Шаг третий. Призовой

Глава 15. Каждому — по серьге

Место действия: школа искусств Сонхва.

Время действия: 12 ноября.

По идее литература должна быть моим любимым предметом. Может, она такая и была бы. Если бы не прилагательное «корейская», что в моих глазах означает занудная и откровенно графоманская. Но вслух своего мнения выражать не буду. Литератор поприставал ко мне ещё с дурацким вопросом: «Тебе понравилось, Лалиса?». После шаблонного ответа с изображением восторга на лице «Замечательное произведение. Только я не поняла ничего» его пыл несколько иссяк.

Какое-то время пришлось потерпеть занудные объяснения, но упиралась изо всех сил: не понимаюничего. В конце концов, отстал.

— Лалиса-ян, — обращается ко мне, приходится вставать и кланяться, — прочёл твою книгу с огромным удовольствием. Сейчас другие учителя читают. Скажи, откуда ты знаешь такие подробности средневековой Англии? Ты ведь их не придумала?

Откуда, откуда… от верблюда, то есть, настоящей авторши.

— Пришлось изучать этот вопрос, сонсенним. Интернет здорово в этом помогает.

— А что скажешь про последний роман Кима МанЧжуна, который мы изучаем?

Что? Опять?!

Что скажу? Очередной занудливый опус. Безуспешно пытаюсь изгнать тоску из глаз. Из них у меня чуть кровь не полилась, когда читала сей «шедевр». К подобным «романам» прилагаются вот такие описания: «Читатель увидит, что за ответы эта литература предлагала на извечный вопрос о том, какой путь избрать человеку в мире непрерывных перемен, где хаос и гармония вечно сменяют друг друга»

У меня зубы начинают угрожающе ныть, когда читаю такое.

— Сонсенним, а можно я ничего не буду говорить об этом романе? — ЧэЁн традиционно реагирует на мои слова испуганным взглядом.

— Ты сама пишешь, у тебя должно быть своё мнение, — настаивает учитель.

— Сонсенним, вы должны знать, что авторы, писатели и поэты, очень часто относились друг к другу ревниво и недоброжелательно.

— Лалиса-ян, лично автора ты знать не можешь, — улыбается литератор. — Он в 17-о веке жил.

Некоторые в классе злорадно хихикают. Оглядываюсь и высматриваю, кто это. Хихиканье резко обрубается.

— Может, всё-таки кто-нибудь другой что-то скажет?

— Лалиса, я спросил тебя, — мягко, но нажим усиливается. Ну, как хочешь. Сам напросился.

— Начну издалека, сонсенним, — учитель соглашается кивком. — Мы все знаем, насколько велика европейская литература. Франция, Германия, Англия, Россия. Это только самые крупные страны. А до них была Древняя Эллада, в которой творил великий Гомер, — против которого всех корейских авторов в микроскоп не разглядишь, думаю про себя. — За Элладой великая Римская империя, за ней Византийская. Европейской литературе больше двух тысяч лет. И количество литературных шедевров в ней бесчисленно.

— Это ты к чему, Лалиса-ян?

— К тому, что за две тысячи лет выработаны правила написания любого произведения. От короткого четверостишия, до многотомного романа. Экспозиция, завязка, развитие сюжета, кульминация, спад, развязка. Многоуважаемый Ким МанЧжун всё перепутал. После кульминации и развязки вдруг оказывается, что всё это вместе — экспозиция. Никаких возражений не имею. Большой роман может иметь множество разных линий, каждая из которых может претендовать на отдельную книгу, пусть небольшую. Упомянутая мной схема может быть многоэтажной, многоступенчатой и усложнённой. Но что происходит у Кима МанЧжуна дальше?

— И что же? — литератор пока улыбается.

— Да ничего. После кульминации и развязки, когда изгнанная из дома добродетельная супруга пускается в длинное путешествие, не происходит ничего. Ровное, монотонное повествование без ярких событий. Там уже нет ни неожиданных сюжетных поворотов, ни завязки, ни кульминации. И образумившийся муж — такой банальный ход, от которого скулы сводит, простите, сонсенним.

