Сердце пяти миров

Глава 5

— Ты думаешь, он помнит тебя? — спросила Илбира, когда после долгого дня они уселись вечерничать в палатке акраяр.

Желающих поесть оказалось много — вчерашние раны воспалились, воины начали чувствовать боль и усталость, и к палаткам целителей весь день тянулась очередь. Акраяр устали так, что валились с ног. Многие просто падали на пол, сняв с себя окровавленные одежды. День был тяжелым.

Шербера работала без продыху, насколько ей позволяли пальцы правой руки, все так же не желающие гнуться. Говорить было трудно, и к вечеру стало еще труднее, так что она просто попросила лекарку не задавать вопросов и не советоваться с ней, а давать указания, опираясь на свой собственный опыт. Хотя бы раз подчинение не было для нее болезненным. Хотя бы раз она подчинилась по своей воле.

Господин Олдин работал в другой палатке — тяжелораненый воин, с которым еще утром все было хорошо, вдруг сорвал с себя повязку и выдернул нитки, которыми ему зашили рану на ноге, и целителям пришлось собраться и применить все свое мастерство, чтобы заставить его улечься и позволить зашить рану снова. Акраяр предложили помощь, но целители отмахнулись. Работы хватало на всех.

В ответ на вопрос Илбиры Шербера только пожала плечами. Она и сама не вспомнила лица этого фрейле, когда увидела: слишком много прошло времени, и слишком много она видела лиц. Он был такой же как те, другие, пришедшие в город почти три Жизни назад. Не красивее, не уродливее. Темные глаза, темные волосы, смуглая, любящая пустынное солнце кожа. У некоторых фрейле она была оттенка песка.

Да и разве он мог бы запомнить ее? Она ведь была совсем девчонкой тогда и стояла перед ними, опустив лицо, пока Афалия плакала и простирала руки. Он едва ли вообще заметил ее тогда. Едва ли должен был заметить.

— Шербере повезло, — сказала одна из акраяр, отламывая кусок от круглой лепешки и кладя на него кусок сыра. — Каждая из нас мечтала бы оказаться на ее месте.

— Потерять всех спутников за одну ночь и едва не умереть самой? Ты об этом везении? — спросила Илбира, и говорившая тут же смутилась и отвела взгляд.

Шербера покраснела. Она могла бы защитить себя сама. Но говорить было слишком больно. Или это потому, что та акрай была в чем-то права? Смерть спутников — горе. Но смерть таких спутников, как Сайам? Да, это была удача.

— Он уже определил, кто свяжется с тобой первым? — спросила другая акрай.

— Господин позволил мне провести день одной и отдохнуть, — сказала Шербера, тяжело сглотнув. Все пятеро господ должны были ждать ее вечером в палатке фрейле. Там она узнает, кто будет первым. Она думала, что это будет господин Тэррик… она надеялась и одновременно боялась, что это будет Прэйир.

— Отправив работать в палатку целителя? — Все тот же неприятный голос. Кого это там так заботит ее судьба?

— Шербера вызвалась сама. Кто бы из вас не вызвался? — Илбира обвела всех взглядом, и теперь никто не посмел отвести глаз. — Каждая из нас забыла бы о своей боли, чтобы помочь воинам, которые сражались за наши земли.

Она поднялась, заметив, что Шербера закончила трапезу, и поманила ее за собой.

— Идем, я помогу тебе приготовиться. Тебе нужно уложить волосы и надеть красивое платье. Я дам тебе одно из своих.

Но они успели только сделать шаг, как в палатку вбежал один из близких фрейле. Увидев разлегшихся на ложах и циновках акраяр, часть из которых уже успела скинуть верхние платья и оставалась только в тонких нижних, он на мгновение замер, еле заметно покраснел, потом отыскал взглядом Шерберу и махнул ей рукой.

— Господин зовет тебя, акрай. Поспеши.

В лагере опять пили вино и отдыхали, и откуда-то доносился мелодичный смех ублажающей своего спутника подруги. Так будет продолжаться до тех пор, пока не придет южное войско. Шербера надеялась, что у них есть еще пара дней отдыха. Сегодняшний день был жарким и душным, и стоящее над головами солнце словно все никак не желало уйти с небес. Передвигаться по пустыне в такую жару будет нелегко, а судьбу некоторых воинов Инифри еще не решила. Кто-то из них может не пережить даже первого дня перехода. Чьи-то раны слишком тяжелы, чтобы даже магия смогла их заживить до конца месяца луны Шеле.

