— На сегодня маршрут простой, — хлопнул ладонью по столу Большаков. — Два козелка, шесть человек, сопровождение цистерн с Гидростроя. Через час. Потом — на оперативном дежурстве. Первая машина — Семёнов, Лукин, Плотников. Вторая — Королёв, Тищенко, Волк. Старший — Плотников. От смежников — Соколов. Вопросы есть?
Есть. У меня один вопрос — почему все по фамилиям, а я опять кликухой? Сказать «Волков» ненамного сложнее. Неужто до сих пор из–за того оборотня, которого я завалил по чистой случайности, только лишь оттого, что в Женькиной «беретте» последняя пуля оказалась серебряной? Тогда это «Волк» и привязалось, и уж никак не думал, что надолго… Какой из меня, нафиг, волк? Год уже прошёл, а поди ж ты.
Ника, кстати, потом рассказала, откуда взялась серебряная пуля — когда отошла от шока. Оказывается, у Женьки были чуток снесены мозги на мистике — в начале двухтысячных ему кто–то нагадал, что по его могиле пройдёт нечисть, вот он, едва заполучив ствол, и подсуетился — всегда держал последним в магазине патрон с серебряной пулей. Типа, последний шанс.
Самое смешное, что так и случилось. Кто ж знал, что могилой окажется его же машина — причём неизвестно где и неизвестно когда… Впрочем, когда — как раз понятно, тут был тот же самый 2017‑й. А вот где… вопрос отдельный.
— Волк, уснул?
— Нет вопросов, — буркнул я. — Всё слышу, Сан Трофимыч.
— Молодец, — прозвучало как издёвка, кстати. — Всё, оперативка окончена, проверяйте стволы, в оружейку за серебром, принимайте машины в пятом боксе.
Заскрипели отодвигаемые стулья. Комната для оперативок была оборудована в учебном классе местного автопредприятия — как, собственно, и вся база патрульных сил. Удобно, кстати — гаражи, рембаза, все дела, и забором она была обнесена ещё до того, как здесь… грянуло. Сейчас, правда, забор подрос раза этак в два — к тому же база оказалась двумя стенами выходящей на периметр, так что и сторожевые башни добавились.
Старшим сегодня Пашка Плотников — это хорошо. Крепкий, подтянутый мужик за полтинник, бывший погранец–афганец. Из местных, коренных — не из таких, как я, попавших через то, что тут называют «пробоем». Плотников хлебнул жизни полной ложкой, а потому на рожон не лез и имел чутьё.
— Семёнов, Королёв — за руль, — шагая по трещинам старого асфальта, распоряжался Пашка. — Лукин, Тищенко — к турелям.
Ну ясно, значит, я «на подхвате». А потому выходит, что карабин с серебряными пулями — на мне. Из–за неприличной ценности серебра патроны к автоматике серебром никогда не снаряжали — только то, что стреляет одиночными. Да еще и под отчёт. Ну а как ещё, если даже пистолетной пули хватило, чтобы завалить того волчару — как объяснили потом знающие люди, ионы серебра вызывают у большинства нечисти шок организма и начисто отторгают способность регенерации тканей. А я‑то тогда удивлялся, почему волк столь нагло лез на пистолет — да очень просто, раны от обычных пуль у него затянутся через пять минут, а то, что у «свежепровалившегося» может оказаться при себе серебряная пуля, ему и в голову не пришло… Вот удивились местные, нашедшие тогда меня и Нику благодаря выстрелам — пока они гоняли мелких волков, вожак уже издох.
Оттуда и кличка. Фамилия, опять же.
В оружейке нас оказалось всего двое. Сидящий в зарешеченной клетушке дежурный, Александр Иваныч, полноватый мужик в сильных очках, проверил предписания и выдал по две десятизарядные обоймы с маркированными синеватыми гильзами и белёсыми пулями. Вот так. Отстреляные гильзы тоже надо будет сдать, иначе запаришься отчитываться…
«Козелки» сегодня оказались разные — ГАЗ‑69А и УАЗ‑469 со снятым брезентовым верхом, с турелями и бортами–моторами, обшитыми листами зачарованного железа — простую пулю такая псевдоброня вполне удерживает, если, конечно, не лупить очередями из чего–то серьёзного, типа ПКМ или даже старых АК. Стекло тоже усиленное — пистолетную пулю удержит. А вообще, серьёзная автоматика у изгоев встречается нечасто, а у нечисти её совсем нет — у той другие… методы.