— Плюс к этому, — продолжаю безжалостно растаптывать светоч корейской классики, — это какое-то фэнтези, сказка. Средневековые времена довольно жестокие. Женщина-изгнанница просто не выжила бы одна. Попробуйте кто-нибудь из вас, — оборачиваюсь к классу, — тем более девушки, уйти из дома и устроиться самостоятельно. Вы либо в бордель попадёте, либо под мостом будете жить.

— У нас нет борделей, Лалиса-ян.

— Официально нет, есть ли подпольные — никто не знает. На то они и подпольные. Лично я проверять не собираюсь. Если меня семья выгонит, я просто к бабушке убегу.

— Можно в армию уйти, — предлагает вариант ДаМи после того, как учитель замечает её поднятую руку. Здравый, кстати, совет.

— Это можно. Но это сейчас можно. А тогда, в 17-ом веке?

— Мы тебя поняли, Лалиса-ян, — улыбка у литератора блёклая, но держится, — садись. По-крайней мере, я вижу, что ты всё внимательно прочла.

Да. Сдерживая порывы тошноты, прочитала до конца.

Сажусь. На меня глядит до смерти перепуганная ЧэЁн. По её мнению я только совершила жуткое святотатство. Но я ведь честно предупредила, что не стоит меня трясти на предмет моего мнения. Намекала, что никому не понравится. Буквально силой из меня выдавили, теперь не жалуйтесь. Надеюсь, ха-ха, одноклассники меня не побьют?

В следующий раз напрямую откажусь отвечать. Перескажу сюжет и всё. Будет настаивать — директору пожалуюсь.

Урок физики.

Вот почему так заковыристо всё получается? Пишу книги, сочиняю стихи, иногда даже сама, но уроки корейской литературы ненавижу. Физика никогда не была моей сильной стороной, совсем наоборот. Но на уроках у сонсеннима ЧханМина душой отдыхаю.

— Почему, онни?! — пристаю на перемене к ЧэЁн. Та бестолково лупает глазками. Щиплю её за щёчку. Не помогает, только писк слышу.

Учитель встречает меня на уроке, словно пылкий жених, дождавшийся уединения с вожделённой красавицей невестой. Впрочем, благосклонность слишком велика, чтобы уместится на одной моей скромной персоне и толика достаётся всему классу.

— Итак, Лалиса-ян, ты меня сегодня порадуешь? — сияет всем лицом, не допуская самой мысли обратного. Это-то и настораживает. Встаю.

— Немножко, сонсенним. Третий закон Ньютона, сила действия равна силе противодействия, — сразу выхожу к доске. Всё равно писать заставит.

— Око за око, удар за удар.

Мгновенная месть и расплата.

Таков закона природного дар,

Пронумерованный третьим.

Записываю на доске. Сонсенним, как всегда, впадает в нирвану. Слегка даже опасаюсь за него. В таком состоянии человека можно брать голыми руками тёпленьким.

Привычно замечательно всё. Мне — «отлично», классу — благоволение на весь урок. Обычно в таком настроении никогда не ставит двоек и не ругает никого. И до сих пор благодарности от класса никакой. Зато после литературы кое-кто волком смотрел и шипел вслед в стиле «умная слишком».

Место действия: конференц-зал газеты «Санди таймс».

Время действия: 15 ноября, 13:30.

Аппочка решил оргвопросы очень ловко. Перекинул всё на самую крупную газету. Какие они взносы назначили за право присутствия, мне неизвестно и не интересно. Могли сто вон запросить, а могли миллион. Последнее ближе к реальности. От денег я отказалась в пользу кое-чего. Кое-какой рекламы кое-какой книги, не будем показывать пальцем, хотя это «Гарри Поттер и философский камень». Газете это выгодно вдвойне или даже втройне. Сами ничего не платят, наоборот, только получают, а реклама выйдет сама собой, платить за её создание ничего никому не надо.

