Глава 8

Чужой фрейле не был глупцом и понимал, что за Шерберу придется бороться кому-то из ее воинов. Заветы Инифри запрещали Олдину и Номариаму применять магию против своих, а вот воинам проливать кровь и убивать друг друга не запрещалось. И чужой фрейле хотел убийства — иначе почему сейчас в круг вышел мужчина с руками почти такой же толщины, как бедро Прэйира? Воин-скала, воин-чудовище, с покатым лбом и плоским лицом, словно высеченным из камня, с темно-фиолетовой кожей, покрытой чешуей, шелестящей при каждом его шаге. Маленькие глазки прищурились, когда мужчина нашел взглядом Шерберу и облизнулся: так, словно видел перед собой не женщину, а кусок мяса.

Мужчина зарычал.

Шербера содрогнулась.

Фир и Прэйир позади нее сделали одновременное движение вперед, но тут словно тень мелькнула за ними тонкая фигура Олдина, и Шербера неожиданно оказалась прижатой к груди кароса каросе, да так крепко, что едва смогла дышать.

— Убери… руки… — И она вздернула голову, глядя в искаженное яростью лицо Фира. Его глаза были красными от крови и магии боевого безумия, въевшаяся в кожу навсегда краска проступила на ней темными полосами. — Убери… руки… Олдин…

— Они выставили против тебя нечеловека, — услышала она голос Номариама, обращенный к Прэйиру. — Это полудикая жизнь, он будет биться до смерти, он не боится ее. Будь осторожен, воин.

— Не рассказывай мне об осторожности, маг, — отрезал тот. — Лучше удержите кароса каросе, пока он не разметал половину лагеря.

— Убери руки! — зарычал Фир, пытаясь оторвать от себя Шерберу и Олдина, который прижимал ее к нему. — Проклятье Инифри! Пусти меня!

— Говори с ним, пока будет идти битва, Шербера, — сказал голос Олдина над ее ухом. Его тело, тонкое и сильное, прижимало ее к Фиру, и тот рычал все яростнее, но не мог оторвать их от себя: ее, женщину, и его, мага с телосложением мальчишки, человека с нечеловеческой силой. — Говори и прикасайся, иначе им завладеет безумие, и в войске будет бойня. Шербера! Немедленно.

Но она словно онемела.

Шербера услышала, как завопили воины, приветствуя вышедшего в круг Прэйира. Ему придется сражаться за нее до смерти. Ему придется биться за нее против этого дикаря — жизни, выброшенной океаном, но не имеющей достаточно разума для того, чтобы считаться человеком. Дикари могли только жрать и убивать, они были опаснее диких зверей, и они не умели останавливаться, если чуяли запах крови.

Она поняла, на что надеялся чужой фрейле. Он думал, что против дикаря выйдет Фир, и что они будут рвать друг друга на части, заливая все вокруг кровью и забрасывая пустыню ошметками плоти во славу Инифри, не помня себя от ярости и готовые, если понадобится, грызть друг друга зубами. Но он не знал о Прэйире. Он не знал, что один из ее спутников — воин, который даже в бою способен сохранять трезвый и холодный разум.

Первый удар камня о камень заставил толпу азартно загикать, и Фир вдруг ринулся вперед так, что едва не сбил ее и Олдина с ног.

— Говори же с ним, прикасайся к нему, Шербера, даже я его долго не удержу!

Она снова вскинула голову, глядя в красное от кароса лицо своего спутника. Дрожа, прижала руки к его обнаженной, тяжело вздымающейся груди, растопырила пальцы, поглаживая кожу, под которой, казалось, пылал огонь.

— Фир, — сказала она, не найдя слов, и он дернулся под ее руками и резко выдохнул. — Фир.

Ей показалось, будто что-то огромное и дикое пытается потереться об ее руки сквозь ее кожу: зверь, сущность, которая жила в нем, почувствовала ту, с которой связалась вчера, ту, которая стала своей…

Почувствовала…

— Шербера, — выговорил Фир низким голосом, в котором проскальзывало рычание.

… и приняла.

— Убери руки, Олдин, — уже совсем человеческий голос, и Шербера поняла, что он обретает власть над собой. — Он признал ее. Он почуял ее.

Олдин отступил, разжав руки… и на мгновение ей стало не по себе от того, что он оставил ее — этот странный нечеловек, в котором было столько силы, готовый противостоять вместе с ней воину, который мог оторвать ему голову одной рукой.

— Фир, — снова сказала Шербера, не убирая ладони. — Фир.

