Этот будильник и мёртвого поднимет… Сразу видно — сделано в СССР, никаких нанотехнологий.
Как ни странно — выспался, хотя спал не так и много. В нужную фазу сна попал, что ли? Вчерашнее пиво выветрилось напрочь, головная боль тоже не появлялась. Хорошо!
Маша вроде спит. Поставил чайник, пошёл умываться, но когда шёл обратно на кухню — девчонка уже сидела на кресле и тёрла глаза. Зелёные волосы торчали во все стороны.
— Доброе утро, — кивнул ей мимоходом. Вообще тут половина народу придерживается мнения, что «утро добрым не бывает», и при встрече говорят просто «Утро», но, как по мне, это идиотизм какой–то.
— Доброе утро, — отозвалась Маша. — Встаём?
О, прям во множественном числе. Хотя, если уезжаю — стоит и её выпроводить. Утро вечера мудренее, девчонка скорее всего успокоилась, теперь ей можно и в общагу.
— Да. Иди умывайся, сейчас пожевать сварганю.
Надеюсь, она не веганка? А, нет — колбасу же вчера ела. Вообще тут подобная дурь выбивается быстро — условия не те, чтобы одной травкой питаться.
Маша вернулась быстро, повела носом:
— Яичница с колбасой? Вы прям как мой дед.
Обласкала, блин. Но не обижаться же — не маленький!
— Маруся, это был комплимент или совсем наоборот?
— Комплимент, — девчонка уселась на тот же табурет, что и вчера. — Отец мой только пельмени варить умеет. И то обычно каша получается.
Вот интересно, как можно дожить до сорока лет и не уметь готовить ничего, кроме пельменей? Да элементарно — если жена бегает вокруг мужа и ему в рот заглядывает, а до этого то же самое делала его мама… Впрочем, Маша сказала, что отец с ними не живёт. Сбежал сам или мать не выдержала?
Расспрашивать не стоит. Чужая душа — потёмки, чужая семья — тем более. Наоборот, отвлекать надо Машу, а то у неё опять ступор начнётся.
— Ну тогда держи комплимент, — я выложил яичницу на две плоских тарелки — откровенно советские, с голубой каёмочкой, и, разумеется, разные. Где тут одинаковые взять… — Сейчас хлеб отрежу.
Обычно девчонки такого возраста хлеб не едят и вообще имеют аппетит синичек, но Маша на еду набросилась. Кстати, её и сильно худенькой не назвать — так, всё «в плепорцию», и с чего она мне невесомой позавчера показалась, когда я её на плече волок… Хороший аппетит — тут это ценится. Классика — кто хорошо ест, тот хорошо работает, анорексички никому не нужны.
Я налил чай и взялся за свою порцию. Доели одновременно.
— Что делать сегодня собираешься, Маша? — поинтересовался я, размешивая сахар.
— А вы? — прямо спросила девчонка.
— Уезжаю по делам, — почти не соврал я.
— Можно с вами?
Упс.
Вот она что, серьёзно? Думает, что можно так вот напроситься чуть не к первому встречному? Придётся обламывать.
— Нет.
— А почему?
— По кочану, Маш, — вздохнул я. Настроение не то чтобы испортилось, но как–то качнулось на минус. — Я не по городу кататься буду, чтоб тебе экскурсию проводить.
— Значит, опасно?
Угу. Не говорить же ей про возможный куш.
— Конечно, опасно. Сожрать могут. Хочешь опять на Болото?
И, глядя на Машу, я вдруг понял, что как раз это для неё — не аргумент. В глазах девчонки светился азарт.
— С вами — хочу!
Блин. Вот вляпался. Оно, конечно, чем–то приятно — доверие тут штука нечастая, но думать не только о поездке, а ещё и о том, чтобы с девчонкой всё было нормально… Перебор. Это даже если «вынести за скобки» серебро.
— Нет, Маша. Не хватало мне ещё тебя опять вытаскивать. Пей давай, уже идти пора.
— А если вот так?
Я чуть не поперхнулся чаем. А ведь мог бы догадаться…
Перед Машей на столе лежало две пробирки — одна с желтоватой жидкостью, вторая с зеленой.
Ну естественно. Маша же, как новоприбывшая, получила в Управе «подъёмные». И, разумеется, как и все остальные — как и я в своё время — получила эту пару пробирок с то ли магической, то ли алхимической хренью… Само собой, произведено в Колледже.
Зеленая — сильный стимулятор, дико обостряет все рефлексы часов на пять–шесть, а то и больше, снимает боль и усталость. Желтая, её называют ещё «зельем оборотня», даёт организму зверскую регенерацию и способна довольно быстро вернуть к жизни почти любого тяжелораненого, лишь бы мозг был не задет — ну и утерянные конечности, само собой, обратно не отрастут.
Эти штучки не то что на вес золота… пардон, серебра — это просто жуткий раритет. Ими официально никто не торгует. Раз в жизни их получает каждый местный житель — коренные на 16-летие, «провалившиеся» — вместе с назначением на работу. Вот только, учитывая здешнюю специфику, большинство их спускает очень быстро — те, кто сидят «в ограде», продают втихаря за большие деньги, те, кто выбирается «за пределы» — тратят на выездах так, что только вьёт. Жить захочешь — потратишь. Я свою зелёную потратил на одном из первых выездов по работе, а жёлтую — когда с Юрой нарвались на гнездо… нет, не хочу вспоминать. Обе в первый год, короче. Насколько я знаю, на всю Базу жёлтых осталось всего четыре–пять штук, а зелёных — не больше пары. И тратить их на кого–то, кроме себя самого, никто не будет.
Я кашлянул — в горле пересохло. Отпил чая. Помолчал.
