Сергей Вавилов

Глава 1. Физик и биолог

Однажды в стенах ФИАНа произошел маленький курьез, о котором любил потом вспоминать доктор наук, бывший аспирант физического отдела Николай Алексеевич Добротин.

— Я готовил стенгазету, — рассказывал Добротин, — и мне понадобилась фотография Сергея Ивановича. Я где-то такую фотографию раздобыл и поместил ее в газету. Никто не заметил в фотографии ничего особенного, пока на нее не взглянул сам Сергей Иванович. «Послушайте, — сказал он невозмутимо, — но это не я, это другой человек». — «Как не вы?! — искренне удивился я. — А кто же?» — «Это мой брат, биолог, Николай Иванович».

Нет, кажется, такой не слишком ограниченной объемом биографии Сергея Ивановича, в которой не говорилось бы, хоть вкратце, о научной деятельности его брата — биолога Николая Ивановича. Как нет и более или менее обстоятельной биографии Вавилова-биолога, чтобы в ней не упоминались достижения его брата-физика. Это не удивительно. При всем различии между двумя Вавиловыми, биографии их взаимосвязаны. Не только тем, что каждый гордился своим единокровным, проявлял, как мог, о нем заботу. Но и в более глубоком смысле. Жизнь одного Вавилова вообще так или иначе (иногда чувствительно) отражалась на жизни другого.

Убедительный пример такой взаимосвязи привел в своих воспоминаниях академик В. И. Векслер:

«Сергей Иванович исключительно высоко ценил талант своего старшего брата, и я много раз и в разное время слышал его слова, полные преклонения перед талантом и ролью Николая Ивановича в науке. Он очень тяжело переживал время, когда Николай Иванович был подвергнут незаслуженным репрессиям, и, не скрывая, говорил, в частности мне, что он не может и мысли допустить о виновности брата перед народом. Он настолько любил брата, что репрессии, которые были применены к его брату, очень тяжело отразились на его собственном душевном состоянии и здоровье в течение всех последующих лет».

Последнее подтверждает и известный генетик академик Н. П. Дубинин.

«…Его здоровье, — пишет он о Сергее Ивановиче, — резко ухудшилось в связи со смертью в 1943 году старшего брата, Николая Ивановича».

Когда двух братьев или двух сестер, растущих с детства вместе, разделяет ощутимая разность лет, между ними возникает чувство прочного неравенства, обычно доброго, даже, если так можно выразиться, ласкательного свойства. Появляется чувство ответственности старшего перед младшим, которое часто превращается в некую «утешающую» привычку, проходящую через всю жизнь.

Так было и у Вавиловых.

Многое их разделяло: характеры, вкусы, научные интересы. А став взрослыми, они крайне редко виделись друг с другом. Но с детства установилось: Николай — защита.

Не одна, впрочем, разница лет была причиной очевидного влияния Николая на Сергея. А еще настойчивый и страстный темперамент старшего.

Темперамент этот вечно ставил Николая в опасные ситуации. Однажды мальчиком он так быстро ехал на велосипеде, что упал и повредил себе глаз. В другой раз его зрение еще больше пострадало — от сильного взрыва во время опыта, поставленного двумя братьями в домашней лаборатории: Николай Иванович щурился на один глаз всю жизнь, а от службы в армии в первую мировую войну его из-за дефекта зрения освободили.

Многое исходящее от старшего магнетически влияло на Сергея. Уж слишком как-то соблазнительно, слишком искренне и пылко получалось все у Николая.

Увлекся он, к примеру, собиранием гербария. Заразился этой страстью и Сергей, да так, что даже обогнал тут брата: у младшего гербарий получился куда богаче. Любопытно, что в детстве будущий физик лучше разбирался в названиях растений и животных, чем будущий биолог и ботаник.

А когда старший брат стал ставить дома опыты по химии и по физике, Сергей и тут не захотел отставать.