Сижу вместе с отцом за столом на сцене под прицелом камер и слепящих глаза фотоаппаратов. С нами представитель газеты, хозяина мероприятия. Договорились на час. И пятнадцать минут в плюс на крайний случай.

Ведущий, тот самый представитель газеты встаёт и объявляет пресс-конференцию открытой, приветствует, заверяет, что отвечу на все вопросы. Последнее мне не нравится, вознаграждаю его долгим взглядом, но тот не замечает. Или делает вид. Журналюги те ещё ребята, из тех, кому дай палец — руку откусят.

— Распоряжайтесь, — обращается к нам ведущий, — выбирайте любого!

Ну, и поехали!

— Скажите, — начинает парень лет тридцати, на полном лице которого явственно читается отсутствие всяких комплексов, — Лалиса-ян, вам было очень обидно, когда вас лишили заслуженных вами наград?

— Первая реакция, безусловно, была именно такая. Но больше удивление. Не понимала, как взрослые, облечённые властью и доверием люди, могли так поступить. Зато теперь буду знать, чего можно ждать от окружающих меня людей.

— Вы разочаровались в людях?

— Зачем делать такие глобальные выводы обо всех людях? — искренне удивляюсь, как их заносит. — Нет, конечно. В своей семье я уверена, дирекция школы Сонхва на моей стороне, мой тренер меня защищал. А в судьях я не могла разочароваться, я с ними не знакома. И надеюсь, никогда не буду.

Зал оживился. Эта публика обожает острое.

— Вы встречались с семьёй Кан?

— Контакт у нас был, но подробностей не будет. Я обещала рассказать о себе, не о других. Что и как делали Каны, обращайтесь к ним. Со своей стороны, заранее даю разрешение им ссылаться на мои слова. При необходимости.

— Где вы встречались? Был ли кто-нибудь ещё при этом? — худосочный хлыщ с наглым лицом будто не услышал предыдущий ответ. Собственно, почти у всех наглые лица. Но такой фейс и я состряпать могу.

— На эти вопросы я уже ответила. Следующий! — хлыща заставляют сесть, отнимают микрофон.

Не, нормальные ребята. Если знать, как с ними бороться. Иметь под рукой хлыст и всё будет в ажуре.

— Каны принесли вам извинения? — вопросик опасный, прямо по самому краю.

— Я от них отказалась сразу. Мне они не нужны…

— Тогда получается, вы затаили на них обиду?

— Нет. Представьте, на вас кто-то напал на улице и успел ударить. Пусть даже сильно. И тут проходящие мимо ваши друзья избивают агрессора, сдают полиции, и его ещё и наказывают. Условно говоря, примерно так всё и произошло. Нечестную награду отозвали, результат аннулировали, Кан ГаМи дисквалифицирована, судей отстранили от работы и сейчас они объясняются с вышестоящими инстанциями. Плюс ко всему, ГаМи и судьи сильно навредили своей репутации. Очень им всем не завидую. Они все пострадали больше, чем я. Зло наказано, мне больше ничего не надо.

— Каны заплатили вам компенсацию за моральный ущерб? Я имею в виду финансовую? — это у нас кто? «Спорт сегодня»?

— Моральный ущерб компенсировали те действия, что я сейчас перечислила. Нет, от денежной компенсации я тоже отказалась. Это вопрос не денег, — не пора ли включать рекламную паузу? — Вот с вас я оплату потребовала, потому что давно кем-то умным сказано: время — деньги.

— Почему вы сказали, что вопрос не денежный? Поясните подробнее, — зараза эта девица! Я ж подвела вплотную, а ты в сторону уводишь. Ничо, я в свою пользу всё равно сыграю.

— Я объясню разницу. Сейчас я занята коммерческим проектом, пишу вторую книгу, продолжение первой, «Гарри Поттер и философский камень». Повторяю, проект коммерческий, поэтому моё время стоит денег. Вы его выкупили, теперь имеете возможность задавать вопросы.

