Сгорать от любви (и от стыда)

Глава 21 Линия фронта

Стук в дверь был тяжелым, настойчивым, как удар кувалды по хрустальной вазе их только что обретенного покоя. Тишина разлетелась на осколки. Сергей замер на секунду, его тело, расслабленное и умиротворенное после страсти, мгновенно преобразилось. Каждый мускул напрягся, плечи расправились, спина выпрямилась — он превратился в готовую к бою, собранную пружину. Он встретился взглядом с Викой — в ее глазах читался испуг, но не паника, а скорее горькое разочарование от того, что прошлое не желает отпускать.

— Не двигайся, — тихо, но твердо приказал он, его голос снова обрел тот низкий, собранный тембр, каким он отдавал команды в огне. — Ни звука.

Он накинул на плечи первый попавшийся под руку халат, даже не завязывая его на поясе, и босиком, бесшумно, как большой кот, направился к входной двери. Вика привстала на кровати, кутаясь в простыню, сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках.

Сергей щелкнул замком и резко, одним движением, распахнул дверь, заняв собой весь проем.

На пороге, в тусклом свете коридорной лампы, стоял Дмитрий. Он был бледен, как полотно, его всегда безупречная прическа была растрепана, словно он несколько раз проводил по ней дрожащими пальцами. Галстук болтался на шее, а в глазах, налитых кровью, плясали чертики настоящей, неконтролируемой ярости и отчаяния.

Его взгляд скользнул по Сергею — по его голой, влажной от пота груди, перехваченной халатом, по перевязанной руке, по влажным темным волосам — и все его лицо исказилось гримасой такой чистой, неприкрытой ненависти, что, казалось, воздух вокруг зарядился электричеством.

— Где она? — прошипел Дмитрий, его голос сорвался на хрип. Он пытался заглянуть в квартиру через могучее плечо Сергея. — Я знаю, что она здесь! Верни мне мою жену!

— Убирайся, — ответил Сергей ровным, стальным тоном, не повышая голоса. Он стоял непоколебимо, как скала, заполняя собой весь проем, становясь живым, дышащим щитом. — Сейчас же.

— Я сказал, где она⁈ — Дмитрий повысил голос до крика, его изящные, ухоженные пальцы сжались в беспомощные, трясущиеся кулаки. — Моя жена! Ты спрятал в своей конуре мою жену, ублюдок!

— Твоей жены здесь нет, — Сергей не двигался, не моргал. Его абсолютное, ледяное спокойствие было оскорбительнее и страшнее любой агрессии. — Здесь моя женщина. И если ты еще раз посмеешь прийти сюда и пугать ее, нарушать ее покой, мы с тобой поговорим на том языке, который ты, кажется, забыл. На языке силы.

Дмитрий закатил истеричный, беззвучный смешок, и его плечи затряслись.

— Твоя женщина? Это та, что пару месяцев назад готовила мне ужин при свечах и спала в моей постели под шелковым одеялом? Та, что клялась в верности перед Богом и людьми? — он сделал резкий, неосмысленный выпад вперед, попытавшись грубо толкнуть Сергея в грудь, но тот даже не пошатнулся, лишь еще более по-хозяйски уперся согнутой в локте рукой в косяк двери, блокируя вход. — Ты что, наивно думаешь, она с тобой надолго? Она играет в спасение! Ей надоела ее спокойная, обеспеченная жизнь, вот она и нашла себе дикаря, пожарного пса, для острых ощущений! Как только она наиграется в Золушку, как только поймет, что здесь ей не на что купить даже эти ее дурацкие круассаны, она вернется! Вернется туда, где ей по-настоящему место! Ко мне!

В этот момент из спальни вышла Вика. Она не стала одеваться, лишь накинула сверху на простыню его большую, старую футболку с каким-то стершимся логотипом. Ее волосы были всклокочены, губы запеклись от его страстных поцелуев, а на шее краснел свежий засос. Но взгляд ее был абсолютно трезвым, ясным и холодным, как лед.