Николай в отрочестве общался и дружил с детьми рабочих, бывал в пролетарских кварталах Пресни. Дома часто обедал на кухне в обществе кухарки. Ивану Ильичу не нравилось такое панибратство. На эту тему у него со старшим сыном не раз происходил резкий обмен мнениями, пока студент Николай не оставил временно отчий дом и не ушел в общежитие Петровской академии.

Застенчивый Сергей не фрондировал перед отцом так вызывающе открыто. Но и его симпатии с детства были на стороне простого люда. Демократизм братьев поощрялся матерью. О настроениях ее можно судить хотя бы по реакции на национализацию собственности Ивана Ильича после революции; Александра Михайловна не только не расстроилась, но говорила своим близким: «Слава богу, все отобрали!»

И к лекциям в народном университете, и к посещению музеев Сергея так или иначе приваживал старший брат. Не у Николая ли перенял он и самозабвенность страстного экспериментатора?

С годами простая связь «старший подает пример — младший ему следует», естественно, исчезла. Но добрая, протянутая в детстве нить между двумя судьбами стала лишь прочнее. Уже во времена студенчества, а после и до конца жизни Николая по ней в обоих направлениях шел поток взаимного восхищения. Сергей считал брата значительней себя во всем. Николай гордился талантами брата больше, чем своими собственными. Выражение: «Я-то что! Вот Сергей — это голова!» — слышали от него не раз.

Прямая связь со временем обогатилась и обратной. Биолог и растениевод Николай Вавилов никогда не перестает интересоваться проблемами физики. Не без влияния младшего брата он загорается интересом к истории, особенно к древней, а также к искусствам и литературе, от которых сначала был далек.

В свою очередь, Сергей Вавилов всегда следит за положением в агрономии, генетике, биологии.

«Мои первые беседы с С. И. Вавиловым о задачах развития генетики в нашей стране, — вспоминал Н. П. Дубинин, — относятся к концу 1945 года. Он прекрасно понимал общенаучное и практическое значение генетики, хорошо видел, как подходила эта наука к созданию синтетических методов в союзе с физикой, химией и математикой, что обеспечивало мощный таран для атаки на крепость загадок и тайн жизни. В 1946 году Сергей Иванович считал необходимым создать институт генетики для развития фундаментальных основ этой науки, полагая, что институт, которым руководит Т. Д. Лысенко, не отвечает задачам современной науки. Он говорил, что надо открыть журнал «Генетика» и охватить новыми программами университеты, вузы и среднюю школу».

Глава 2. Саратовский манифест

Личность Николая Ивановича Вавилова излучает какое-то очарование. Возможно, сказывается и действие легенд, а их сложено немало. И все же, если б люди знали о нем больше правды, очарование, вероятно, было бы полнее. Истина о Николае Ивановиче прекраснее любой легенды.

Семнадцать книг (включая сборники) вышло в нашей стране о Николае Ивановиче Вавилове к 1975 году. Немало написано о нем и за рубежом. Удивляться этому нельзя: Николай Иванович объездил много стран (пятьдесят две!) и всюду что-то значительное делал для науки. И вклад его в науку всегда был перспективным. Сегодня идеи Вавилова-биолога звучат еще актуальней, чем это было, когда они высказывались впервые.

Николай Вавилов — один из выдающихся ботаников и генетиков XX столетия. Его чтут не только как гения прикладной ботаники и генетики, селекции и географии культурных растений. «Своим» давно считают его этнографы и языковеды, историки и философы, археологи и географы.

В историю советской науки он вошел звездой первой величины. Первый президент ВАСХНИЛ — Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, первый директор ВИРа — Всесоюзного института растениеводства в Ленинграде, первый директор Института генетики Академии наук, президент Всесоюзного географического общества — за этим перечнем талант крупнейшего организатора отечественной науки. Дань уважения и восхищения Николаю Вавилову воздают на всех континентах. Его работы по растениеводству сейчас изучают в 70 государствах, на селекционных станциях всего мира. Знают о нем и люди, далекие от науки…

С его именем давно уже прочно ассоциируются такие научные понятия и принципы, как «закон гомологических рядов в наследственной изменчивости», «законы естественного иммунитета растений к инфекционным заболеваниям», «центры происхождения культурных растений», многие другие.