— А как оценить, — продолжаю после краткой паузы, — тот миг торжества и славы, когда стоишь на верхней ступеньке пьедестала, получаешь в руки грамоту, а на шею золотую медаль за первое место? В какие деньги это можно оценить? Конечно, я не великая спортсменка, но поглядите, как счастливы победители олимпийских игр. Многие из них ради этого мига тренировались и работали долгие годы. С раннего детства. В какие деньги можно это оценить? Нет, господа, это не денежный вопрос. Не все проблемы решаются вонами, йенами и долларами. Часто платить приходится совсем другими вещами.

— Никакие извинения и никакие деньги, — что-то я разогналась и не могу остановиться, — не смогут мне вернуть те волшебные секунды. Они ушли безвозвратно.

— Значит, вы никогда не простите Канов?

— А им нужно моё прощение? Вряд ли. Как и мне не нужны извинения от уже наказанной со всех сторон ГаМи, — спохватываюсь, не стоит на этой теме топтаться. — А почему, кстати, вы всё время сводите разговор к Канам? Да даже ГаМи не так виновата, как судьи. Вот от кого я бы с удовольствием выслушала извинения.

— Но не будь недостойного поступка Кан ГаМи, всё было бы в порядке. Разве не так?

— И будь судьи адекватны и достойны своего звания, тоже всё было бы в порядке. Разве не так? — в зале смешки, журналисты те ещё шакалы, их радует, когда коллег в лужу макают. — А что ГаМи? Это у нас в Корее преступность почти отсутствует, подростковой тоже практически нет. А вообще-то во всём мире молодёжь, в особенности подростки, постоянно пробуют запреты и правила на прочность. Особенность взросления, я полагаю.

— Вы говорите, нет преступности. Но совсем недавно вы попадали в больницу в результате избиения в школе. Это был буллинг?

— Нет, это был не буллинг. Это было краткое умопомешательство инициаторши драки. Она сама потом толком не могла объяснить свои мотивы.

— Это была драка?

— На меня напали, — пожимаю плечами, — я защищалась. Но их было трое, и убежать я не успела. Бегать-то я умею.

Последние слова вызывают лёгкое оживление.

— Как зовут тех, кто напал на вас?

— Этого я вам не скажу. Вы узнали о драке, значит, можете сами узнать и о том, кто напал. Вот у них и спросите, почему. Лично я толком ничего не поняла.

— Почему вы не хотите назвать их имена? — как-то неожиданно разговор в сторону ушёл. Тоже неприятную и опасную. Одно хорошо — про Канов забыли.

— Если я их назову, то будет похоже на месть с моей стороны. А я уже получила всё, что хотела. Девушек исключили из школы, компенсацию за материальные потери и моральный ущерб мне заплатили, — пожимаю плечами. — Мне от них больше ничего не надо.

— Они тоже не извинились?

— Я вообще отрицательно отношусь к таким вещам. Извинения имеют смысл только тогда, когда приносятся по собственной инициативе, а не под нажимом родителей или общества. Нет, никто не извинялся. Да я и не требовала.

Когда отец считал, что вопрос может выбить меня из колеи, клал свою руку на мою. Возможно, это мне помогло. Но больше помогло то, что попытку нарушит правила, повторить вопрос, которого не хочу слышать, всё это обрубила с первых минут.

— Скажите, Лалиса-ян, а о чём вы говорили с ГаМи в том кафе чуть ли не час, — мужчина постарше, по всему видно, тёртый. Поэтому и вопрос, не в бровь, а в глаз. Иди, да оглядывайся.

— По большей части даже и не помню, — пожимаю плечами. — Мне захотелось посмотреть на неё вблизи, в мирной обстановке.

Уклончивый ответ не проходит.

— Зачем, Лалиса-ян? Она причинила вам неприятности, от таких людей обычно держатся подальше.

— Интересно. Я же сказала, что книги пишу. Людей, готовых нарушить правила, у нас в Корее встретишь не часто. Поэтому вблизи на них посмотреть мне, как автору, очень полезно.

