Сердце старого Города (СИ)

Глава 4 Глава Четвертая. Мир Сигнорина. Огненная Кроха

Сиг откинул голову на камень, поросший мягким мхом. Тысячи звезд бездонного неба отразились в темной бирюзе глаз.

Тысячи и тысячи миров. Таких разных…

Создать мир. Сиг мягко улыбнулся. Его мир. Мир со своим законом, Словом, обитателями. Это акт творения…

Творить и править — разные вещи. Отчего отец решил так? Эндемиона он оставил править, а Сигу велел творить? «Засели, кем захочешь…», — снова прозвучало в памяти напутствие отца.

В костре щелкнули раскаленные докрасна сосновые шишки, сноп искр остывающими хлопьями устремился в небо.

Кого Сиг хотел видеть своим народом?

«Своим народом», — мысленно повторил он.

— Кто мой народ? — уже вслух спросил себя Сигнорин. Люди? Эльдары? Драконы?

Старые образы из утлой жизни человеком заполнили память. Степь, поющая гимн ветру. Облака, бесконечно меняющие очертания. Топот тысячи копыт, отдающийся гулким эхом. Земля, что не засеивают и не пожинают.

Можно привести степняков. Пусть скачут по Земле нового мира. Пусть не сеют и не жнут, пусть вырубят густые леса железными топорами и согреют каменными очагами деревянные дома. Он вспомнил своих воинов, сколько дорог они прошли вместе? Балго, Бруто… Их всех унес ветер. Забрала Великая Степь. Привычно подумал Сиг и споткнулся о свою же мысль. А его разве нет? Разве он не скакал в Степи Вечности? Зачем ему сохранили память о прошлой жизни?

Сиг поерзал, ремни кожаной кирасы неприятно впились в бок. Отчего люди живут день как вечность, а эльдары вечны в одном дне?

Проще вернуться в мир людей и стать бессмертным конунгом. Захватить волной все людские царства и править смертными младшими живым бессмертным богом.

— Тьфу, оксюморон какой-то! — ругнулся Сиг.

Отец не это имел в виду, делая такой странный подарок. Твой народ — это народ, чьей частью ты являешься, с кем делишь общую память, историю рода… язык, который, как особое чувство, роднит тебя даже с незнакомцем на чужбине.

Может, привести сюда эльдарийских красавиц? Он построит ажурные дворцы, разобьет прекрасные парки с озерами и лебедями. Он сделает все еще тоньше и красивее, чем в Поднебесном. Мысли снова вернулись к самому дорогому, что там оставалось. Забрать бы сюда Сили. И пусть она поет славные песенки, скачет на маленькой пони, просит бабушку рассказать сказку. А вместе с Сили забрать и бабушку… да и вообще, всю семью, чего уж там мелочиться. Весь Поднебесный. Но тогда можно и не уходить из Поднебесья, оспорить у Энеда власть…

Подарок отца казался наказанием. Разве это не ссылка?

Нет. Владыка слишком любил сына, он просто дал тому больше, чем можно желать. «Вот что делает Селена со своей Галактикой? Она у нее просто есть и все. Целая Галактика болтается на руке красивой безделушкой, оправленной в золото!». Так же, как и галактика Энеда. Вместе с мыслью о безделице-галактике пришла мысль и о хозяйке руки, носящей бесценный дар…

Отчего он не ушел сюда сразу? Все было бы по-другому… Но тогда не было бы Сили. Маленькой Сили, его Сили… А разве Сили — не его народ, не его часть?

Сигнорин резко поднялся с пружинистого мха и посмотрел на раскаленные до красна шишки. Огонь затухал, а нетронутый ужин остыл — кролик из Мира людей погиб напрасно. Сиг раздосадовано пошерудил веткой догорающие угли. Даже кроликов здесь не водилось. Как можно быть хозяином мира, если мир пуст?

— А может, этот мир не хочет, чтоб его заселяли? Или он и вовсе мертв. И вообще, любой мир сильно удивился бы, узнав, что стал подарком. — Подытожил Сигнорин, решив, что пора возвращаться в Поднебесье.