Интересно, что в первичной форме многие идеи Н. И. Вавилова были высказаны им в самом начале деятельности.

…Это было осенью 1917 года.

Еще не прозвучали декреты Октября. Великие революционные события в Петрограде лишь назревали. Но приближение эпохи крупных перемен чувствовалось повсюду.

Почувствовали это и саратовские студенты, собравшиеся в сентябре на вступительную лекцию Николая Ивановича Вавилова. Свое первое выступление он назвал скромно, хотя и многообещающе: «Современные задачи сельскохозяйственного растениеводства».

Аудитория затихла, вся превратилась в слух. Покорял не только голос — мягкий, проникающий в душу баритон. Покоряло содержание. Двадцатидевятилетний профессор говорил вещи, поражавшие воображение. Это был настоящий каскад идей. Идей новых, необычных. Необычно выглядело уже название лекции: почему «сельскохозяйственное растениеводство», а не традиционное «частное земледелие»?

Профессор сразу объяснил.

— Раньше, — говорил он, — на первый план выдвигалось воздействие на среду: уход за землей, удобрение, обработка почвы, словом, именно земледелие. Но ведь главная наша цель в другом: в растениеделии, в растениеводстве. И достигать ее можно иначе. Воздействуя не только на землю, но и на само растение, на его природу. Подбирать сорта, улучшать их путем отбора, скрещивания, введения в культуру новых растений. На помощь приходят новые науки: селекция, наука сортоведения и сортовыведения. И генетика, наука о законах наследственности и изменчивости. Пока они мало кому известны, эти взаимосвязанные науки. Но настанет день, и они станут в один ряд с другими важнейшими естественными науками.

Особенно волнующе прозвучали слова, обращенные к будущим исследователям-растениеводам. Вавилов говорил, что пора перейти к глобальным, мировым масштабам. Чтобы рационально использовать растительные ресурсы земного шара, надо провести всемирную перепись культурных растений. А попутно изучить и дикую флору. Ведь и оттуда можно получить полезные сведения для растениевода. К основным направлениям настоящих и будущих исследований молодой профессор причислил и создание совершенно новых органических форм, овладение их синтезом.

Излагая свои взгляды, Вавилов словно забыл, что перед ним не академики и не руководители государств, а скромные провинциальные студенты.

Вавилов с жаром приводил свои доводы, строго и убедительно их обосновывая. Закончил свою лекцию он призывом:

— Работы достаточно для армий исследователей. Было бы желание работать.

Да, это была необыкновенная лекция! Она прозвучала как манифест. Научный манифест, программа действий для ботаников и агрономов на многие десятилетия.

Сам Николай Иванович в письме Р. Э. Регелю, крупному ботанику и своему бывшему руководителю, назвал ту первую саратовскую лекцию своим кредо, символом веры агронома-ботаника.

Так и получилось.

Все основное, что впоследствии развивал Николай Иванович со своими учениками, было в тезисной форма заложено уже в том первом выступлении.

— До сих пор, спустя десятилетия, — вспоминал, видный ученый и продолжатель дела Вавилова профессор Фатих Хафизович Бахтеев, — не устаю перечитывать первую лекцию Николая Ивановича. И всякий раз она вливает в меня новые силы. И всякий раз я поражаюсь, как далеко вперед заглядывал мой учитель на пороге своей научной деятельности. Так умеют смотреть только гении.

Глава 3. Новый Менделеев

Первое широкое признание пришло к Николаю Ивановичу в 1920 году. Это было в том же Саратове на съезде селекционеров, на котором Вавилов сделал сообщение об открытом им «законе гомологических рядов в наследственной изменчивости».

