Сгорать от любви (и от стыда)

Глава 6 Случайная встреча (или нет?)

Прошло три дня. Семьдесят два часа, в течение которых Виктория существовала в странном пограничном состоянии, будто на тонкой грани между двумя реальностями. В одной — она была Викторией, женой Дмитрия: завтракала в гробовой тишине, отвечала на деловые письма, примеряла на себя жизнь, сшитую по чужому лекалу. В другой — она была просто Викой, той самой, что полезла на дерево, чувствуя под пальцами шершавую кору, а в груди — безумный азарт.

Этот образ пожарного — Сергея — стал ее навязчивым мотивом. Она ловила себя на том, что в сотый раз прокручивает их мимолетный диалог, придумывая остроумные ответы, которые не пришли ей в голову тогда, и сгорала от стыда при мысли о своих трусах с пони. Но стыд странным образом смешивался с чем-то сладким и запретным — с волнением, от которого перехватывало дыхание. Она могла мыть чашку и вдруг застыть, ощущая на своей ладони призрачное тепло его руки. Или, глядя на мужа, ловить себя на мысли: «А тот, пожарный, пах бы сейчас дымом, а не офисом и дорогим парфюмом».

Она сидела за своим изящным бюро, пытаясь сосредоточиться на отчете, но буквы расплывались, складываясь в насмешливую улыбку и пронзительные глаза цвета темного дыма. За окном моросил противный петербургский дождь, превращавший город в размытую акварель. И вдруг телефон на столе завибрировал, заставив ее вздрогнуть, будто от удара током. Незнакомый номер.

Сердце екнуло, совершив прыжок куда-то в горло. Нелепая, безумная надежда, которую она тщательно скрывала даже от самой себя. Она взяла трубку, стараясь, чтобы голос звучал собранно и холодно, как подобает Виктории.

— Алло?

— Виктория? — Голос в трубке был низким, чуть хрипловатым, и она узнала его мгновенно, всем существом. По телу пробежали мурашки. Это был он. — Это Сергей. Пожарный. С того самого дуба.

Он сделал паузу, давая ей опомниться. Она молчала, сжав трубку так, что пальцы побелели, пытаясь загнать обратно вырвавшееся на свободу безумие.

— Я звоню, потому что по инструкции обязан проверить состояние спасенных, — продолжил он, и в его голосе явственно слышалась улыбка, теплая и немного наглая. — Итак, как ваше самочувствие? Не осталось травм? Ссадин? Или… чувства глубокого унижения? Особенно в районе гардероба.

Вика фыркнула, не удержавшись. Его наглость была поразительной и… заразительной.

— С унижением я как раз справляюсь, — парировала она, стараясь, чтобы в голосе звучала ирония, но предательская дрожь выдавала ее. — Методом подавления воспоминаний. А так, вроде жива. Спасибо, что проявили… профессиональную заботу.

— Всегда рад. А кот, кстати, тоже в полном порядке. Пристроился. У начальницы нашего клуба «Юный пожарный». Так что можете считать вашу миссию полностью успешной. Хотя, — он снова сделал театральную паузу, — спасение было, скажем так, коллективным.

— Очень рада за него, — выдохнула Вика, чувствуя, как по телу разливается глупое, счастливое тепло, с которым она была не в силах бороться.

Между ними повисло молчание, но оно не было неловким. Оно было густым, насыщенным невысказанным, будто заряженным статическим электричеством.

— А знаете, — сказал он, нарушая паузу, и его голос стал чуть тише, доверительнее, — я тут подумал. Рисковать таким изящным… э-э-э… достоинством ради животного — это довольно смело. Глупо, черт возьми, до невозможности, но смело. Такие поступки обычно заслуживают награды. Например, чашки кофе. Чтобы компенсировать моральный ущерб. Нанесенный вашей репутации и колготкам.

Вика замерла. Вот оно. Тот самый момент, развилка, где ее жизнь могла рухнуть с обрыва или… сделать головокружительный поворот.

— Это еще что за инструкция? «Спасение с последующей компенсацией в виде американо»? — попыталась она шутить, но голос предательски дрогнул, выдавая смесь страха и предвкушения.

— Нет, это личная инициатива, — ответил он уже без тени шутки. Серьезно. Твердо. Так, словно предлагал не чашку кофе, а руку и сердце. — Я дежурю завтра с обеда. Утром свободен. В десять, «Буквоед» на Невском. Если, конечно, у вас нет других планов по спасению мировой фауны. Или по спасению себя от чего-то… или кого-то.

Она должна была сказать «нет». Должна была сослаться на занятость, на мужа, на призрак приличия. Но она снова почувствовала тот самый запах дыма, призрачный и манящий, смешавшийся теперь с низким тембром его голоса. И вспомнила леденящую тишину своего дома, в которой слышен каждый вздох отчаяния.

— Я… я подумаю, — выдавила она, почти не своим голосом.

— Не думайте слишком долго, — его голос снова стал легким, игривым, но в нем появилась нотка вызова. — А то вдруг другой пожарный позвонит. С более интересным предложением. Или, не дай бог, спасатель МЧС. С ними вообще не устоять.

Он повесил трубку. Вика сидела, не двигаясь, с телефоном в руке, глядя в серую пелену дождя за окном. В ушах звенело. Глупо. Безрассудно. Опасно. Самоубийственно.

Но где-то глубоко внутри, под толстым слоем страха, условностей и лет застывшей лжи, проснулась и потянулась та самая Вика, что полезла на дерево. Та, что отчаянно жаждала хаоса, смеха и жизни. Настоящей, обжигающей, пахнущей дымом.

Она медленно поднялась, как лунатик, прошла в спальню и открыла гардероб. Ее взгляд скользнул по безупречным рядам строгих костюмов, шелковых блузок и элегантных платьев — униформе Виктории. А затем ее пальцы, будто повинуясь собственной воле, потянулись к дальнему углу. К простым темным джинсам, мягкому объемному свитеру цвета бургунди и удобным замшевым полусапожкам на низком каблуке. На вещах, в которых она была просто собой. Уютной, живой, неидеальной.

И в этот момент, когда она прижимала к груди мягкую ткань свитера, в дверях появился Дмитрий.

— Кто звонил? — спросил он, не глядя на нее, снимая дорогие часы и кладя их в бархатную шкатулку.

И она, глядя ему прямо в глаза, впервые в жизни солгала так легко и естественно, что это испугало ее самой.

— Никто, — ответила Вика, с небрежностью пряча телефон в карман джинсов. — Так… спам. Кредиты предлагали.