Неожиданно ему на руку прыгнула головешка размером с грецкий орех. Сиг ойкнул. Головешка отрастила лапки и пробежала по пальцам уже когтистой лапы Лакориана. Холодный пот прошиб дракона, так ли необитаем этот мир, как он думал? Дракон попробовал стряхнуть существо, но оно зацепилось за край ладони огненными прутиками-лапками и едва слышно, но вполне обиженно заверещало. Дракон удостоверился в безопасности крохи и уступил Сигу.

Сиг осел на землю, держа руку на уровне глаз и пытаясь понять, кто это? Тем временем создание из огня успокоилось. Сиг изумленно рассматривал проявляющуюся мордочку существа — лошадь? Нет… человек? Нет… Казалось, комочек энергии никак не мог определиться со своим видом. Наконец, он стал похож на плосколицего человечка. Увидев, что Сиг рассматривает его, огненная кроха повернулась лицом к зрителю, отряхнулась, как собака, и села на четвереньки. Несмотря на огненный облик, кроха совсем не жглась. Сиг осторожно поднес руку к пламени и провел по оранжево-алым язычкам шерсти. Кроха потерлась о протянутые пальцы, словно кошка. Затем свернулась клубком, зевнула и уснула прямо на ладони. Сиг не затушил костра, не ушел привычно в Поднебесье, он замер, сторожа сон столь удивительного жителя вверенного ему мира, и не заметил,

как сам уснул. И драконий сон, способ рассказать драконам правду о забытом, напомнил ему канун злополучного часа ссоры с братом.

«Мир Младших был негостеприимен к чужакам, осмелившимся потревожившим сон давно мертвого города. Надрывный ветер гнал белесые облака по линялому ночному небу. Луна то выглядывала из рваных лохмотьев укрывавших ее риз, то куталась обратно. Её мертвенный свет волнами заливал руины, на приливе выявляя уродливые остовы, а в отлив даря минуту забвения, позволяя мраку укрыт непогребенные кости Излаима.

Император далекой Тиволии протянул руку к своей императрице и отдернул: «Отчего Сильвия не плачет?», — пронеслось в голове. Пустым взглядом императрица смотрела на давно погибший Излаим, на слуг императора, выносивших сундуки из тайника архимагов, на разрушенную крипту, на подступивший к руинам лес.

Молчание руин обернулось молчанием внутри самой Сильвии, тугим, пугающим. Теребя вытащенный из толстой рукописи лист, она не замечала, как порывы ветра вырывают пожелтевший от старости лист, чувствуя только, как стылые пальцы эфира пробивались сквозь богатый бархат одежд, пронизывая насквозь, сжимая хватом горло. Казалось, ветер заполнил все существо, сделав пустым и свистящим…

Сопротивляясь ветру, память воскресила «огненную лошадь» — предвестницу пожара, разрушившего Излаим. Пламень ожог, вернул то живое, что еще не успели задушить стылые пальцы ветра. Сильвия сорвалась с места и побежала, желая навсегда покинуть и Мертвый Излаим, и Мир Младших.

— Сильвия, постойте! — Император хотел остановить, но не сумел. Императрица оказалась на спине крылатого льва быстрее, чем он успел опомниться. Крылатый лев Поднебесья взлетел, не оставляя шанса их догнать.

На пути в Мир Старших, Поднебесье, Сильвия продолжала бездумно мять и комкать лист из толстой рукописи. Время застыло медом, не рождая ни мыслей, ни чувств. Наступила гнетущая пустота, Ничто.

Сильвия не ощутила перехода через Грань — мост между миром Младших и Миром Старших. Верный Гаджар, крылатый лев Поднебесья, осторожно перенес всадницу, боясь отвлечь, спугнуть и не суметь вернуть домой. Она не видела вечернего Поднебесья. Крылатый лев прилетел прямо к Чертогам Владыки, но она и не заметила. Как не заметила, что бежит по анфиладам дворца, мимо испуганных слуг, боявшихся приблизиться к отреченной Рее. Казалось, волна ветра из Мира Младших могильным духом тянет обратно. В памяти проступали руины Излаима. Острый страх, суеверный и детский, охватил душу. В своем безумии Сильвия видела призраки мертвых.