— Вы совсем ничего не помните о темах вашей беседы? Разве так бывает? Мы знаем, вы хорошо учитесь, значит, у вас должна быть хорошая память, — матёрый загоняет меня в угол. Придётся что-то ему дать.

На мой локоть ложится рука отца. Чуть улыбаюсь, не поворачиваясь к нему. Заметит. Чуть завожу глаза вверх, якобы вспоминая.

— М-м-м, например, обсудили её технику бега. Она крайне примитивна. Не понимаю, чем занимается её тренер.

— А что в её технике бега не так?

— Сами можете увидеть, — тут меня не подловишь. — Посмотрите на соревнования высшего уровня. Чемпионаты стран и мира, олимпийские игры. И в записи посмотрите на бег ГаМи и других начинающих спортсменов. Желательно в замедленном режиме. Сами всё увидите.

— И это всё?

— Пожалуй, в содержательном смысле, всё. Это немало времени заняло. Она же сразу не поверила.

— Хотите сказать, устроили ей бесплатную консультацию в благодарность за её поступок? — матёрый, видно, решил заканчивать своё экспресс-интервью, потому и переходит в атаку.

— Ещё совсем чуть-чуть и вы тоже пересечёте рамки, — замечаю я и добавляю перчику, от которого зал заметно оживляется. — И станете мне интересны, точно так же, как Кан ГаМи. Выпишу ваш образ в какой-нибудь книге.

Переждав смешки в зале, отвечаю невозмутимому журналисту по существу.

— Мне это ничего не стоит, в большой спорт идти не планирую, но если вы думаете, что ей было приятно это слышать, то глубоко заблуждаетесь. Разве вам будет приятно, если я сейчас на пальцах объясню и докажу, что вы — никчёмный журналист? Это я условно говорю, на самом деле пока не вижу у вас ни грамма непрофессионализма. Вот и ГаМи было неприятно. К тому же я не говорила, что не вставляла ей шпилек по поводу её поступка. Конкретизировать не буду, но будьте спокойны, большого удовольствия от нашей беседы она не получила. Надеюсь только, что извлекла пользу.

— Можно ли сказать, что вы устроили ей выволочку? — если не отправили в аут, то почему бы и не продолжить. Видимо, так решает матёрый. А я задумываюсь, вопросительно гляжу на электронное табло над широким входом. 14:23 оно показывает. Время уходит.

— Она могла так подумать, — соглашаюсь с версией, но не совсем, — однако моя цель была другая. Какая, я уже сказала, не хочу повторяться. Времени у нас осталось почти ничего.

С последними словами бросаю демонстративный взгляд на табло.

— Но с вашими обидчицами в школе вы не встречались почему-то. Но они ведь тоже пересекли рамки, отправили вас в больницу?

— Не встречалась. Но с ними сделать это затруднительно. Я в больнице лежала, их в это время из школы исключили. В физическом отношении они опасны… нет, у меня нет желания подвергать себя такому риску. К тому же мне о них харабоджи подробно рассказал. Он присутствовал в кабинете директора школы, когда, как вы выразились, им устраивали выволочку.

Матёрый хочет выжать максимум, открывает рот, но я показываю рукой на часы. 14:29.

— Простите, господин журналист, наше время истекло. Ещё четверть часа есть у хозяев мероприятия.

Хозяева дают возможность задать последний вопрос.

— Скажите, Лалиса, а как вы поступите в следующий раз? Если по отношению к вам нарушат правила?

— Отсутствуют у меня причины пересматривать свои действия. Полагаю, всё сделала правильно. К тому же подобных случаев больше не повторится. На соревнования выше школьных я больше никогда не пойду. В качестве участницы.

Марафон на этом заканчивается. Устроителям даю электронный адрес, где находится книга о Гарри Поттере. Приходится ждать, пока отец обсудит какие-то технические вопросы, но в 15:20 мы выходим из здания газеты. Его идея выделить одну газету, как организатора всего мероприятия, сработала на все сто. Все деньги — ей за рекламу книги. Вырезать мои слова они точно не вырежут. А другие, как хотят. И ещё обещали что-то добавить, ссылку, отзывы.