Но Шербера знала, что даже если войско с юга придет сюда уже завтра, с места они тронутся не раньше, чем обсудят планы. Если учесть, что мужчины обсуждали планы за чашей вина и обильной едой, а вино и яства не особо располагали к долгим переходам, то у них будет время. Они даже могут успеть отвыкнуть от запаха смерти.

Шербера вошла в палатку фрейле и замерла на месте, услышав доносящийся из-за перегородки смех. Так смеялся мужчина, выпивший сегодня много вина, и она вот уже сотню дней пристально следила за обладателем этого смеха, чтобы его не узнать.

Прэйир. Великий могучий воин, который мог бы переломить шею взрослого мужчины одной рукой. Ее господин теперь — и до самой смерти, если того пожелает Инифри. Мужчина, заставляющий ее сердце трепетать одним своим присутствием — и теперь по воле Инифри она принадлежит ему.

Шербера одернула свое испачканное кровью и лекарствами платье, хотя в этом не было нужды, и без промедления вошла в комнату, где утром приняла клятвы. Аромат вина и жареного мяса коснулся ее ноздрей, и она склонила голову и опустилась на колени, едва увидела всех своих господ в сборе.

— Встань, акрай, омой руки и чаше и присоединись к нам, — сказал господин Тэррик.

Она послушно сделала, как он велел.

Мужчины расселись на своих местах вокруг низкого стола, уставленного яствами. Чаши для вина были полны, меха с вином стояли поодаль. Жареное мясо, лепешки, свежий сыр, фрукты — всего было вдоволь, и если бы Шербера уже не была сыта, она бы обязательно прельстилась тем, что видит. Чуть поодаль, у жаровни, которую сегодня не разжигали, лежали подушки и одеяла, а рядом с ними было стопкой сложено яркое платье. Женское, ведь мужчины не носили необычных цветов.

Господин Тэррик кивнул на простое деревянное ложе, оставленное специально для акрай, и она, омыв в тазу с ароматной водой руки, с некоторым трепетом на него опустилась.

Сайам обычно сразу же приказывал ей раздеться до нижнего платья, обнажив грудь. Если другие не вмешивались, иногда ей приходилось проводить раздетой целый вечер… краснея под взглядами других славных воинов, забредающих в палатку, чтобы повидаться с друзьями, но не смея даже прикрыть наготу руками. Сайам считал, что акрай — это такой же предмет обстановки, как и ложе, и стол, на котором стоят блюда. Другие ее спутники его поддерживали.

Попивая вино, мужчины заставляли Шерберу ходить по палатке, усаживаться к каждому из них на колени, кормить их с руки, утирать их рты и позволять жирным от мяса пальцам касаться ее тела и волос. Ей запрещалось открывать рот, если к ней не обращались, и смотреть кому-то из них в глаза. Запрещалось говорить о том, что ей больно, она голодна или устала. Запрещалось отворачиваться и показывать, что ей неприятно. Наказание следовало всегда и было жестоким.

Шербера помнила запах каждого из своих спутников, знала, как разглядеть в глазах ярость, прежде чем она начнет переливаться через край, умела плакать и смеяться, когда это было нужно. За две Жизни даже самая глупая собака Побережья могла бы обучиться приносить хозяину обувь. Шербера училась гораздо быстрее.

Мужчин, сидящих и разговаривающих с ней сейчас, она не знала, и это немного ее тревожило. Ей надлежит раздеться? Налить им вина? Разломить лепешки и разложить мясо?

— Расскажи нам что-нибудь, акрай, — сказал господин Номариам, чьи волосы и глаза казались одного цвета с лунами: глаза были серебристые как Шира, а волосы — золотистые как Шеле, — и она покорно кивнула и сразу же начала рассказывать мелодию об этой битве, повторяя слово за словом то, что слышала сегодня днем от идущего за войском поэта.

— Нет, — тут же сказал темноволосый Фир, отпивая вина из чаши и со стуком ставя ее на стол. Его лицо без красной краски было странным, непривычным… красивым? Можно ли назвать красивым того, для кого это слово не значило ничего? — Не нужно о битвах и крови, акрай Шербера. Расскажи о мире.

Она запнулась, но тут же вспомнила старую, рассказанную еще Афалией историю, и начала говорить…

— Замолчи, акрай, — сказал Прэйир, и она тут же замолчала. — Поднимись.

Она поднялась.

— Опустись на колени и поклонись мне.