Одно видение сменилось другим: руины Излаима уступили терему конунга, тонущему в тусклом чаде факелов. И призраки иной жизни опасно зашептались, прячась в длинных тенях. Чужой, резкий язык слышался шипением змей. И от них веяло могилой.

Сильвия закричала. От ярости, от страха.

И очнулась. Убегая от призраков расстроенного разума, она очутилась в покоях принца Поднебесья, Эль'Сигнорина. До внезапного визита гостьи, Сигнорин, как это часто ним водилось, был не один — несколько красивых обнаженных эльдариек, скрашивали скучный вечер принца.

— Прошу всех удалиться, — негромко произнес принц, быстро поднимаясь с ложа и приводя одежду в порядок.

Сильвия приняла приказ сына на свой счет, по-детски пряча дрожащие руки за спину, сделала полшага, запнулась и осела на пол. Юные эльдарийки переглянулись с появившимся в дверях камердинером.

— Все вон! — гаркнул принц. Сильвия неожиданно услышала властную и не терпящую отлагательств интонацию. Камердинер и юные чаровницы растаяли за дверьми. — Мам? — тихонько спросил принц, торопливым движениями собирая в тугую косу гриву вьющихся светлых волос.

— Боги… принц, прошу простить. Я… я не знаю, как здесь оказалась, — растерянно произнесла Сильвия, поднимаясь с пола.

— Мам, с тобой все хорошо? — Сильвия сделала шаг в сторону двери, но остановилась, зябко поведя плечами. Эль’Сигнорин осторожно протянул руку. — Рея?

Сильвия резко обернулась. Ей отчаянно захотелось увидеть забытые черты в красивом лице сына:

— Сиг, — как-то по-иному произнесла Сильвия, словно бы вопрошая преследующий ее ветер об имени давно ушедшего призрака.

Сиг помолчал минуту.

— Да, моя Колдунья, — наконец, тихо произнес принц.

— Сиг, почему я еще жива!? Отчего? — Сильвия заплакала и снова осела на пол. — Сиг, отчего мы с тобой не скачем в Степи Вечности? Отчего ты давно умер, а я так бесконечно долго жива?

Сигнорин склонился к матери, сжавшейся клубком на полу, очень осторожно провел рукой по растрепанным волосам, не смея запустить в них пальцы:

— Такая маленькая. Ты кажешься ребенком, — начал принц. — Я понимаю отца, когда он боится неосторожно перехватить, удержать тебя… Отчего вы такие хрупкие? О, Младшие дети? — улыбнулся Сигнорин.

— Ты совсем не помнишь Айю? — продолжил принц, зная ответ. — Вы, Младшие, не помните прошлых жизней. А мы помним все хорошо. Достаточно напомнить имя, — Сигнорин осторожно откинул прядку волос с лица матери. — Я был совсем маленьким, когда первые воспоминания о прошлой жизни вернулись ко мне. Я страшно испугался. Стал огрызаться, прятаться от вас с папой. А потом сбежал. Весь Поднебесный меня искал. Никто не мог понять, что произошло, а отец понял. Он велел успокоиться и прекратить поиски. Он сам нашел драконенка, попавшего в западню. Помнишь?

Сильвия качнула головой. И она сама, и ее драконица не чувствовали сына в тот злополучный день. Владыка, напротив, был удивительно спокоен. Он лично отправился искать принца, отослав всех элиев.

— Крылан скинул меня в лесу огневок, я упал в расщелину дерева, оттуда забрался в нору. Падая, сильно повредил ногу и выбраться уже не смог. Отец нашел дерево и сел рядом. Я перестал дышать. «Сиг, — начал он, — разве конунг падает с лошади?» Я замер, с ужасом понимая, что отец все знает. «Мама очень волнуется, — продолжил он, — Сиг, Вы позволите оказать Вам пусть не военную, но помощь?». Я упорствовал, пытаясь зарыться глубже. «Сиг, ногу повредил ты или дракон? Не хочу, чтобы и в этой жизни ты хромал и терпел боль — это точно стоит оставить в прошлом». Нога болела просто ужасно. Я забился еще глубже и замер.