Надо запомнить этот приём решения проблем.

С чувством глубочайшего облегчения выхожу из здания. Нисколько не легче даётся пресс-конференция, чем допрос у следователя.

В кафе рядом с танцстудией.

Кофе решаю выпить. А то журналисты всю кровь выпили. Со стороны может показаться, что всё прошло легко. Так в целом и было, сработала хорошо приготовленная импровизация. Примерно понятно было, какие вопросы меня ожидают. Но напряжение меня отпускает только после первого глотка горького и бодрящего напитка.

— Всё хорошо, дочка, — одобряет меня аппа. — Даже не ожидал, что ты так держаться сможешь. Редакция получила за тебя чуть ли не десять миллионов. Неплохая плата за рекламу, дочка. Пожалуй, даже избыточная.

— Если сработает, то не жалко, — лениво отмахиваюсь. — В конце концов, нам это ничего не стоило.

— Это так, — папочка решил подкрепиться пиццей. Я в этом не стала участвовать, аппетита нет абсолютно. Вытаскиваю телефон.

— Аньён, ЮнХо-оппа. Я в кафе сижу рядом со студией. Если раньше придёшь, то я там буду. Пока.

— Познакомлю тебя, аппа, с одним из ребят. Может, он не один зайдёт.

— ХёнСок звонил. Приглашал нас обсудить договор. Мне тоже надо прийти.

— Если с тобой, то только в воскресенье, аппа, — без него и не получится. Права подписи у меня пока нет.

ЮнХо приходит вместе с ДжинСу без пятнадцати четыре. По-быстрому знакомлю их с отцом, и мы уходим.

Место действия: танцстудия

Время действия: 15 ноября, 16:05.

— Теперь планы на сегодня, — о готовом проекте договора с агентством уже сказала и буря восторга только что улеглась. Почти. Лица ещё сияют. Всё сказала? А, нет…

— Продлевать договор аренды танцстудии, видимо, не будем. Заниматься будем в агентстве. На особых правах, без заключения кабальных контрактов, — вот теперь вроде всё. Сегодня я в обычном наряде. Цвет волос так просто не вернёшь, но надеть джинсы, толстовку и кроссовки — почему нет. Когда заметила, как одновременно с сожалением и облегчением они восприняли мой наряд, меня окончательно отпустило. Лучшее времяпрепровождение — с друзьями. Даже с семьёй не так.

— Вы продолжайте работать над танцем, а я попробую подпеть.

— А ты что, умеешь? — в голосе ДжинСу лёгкое недоверие.

— Там нечего уметь. Рэпером любой может спеть. Ну, почти любой… Поехали, ЮнХо-оппа!

Композиция «плохой мальчик»: https://youtu.be/zZp8USkoNYA

— Середина проваливается, — заявляет ДжеДжун, которого я ненавижу, как брата.

— Ты прав, — соглашаюсь, — сократим.

Думаем с ЮнХо, как сократить паузу в середине, ломающую темп. Минут десять. Короче, работа кипит. И нам никто не нужен, ни хорео-графиня, ни менеджер, ни композитор. Учитель пения не помешает, но это всё.

— Темп высокий, можно применить нашу фирменную фишку, — озадачиваю парней в конце. — Ты, ЮнХо-оппа, подбери моменты в композиции, всем остальным — подумать, какие движения мультиплицировать. Это будет главным элементом нашего имиджа.

Ближе к концу занятий замечаю, как рядом начинает вить круги ВиЧан. Отмечаю, что сложная траектория витков проходит всё ближе. Стараюсь не хихикать. Решаю подсобить парню. Протянуть, так сказать, руку помощи. Отхожу в сторонку, к зеркалам. Поджидаю, делая вид, что просто так отошла, задумалась. Верчу локон на пальце, вроде так положено девушкам поступать. ВиЧана «не замечаю».