Маша смотрела на меня во все глаза. Глазищи у неё, кстати, зелёные — волосы в тон глазам выкрашены, не иначе.
«Такого маленького, такого несмышлёного… даже неудобно есть», как говорил волк — да, Волк — в одном старом мультфильме.
— Ты хоть понимаешь, что это такое? — спросил наконец.
— Знаю. Объяснили. Жутко ценная вещь, жизнь спасти может, — просто отозвалась Маша.
— Понимаешь, что можешь это не использовать сейчас как свою хотелку, а продать и с полгода жить безбедно?
Чур меня. Торговля этими штуками запрещена — не до изгнания за стены, конечно, но неприятности обеспечены. Если поймают.
— Понимаю, — Маша демонстративно–неторопливо отпила чай. — А зачем мне тут большие деньги? За границу не поехать, шмоток не купить, тут даже фотиков цифровых нету или компов. Думать, что ограбят? А могут ведь, да?
— Могут, — кивнул я. — Даже я могу тебя взять сейчас за шкирку и выкинуть, а пробирки останутся здесь. Да? — поддразнил я в тон ей.
Соплюшка даже не дрогнула:
— Не выкинете. У вас глаза добрые.
Ну вот что с ней делать? И правда ведь не выкину, раз вчера вечером мимо не прошёл.
— Убери, — я пододвинул Маше пробирки. Та удивлённо захлопала глазами, и я добавил: — Убери и никому не показывай. Давай так: сейчас вместе выходим, я говорю о тебе Юрке. Если он не против — поедешь с нами. Идёт?
— Спасибо, — пробормотала Маша, явно ошарашенная таким решением вопроса. — Идёт.
Ну и славненько. Моя совесть чиста, а Юрка явно её пошлёт подальше, не тот он человек. Ну… можно, конечно, поиграть в эту игру чуть дольше.
Я встал, направился в коридор, надел ботинки — пора собираться. Открыл сейф.
— Стрелять умеешь?
— Из пневмата стреляла, — судя по голосу, у Маши началась эйфория. Ну настроение точно поднялось.
Надев разгрузку с кобурами, я сунул в них, как всегда, «серебряный» ТТ и беретту. Ни на что их не променяю на выезде, даже на любимый 1911. Достал с верхней полки наган, как–то доставшийся по случаю и так и валявшийся незаряженным. Этого добра тут было в избытке, видимо, ещё с тех времён, когда ими вооружались вахтёры, инкассаторы и прочая ВОХРа. Повертел, сдвинул патронный стопор, провернул барабан, дабы убедиться, что патронов нет, подозвал Машу:
— Иди сюда… Сможешь из такого выстрелить? Пробуй, не заряжен.
Девчонка без особой опаски взяла наган, пару раз нажала на спуск — курок сухо щёлкнул. А ствол отвела в сторону, молодец — я уж приготовился наорать. И нажала легко — вообще почему–то считается, что у нагана спуск тугой.
Я накинул куртку, забрал револьвер, сунул его в карман. Патроны для него, конечно, есть — стал бы я держать дома бесполезный ствол… Хорошо, что чищу регулярно, хоть и не пользуюсь. Культура обращения с оружием — хорошая вещь.
— Отдам, если Юрка тебя одобрит. Собирайся давай.
Сумка на подобные выезды у меня обычно лежит собранной — в ней фонарик, бинокль в чехле, патроны, перевязочный пакет, сухой паёк на два дня, армейская фляга с водой и вторая, плоская — со спиртом. Пожалуй, ничего сверх этого не надо. Подумав, сунул второй перевязочный пакет, взял свой СКС. Застегнул на руке ремешок часов.
Маша уже стояла рядом чуть не по стойке «смирно». В грязных кроссовках и куртке с оборванным рукавом. Путешественница… Вот Юрка обхохочется.
— Пойдём…
Юрец подъехал почти сразу, мы и пары минут не ждали. Лихо затормозил свой «козелок» напротив подъезда и уставился на Машу, чуть рот не открыв. Наконец расхохотался:
— Ну, Серый, ты и ловелас!
— Угу, щас, — я как можно циничнее ухмыльнулся. — Это так, знакомая забежала.
Маша стояла за спиной, и мне очень хотелось взглянуть на её выражение лица. По–хорошему, сейчас она просто обязана оскорбиться и уйти.
— Ну–ну, — иронично кивнул Юрка. — Чо, едет с нами?
— Хочет, — как можно небрежнее сказал я — дескать, ну давай, развивай мысль.
— Так пусть едет, место есть, — внезапно ляпнул ОМОНовец. — Лишняя пара глаз не помешает.
Ё-моё. Он что, серьёзно?
Я не сказал это вслух, но Юрка явно понял мои мысли.
— Волк, я серьёзно. Пусть смотрит за датчиками. Нам свободнее будет, — судя по движению глаз, смерил Машу взглядом. — За мой счёт.
Ах даже так? Интересно девки пляшут. Неужто Юрик на Марусю глаз положил, решил поближе познакомиться?
— Юр, учти — у неё опыта боевого нет, — сделал я последнюю попытку.
— Да я по волосам вижу, что из провалившихся, и недавно, — хохотнул приятель. — Реально садись, поехали. У меня даж куртка есть, — пошарив под сиденьем, он вытащил замызганный, но в целом приличный серый дождевик. Открыл правую дверцу. — Как зовут?
— Мария, — Маша почти торжественно прошествовала мимо меня. И я бы ничуть не удивился, если бы она показала мне язык. Уселась рядом с Юркой, захлопнула дверцу.
Поняв, что не стоит стоять как столб, я влез через борт на заднее сиденье, поудобнее пристроил карабин. Вот ведь Юрец, зараза… Но не отменять же поездку!
— Давай, поехали…