— Хватит, — тут же прервал господин Тэррик, и Шербера замерла, уже опустившись на одно колено, и перевела взгляд с его лица на лицо Прэйира. — Вернись на свое место, акрай. Ты голодна? Ты можешь поесть с нами, если хочешь.

— Нет, — сказала она, осторожно поднимаясь с колен и усаживаясь на ложе, но все еще не отводя взгляда от лица Прэйира. — Господин Прэйир…

— С каких пор акраяр называют воинов господами? — спросил он резко, не отрывая от нее взгляда темных глаз, и Шербера опустила голову, понимая, что оскорбила его. — Подними голову, женщина, когда я с тобой говорю. Почему ты назвала меня…

— Я сказал: хватит, — все так же спокойно прервал господин Тэррик.

Шербера увидела, что двое мужчин смотрят друг на друга. Остальные: Фир, Номариам и господин Олдин, спокойно ели и, казалось, не обращали на происходящее внимания. Она сжала руки на коленях и тут же расслабилась и откинулась назад, чтобы они не видели, что она уже напугана, хоть и пытается казаться спокойной.

Сайам избил бы ее до полусмерти за то, что она назвала его господином. Что сделает Прэйир?

— Шербера, — фрейле произносил ее имя как «Чербер», — как долго тобой владели те пятеро?

— Две Жизни, господин, — ответила она, еле заметно вздрогнув.

— Как это случилось?

— На мой город напали зеленокожие, господин. Темволд предали нас и сбежали. Мы, выжившие, оказались беззащитны. Нам пришлось примкнуть к восходному войску, чтобы выжить, и последовать за ним дальше на юг. Славные воины, которые мною владели, были в этом войске.

— До этого у тебя был мужчина?

Она покачала головой, теребя рукой ткань платья.

— Нет, господин. Я была слишком мала. Мне было шестнадцать Жизней, когда зеленокожие захватили нас.

— Когда воины овладели тобой?

Шербера залилась краской, но не опустила глаз под его пристальным взглядом:

— В первую же ночь, как мы вошли в город. Все пятеро.

— Ты лжешь, — резко сказал Прэйир. — И их, и тебя убила бы магия.

— Она не лжет, — тут же возразил Фир, и Шербера посмотрела на него, удивленная уверенностью в его голосе.

— Она не лжет, — поддержал его Номариам. Он казался старше остальных. Сколько ему было: сорок Цветений или больше? Как долго он уже был на войне, как много битв видел? — Они владели тобой как рабыней, акрай?

— Да.

— И ты заставил нас дать клятву постельной девке, — выплюнул Прэйир, поворачиваясь к фрейле. — Ты хочешь сказать, что ей не владели другие? Что за акрай ты связал с нами?

— Мною никто не владел, воин, — яростно сказала она, не сумев заставить себя назвать его по имени, хотя оно уже давно перекатывалось тяжелым камнем у нее на языке. — Я не была рождена рабыней. Я должна была стать женой фрейле. И пока я могла выбирать свою судьбу, я выбирала ее. Но потом я всегда служила Инифри, даже если служба эта была слишком жестокой. Как ты, обагряющий руки чужой кровью, разве не так?

Он отвернулся от нее так, словно она ничего не говорила, и Шербера снова сжала руки, понимая, что за такую дерзость заслужила бы от Сайама пинок в лицо. Она возразила воину, она не сдерживала своих чувств и говорила то, что думала. Сайам и остальные не считали, что акрай положено говорить о своих чувствах и желаниях. Ее чувства и желания принадлежали тем, кто ей владел.

— Тебе не стоит бояться нас, акрай, — сказал господин Тэррик после короткого молчания. — Воины восходного войска хорошо относятся к своим акраяр. Те, что владели тобой, были наказаны за свою жестокость. И мною, и Инифри.

Но Шербера все еще смотрела на Прэйира… и он это заметил.

— Еще одна женщина не сказала, что я овладел ею насильно, — процедил он, поднимаясь во весь свой огромный рост и поворачиваясь к ним спиной. — Я сыт и напился вина, и у меня есть дела в лагере. Я ухожу. Я услышал все, что хотел.

Он так открыто проявлял неуважение к фрейле, что это казалось Шербере вопиющим. Но тот даже не повел и ухом и только кивнул.

— Иди. Идите все. Чербер, это платье для тебя, переоденься и следуй к палатке кароса каросе. Сегодня ночью ты остаешься с ним.