Пашка залез на пассажирское сиденье «шестьдесят девятого», ясно давая понять, которая из машин пойдёт головной. Вытащил из крепления казённый СКС, оттянул затвор, вогнал спецбойму.
Славка Королёв сел за руль УАЗика, я пристроился рядом с ним, закрепил свой СКС в держатель на панели и взял казённый. Открыл затвор, затолкал «серебряные» патроны. На всякий случай посмотрел на зачарованный индикатор на ствольной коробке — светится синим, патроны серебряные. Тут, на Базе, их, конечно, никто не рискнёт подделывать, но… доверяй, но проверяй, это то правило, которое может спасти жизнь. Хотя я потратился и наряду с «береттой» — той самой, Женькиной — уже полгода таскал с собой раздобытый уже здесь ТТ с серебряными пулями. Тьфу–тьфу, всего раз пригодился… но лучше бы вообще ни разу.
Стас Тищенко встал к турели с эмгачом, пристегнул карабин поясного ремня — без него вылетишь из машины в два счета.
Поначалу я было удивлялся, откуда тут немецкие пулемёты — потом, впрочем, выяснилось, что старого хлама, в том числе времён войны, на складах уйма, и МГ‑34 раздобыть гораздо проще, чем тот же ПКМ. Разумеется, только для служб типа патрульных сил или боевой группы — в частные руки такой можно заполучить разве что дорого, незаконно и с большим шансом получить пинок за стены — разумеется, уже без пулемёта.
А вот что–что, но за стенами оказываться в одиночку не было особого желания. Если тут есть хоть какой–то закон и порядок, то там — вообще никакого.
Завели моторы, глушители выплюнули клубы вонючего дыма — бензин тут не ахти, что–то вроде пресловутого «семьдесят шестого», более приличный фиг получишь. Везут его в основном с Нефтехима, выше по реке, и тут, как ни крути, эксклюзив у Гидростроя — везут по реке, а приличная пристань есть только у них. По дорогам–то сейчас ни один нормальный человек не поедет — километров семьдесят, да еще с таким ценным грузом… Нееет.
Вот и приходится периодически кататься в Гидрострой — так–то и недалеко, и десятка километров не наберётся. Раньше это вообще были районы одного и того же города, городской автобус ходил, но — не сейчас.
Остановились на проходной, расписались за выезд, и внедорожники, выкатившись за пределы Базы, протряслись по второстепенной и вывернули на Космонавтов — центральную улицу.
Еще там, «в другой жизни», мне приходилось пару раз заезжать в этот небольшой городок — правда, здешняя версия, развитие которой остановилось в критичном восемьдесят третьем, заметно отличалась от привычной. Впрочем, слева точно так же тянулась вереница огромных трёхэтажек ещё довоенной постройки, разве что и справа стояла череда одинаковых деревянных двухэтажек, тоже древних, как какашки мамонта — в том городе, что я видел «у себя», их давно снесли, а тут вполне использовали. Жить можно, а что еще надо…
Сентябрь ещё только начинался, погода стояла тёплая, люди на улицах есть — а вот детей не видно. Занятия в школах уже идут — как ни крути, учиться надо, нынешнее руководство города это быстро просекло. Особенно когда стало ясно, что детишки, народившиеся… «после», отличаются от тех, что были «до».
Выездные ворота находились на пересечении Космонавтов и Партизанской — в стену были встроены пятиэтажки, ограничивающие Вокзальный с этой стороны. Своё наименование поселение получило по вполне прозаичной причине — именно в этой части города когда–то находился вокзал, ныне не действующий за ненадобностью. Выезд был сделан шлюзом — бетонный коридор, в который поместились бы две фуры, ворота на входе и на выезде. По бокам — стрелковые ДОТы, причём поставленные так, чтобы огонь можно было вести и внутрь ограды, и наружу, потасканный БРДМ городской милиции — у них таких всего два, и еще кое–что из брони есть у боевой группы.
И, разумеется, поверху мостки, с которых отлично простреливался коридор–шлюз.