Среди участников съезда была молодая сотрудница Вавилова, Александра Ивановна Мордвинкина.

— Все участники оценили доклад как выдающееся событие, — вспоминает она. — Мы как-то все тогда почувствовали, что появился новый Менделеев, что в биологии наступила новая эпоха.

Что такое «гомологические ряды»?

«Гомология» в переводе с греческого означает согласие, сходство, соответствие. Только не внешнее, обозначаемое словом «аналогия», а внутреннее. Биологическая аналогия — сходство по внешним признакам, а биологическая гомология — по внутренним.

Когда-то стоики называли гомологией соответствие поступков разуму.

Биологи, позаимствовав термин «гомология» у древних философов, объясняют его немного иначе, но в основе все равно соответствие, похожесть. В биологии гомология объединяет органы, имеющие общий план строения и сходное происхождение, но выполняющие различные функции, поэтому внешне непохожие.

Возьмем, скажем, лист, колючку барбариса, тычинку, лепесток цветка. Кажется, что общего? Между тем все эти органы гомологичны, потому что по своему происхождению они все листья. Они развивались из приблизительно одинаковых зачатков, но выросли во что-то разное, чтобы выполнять различную работу. Для сравнения укажем на аналогичные органы: колючки барбариса и колючки боярышника. Эти органы выполняют одинаковую работу, поэтому внешне весьма похожи. Происхождение же у них различное, зачатки их не одинаковы.

Менделеев открыл, что физические и химические свойства простейших химических элементов стоят в прямой зависимости от атомного веса последних. Тем самым ученые получили возможность угадывать свойства неоткрытых элементов по одному лишь предполагаемому их месту в таблице Менделеева.

Нечто вроде этого открыл и Николай Иванович Вавилов. Но не в чем-то осязаемом, непосредственном (как менделеевские элементы), а в наследственной изменчивости живых организмов. Он доказал, что хотя отдельные наследуемые изменения в развитии вида происходят случайно, но в целом благодаря наличию гомологии, гомологических рядов они закономерное явление, их можно предвидеть, предсказать. И можно синтезировать хозяйственно-ценные новые сорта.

Возьмем пшеницу. Род пшеницы состоит из многих видов. Разберем один из них, скажем мягкую пшеницу, тритикум эстивум. Этот вид имеет множество разновидностей и сортов. Известны сорта с остями и безостые, с опушенными и голыми листьями, белоколосые, красноколосые, сероколосые и даже черноколосые. Из-за существования внутреннего сходства между видами в каждом другом из видов пшеницы тоже можно встретить все эти признаки. И у пшеницы вида «спельта», и у пшеницы вида «полба-двузернянка» известны остистые и безостые колосья, белоколосые и сероколосые разновидности.

Изучая какой-то вид пшеницы, исследователь заранее знает о нем очень многое, даже не встречая его пока на практике.

Подобные параллели существуют не только между видами, но и между близкими родами. Разновидности ржи повторяют признаки, которые встречаются у соседнего рода пшеницы. В тыквах такое же выражение признаков, как у дынь, огурцов и так далее.

Такое повторение признаков напоминает повторение свойств в рядах периодической системы элементов!

Другое важное открытие Николая Ивановича Вавилова известно как научная теория центров происхождения культурных растений.

Спустя тридцать с лишним лет после смерти великого советского биолога и агронома учение о центрах происхождения не только не устарело, но и выглядит актуальнее, чем раньше. Им руководствуются ученые всех стран мира, подготавливая экспедиции по сбору исходных материалов для интродукции[46].

Как часто приходится сегодня слышать жалобы о том, что человечеству угрожает новое стихийное бедствие: кризис в сельском хозяйстве, наступление вредителей и болезнетворных микробов. Таково, мол, следствие прогресса! Человек вынужден создавать для пропитания, для прочих своих нужд все новые сорта растений, но эти новые сорта слабо сопротивляются паразитам. А неустойчивые к болезням и насекомым-вредителям культурные растения облегчают распространение эпидемий.