Вдруг дерево разлетелось в щепки, а я оказался у него на руках. Боль сразу стихла. Чумазый от слез, я разревелся еще сильнее. «Тшш, все хорошо». «Вы знаете! Вы все знаете!» Мне казалось, отец должен меня испепелить. А он обнимал. «Сиг, мы всегда были и всегда будем союзниками!», — отец осмотрел мою ногу, поцеловал, подули все прошло. «Как ты нашел меня?», — я не выдержал. «Эль'Сигнорин, ты шутишь? Ты мой кровный сын! Мое сокровище, мой дар!» — папа даже возмутился. А я все понял, понял, что в этой жизни я принц Эль`Сигнорин — эльдар и дракон, — прошлая жизнь, жизнь Конунга Сига, Младшего, давно закончилась, истлела, как истлели его кости.

Сильвия улыбнулась. Сигнорин продолжил, окунаясь в далекие воспоминания:

— Но жизнь конунга Сига все же помню. Мам, умирать тяжело и страшно, вспоминать мучительно. Знаю только, что очень хотел вернуться к тебе, Колдунья. Боялся за тебя. Не хотел оставлять одну.

Вдруг Сильвия напряглась всем телом и резко подняла голову.

— Сиг! Отчего не засеял поле, удобренное пеплом хозяев?! Отчего не стер саму память о городе? Зачем сохранил кости, не дав новым всходам уничтожить их уродливую суть?

Принц замер, понимая, каких воспоминаний ждет отреченная Рея Поднебесья:

— Я помню ту ночь, — начал Сигнорин, уступая мольбе матери. — Мы сильно переоценили вас. Город пал практически без боя. Так странно было идти мимо разрушенных домов из сказок. Я шел и вспоминал маму. Она была принцессой туаров, восточных степняков. Конунг Сегизмунд захватил её народ, силой взял мою мать. У них родился я — сын Сегизмунда Завоевателя и принцессы туаров. Моя мать, как и все, люто ненавидела отца, но меня любила трепетно и нежно, она рассказывала мне о волшебстве, о чудесах. Сказки заполняли мысли недоступным чудом с одной стороны, а с другой — я хотел выжить при дворе своего батюшки, конунг был необычайно жесток. У меня было много братьев от других матерей, и мы все хотели власти. Проигравших в этом состязании ждала только смерть. Я был хитрее и умнее братьев и быстро стал полководцем отца. По воле Сегизмунда я уничтожал народ за народом, захватывая все новые земли для степняков… И вот, наконец, я шел по необыкновенному городу, поверженому моей рукой. Я шел и вспоминал волшебные сказки, рассказанные в шатре матери. Смешанное чувство преследовало меня: невероятной гордости одержанной победы и горького разочарования. Словно бы я сам себе встал на грудь.

Сигнорин на секунду задумался, потом продолжил:

— Конунг Сигезмунд ненавидел все, чего боялся. Как и все степняки, он суеверно боялся магии. Наш жрец сказал, что огонь — лучшая защита, огонь и нефрил. Я помню Алеона, боги, каким же глупым мальчишкой он был. Мои воины скрутили его без усилий. Ваш спаситель оказался такой же иллюзией, как и ваше могущество.

Сильвия замерла, невольно смешивая «драконий сон» сына и собственные воспоминания.

— И тут появилась девушка. Такая молоденькая, вся в грязи и саже пожара… — Сиг внимательно посмотрел на Сильвию. — Ты вышла, чтобы угрожать. Это было бы смешно, абсурдно, если бы не было так опасно и глупо… Степняки, привыкшие к покорным женам, не ожидали увидеть такую храбрость в девчонке павшего с позором города…Но Сегизмунд тебя испугался! Я думал, он шутит, приказывая отвести Алеона в лес. Жрец разве что не прикусил язык до крови — Алеон был обещан ему — как особая награда. Сигезмунд и сам устыдился страха перед тобой. Тебя должны были сжечь. Уж не знаю, на что так рассчитывал Владыка Поднебесья, но ты должна была гореть синим пламенем на костре в честь Великой Кобылы… А я уже горел, горел тобой, гордая Колдунья.