Дежурный милиции вдумчиво проверил документы, бегло просмотрел количество стволов и махнул рукой, чтобы открывали шлюз. Плотников уже начал было материться, когда рядом с ГАЗиком появился белобрысый паренёк на вид лет 20 в потёртой кожаной куртке, с арбалетом в руке — лёгким, из тех, что можно взвести без упора ногой:
— Кто Павел Иваныч? Я Соколов.
— Смежники, чёрт бы вас побрал, — набросился на него Пашка. — Где ты раньше был? Нам весь день тебя ждать?
Паренёк замялся:
— Простите, Пал Иваныч, задержали меня в нашем комплексе…
— Дают школьников, — продолжал ворчать Плотников. — Тебе хоть 16-то есть?
— Мне 22, — насупился Соколов.
— Ладно, иди во вторую машину… Боевые выезды уже были?
— Да. Два. Со старшими.
— Блин. Шагай уже…
Соколов неумело залез в УАЗик на заднее сиденье, захлопнул неподатливую дверцу:
— Здрасте. Соколов, Сергей. От колдовского Колледжа.
Тёзка… Все только коротко кивнули, представляться никто и не подумал. Машины уже въезжали в шлюз.
Соколов сидел как оплёванный. Интересно, чем думало начальство, отправляя в «топливной» колонне желторотика? Нет, понятно, что самому старшему из колдунов сейчас всего тридцать — они ж начали рождаться только «после», но какого чёрта посылать пацана, который пороха не нюхал, будь он хоть лучшим на курсе?
— Идём 30, по возможности 40, не останавливаемся, смотрим по сторонам, — послышался из головной машины голос Пашки. Ворота со скрипом разъехались, впереди открылась разбитая, кое–где подсыпанная гравием дорога, когда–то бывшая продолжением центральной улицы города.
Сорок — это весьма оптимистично. Выезд у меня далеко не первый, и точно знаю, что тут и до 30 не всегда можно разогнаться.
А самое мерзкое — низина Чёрной Речки, на которую выходил Вокзальный своей восточной стеной, была затянута туманом — не сильным, а этакой нетолстой пеленой, и многочисленные корявые деревца Болота торчали из этой пелены, словно вися в воздухе. И это девять утра — нормальный туман к этому времени уже должен бы расползтись, тепло же. Значит, туман… нехороший. Вот как выскочит из него какой–нибудь прыгун… Тварь не сильно опасная, но очень уж шустрая.
— Твою мать, — выругался Славик, и я с ним был полностью согласен. Головная машина притормозила, позволяя встать рядом — тут, на расчищенной площадке, такая возможность ещё была.
— Смотрим в оба, — приказал Пашка. — Колдун, как там тебя… на тебя вся надежда.
— Может, попросить, чтобы «бардак» чесанул из КПВТ? — предложил Лёха Лукин.
— Чесанёт, ага… толку, — плюнул Плотников.
Ну да, толку не было. Даже за то время, что я здесь, туман поднимался трижды. Стрелять в него, конечно, пробовали — но, такое ощущение, любые пули, кроме серебряных, входили в эту вату и словно терялись в ней. Ну а серебром из автоматики не постреляешь — дорого.
— Ничего не чувствую, — пискнул Соколов. Голос–то сел — боится…
— Замечательно, — вздохнул Славик. — Волк, давай уже, страхуй пацана.
Страхуй… От слова «страх». Вместе будем, это… страховаться. Или страхаться. Хотя, если разобраться, обнаруживать нечисть или обнаруживать ауры колдунов учат чуть не первым делом. То есть, если Соколов ничего не чувствует — есть шанс проскочить.
Хреново, что в этом долбаном постапокалипсисе совершенно нет приличной электроники, не говоря уж о джи–пи–эс или мобильной связи. Накрыло их в восемьдесят третьем — задолго до появления не то что нормальных компов, но даже компакт–дисков. Из магнитофонов здесь — разве что кассетники, нормального армейского вооружения на окрестных складах тоже не нашлось. Расцвет Советского Союза… Вот и пожинаем «хвосты». Дедовскими методами, можно сказать.
А ещё мерзко, что в этом проклятом тумане наверняка опять откажет компас, а дальнобойность раций снизится метров до тридцати. Только вот рейс цистерн отменить никто не позволит… Встречать их придётся в любом случае.