Ущерб от болезней растений и вредителей действительно сегодня достигает огромной величины и пока растет.

Что же делать? Применять интенсивные химические средства борьбы? Но химикаты и их остатки в пищевых и кормовых продуктах угрожают человеческому здоровью и миру животных. Они загрязняют почву, воду, воздух.

Где выход? Как справиться с отрицательными последствиями прогресса? Как примирить прогресс в сельском хозяйстве с техническим прогрессом? Как удовлетворить возрастающие нужды и требования людей к урожаю: количественные, качественные, сортовые?

Очевидно, что надо выводить высокоценные сорта, обладающие устойчивостью к болезням и вредителям, распространенные в данной местности. Создание устойчивых сортов играет в современном сельском хозяйстве важную роль.

Задача, однако, нелегкая для селекционера. Надо прежде всего знать все источники, откуда можно черпать устойчивость, заложенную в наследственной основе растений. Где же на земле искать источники устойчивости?

Вавилов дал ответ. Он сказал, что подобные источники следует искать в центрах происхождения культурных растений. В генетических центрах максимального скопления доминантных (господствующих) признаков, выявленных генетиками.

Выражение «центры происхождения» было введено Николаем Ивановичем для того, чтобы обозначить исходные очаги многообразия культурных видов и разновидностей растений. Он предположил, что именно в этих центрах сосредоточено величайшее богатство произрастающих на земле форм растений, обладающих естественными признаками, закрепленными самой природой. И сего дня уже никто не сомневается, что именно в «вавиловских центрах происхождения» (как их часто называют) надо искать исходный материал для селекции.

Кроме названных двух открытий Н. И. Вавилова (закона гомологических рядов и существования центров происхождения), многие ученые подчеркивают важность еще трех из множества достижений старшего Вавилова:

Открытие законов естественного иммунитета к инфекционным заболеваниям (первая большая работа Николая Ивановича, к которой он все время обращался).

Утверждение селекции как науки.

Представление о линнеевском (ботаническом) виде как о сложной системе.

На пояснении последних трех работ мы останавливаться не будем, заметим лишь, что работы эти вместе с первыми двумя занимают основное положение в трудах Вавилова-биолога. Трудов же этих чрезвычайно много: за двадцать лет своей научной деятельности Николай Иванович написал их более 350, не считая около 200 популярных статей в журналах и газетах и не считая также сотен докладов и выступлений на конгрессах, съездах, дискуссиях и совещаниях по генетике, селекции, семеноводству и растениеводству.

Бытует мнение, что главное в деятельности Вавилова-биолога — поиск. Изучение же найденного интересовало его, мол, меньше, так же как и практическое применение его идей, выведение ценных высокоурожайных и высококачественных сортов.

С этим согласиться нельзя. Все найденное им Вавилов сам и изучал. Изучал на полях и в теплицах. Лично и с помощью сотрудников в отделах и лабораториях институтов, которыми руководил. С участием изученных образцов созданной Вавиловым коллекции было выведено около 1000 сортов, из которых более двухсот уже районированы, то есть находятся в настоящее время в производстве наших совхозов и колхозов. Более 50 миллионов гектаров площади (по данным 1974 года) занимают сорта, в создание которых так или иначе вложена частица труда Вавилова, «вавиловские сорта». С каждого гектара получается прибавка от 1 до 8 центнеров, что выливается для нашей страны в 4–5 миллионов тонн дополнительной продукции, а в денежном выражении только Советскому Союзу дает ежегодно (по данным опять же 1974 года) до 4 миллиардов рублей!

Особо стоит рассказать еще об одном достижении Николая Ивановича Вавилова.

В Ленинграде, в ВИРе, хранится уникальная коллекция всех сельскохозяйственных растений, высеваемых народами земного шара, кроме тропических культур, не выносящих похолодания.