Магия снова потерлась об ее своей огромной невидимой мордой, и руки Фира обхватили ее и притянули ближе, поползли вверх и забрались ей в волосы, чуть сжимая огненные пряди пальцами.

— Говори, Шербера. — Он не приказывал. Он просил. — Говори со мной.

— Первая кровь! — раздался голос чужого фрейле, и толпа взревела, заглушая рев дикаря, нанесшего ловкий удар.

Прэйир! Шербера дернулась, попытавшись отстраниться и повернуться к кругу, где шел поединок.

— Нет, Шербера! Я едва сдерживаюсь.

— Я хочу посмотреть, — сказала она, не отнимая ладоней. — Я хочу видеть, позволь мне.

Фир развернул их боком к кругу, и вышло как-то само собой, что она прижалась щекой к его груди, к теплой коже, под которой мурлыкал пустынный зверь его ярости — покорной ей, слабой женщине ярости того, кого не смогли бы удержать и десять мужчин, — и стала смотреть.

На руке Прэйира алел глубокий порез, его грозовые глаза были черными, лицо — холодным и сосредоточенным. Его противник рычал и пускал слюну, скаля острые иглообразные зубы — зубы хищной рыбы, отрастившей ноги и вышедшей на сушу. Меч в руке дикаря был покрыт кровью, как и его плечо. На мгновение глаза Прэйира и Шерберы встретились — женщина и мужчина, воин и магический сосуд, океан и побережье — а потом он отвернулся от нее и ударил с такой силой, что если бы удар достиг цели, то разрубил бы дикаря пополам.

Дзынь! — Камень зазвенел о камень.

Дзынь! — Запела песню смерти магия.

Дзынь! Дзынь! Дзынь! Клинки скрещивались и расходились так быстро, что глаз едва различал их движение. Шербера не отводила взгляда, следя за каждым выпадом Прэйира, за каждым мощным и свирепым блоком человека-рыбы, сжимающего меч чешуйчатыми руками. Обманное движение — и Прэйир, отпрыгнув, ударил. Меч со свистом рассек воздух и вонзился дикарю в бок. Хлынула прозрачная кровь, в воздухе повис запах тухлой рыбы.

Толпа взревела.

Шербера следила за битвой, как завороженная. Ее не пугал вид крови — она видела ее слишком много, не пугала рана на руке Прэйира — она видела куда более страшные раны. Она следила за тем, как ловко и сильно орудует мечом ее спутник, и представляла на его месте себя.

С мечом в руках. Сильную, способную защитить себя, отрубить руки любому, кто попытается причинить ей боль. Она бы тогда не позволила Сайаму даже дотронуться до нее, она бы тогда разрезала его горло и выпустила на землю поганую кровь во славу Инифри, а потом вонзила меч в его гнилое сердце и смотрела, как он умирает от ее рук… и пусть и она умерла бы следом.

— Если бы я только умела…

Шербера думала, что никто не услышит, но золотоволосый Номариам вдруг обернулся к ней и посмотрел на нее своими серебристо-лунными глазами, и по лицу его пробежала отчего-то болезненная судорога, которую он тут же попытался скрыть.

Прэйир сделал еще выпад, и дикарь, брызгая слюной и рыча, отскочил. Его меч дернулся сверху вниз, резко, сильно и целеустремленно — слишком ловко для существа без разума, — и Шербера вскрикнула, когда клинок взрезал бок Прэйира, оставив глубокую рану. Но тот лишь поморщился. Ушел от следующего удара и переместился, заставляя неповоротливого — обманчиво неповоротливого дикаря — кружиться, кряхтя от злости и досады.

— Убей его, Прэйир! — вдруг закричала какая-то женщина, и воины, доселе не поддерживающие ни одного из противников, вдруг словно опомнились.

— Убей! Убей! Убей! — разнеслось в воздухе со все нарастающей силой.

И Шербера могла бы поклясться, что слышит в этих голосах и южный говор.

Прэйир снова посмотрел на нее, на мгновение оказавшись лицом к ним, и его глаза охватили всех их: Фира, держащего ее в объятьях, пока пустынный зверь царапал его грудь изнутри и мягко пытался боднуть Шерберу в щеку, Номариама и Олдина, застывших вокруг них незыблемыми оплотами магии, Тэррика, стоящего у края круга с их стороны.

Он еще не был связан с ней, но их клятвы уже сделали их единым.

Он еще не чувствовал ее так, как чувствовал ее Фир, но не мог не осознавать ее присутствия — словно биение крыльев пустынной бабочки где-то рядом. Ее магия. Ее жизнь.

