу кого-то полюбить, а шлюха, даже в образе королевы, мне не нужна. Поверь, за пару медяков я смогу найти податливое женское тело на пару ночей, а большего мне и не надо.
Порыв угас, выталкивая безрассудность и оставляя холодную ярость. Янар отступил. Нервно провёл по волосам, лицу. Развернулся и подошёл к ящику, который, как оказалось, и был той самой вещью, заставившей его сюда свернуть. Ящик, что он достал из-под земли. Ивонет не знала, был этот тайник в его доме до пожара или он выкопал его позже. Но это уберегло немногочисленные вещи от разорения и потери.
Хоть его злые слова и стали болезненной пощёчиной, сбегать она не спешила. Неловко тронула губы, всё ещё ощущая привкус чужого горя, обняла себя руками и бесшумно подошла к Янару, который уже успел сбить тяжёлый навесной замок и открыть крышку.
В сундуке оказалось оружие. Много сверкающей стали, доспехи, лук со стрелами и одежда. И несколько увесистых мешочков, туго набитых золотыми монетами и драгоценными камнями. Небрежно отодвинув их в сторону, Янар вынул самое ценное: ножны с вложенным в них мечом с гардой в виде уродливого ящера. Аккуратно, с нежностью он провёл пальцами по блестящему широкому лезвию, словно приветствуя старого друга. Проверил на баланс и только после этого, удовлетворенно кивнув, избавился от того меча, что висел на поясе.
Потом настала очередь доспехов с плотным переплетением коричневых ремешков. Они казались увесистыми и добротными. Янар ловко сковал свою грудь новой защитой, закрепив кожаные ремешки на боках, и, удовлетворённо вздохнув, продолжил копаться в сундуке.
Ивонет в это время с тревогой наблюдала за отточенными движениями мужчины, которому не требовалась посторонняя помощь. Словно и не было столетнего заключения. Словно он только вчера вернулся с войны.
Дальше пошли в ход многочисленные кинжалы. Парочку он спрятал в сапоги. Пара длинных и острых легли в специальные отверстия на его новом доспехе. И один огромный охотничий нож он пристегнул на пояс, с другой стороны от своего меча. Порывшись ещё немного, мужчина достал небольшой мягкий мешочек, на слух определил его содержимое и засунул за пазуху. Под конец Янар вынул лук и колчан со стрелами. Половина из них была с белым оперением, половина — с красным. Но, что самое необычное, они были с металлическими наконечниками. А сам лук, увесистый и довольно тяжелый, испещрён вязью из рун, которые, словно виноградные лозы, оплетали его.
Мышцы на руках Янара раздулись, когда он натянул тетиву и перекинул лук через грудь. Колчан повесил на правое плечо. Поднялся, взял коня под узды и молча пошёл прочь.
Ивонет хотела возразить, сказать, что в сундуке ещё много добра, которое, возможно, следует если не взять с собой, то спрятать обратно. Но Янар был уже далеко и ей оставалось только одно: следовать за ним.
На ночлег они обустроились, как только вышли из Мертволесья и мир, погружённый в ночь, расцвел красками и тихим посвистыванием птиц. Они молча соорудили костёр, при этом сегодня, несмотря на усталость и всё пережитое, Ивонет помогла собрать дрова, вскипятить воду и даже поухаживать за своей кобылой, счесав с неё колючки и комья грязи. И только после этого спокойно легла под теплый плащ с Лимой в обнимку. Ивонет думала, что Янар с ней заговорит или выплеснет ещё эмоции, но он закрылся. Стал молчаливым и угрюмым. То ли он провалился в болезненные воспоминания, истязая себя, то ли всё ещё злился на неё за то, что влезла, куда не следует. Не важно. Ивонет накрылась с головой, и её пальчики вновь коснулись губ, которые остро горели от их первого поцелуя. Поцелуя, как наказание. Как боль. Как выход ярости, но такого желанного. Даже если больше не случится такого чуда и их губы никогда не соприкоснутся, этот поцелуй будет гореть в её сердце. Ивонет не осознала, что плачет, пока Лима не переползла ей за спину, ворча, что от сырости её прекрасная шубка облезет.
Утро удивило не привычным бормотанием, что она слишком долго спит, а невероятно аппетитными ароматами. Ивонет села, кутаясь в плащ, и не поверила своим глазам: над тлеющими углями на вертеле висела готовая тушка довольно крупной птахи.
— Это ты поймал?
Глупый вопрос, но хоть что-то спросить было нужно. Янар, сидевший напротив и точивший охотничий нож, даже не поднял головы. И, если она себя чувствовала разбитой, то мужчина выглядел спокойным. Словно примирился с собой и своими чувствами. А может, помогла охота. Выпустив пар, он наконец нашёл в себе здравый смысл. По крайней мере, Ивонет хотела в это верить. Она робко улыбнулась, рассматривая, как отросшие тёмные волосы падают ему на лицо, создавая причудливые тени, как сильные загорелые руки с закатанными до локтя рукавами отточенными движениями ровняют сталь.
