Сердце старого Города (СИ)

Глава Двенадцатая. Зачарованный край. Необыкновенная

Сноп искр с щелчками и шипением смолы взорвался и растаял в ночи. Солео вздрогнула во сне. Сигнорин бросил взгляд на подопечную.

Девушка, наконец, уснула. До того она бредила, — жар долго не спадал, оставалось теряться в догадках о причине или чуде, державшем девушку в мире живых.

Сиг чертыхался на себя — он не взял даже элементарного. На счастье, с ним оказался короткий нож для бумаги, служивший закладкой в книге. Тонкий, почти игрушечный нож стал единственным инструментом для манипуляций. При помощи ножа, Сигнорин вытащил из руки девушки арбалетный болт с гербом отца. Болт не задел кость, но рана загноилась и была источником сепсиса. Сиг едва смог разрезать рукав платья, чтобы обработать руку. Он хотел снять платье, но остановился на первой же пуговичке — очнувшись, Солео едва ли оценит подобный жест.

Скромная одежда сироты превратилась в лохмотья, но переодеть больную было не во что. Сиг поблагодарил Создателя, что плащ, зачарованный им защищать и укрывать, оказался на плечах Солео. Правда, было жаль, что все остальные вещи пропали, не принеся пользы владелице. А арбалет, сработанный никогда не упускать цели, не упустил саму же госпожу.

Сиг жутко сердился на себя, ну отчего он не отвел девушку к людям? Взял бы восьминого коня и за полдня достиг границы призрачных земель, нашел бы Солео дом, она бы… Она бы что? Работала швеей или милой подавальщицей, растила пяток детей, варила похлебку мужу?

Сиг и злился, и радовался одновременно: ведь поступи он правильно — не увидел бы снова. Но разве не милосердие к сиротке — единственная причина забот и тревог?

Ложь. Даже дважды ложь.

Сигнорин отчетливо понимал — Солео не прижилась в мире людей. Что-то в ней было не так. Так неправильно и изумительно притягательно. Пытаясь выяснить причину, Сиг внимательно вглядывался в строгие черты. Девушка виделась ему красивой, необычной. Жаль, что такая маленькая и худенькая, да и синяки от изнеможения не украшали. Но породу не изменить, и от жара она проступила четче.

Мысль о том, что Солео стала бы достоянием пусть даже славного герцога, вызывала острую неприязнь и ревность.

«Необыкновенная», — мысленно назвал девушку Сиг.

И все же, с его «необыкновенной» что-то было не так. Сиг ничего не понимал в тарабарщине, произносимой в бреду, но временами казалось, что в несвязных и путанных речах он слышит знакомые слова. Откуда девушка могла их знать? Чем дольше Сиг находился рядом, тем больше вопросов и сомнений рождалось в голове. Лакориан метался, но к Солео относился с невероятным трепетом.

Было и еще кое-что, настораживающее принца. Сиг понимал, отсутствие камней — повод, чтобы магия плохо работала. Но он же Перворожденный, в нем огромная Сила, отчего так тяжело дается ворожба? Он даже пошутил: «Будто бы лечу дракона!». Ни одно из заклинаний не действовало должным образом, скорее наоборот. Сиг чертыхался, Солео, мучаемая жаром, стонала. А что, если… Сига терзала нехорошая догадка: Солео не человек — на людях магия работает безотказно. Кто мог быть похожим на младшую, но не быть ею?

Суккуб? Он знал многих таких…

Маленькая суккубочка решила поиграть в человека? Сбежала из-под грозной пяты Хозяина Ада? Первым, что навело на эту мысль, был подорожник, приложенный сиротой к гноящейся ране. След магии на растении был тот же, что и на паутине леса.

Тогда, выходило, что Солео — виновница всех неприятностей зачарованного края… Это она создала мертвяка. Может, кто-то преследовал ее, или демонесса решила отомстить?

Сиг обшарил «сетью» лес — живых в нем не было. А мертвых упокоило отпевание.

Как бы то ни было, создание в теле младшей нуждалось в помощи. И Сиг боялся, что его умений и знаний может не хватить. Но переводить девушку через Грань, было невероятно опасно. В таком состоянии межмирье она не пройдет, кем бы ни была.

Сиг начал лечить девушку так, как отец лечил мать. Благо, все члены огромной семьи осваивают данное ремесло чуть не первым делом, а экзамен сдают лично Владыке. Метод привел к лучшему результату.