Я устроился поудобнее, поставив ноги враспор, проверил застежки кобур с пистолетами. СКС — не лучшее оружие в машине, но зато убойное и ухватистое, потому большинство серебряных пуль делали именно под эти карабины. Кстати, говорят, в казённых СКСах даже затыльники прикладов поначалу делали серебряными — для возможности удара прикладом, но потом выяснилось, что они как–то подозрительно быстро «истираются». Ничего удивительного — один выход, второй, третий — вот и напилил себе серебра, а списать все можно на износ — материал–то мягкий. Рассказывали, что был жуткий скандал с изгнанием виновных за стены, а затыльники поменяли на обычные стальные.
За стены… Нет, не хочу за стены. Особенно пешком.
ГАЗик ушёл вперёд, мы двинулись за ним на расстоянии метров в 20. Ближе не рекомендовалось после того, как обнаружили новую напасть — самопроизвольное оседание дороги. Последний (не хочу говорить «крайний») раз это было при мне, и прикомандированный колдун клялся и божился, что чувствует присутствие некоего существа, хотя на деле все выглядело как обычный размыв. А грузовик чуть не ухнул… Остаётся одно — внимательность.
Внедорожники вошли в полосу тумана — она оказалась не выше чем по борт, мгла скрадывала землю метрах в тридцати от машин. Плохо — реагировать, если что, придётся быстро. Соколов молчит, а лицо–то напряжённое — такое ощущение, что вслушивается, а воздух вокруг него этой ихней непонятной энергией напитан — того и гляди, затрещит. Неудивительно, что колдуны не носят огнестрела — любое сложное оружие в их руках моментально клинит. Только арбалеты, чаще всего с серебряными или зачарованными болтами. Впрочем, у этого болты явно не из серебра, по цвету видно.
Как башка болит… В этих местах такое часто бывает.
На небольшой скорости переползли Болото, но туман рассеиваться и не думал. Началась Расстанка — понятия не имею, откуда взялось название, видимо, ещё со времён процветания города. Пара пятиэтажек, а потом несколько заброшенных хрущёвок и брежневок окружали нелепое здание котельной с высокой тонкой трубой и трехэтажную школу, а вокруг, широкой россыпью — частные избы с яблоневыми садами. Вроде как сама идиллия, а поди ж ты — никто тут не живёт лет двадцать, если не больше. Сделать этот район частью Вокзального не удалось — мешало Болото, а от других жилых районов — слишком далеко. Вот люди и сбежали со временем — никакой защиты этот район не предполагал.
Ехать мимо домов с тёмными провалами окон с одной стороны и деревьями, ломящимися от яблок — с другой… есть в этом сюрреализм.
— Эх, сейчас бы яблочка, — скорее в пустоту, чем к кому–то обращаясь, протянул Стас.
— Иди, сорви, — съязвил Славик. — Только потом не удивляйся, если тебя от серебра крючить начнёт…
Тут он прав. Этот район оставался заброшенным настолько долго, что явно бы пора завестись чему–то… нечеловеческому. И туман — лучшее тому подтверждение.
Звук двигателей, приглушенный туманом и отраженный стенами домов, казался призрачным.
— Аура зверя, право, три часа! — крикнул Соколов. Идиот, так и заикой можно стать… Хотелось врезать пацану, но тело среагировало быстрее: СКС уже у плеча, ствол МГ тоже уставился туда, куда указал колдун. Арка в доме с магазином на первом этаже. Магазина, конечно, давно нет, огромные витрины разбиты, пятиэтажка щерится выбитыми окнами, в которых в большинстве нет даже рам… А вот арка, ведущая во двор, никуда не делась. И там уже и глазом видно, как ворочается что–то крупное…
Существо повело узкой головой, встало на дыбы — и бросилось в сторону машин с нетипичной для такой туши прытью. Ударили оба пулемёта — и оно, не пробежав и десятка метров, покатилось по заросшим травой газонам.
Знакомая тварь. Тут его называют «медведем», хотя на медведя он похож разве что спутанной грязно–бурой шерстью. Ростом метра в два с половиной, если выпрямится, движется при нападении прыжками — более–менее быстро, но недолго. Питается всем подряд — и листьями, и падалью, не брезгует человечиной. Довольно агрессивный, но в стаях не встречается, потому сильно опасным не назвать. И — ничуть не нечисть.