Собрали эту уникальную коллекцию Николай Иванович и его сотрудники в основном во время путешествий Вавилова по всему земному шару. Образцов коллекции — семян, луковиц, клубнеплодов, отводков — было собрано свыше двухсот тысяч! Ни в одной стране не было коллекции, поддерживаемой в живом виде путем пересевов, хотя и известны сборы в США, Швеции, Германии, Франции и в ряде других стран. Все экспонаты в Ленинграде хранятся не засушенными, не в гербарных шкафах. Ведь генетикам неинтересно мертвое. Чтобы хорошо исследовать растения, изучать ценность сортов и сравнивать их между собою, генетикам необходимо живое. А чтобы сохранить в растениях живое, их надо пересевать, иметь специальную службу сохранения генетической плазмы всего того, что было собрано.

Вавилов завещал пуще глаза беречь коллекцию. Сохранять ее живой, высевать без пропусков во времени, невзирая ни на что.

Последователи и ученики его так и делали, несмотря на трудности, иногда чрезмерные.

В войну коллекцию не успели эвакуировать. Как быть? Горстка сотрудников, шестнадцать человек из постоянных трехсот с лишним, выполнила наказ с честью даже во время блокады Ленинграда.

На опытных станциях делались пересевы весьма ограниченного числа образцов коллекции. Все образцы картофеля ежегодно пересевались в северной части Ленинграда в совхозе «Лесное». На Исаакиевской площади росла капуста, на Марсовом поле — картофель, поля тянулись по Кировскому проспекту.

Сохранять все эти посевы было трудно. Требовалось круглосуточное дежурство в период посадки клубней и после цветения, когда клубни начинали образовываться до времени окончания уборки. Долг обязывал не потерять ни одного образца. А ведь клубни требуют ежегодного пересева. Семенную же коллекцию в здании института надо было беречь от крыс и от случайных мародеров. Труд усложнялся тем, что приходилось сбрасывать с крыши зажигательные бомбы и обезвреживать их во дворе во избежание пожара.

Когда недавно чествовали особо отличившихся защитников Ленинграда, люди возгласами восторга приветствовали доктора сельскохозяйственных наук Николая Родионовича Иванова, верного вавиловца, талантливого ученого, сыгравшего вместе с Вадимом Степановичем Лехновичем основную роль в спасении уникальной коллекции.

Сейчас Всесоюзный институт растениеводства в Ленинграде носит имя Н. И. Вавилова.

Глава 4. Глазами близких

Люди, знавшие хорошо семью Вавиловых перед революцией и в первые годы после нее, часто высказывали мнение, что жизнерадостность и чувство юмора у Николая Ивановича в большой степени развивались под влиянием матери, Александры Михайловны. Когда перед ней находился Николай, врожденную веселую жилку которого она прекрасно чувствовала, Александра Михайловна как-то незаметно переходила на язык тонкого подтрунивания:

— Вы, батюшка, хоть перья-то ему пооборвите! (Обращение к парикмахеру, вызванному матерью домой постричь и побрить заросшего сына, вернувшегося из очередного путешествия.)

Или:

— Батюшка-то модный какой прошел! (По поводу представителя так называемой «живой церкви» — недолговечной секты священнослужителей, носивших штатские костюмы и на улице, и во время богослужения.) Тебе, Николай, за таким не угнаться!

Существенной чертой в характере Николая Ивановича являлось, как и у его брата, внимание к людям и забота о сотрудниках. Типично в этом смысле воспоминание бывшей саратовской студентки Вавилова, затем его сотрудницы по ВИРу К. Г. Прозоровой:

«В первую весну, когда мы собрались на наряд в Детском Селе, к нам подошел красноармеец. Вавилов сразу заметил незнакомца и спросил, что, собственно, ему надо.

«Ищу работу». — «Пахать умеешь?» — «Я из крестьян, не только пахать, но и сеять умею!» — «Из лукошка, вручную нам не требуется, — пошутил Николай Иванович, — а вот с одноконным плугом справишься?»