Ивонет спустилась к ручью и привела себя в порядок, думая, что утро должно быть хорошим. Но, после того как желудок наполнился сочным мясом, а травяной чай прогнал остатки сна, Янар бросил к её ногам свой нож.
— Зачем он мне?
— Он легче меча, и, возможно, с ним ты совладаешь. — Следом полетели ножны. — Прикрепи к поясу, пусть всегда будет под рукой.
— Но я не могу…
— Чего ты не можешь? Воткнуть его в чью-то тушу, если тебе будет угрожать опасность? Мне кажется, этот барьер уже разрушен: у тебя была прекрасная практика.
Ивонет дёрнулась. Да, она зарезала обидчиков, но когда была в бессознательном состоянии. Она видела клинок, видела кровь на своих руках, но, как безжалостно резала человеческую плоть и увечила, она этого не помнила. Да и если бы помнила, вряд ли бы повторила: она зареклась и пообещала себе, что больше никому не причинит вреда, что бы ей ни грозило. По крайней мере, не отнимет жизнь.
— Глупо надеяться, что мир милостив и беда обойдёт стороной. И чем быстрее ты это осознаешь, тем больше шансов, что проживёшь дольше. — Янар поднялся, небрежно отряхивая штаны. — Пока едем, привыкни к его весу, почувствуй, как он лежит в руке. Осознай, что оружие — продолжение твоих пальцев и возможное спасение. Сталь зачарованная, если правильно воспользоваться, навредит не только человеку, но и сиду. На закате, как только сделаем привал, продолжим обучение. Я покажу несколько приёмов, как им правильно убивать.
Она не знала, что на неё подействовало больше: фраза, что ей придётся учиться убивать, или то, что он продолжит её обучать.
— Но как же… — Ивонет не могла подобрать правильных слов, краснея на глазах. — Разве наш договор не расторгнут?
Янар, сворачивающий своё одеяло, обернулся и, как ей показалось, уставился на нее с любопытством.
— Ты отказываешь от нашего пари?
— Нет… Подожди, — Ивонет сделала глубокий вдох. — Поцелуй…
Янар нахмурил брови, склонил голову набок:
— Что «поцелуй»?
«Поцелуй, который случился, разве он не прекращает спор?»
То ли мужчина посчитал его не стоящим внимания, то ли его память стала дырявой, в любом случае, он не прекратил хмуриться, ожидая продолжения. Но Ивонет махнула рукой и сдалась. Может, он и правда был так зол, что не контролировал себя, а потом забыл, что их губы соприкасались, негласно разрушая их глупый спор.
— Хорошо, — только и смогла вымолвить Ивонет, не понимая, радоваться ей или печалиться.
Дорога, по которой они ехали, была ровная. Небо невероятно чистое. Пение птиц убаюкивающее. Кобыла смирная и, как никогда, покладистая. Цветущая природа радовала небывалым разнообразием. Идиллия в чистом виде. И казалось, что этому не будет конца. Но затишье рухнуло, когда приблизилась ночь и наступило время привала.
Янар как с цепи сорвался: с небывалым энтузиазмом и остервенением стал учить Ивонет управляться с ножом. Показывал выпады, стойки и всевозможные захваты. Как бить, чтобы противник умер мгновенно или, наоборот, терял кровь понемногу, чтобы была возможность его допросить. И как проворачивать, чтобы противник умирал в агонии.
Ивонет надеялась, что эти знания никогда ей не пригодятся, но всё равно слушала внимательно. Старательно повторяла движение за движением и, несмотря на усталость, проделывала сложные выпады и манёвры, которые в будущем могли спасти ей жизнь.
После была ночь без сновидений, день пути и тренировки. И так день за днём, ночь за ночью. И никакой больше нежности, даже мимолётной. Угрюмость, вымеренные слова и движения, и каждое мгновение — его хвалёный контроль.
Но были моменты, когда Янар расслаблялся. Откидывался на своём одеяле возле костра, клал под голову руки и устремлял невидимый взгляд в тёмные небеса, на звёзды. И это затишье, умиротворение и покой были самыми любимыми мгновениями для Ивонет.
— Янар, ты никогда не думал, что бы было, если в Великой войне победили Изначальные? Они бы озлобились на людей и перебили бы их всех?
— Нет, что ты! Природа Изначальных — созидание, поддерживание жизни. Они и есть сама жизнь. Возможно, выделили бы людям земли, построили стену, ограждающую нас от них. И подписали магический договор, запрещающий пересекать границы.