— Студент, ты не ори больше так, ладно? — исключительно ласково попросил Стас. Любой, кто его мало–мальски знал, мог бы с уверенностью сказать — Стас взбешён дальше некуда. Опасность, если разобраться, была невысокой, а вот адреналинчика–то выкинуло — хоть поварёшкой черпай.
— Я… обязан был… — заикаясь, пролепетал Соколов.
— Стас, забей, — вмешался Королёв. — Пацан и так перепуган.
— Перепуган он… А я не перепуган, чуть в штаны не наделал от этого вопля, — проворчал пулемётчик, но было видно, что он уже начал отходить. — Следи давай! Или чисто?
— Ччччисто… Нечисти вообще не ощущаю… — Сергей поудобнее перехватил арбалет.
Слева и справа появились здания школ — с одной стороны серое, построенное в семидесятых, с другой — довоенное, когда–то жёлто–белое, но теперь облезлое и бесцветное, за ним — руины так и не достроенного здания суда и заброшенный корпус районной администрации. Туман почти рассеялся, колдун молчал, и это было странно — обычно в этих заросших кустарником зданиях хоть что–то, да копошилось. Чаще, конечно, мелочь, но сейчас — вообще тишина. Чтобы дорога до Моста обошлась всего одной стычкой, да и та не с нечистью… даже не припомню такого за год.
Голову сдавило, как в невидимых тисках, аж до головокружения, до потемнения в глазах, потом понемногу отпустило — словно затопило, а потом вода неторопливо отхлынула.
Разбитая дорога повернула вправо, в объезд разросшегося парка, сейчас выглядевшего как лес. Из–за деревьев дико торчало ржавое колесо обзора, давая ассоциацию с фильмами про Чернобыль (забавно, а ведь ЗДЕСЬ Чернобыльской аварии и не было — всё рухнуло за три года до неё). Сквозь обильную, но уже начинающую желтеть листву виднелись карусели, еще не распиленные на металл.
Дорога когда–то оканчивалась «ватрушкой» с круговым движением, но сейчас она почти и не угадывалась — просто утрамбованная площадка перед въездом на мост.
Мост видал лучшие времена. Построили его, кажется, в конце шестидесятых, и с тех пор периодически подлатывали — ну а как еще, если это сейчас единственная переправа не по воде. Латали Вокзальный и Гидрострой совместно, соответственно сами охраняли, бесплатно пропускали все официальные службы, ну а со всех остальных — горожан и редких чужаков — брали налог. Вот и сейчас на блокпосту у полукапонира перед мостом стоял БТР‑60 с символикой Гидростроя — трубами завода, нарисованными в форме трезубца. Что интересно, сам завод, когда–то выпускавший алюминий, давно уже стоял, превратившись в скопище разных подсобных служб — после того, как из–за прорыва плотины в начале 90‑х встала гидростанция. Сейчас гидростанция работала вполсилы из–за низкого уровня воды — кажется, фунционировали всего два агрегата из шести, энергии хватало вровень на Гидрострой и Вокзальный.
Процедура пропуска была уже отработана, много времени не потеряли. Народу на блокпосту, кстати, довольно много — человек десять. По сути, тут уже начиналась территория Гидростроя, ограниченная рекой и бывшим заводом.
Протряслись по мосту и поехали вдоль реки. Дорога была так себе, но всё же лучше, чем за пределами стен — тут её, по крайней мере, подсыпали щебёнкой. Впереди нелепой громадой возвышались опоры бывшего железнодорожного моста, служившие ледорезами — после того, как гидростанция лишилась плотины, это стало актуально, иначе льдины по весне снесли бы расположенный ниже по течению старый автомобильный мост напрочь. А вообще зимы теплеют, сейчас вроде и неактуально… Поначалу я удивлялся, почему остатки моста не приспособили для переправы, но мне объяснили, что для этого проще было бы построить мост заново — технологии не те, слишком уж велика высота опор и длина пролётов.