«Да он босой!» — сказал кто-то. Николай Иванович подозвал красноармейца, посмотрел на его босые ноги и повел в кабинет. Через несколько минут оба вышли улыбающиеся. Оказывается, Николай Иванович обул его в свои ботинки.

Наутро солдат вспахал нам участок…»

Любопытно свидетельство профессора Бориса Николаевича Семевского, вице-президента Географического общества СССР, декана географического факультета Ленинградского университета. Он шесть лет работал под непосредственным руководством Вавилова, сопровождал его в поездках по Закавказью, Средней Азии, Казахстану.

— Вавилова-человека, — вспоминает Борис Николаевич, — невозможно отрывать от Вавилова-ученого. И в домашней обстановке, и в быту он никогда не забывал о научных проблемах, которые его интересовали.

Я, пожалуй, помню только один случай, когда Николай Иванович, казалось, совершенно отрешился от всяких мыслей о делах. Это было на праздновании XIX годовщины Октября, 7 ноября 1936 года, на квартире профессора Роберта Ивановича Аболина на улице Герцена в Ленинграде. Собралась очень немногочисленная компания, почти исключительно «вировцев», в которой Николай Иванович и хозяин по возрасту были, вероятно, самыми старшими. Всего было человек двенадцать, но все, как сговорились, о делах не вспоминали.

Видимо, Николаю Ивановичу необходимо было отряхнуться от одолевавших его уже тогда невзгод, придирок, незаслуженных обвинений. И он на этот раз ни одного слова не говорил о работе. Был очень весел, много танцевал, оживленно беседовал. Помнится, шутки ради я взялся дирижировать танцами на французском языке, которого почти не знал. Николай Иванович сейчас же взял на себя роль «переводчика». Я требовал: «кавалеры — направо, дамы — налево». Николай Иванович переводил: «которые понимают — налево, которые не понимают — направо». Поднималась веселая кутерьма. Николай Иванович выступал все время как душа компании.

Под утро я проводил его до дому (жил он очень близко), и на улице вдруг вся его веселость мгновенно исчезла, он стал очень серьезен, сосредоточен и заговорил на, видимо, мучившую его тему о том, что он уже не может расставлять научные кадры так, как считает целесообразным. Он очень переживал то, что был снят с работы его многолетний заместитель и верный помощник Николай Васильевич Ковалев.

Вот, вероятно, почему он так веселился, против обыкновения довольно много пил! Может быть, ему хотелось отвлечься?..»

Глава 5. Великий мастер обобщений

Один из близких к Н. И. Вавилову ученых сказал однажды:

«Вспоминаю слова Платона: «Лошадь увидеть всякий глупец сумеет, а вот увидеть лошадиность — талант, который дается немногим». Вавилов умел видеть «лошадиность», умел находить общее среди разрозненных и, казалось бы, несвязанных явлений природы».

Николай Иванович был действительно великим мастером обобщений. Ни одно явление природы не вставало перед ним изолированным. Неудивительно поэтому, что обобщающие выводы Н. И. Вавилова брались на вооружение учеными разных специальностей.

Академик Борис Львович Астауров, крупнейший специалист по генетике животных и искусственной регуляции пола, бывший до конца своей жизни (до 1974 года) директором Института биологии развития Академии наук СССР, часто ссылался на Вавилова как на своего учителя. Когда Астаурова спросили, что дали идеи Н. И. Вавилова его работам, в частности работам по регуляции пола у животных и создан: ю общих принципов в зоологии, он ответил:

«Дарвиновская теория естественного отбора озарила ярким светом громады уже накопленных знаний об органическом макромире. Классические исследования Менделя, напротив, лишь приподняли завесу над совсем еще не изведанной областью микромира организмов. Эти исследования задали задачу, возбудили вопросы, на которые предстояло отвечать в течение всего прошедшего с тех пор столетия и на которые мы продолжаем отвечать еще и теперь. Николай Иванович Вавилов дал много ценных ответов как раз на вопросы органического микромира. Если до Вавилова генетика развивалась, исключая из своих познавательных средств теорию эволюции, исторический метод, то теперь в значительной степени благодаря исследованиям Николая Ивановича мы получили эволюционную генетику. Или, по крайней мере, ее зачатки. Вавилов объединил экспериментальное направление в генетике с традиционным направлением классической биологии: систематикой, сравнительной морфологией, теорией эволюции, историческим методом».