«Ищейками» Сиг собирал травы в лесу, мыслью разводил костер, волей создавал укрытие от дождя, утварь и прочее, но бинты резал из собственного плаща, зелья варил вручную, без магии чистил и обрабатывал рану. Даже в бреду Солео плакала и стонала. Вот обезболить никак не получалось.

Сиг внимательней вглядывался в столь притягательные черты: «какая она на самом деле? Суккубы прокляты Создателем, а их дети? Создатель позволит таким детям жить не в Темных мирах? Ну… и одному суккубу-маме?».

Сиг с нежностью переплёл Солео косу. «Вот только бы гангрена не началась», — со страхом думал он. — «И зачем суккуб выбрал тело младшей? Ну глупо же!».

Вот это «глупо» и смущало больше всего, зачем демонице выбирать такую роль? Те суккубы, которых он знал, ни за что не согласились бы на подобное. «Красивая куртизанка, фаворитка короля…, но умирать от голода и ран где-то в лесу?! В чем смысл?».

Когда все возможные манипуляции по спасению умирающей были выполнены, Сиг, терзаемый сомнениями, решил немного отвлечься. С усердием, достойным лучшего применения, он перечитывал книжицу, нечаянно прихваченную из Поднебесья. Чужая любовь бередила душу.

Сиг ненадолго прикрыл глаза, вспоминая прошлую жизнь. Самое дорогое и теплое воспоминание озарило память. Он вспомнил то, что было под запретом в нынешней жизни.

Колдунья жила пленницей в тереме конунга не первый год. И не первый год он засматривался на крохотное оконце под крышей. Порою чудилось, что оттуда смотрят в ответ. Так ли оно было на самом деле?

Конунг Сиг все время искал предлог, чтобы покрутиться во дворе подольше. Погарцевать перед заветным оконцем, но приходить к пленнице, томящейся за ним, не осмеливался.

Гордая, чужая, неприступная — такой казалась Колдунья.

Отчего она осталась со степняками? Отчего не ушла? Отчего не дала небесным воинам уничтожить всех?

Сиг не знал. Странная. Непонятная. Будь юный конунг на месте пленницы, смел бы все под чистую, а она защитила… Защитила тех, кто уничтожил ее мир.

Принцесса Излаима — так звали девушку немногие выжившие из ее народа. Вельма — сказал бы степняк, а для Сига… Для Сига она была Колдуньей. Как из детских сказок мамы.

Необыкновенная…

Эль'Сигнорин понял отчего память, наконец, вернула иные воспоминания — «Необыкновенная». Колдунья тоже была необыкновенной.

Сиг позволил воспоминанию разгореться, пусть будут не только руины и пепел…

«Сегодня, или никогда!», — сказал молодой конунг в теплый день на закате лета.

Он быстро прошел по темным коридорам терема, комната пленницы была в самом дальнем конце. Сюда не долетали песни пиров.

Дверь открыла маленькая степнячка, Сиг не помнил имени, но потом узнал, что спасению своего рода во многом обязан Алии, единственной живой душе, оставленной при Излаимской Вельме.

Колдунья сидела, бледная и тихая. Странная безмятежность царила на лице пленницы. Безмятежность или безразличие?

Когда конунг вошел, пленница встрепенулась.

— Конунг Сиг? — она говорила с сильным акцентом. — Прошу простить, я не ждала Вас.

С этим пленница быстро поправила косы. Опомнившись, поклонилась — он здесь не гость.

Сигу понравился первый жест — он говорил о смущении и интересе, а второй — раззадорил.

— Впредь пошлю гонца вперед себя, — едва улыбнувшись, ответил Сиг. — Фрея, мне нужна Ваша помощь.

— Моя? — пленница очень удивилась. — Чем же я могу Вам помочь?

— Фрея, сопроводите меня по землям. Как новый конунг, я должен знать их лучше… старожила.

Пленница долго молчала, прежде чем ответить:

— Ваши воины изучали Лес и окрестности не один год.

— Ну а Ваши шаманы изучали карту звезд не одно столетие. Быть может, будь у них проводник получше, не случилось бы беды? И тогда Вы просили бы меня об услугах.

Пленница покраснела. Сиг легко прочел обиду в чертах, но обида лучше безразличия. Ведь это он здесь господин, а значит его Воля — закон.

— Разумеется, конунг, — тихо ответила пленница. — Когда Вы прикажете явиться?

— Как только будете готовы, конь ждет на заднем дворе.

Необыкновенная. Она вышла в шароварах и домотканой рубахе, расшитой орнаментами его народа, Алия заплела госпоже сложные косы. Белокосая и темноглазая. Сиг влюбился бы еще раз, если б мог. Теперь только острее ощутил.