Траектория становится всё ближе, но слишком долго не решается. Поэтому подсекаю рыбку. «Чисто случайно» делаю полшага и затыкаю его движение. Отпрыгнуть он не успевает.

— О, ВиЧан-оппа, ты что-то хотел? — усиленно хлопаю ресницами. Какие ни есть, но они есть.

— Э-э-э, я это… просто это… нет, ничего такого…

Кажется, он готовится отпрыгнуть. Э, нет!

— ВиЧан-оппа, ты такой прикольный! — хихикаю и строю глазки. Теперь он, как на привязи. И боится и не может отойти. Дождусь решительного и отважного шага или нет? Дождалась!

— Я это… Лалиса-ян, ты не подумай чего! — сразу пугается.

— Вообще ничего не думаю! — и смотрю честно-честно, подавляя изо всех сил хитренькое лукавство.

— Холь! — накачивает себя остатками храбрости. — Я хотел тебя в кафе пригласить, но если тебе некогда или не хочется…

Готовит пути отступления. Уверена, что если найду повод отказать, воспримет это с облегчением, затем будет себя казнить неделю. Не, такой хоккей мне не нужен!

— Мне как раз мороженого очень хочется! — бескомпромиссно заявляю прямо в лицо, не оставляя ему ни одного шанса. — Можешь меня угостить? Только с шоколадной крошкой и орешками! И горячим чаем!

Условия не напряжённые для любого кошелька. Дорогой ресторан он не потянет, да мне и не надо. Жду, глядя на него с надеждой, будто сама не могу купить. Пару десятков такого мороженого. Или сотню.

— Тогда зайдём в кафе сейчас? — радуется парень так, что улыбка становится почти дебильной. Прямо всё, как я люблю.

— Ой! — тут я «спохватываюсь». Из этого цирка надо выжимать всё.

— ВиЧан-оппа, ты меня на свидание приглашаешь? — округляю глаза, готовясь «поразиться» этому факту. Краем глаза замечаю, как остальные внимательно наблюдают за нашей беседой. Делая вид.

— Нет-нет, — пугается парень, — просто в кафе посидим…

— А-щ-щ-щ… так не интересно, — лицо моё переполняется огорчением и печалью. — Я-то думала, ты меня на свидание хочешь пригласить…

— Э-э-э-м-м, ук, хотел…

— И что тебе мешает? — изо всех сил бросаю на него кокетливые взгляды. Не знаю, получается ли? Первый раз, всё-таки. Успокаивает то, что он тоже не знает. Не может знать.

— Э-э-э, Лалиса-ян, — мобилизует жалкие остатки храбрости, — можно тебя пригласить на свидание? В кафе.

— Конечно, можно, ВиЧан-оппа! — удивляюсь его наивности изо всех сил. У меня аж лицо устаёт от необычно энергичной мимики.

— Только мне надо подумать, — завожу глаза, кручу локон, вожу задумчиво ножкой. — Порядочные девушки ведь не должны соглашаться сразу, как ты думаешь?

— Я это… не знаю… — всё, что он смог выдавить. Но мне особо ничего не нужно.

— Минуточку всего мне надо подумать, — больше-то он не выдержит.

— Ой, это так волнующе! — стараясь не шуметь, нервно хлопаю не ладонями, а пальцами. — Меня первый раз в жизни на свидание приглашают. Это так здорово! Что же делать?

Аж подпрыгиваю слегка от «возбуждения». Но мне действительно жутко весело. Парень ожидал чего угодно, но не восторга. Теперь стоит, как громом поражённый. А какое кипение чувств на его лице! Ладно, надо заканчивать.

— А ты точно угостишь меня мороженым? — смотрю слегка с подозрением и недоверием. Тут же получаю всевозможные гарантии.

— Тогда согласна. Мороженого очень хочется, — бесхитростно объясняю свои мотивы. Вот умора, он каждому слову верит!

И на глазах изумлённой до крайней степени публики уходим первыми и вместе.