— Мое место здесь, Дмитрий, — сказала она тихо, но так отчетливо, что было слышно каждое слово, каждую букву. — В этой «конуре». С этим «псом». И я уже никогда не буду твоей. Никогда. Ты мне просто чужой человек.

Увидев ее в таком виде — разгоряченную, дышащую другим мужчиной, облаченную в его одежду, с отметинами его страсти на коже, — Дмитрий словно сорвался с цепи. Последние остатки самообладания покинули его.

— Ах ты шлюха! — выкрикнул он, и мелкие брызги слюны вылетели с его перекошенных губ. Его лицо стало пунцовым. — Нашла себе героя в тельняшке! Посмотри на себя! Ты вся от него лоснишься, пахнешь им, как уличная потаскушка! Ты думаешь, он тебя любит? Да он тебя трахнул из жалости, дура бестолковая! Из жалости к брошенной жене!

Сергей сделал шаг вперед. Всего один. Но этот шаг, тихий и стремительный, заставил Дмитрия инстинктивно, по-трусливому отпрянуть назад, в полумрак коридора.

— Еще одно слово, — голос Сергея стал тише, почти интимным, но от этого только смертельно опасным. В его глазах вспыхнули те самые зеленые искры, что видели настоящий ад. — Одно оскорбление в ее адрес. Одно. И ты уйдешь отсюда не на своих ногах. Я тебя лично свяжу и вынесу на помойку, где тебе, по-твоему, и место. Понял меня, «успешный»?

Они стояли друг напротив друга — разъяренный, трясущийся от бессилия, теряющий последние остатки лица бизнесмен и спокойный, как утес в бушующем море, пожарный. Исход этой немой схватки был предрешен с самого начала, и Дмитрий, наконец, это с болезненной ясностью осознал. Его ярость стала уступать место леденящему душу осознанию полного, сокрушительного поражения. Он проиграл. Не в суде, не в финансовых спорах, а здесь, на пороге этой убогой, по его мнению, квартиры, проиграл тому, кого он считал ниже себя.

Он с последним, жгучим приступом ненависти посмотрел на Вику, потом на Сергея, впивая в себя картину их единства.

— Вы оба… вы оба еще пожалеете об этом, — прошипел он, его голос внезапно сдулся, став хриплым и пустым. Он отступал в тень коридора, как призрак. — Это еще не конец. Я обещаю.

— Для тебя — конец, — бросил ему вдогонку Сергей, его слова прозвучали как приговор. Он захлопнул дверь, повернул ключ, щелкнув замком на два оборота, и повесил цепочку.

Он обернулся к Вике. Она стояла посреди комнаты, дрожа мелкой дрожью, но не от страха, а от колоссального выплеска пережитых эмоций — ярости, стыда, жалости и облегчения. Он подошел и просто, без слов, обнял ее, прижав к своей голой, все еще горячей груди, чувствуя, как бьется ее сердце.

— Всё, Искра, всё, — шептал он, его губы касались ее виска. — Он кончился. Он больше не придет. Я не позволю.

— Он так… так унизительно о тебе говорил, — выдохнула она, вжимаясь в него, цепляясь пальцами за его халат, как за якорь. — Такие гадости… а я не смогла… я не нашла слов…

— Пусть говорит. Слова — это всего лишь шум, — он гладил ее по волосам, по спине, укачивая. — Пустой звук. Они не могут потушить наш огонь. Никогда. Он просто уголь, который мы вышвырнули за порог.

За закрытой, надежной дверью они не услышали последний, полный бессильной ярости, удар кулака о бетонную стену, сдавленный стон от боли и унижения. Но они знали — линия фронта была пройдена. Война была объявлена. И на кону было их общее, выстраданное счастье. Но теперь они стояли на одной стороне этой линии. Плечом к плечу. Готовые защищать свой очаг до конца.