Ну ладно. Впереди ещё один КПП — собственно въезд в Гидрострой, но и тут уже патрулируемая территория, можно чуток расслабиться. Это не наше Болото, которое практически под стенами…
На КПП, расположенном у бывшего Водоканала, нас помурыжили серьёзнее, чем на блокпосту — ну это как всегда, колдуны проверяют ауру. Интересно, что они там видят? Хотя, как говорили ребята, процедура стандартная уж лет 10–15 и направлена в первую очередь на то, чтобы внутрь периметра не пробрался оборотень в человеческой форме или ещё какая нечисть. Народ тут пуганый… Тридцать с лишним лет так живут. Поначалу–то, как я понимаю, нечисть весьма проредила, пардон за каламбур, ряды местных жителей — в бывшем пятидесятитысячном городе осталось максимум тыщ пятнадцать жителей — в Вокзальном чуть поменьше, в Гидрострое побольше.
За КПП уже пошла внутренняя территория Гидростроя — даже вдоль реки стена поставлена. Поставили её ещё до того, как начались тёплые зимы — в ту единственную зиму, что я был здесь, ледостава вообще не было. А вот раньше… Берег тут, конечно, обрывистый и высокий, особенно после того как упал уровень воды выше разрушенной плотины, но забор с оберегами — это лучше, чем просто обереги–сигналки. Тем более, что вскарабкаться по обрыву при желании можно.
Пристань в Гидрострое расположена удачно — на месте бывшей спасательной станции, где обрывистый берег отступает от реки. Удачнее всего, что она оказалась выше порогов, обнажившихся после снижения уровня воды — дальше баржи не пройдут при всём желании. Они и сюда–то доползали по сложному фарватеру. Конечно, после того, как вода ушла, пришлось провести земляные работы, но это ерунда — на противоположном берегу сейчас вообще жилья нет, и место нехорошее — не настолько, конечно, как наше Болото, но тоже рассадник. Страшилками про опустевшую деревню Пороги пугают маленьких детей, а в заброшенную воинскую часть, где, по слухам, до сих пор есть чем поживиться, иногда выбираются мародёры, но вот не возвращается никто. Так что, как ни крути, на водный путь с верховий у Гидростроя монополия.
Впрочем, нам не на пристань — груз принимают без нас, и бензовозы традиционно ждут нас на бывшем заводе, у тех его ворот, что ведут в город — в остальном периметр завода со стороны реки выходит на заброшенную промзону, которая хоть и патрулируется, но без особого фанатизма. Местечко из тех, мимо которых на машине проехать можно, а пешком лучше не соваться.
Ехать до ворот Завода — минут десять, не больше, и это с учётом неважных дорог. Вообще странно, почему не выпускать машины сразу с территории завода? Они б выходили прямо к остаткам железнодорожного моста. Но, как оказалось, тёрки в городской верхушке никуда не делись, и пропускать машины через территорию из конца в конец Завод не собирался.
Бензовозы, в количестве трёх штук, уже стояли на Маяковского, у ворот Завода — два ЗиЛ‑131, синий и хаки, и Камаз на внедорожных колёсах. Все машины — самоделки, цистерны (похоже, тоже самодельные, сварные) поставлены на шасси обычных грузовиков, а потому машины выглядят топорно и нелепо. Ну, что есть…
Пока Пашка Плотников бегал с документами, водители и стрелки ушли курить — курилка была оборудована метрах в пятидесяти, по причине частого проезда машин с топливом, — и я остался вдвоём с Соколовым — видимо, единственные некурящие. Колдуны, кстати, не курят почти никогда — я за год всего раз видел, чтобы выпускник Колледжа дымил.
Сергей долго ёрзал, оглядывался — видно было, что хочет что–то спросить. Потом решился:
— А вы из другого мира?
Опаньки. И как этот пацан меня так быстро раскусил? Конечно, попавших сюда через «пробои» не так уж мало — наверное, процентов десять из жителей Вокзального, никого ими не удивить, но я как–то не задумывался — бросается ли это в глаза. Неужто бросается?
— С чего ты взял?
Молодой колдун помялся:
— Аура у вас… странная. Раньше такой не видел.
Аура странная? Значит, стервец, проверяет, экспериментирует…
Так, стоп! Что–то не так.
Почему он первый за год, кто задал мне такой вопрос? При том, что я уже полгода как катаюсь с патрульными группами и меня периодически проверяют колдуны на КПП — что у нас, что в Гидрострое, да и в Ладоге я бывал.