Изумлённая публика.

Все стоят, замерев, как в финальной сцене «Ревизора». Первым оживает ХоВон. Закрывает рукой глаза, убирает руку, снова закрывает. Проделав несколько раз эти эволюции, обращается к друзьям с вопросом, полным недоумения:

— Дебак! Я реально это видел? ВиЧан увёл нашу королеву на свидание?

— Ты абсолютно прав, — подтверждает ДжинСу, — на его месте должен быть я…

Немного времени погодя. То самое кафе.

Сижу, начинаю есть принесённое мороженое. Платит сидящий напротив и поедающий меня глазами Буратино. Так веселюсь, что уже уставать начинаю. Видно есть пределы у организма и для положительных эмоций. Но пока они не пересечены, резвлюсь на полную.

— ВиЧан-оппа, расскажи мне о семье, — начинаю с дежурного вопроса.

— Отец — начальник отдела доставки в торговом центре «D-Cube City Mall», мама — воспитатель в детском саду. Брат есть, ШиХан, двенадцать лет ему.

— Начальник отдела доставки — важная должность. А у меня есть старшая сестра и я тут подумала, — хихикаю, — что сёстры делятся на две категории: младшие и вредные. Скажи, твой брат не считает тебя невыносимым и вредным?

— Не знаю, — теряется от вопроса, а ведь я только начинаю. — Наверное, нет. А у тебя кто родители?

— Мама дома сидит, а папа — начальник отдела строительства в Хундаи корпорейшн. Он архитектор по образованию.

— Холь! — должность аппы производит впечатление.

Пора начинать, что я зря высиживаю?

— ВиЧан-оппа, а можно я тебя буду называть просто «Ви»? — глаза мои горят предвкушением, будто это разрешение осчастливит меня навеки.

— Э-э-э… Ви-оппа?

— Просто «Ви», — ресничками хлоп-хлоп. — Хочется коротко, но сокращать до «Чан» не хочу. В некоторых языках это означает такую кастрюлю с покатыми боками, — делаю руками округлое движение, — толстую, из чугуна, понимаешь?

Теперь он моргает, не соображая, к чему это я. Романтических бесед с красивой девушкой ждал? Так это оно и есть!

— Сам понимаешь, большую часть времени чан стоит пустой. Иногда голову глупых людей называют чаном. Знаешь, что чан гудит, когда по нему стукнешь. Если в нём нет ничего. Давай попробуем?

— Что? — на короткое слово ВиЧан ещё способен.

— Наклони голову, — послушно наклоняет, я легонько стукаю ему по чану, прислушиваюсь. — Нет, не гудит. Всё, можешь выпрямляться. Понял теперь?

Парень затрудняется в определении того, что ему нужно было понять.

— Чаном называться обидно, а Ви — хорошо, — объясняю широко раскрытыми глазами, затуманивая его глупые очи.

Ладно, надо и мороженым заняться, а то растает за разговорами. Время от времени хихикаю, поглядывая на Ви и заставляя его краснеть. В штопор какой-то попадаю, уже живот болит смеяться. Чем больше он смущается, тем мне смешнее, чем больше смеюсь, тем дальше вгоняю его в смущение.

Смотрю на телефоне время.

— Мне пора, Ви, — набираю номер такси, заказываю. — Буду на месте через пять минут.

Мне говорят номер заказа и отключаются.

— Ви, ты проводишь меня до такси? — уже не хихикаю и не кокетничаю, лицо от напряжения болит.

Конечно, он проводит. Расплачивается, когда выдвигаемся, всовываю ему руку под локоть. Парень слегка деревенеет, поэтому использую положение «под руку» для задания верного направления. Смешно, но для смеха уже сил нет. Ви меня вымотал в ноль.

Порывался заплатить за такси, кое-как отогнала. Домой спешу за тем, что меня ждёт царский ужин от оммы. Нельзя опаздывать, а тем более пропускать. Невыносимая всё самое вкусненькое сожрёт.

Окончание главы 15.