Дикарь зарычал и бросился на него, низко склонив голову, и мечи снова скрестились. Один, два, три сильных удара — и Прэйир попятился под напором чужой силы, уворачиваясь от взмахов, грозящих снести ему голову. Пригнулся, пропуская руку с мечом над собой, развернулся и оказался у дикаря за спиной. Его сильная рука обхватила толстую чешуйчатую шею, и в мгновение ока дикарь оказался в ловушке.

Он успел только дернуть головой, и, казалось, даже не понял, что произошло, а клинок уже взрезал толстое горло, и струя дурно пахнущей крови выстрелила в сторону наблюдающего за поединком чужого фрейле, окатив его с головы до ног и заставив воинов с того края круга отшатнуться назад с проклятьями.

Шербера могла поклясться, что Прэйир сделал это намеренно.

Он разжал руку, и дикарь упал лицом в песок. Приветственные вопли встретили воина, в очередной раз доказавшего свою славу — и право обладать своей акрай, и господин Тэррик объявил, что акрай Шербера остается верной своим клятвам и своим спутникам.

Она опустила лицо, скрывая чувства, но тут же вскинула голову, когда мысль о ране Прэйира обожгла ее. Ему нужна ее магия. Рана на боку была глубокой, кровь так и текла из нее, и наверняка ему больно. Она нужна ему.

— Шербера! — предупреждающе окликнул ее Фир, но она уже отпустила его и, забыв обо всем, пошла к кругу, едва ли не расталкивая стоящих на пути воинов.

Прэйир был ранен. Она была его акрай, и она могла помочь ему, унять боль, призвать магию, которая могла бы успокоить кровь и помочь ране затянуться быстрее. Она поможет ему. Она прикоснется к нему, и…

— Акрай с пламенными волосами! — Догнавший Шерберу голос звучал невозмутимо, словно чужой фрейле, произносящий эти слова, и не стоял сейчас, облитый вонючей кровью, возле мертвого тела своего воина. — За тебя хочет сразиться один из моих воинов!

И только увидев второго выходящего в круг дикаря, она поняла, в чем дело.

— Нет! — крикнула она, не помня себя. — Нет, господин, позволь мне сначала…

Сзади ее обхватила рука Номариама, и он потащил ее обратно так, словно она не сопротивлялась сейчас в безумном желании дотянуться до своего раненого спутника, так, словно не протягивала руку, от которой услышавший ее крик Прэйир отвернулся, снова ухватившись за меч и даже не изменившись в лице, когда увидел нового противника.

Большого. Полного сил. Еще свирепее того, чье тело уже тащили прочь, кряхтя от натуги, мальчишки.

— Позволь мне помочь ему! — умоляла она Номариама.

— Ты хочешь, чтобы Фир убил половину войска? Ты должна быть с ним!

— Нет! — снова выкрикнула она, но воины вокруг уже гомонили и переступали с ноги на ногу, предчувствуя кровавую битву, которая снова должна была закончиться смертью, и голос ее потонул в их голосах.

Она почти врезалась в Фира, когда Номариам отпустил ее, уткнулась лицом в его грудь и застонала от разрывающей напополам муки. И зверь внутри Фира заволновался в ответ на этот стон, и сам он, стиснув зубы и тяжело дыша, опустил голову и прижался лбом к ее макушке, пытаясь овладеть своим зверем.

— Я могу ему помочь.

— Он победит, и ты ему поможешь, — ответил ей Олдин.

— Ты должна… — голос Фира сорвался на рычание, когда зверь попытался вырваться. — Ты должна быть… со мной, Шербера. Сейчас ты нужна мне… больше.

Она едва не начала просить. Едва не начала умолять их отпустить ее и дать ей возможность помочь Прэйиру, коснуться своей магией его ран, сказать ему, что она восхищена им и что он — самый сильный и прекрасный воин на Побережье.

Прэйир не должен узнать.

Эта мысль отрезвила ее.

— Фир, — заговорила Шербера, гладя ладонями грудь кароса каросе, и зверь внутри мгновенно затих, толкнулся ей в руку и замурлыкал, и слова вдруг пришли сами собой, как будто ждали: — Я здесь, Фир, я здесь.

За спиной снова раздался крик толпы, приветствующей удачный выпад, и Шербера снова повернула голову и стала наблюдать за боем, стараясь не замечать понимающего и сочувственного взгляда Олдина, мягкого прикосновения руки Номариама к спине и не думать о том, что только что сказал ей Фир.

Прэйир никогда не должен узнать.

Вот только трое других ее спутников уже узнали.

Загрузка...