Что он видит, чего не видят другие?
Я почувствовал, как на лбу выступает испарина. Может, это какая–то проверка? Краем глаза глянул на пацана — тот поедал меня глазами и явно ждал ответа. Не похож он на засланного… скорее на наивного.
Так, Серёг, расслабься. Будут проблемы — будешь решать.
— Может, ещё у кого из нас такую видел, тёзка? — поинтересовался я, надеясь, что прозвучит с ухмылкой, движением головы указал на курилку. Впрочем, видно, что пацан робеет — если с натяжкой, то он мне в сыновья годится.
— Не, не видел, — мотнул головой Сергей. — Потому и спросить решил.
Вот те на. Из нашей нынешней группы Лёха Лукин — тоже «провалившийся». Причем и провалился ненамного раньше меня — где–то на месяц. Выходит… выходит, что увидел пацанчик ничуть не моё «чужое» происхождение. Вопрос — что?
Но не спросишь же его прямо… Не хватало ещё привлечь внимание кого–то «сверху» — насколько я знаю, колдуны пишут по возвращении из рейда отчёт, который сдают своему куратору. Мне же ещё после «прибытия» сюда потрепал нервы местный отдел безопасности — ладно хоть, эти уже привычны к «пробоям», я не первый и наверняка не последний, — а потом и исследовательский отдел — есть тут и такой, пытаются вести статистику, изучать закономерности. И их колдуны меня тоже, если что, «просвечивали».
Что увидел Соколов?
— И как это выглядит? — как можно более безразлично спросил я. — В двух словах, для чайников?
Выражение «для чайников», кстати, занесли сюда первые «провалившиеся», лет десять назад — с тех пор оно примелькалось и вошло в обиход — впрочем, скорее среди именно что «провалившихся», «местные» его понимали, но почти не использовали.
Именно потому я его и употребил — показать парню, что он угадал. Секрета в моей «иномирности», конечно, нет — тут этим никого не удивишь, но я уже заметил, что здешняя молодёжь частенько стесняется задавать подобные вопросы.
— Ну любая аура имеет свой цвет, — лицо Соколова посветлело — видимо, понял, что попал в цель, но он опять замялся, видимо, подыскивая слова, — а у вас она ещё это, как бы… искрит.
Искрит? Интересное словечко. Зловредное воображение сразу нарисовало искрящийся нимб. Серж, не мысли о себе слишком много, ты не пуп земли.
— …А там, после стычки с «медведем», она у вас вообще аж вспыхнула, — подытожил колдун. — Я как раз во все глаза смотрел, ауры искал — меня иии… инструктировали, что место опасное.
Век живи — век учись. Дежурные колдуны для меня (да и для всех, наверное) быстро стали некоей деталью антуража — а учитывая, что чаще всего они помалкивали, специфика их работы «на маршруте» обычно не оглашалась. Получается, они отлично следят за аурами всех, кого видят!
Прокололся пацан? Или специально рассказал? Или в этом вообще нет ничего секретного, просто у меня фантазия разыгралась?
Последний вариант вполне вероятен.
— Из другого, тёзка, — улыбнулся я. — Год уже здесь.
— И… как там? — прозвучало это настолько просительно, что я чуть не рассмеялся.
Любопытство. Обычное, детское почти любопытство. Какой уж тут засланный — у пацана на лице всё написано…
Только что ему рассказать?
Про то, что Питер, Москва и другие города там стоят как ни в чём ни бывало, что там живут в чистоте, без опасности? Что его ровесники проводят всё время за компьютерами, которых тут в глаза не видели? Что можно идти пешком за город, потому что сожрать тебя могут разве что комары, да и то не всегда? Что оружие там — скорее исключение, чем правило, а колдовства и всяких аур вообще нет?
И что туда не вернуться — потому что, как мне пояснили в исследовательском отделе чуть не в первую же неделю здесь, «пробои» открываются редко, хаотично, непредсказуемо, и неизвестно, куда именно выведут…
Я открыл было рот, чтобы отделаться общей, ничего не значащей фразой, но меня выручил вернувшийся Плотников:
— По машинам, рация вторая волна! Волк, вы в голове, мы замыкаем!