Способность видеть общее в различных явлениях и фактах — философская способность. Интересно мнение об этой стороне деятельности Н. И. Вавилова, высказанное доктором философских наук Иваном Трофимовичем Фроловым: «Николай Иванович Вавилов был одним из немногих для своего времени ученых, которые глубоко и плодотворно понимали и применяли диалектику, диалектический метод в своей теоретической работе. Можно сказать даже, что он был пионером в этом большом и трудном деле — соединении диалектики с генетикой, диалектизации ее теоретических основ. «Вся исследовательская работа в области генетики растений, — говорил он, — должна быть проникнута методом диалектического материализма». Его закон гомологических рядов — блестящий пример диалектического подхода к явлениям живой природы. Н. И. Вавилов развил представление о системности органических объектов, о диалектике необходимости и случайности в генетике и теории эволюции. В этом Н. И. Вавилов шел далеко впереди своего времени, страстно боролся против лжеученых, вульгаризировавших диалектику в угоду ложным схемам и догмам, далеким от действительной науки.

Н. И. Вавилов был неутомимым организатором и пропагандистом изучения диалектико-материалистической философии не только среди советских генетиков. Известно, например, что именно Н. И. Вавилов сумел глубоко заинтересовать диалектическим материализмом основоположника хромосомной теории наследственности Т. X. Моргана.

Не только силой своего таланта исследователя-ученого, но и примером всей своей жизни Николай Иванович Вавилов оказывает исключительное воздействие на современную науку — на ее теоретическую, философскую и этическую основу».

…Николай Иванович остался в памяти друзей и знакомых веселым, улыбающимся. Ведь, если хорошо подумать, он имел на то основание. Он действительно был счастливцем. Он словно чувствовал, что будет вечно жить и помогать людям.

Лишь двадцать с небольшим лет было суждено сверкать гению… Свыше тридцати лет прошло с тех пор, как его не стало, но имя Николая Ивановича Вавилова все больше завоевывает человеческие сердца и умы.

Этим именем названы улицы во многих городах: в Саратове, Краснодаре, Владивостоке. В Ленинграде есть улица братьев Вавиловых. Памятники Николаю Ивановичу стоят в Саратове и в Тирасполе. В Антарктиде по решению Международного комитета в 1961 году имя Николая Ивановича было присвоено горе в районе Земли Королевы Мод. На Лупе, также решением Международного комитета, большой район носит сейчас имя братьев Вавиловых. В США и в других странах Запада знаменитые центры происхождения культурных растений и их дикорастущих предков называются не иначе как «вавиловские центры».

О Николае Ивановиче Вавилове писали классики советской литературы — Горький, Паустовский.

А как часто вспоминают добрым словом Николая Ивановича практики, селекционеры, экономисты, государственные деятели во всем мире! Как многого мы вправе ожидать от реализации вавиловских идей в грядущие десятилетия!

26 января 1943 года Николая Ивановича Вавилова не стало.

Жизнь его кончилась там, где начиналось когда-то восхождение его к вершинам науки, в Саратове.

Вероятно, многие из тех, кто знал обоих братьев Вавиловых, вспоминая удивительные дела их жизни, могли бы сказать и от себя словами Николая Петровича Дубинина:

«Оба замечательных брата Вавиловы творили, проникаясь творческой силой своего народа. Обе эти жизни прекрасны. Я испытываю глубокое чувство благодарности моей судьбе, думая о том, что мне посчастливилось видеть, как били родники необыкновенного творческого мужества у этих изумительных советских ученых».