— Они были бы настолько великодушны? — Ивонет качнула головой, наблюдая сквозь сполохи огня, на лице мужчины пляшут тени.
— Они были более чем великодушны. Людям никогда не понять ни их мотивов, ни их мыслей. Они слишком сложны и просты одновременно. Это не объяснить словами, это нужно видеть и чувствовать.
Мужчина улыбнулся, словно он вспомнил, что-то приятное. Ивонет кольнула зависть: среди страшного горя он всё же умел находить яркие пятна, преображаясь на глазах. Глубокая морщинка между бровей разглаживалась, мышцы лица расслаблялись. Ивонет хотела спросить, если бы была возможность вернуть его Изначальную, воспользовался бы он ею или нет, но знала, что это опасная дорожка. Поэтому, ковыряя в земле палкой, негромко бросила:
— Когда я была при дворе Минфрида, я кое-что слышала.
Янар заинтересованно повернул голову.
— Тот человек сказал, что существует какой-то «артефакт душ». Что бы это ни значило, он способен не только уничтожать анимусы, но и возрождать Изначальных.
Янар приподнялся на локтях:
— Что существует?
— То, что может возрождать Изначальных. Я не знаю, как это работает и как выглядит этот артефакт, но он наверняка очень могущественный, раз ему под силу такие вещи. Может, позже тебе стоит его отыскать?
На миг Янар напрягся, словно стрела, но через мгновение расслабился и вновь улёгся на подстилку, подложив под голову руку.
— Даже если такой артефакт существует, его следует уничтожить.
— Но почему? Он бы мог вернуть… мёртвых.
— Нельзя дважды ступить в одну реку или плыть против течения. То, что противоречит природе вещей и несёт хаос, отвратно. Хотя то, что этот артефакт может уничтожать анимусы, любопытно. Души, запертые в них, не заслуживают того, что с ними делают люди.
Ивонет придвинулась ближе:
— Что ты имеешь в виду?
— Разве тебе не известно, что представляют собой анимусы?
— Известно. Эти камни достают из священной горы Анимус, которую отыскал Альхард.
— Что за бред ты несёшь?! — Янар не удержал пренебрежительный смешок. — Анимусы — это окаменевшие сердца сидов, в которых заключена их душа, а вместе с ней и магия, которой люди беззастенчиво пользуются.
— Глупости! Это невозможно!
— Так удивляешься, словно Лима никогда тебе не рассказывала.
Ивонет уставилась на мирно спящую ласку, устроившуюся возле огня.
— Нет. А впрочем, я никогда не задавалась этим вопросом. Но если это правда… — Девушка прикрыла рот рукой.
— Это правда, принцесса. Потому-то Альхард и решил использовать анимусы. Думаешь, война началась бы, будь люди неподготовленные? Это самоубийство — идти против тех, кто владеет магией. Война бы закончилась в тот же день.
— И много сердец он вырезал, прежде чем начать наступление?
— Много, и их стало ещё больше, когда первые сиды, взятые врасплох, пали. Правда, не у всех людей получалось творить магию, поэтому и были сформированы отряды «талантливых» — сейчас вы их называете троготами.
Ивонет качнула головой:
— Но тогда мне непонятно: если, убив Изначального, ты получаешь его душу и силу, заключенную в каменном сердце, то почему Альхард хотел получить силу, как у вас?
— Потому что камень — это не полная мощь. После смерти часть магии рассеивается, возвращается в поток, чтобы дать жизнь новому существу. Анимус — это всего лишь искра от той мощи, что рождается вместе с сидом или таким, как я, ставшими частью этого мира, частью магического потока.
— А он хотел полной власти…
— Полной и безоговорочной.
Ивонет нахмурилась:
— Я рада, что он её не получил.
— Зато получит сотни анимусов.
— Отвратно… — Девушка на время умолкла, обдумывая новую для себя информацию. — Значит, если тебя убьют, твоё сердце тоже окаменеет?
— Хочешь проверить?
— Нет. Хочу понять, как может стать камнем то, что и так уже твёрже гранита.
Янар прищурился, вернее, Ивонет представила лукавый прищур. И хмыкнул:
— Хорошо, что оно такое. Значит, никто и никогда больше не сможет его повредить.
Многозначительное молчание стало оглушительнее взрыва.
«Никто и никогда не заставит меня полюбить», — прочитала Ивонет между строк. И на душе опять стало горько. Она поднялась и направилась к своему лежаку.
— Значит, никакой горы нет…
— Нет.
— Тогда непонятно, как за столько лет не перебили весь волшебный народ?
— Возможно, потому что эти знания держатся в секрете.
— Думаешь, Минфрид знает?
— О, Минфрид знает. Не удивлюсь, если он каждую неделю собственноручно вырезает десяток сердец.
— Тогда он большее чудовище, чем я представляла.