Сигнорин снова помолчал, словно бы собираясь с духом:

— Степняки сжигали умерших. Я ненавидел огонь за то, что моя мама, принцесса туаров, досталась ему… Когда все случилось в Излаиме, я не спал ночами, стерег, боясь, что тебя уведут на костер…

После минуты тишины Сиг продолжил:

— За взятие Излаима Сигезмунд предложил мне награду: лошадей, около тысячи, долю в награбленном, или рабов. Возьми я что-то, кроме лошадей, и он убил бы меня. Я взял лошадей, втайне поменял на рабов, чтобы поменять на деньги. Жрец любил деньги и подкуп принял.

Я пришел в шатер Сигезмунда и, видя страх конунга перед тобой спросил, отчего бы не сжечь? Сигезмунд отверг казнь из страха, что теперь эту мысль говорю ему я, и он счел ее опасной. Я надеялся, что жрец вступится, и тебя просто продадут как рабыню. Это лучше, чем сгореть на костре. Но чертов паскуда предложил иное. Жрец сказал, что беловолосая колдунья — слишком сильная ведьма, что ты царских кровей, и поэтому нефрил не подействовал. А, значит, тебя можно сломать и тогда… Никто и никогда не оспорил бы власть Сигезмунда над землями и народом Излаима. Увидев, к чему все привело, я заметил, что для принцессы ты слишком бедна. Но меня уже не слушали.

Сиг помолчал. Сильвия оставалась невероятно спокойная, казалось речь не о ней.

— От костра я смог спасти тебя. Но ты… Как же я ненавидел его тогда! Ты так плакала… Прости…

Сигнорин откинул прядку со спокойного лица мамы, и перевел взгляд на руку с зажатым листом:

— Мам, что это?

Сильвия усмехнулась.

— Сегодня я сожгла бы Излаим вместе с тобой, конунг Сиг, сын Сигезмунда Завоевателя… — Сильвия встала и поклонилась. Принц поклонился отреченной Рее как правящей».

На рассвете кроха встрепенулась, разбудив при этом и Сига, затем легко спрыгнула в поросшие мхами и лишайниками камни, где и пропала.

Сигнорин сидел и пытался понять, почему ему сейчас привиделся драконий сон, да еще и от лица матери? Поразмышляв минуту, он решил, что причиной всему руины. Эль, паршивец, знал, как сбить со следа — то, что Сиг всегда прятал от себя, чего боялся, теперь стало местом притяжения.

И тут Сиг опомнился — он так и не нашел Эля! С мыслями о брате пришли воспоминания о странной девочке, встреченной в лесу. Надо бы узнать, кто она и что делает в проклятых землях?

Вернувшись в Поднебесный, Сигнорин понял, что Эль так и не объявился. Тогда Сиг отправился к Кирии, самой вероятной соучастнице Элевых махинаций. Но не застал и своенравной сестрицы. Порядком обозлясь на младших брата и сестру, отправился к Селене, самой старшей из детей Владыки, на счастье Сига, сейчас гостившей в Поднебесном. Он рассчитывал на помощь сестры как в деле с Элем, так и в приобретении нового навыка — перевода без мыслечтения. Мысль о девочке в лесу цепляла, как заноза.

Однако и старшей сестры не было на месте, но услужливая девочка-коббальт, представившаяся личным лирном[2] Селены, впустила Сигнорина в кабинет. Нужная книжица, казалось, сама легла в руки. Сигнорин даже удивился, что так легко нашел искомое. Книжица была старая и сильно потрепанная, Сиг хмыкнул. Неужели Кастиэль развлекал молодую супругу букинистическими изданиями