Конунг дал время Колдунье насладиться свободой, позволив ускакать вперед. Пленница отпустила коня, перейдя на галоп. Тогда и Сиг пустил коня галопом. Он едва не настиг Колдунью, но сам же ушел в сторону. Ее черед догонять. И сердце замерло — станет ли?

Колдунья направила коня вслед конунгу. Игра нравилась обоим. Когда спутница устала, Сиг спешился. Колдунья последовала его примеру. Теперь они шли плечом к плечу по степи. Тихо стрекотали кузнечики, мягкое, клонящееся к горизонту солнце окрасило мир в золото. Оба молчали, вслушиваясь в стрекот и перестук копыт по сухой земле. Так дошли до реки.

Сиг начал первым:

— Что здесь было прежде? — он помолчал секунду. — До войны.

Колдунья огляделась по сторонам.

— Ничего… Места были малообитаемые, — хотела сказать еще что-то, но не стала.

— А из нечисти? — Сиг не знал, как правильно звались волшебные народы, каким-то чудом обитавшие на землях Излаима вплоть до самого прихода степняков.

— Нечисть? — Колдунья горько усмехнулась, но большего не позволила. Сиг сосредоточенно смотрел на спутницу.

— А как их звали вы?

— Мы звали их Фейри.

«Фейри», — несколько раз мысленно повторил Сиг, желая запомнить.

— Так кто из Фейри жил здесь прежде?

— Речные тинтинеты, но это очень давно, еще при… — Сильвия замолчала.

— И где они теперь?

— Они ушли в Лес, к лесным братьям. Вам ли не знать, что стало с Фейри дальше?

Сиг промолчал. Степняки уничтожили всю «нечисть», какую смогли только найти. Если кто и выжил, то пропал без следа, будто и не было никогда.

— Они были очень забавные, — внезапно продолжила Колдунья, улыбаясь. — Ужасно злющие. Однажды я повстречала их. Ох, и влетело же мне тогда!

Сиг заулыбался, обращаясь в слух, почудилось, что он снова в шатре у матери. Сидит и слушает волшебные сказки.

Колдунья рассказывала об их с Алеоном встрече с тинтинетами. А Сиг терзался ревностью и детским любопытством. Внезапно его озарила идея.

— Берегись! — подхватив Колдунью, он спрыгнул в реку с валуна. От растерянности девушка едва не утонула. Конунг помог выплыть.

С трудом откашлявшись, Колдунья изумленно смотрела на Сига. Конунг хитро улыбался.

— Тинтинеты атаковали, — Сиг перешел на язык Излаима.

Колдунья рассмеялась и пустила водный гребень, завязался настоящий бой с брызгами и криками.

А потом… Сиг помнил миг так отчетливо. Весь мир тонул в разлившемся мёде вечернего света. Глаза Колдуньи были теплыми, янтарно-зелеными, в цвет воды, золото солнца путалось бликами в светлых прядях. Растрепавшиеся косы казались продолжением выгоревшей степи.

Сиг медленно подошел к замершей девушке, осторожно коснулся скулы:

— Я горю тобой, — тихо начал конунг, очень надеясь, что произнес фразу верно, чужой язык давался сложно. — Ты моя Фейри.

Колдунья ничего не ответила, только внимательней смотрела в глаза.

— Я мечтаю о тебе, — конунг столько раз говорил это своему воображению, что неожиданно запнулся и смялся в реальности. Девушка улыбнулась, мягко и нежно. Теперь уже ее рука скользнула по лицу конунга. Сигу чудилось, что вокруг девушки сияет радужный ореол, что семицветные искорки светятся в каждой капельке на лице и светлых прядях. — Моя Колдунья.

Девушка сделала шаг навстречу конунгу. И ему поверилось, что сказка мамы оживает. Сиг притянул, осторожно снимая мокрую одежду со своей Фейри. Теперь радуга заискрилась на белой коже, от холода ли, или по совсем иной причине, покрытой мурашками. Колдунья последовала примеру конунга, ее пальцы заскользили по ознобу смуглой кожи. Сиг прижал к себе, чувствуя, что больше всего желает. Колдунья лукаво улыбнулась. Сиг поцеловал, растворяясь в пьянящем преддверии единства, отдаваясь его волне. Он ли был первым? Или это она приблизила столь желанное обоим единство? Сиг не понял и того, чей выдох был жарче и полнее. На берег оба вышли абсолютно пьяные от состоявшейся любви. Оба стучали зубами и передразнивали в этом друг друга.

Сиг разжег костер, возле которого ловко, со всей сноровкой кочевого жителя, поставил на ветках сушиться одежду. Колдунья обхватила себя руками, наблюдая за ним. Она расплела косы и оттого темно-льняная волна покрывала всю спину. Сиг любовался, ощущая гордость обладания. «Моя. Моя Колдунья. Моя и только моя».

Ужин на кочевой лад, тепло от костра и вина — Сиг притянул ее снова. Она была еще желанней и жарче.

В перерывах между единством, он расспрашивал девушку о Фейри, о жизни в Излаиме. А она спрашивала о детстве, о матери, о друзьях. Колдунья рассказала, что звезды поют, но людям недоступны их песни, а ей невыносим вид самих звезд.

Им обоим было удивительно хорошо и ладно друг с другом.

Укутанная в походное одеяло, Колдунья уснула. А он еще долго смотрел на звезды, мечтая, чтобы ночь не кончалась. За время сна Колдуньи Сиг успел поставить небольшой шелковый шатер, он перенес спящую девушку туда, надеясь спрятать от взгляда ревнивых звезд.

По утру снова притянул к себе. Она, разморенная сном, ответила с нежностью.

— Колдунья, — начал Сиг, еще полный неги и блаженства. — Ты теперь моя.

Девушка лениво улыбнулась. Сиг поцеловал эту улыбку.

— Фрея, — язык степняков прозвучал резко. Девушка напряглась всем телом и широко открыла глаза. — У меня есть к вам еще одно дело, — конунг внимательно вглядывался в насторожившееся лицо.

— Какое, господин? — Голос дрогнул. Сиг понял, что нечаянно напугал.

— Вы принцесса Излаима. — Продолжил он хладнокровно.

Колдунья нахмурилась:

— Конунг, в Излаиме не было короля, а я уж точно не была принцессой.

— Верно, Фрея, — задумался Сиг на секунду. — Вы королева.

Колдунья нервно рассмеялась:

— Конунг, я же…, - Сиг властно приложил палец к губам девушки, призывая к молчанию.

— Из всего города трусливых собак только вы вступились за свой народ, выходит, вы — вождь, королева.

Колдунья смотрела ошалело и напряженно.

— Итак, вы королева этих земель. А я… Я — ваш господин.

Она нахмурилась, но спорить не стала.

— Король покинул вас, — отчеканил Сиг. Колдунья сжалась от слов как от удара плети. — Он бросил вас и земли, а я — захватил. Вы по праву мои. Но я хочу союза. Оставим войну в прошлом, заключим мир?

— Чего Вы хотите? — Колдунья выглядела очень испуганной и растерянной.

— Сильвия Излаимская, вы станете моей княгиней Силь. Я даю вам новое имя, как и новую жизнь.

— Но…

— У нас не принято перечить мужу, — одернул Сиг.

— Великий конунг, я замужем. Моя клятва нерушима, — резко возразила Сильвия.

— Отчего тогда не ушла с ним? — . Сиг был резок. — Ты не блюдешь своей Клятвы, не бережешь брак. Разве я неволил тебя вчера?

Сильвия растерянно молчала.

— Я мог бы предложить тебе выбор: ты выйдешь из шатра либо женой, либо наложницей. Но ты и так моя. Значит, только Княгиней Силь.

— А мое согласие? — грустно спросила Колдунья. — Разве вы не спрашиваете согласие невесты?

Сиг рассмеялся:

— Княгиня, если даже наши жены молчат, зачем же спрашивать невест? — Сиг ласково провел по лицу сжавшейся Колдуньи. Он достал платок и завязал на голове Колдуньи, по традиции степняков пряча волосы жены. — На людях вы всегда должны быть в нем.

Сильвия заплакала, конунг уступил нежному юноше:

— Княгиня, я дам тебе дом, ты будешь сыта и одета, в почете, твои сыновья будут конунгами после меня. Не плачь.

Но княгиня плакала все утро, плакала день, и плакала ночь, даже утешаемая его лаской.

А потом перестала. И конунгу Сигу хотелось верить, что она была счастлива.

Сигнорин посмотрел на звезды. Конунг Сиг и княгиня Силь прожили в мире и согласии так много лет… Они дали начало новому народу… И тут Сиг усмехнулся.

Теперь даже он — часть иного мира и другого народа. А от конунга Сига не осталось иного следа в этом мире, кроме руин. Выходит, любовь конунга Сига к Колдунье была напрасна, он ничего не смог исправить. Только пепел.