Шаг третий. Призовой

Глава 7. Благоденствие Лалисы

Место действия: больница Сеульского университета

Время действия: 22 октября, время 09.10

Позавчера вдруг выяснилось, что правый большой палец ушиблен. Когда попыталась стучать по клавишам планшета. Перепугалась страшно. Вдруг вывих или ещё какое-то серьёзное повреждение? Я ж пианистка! Врач сводил на рентген и успокоил. С костями и связками всё в порядке. Ушиб и не слишком глубокий. Почему-то именно так сказал.

Но всё равно, на пробел приходится приучать себя нажимать левым пальцем. На планшете не так удобно, как на компьютере, и стол в палате не предусмотрен. Так что только хардкор, только развлечения в постели. Худо-бедно, но десяток страниц уже слепила. Хорошо, что память замечательная и помню момент, на котором ещё дома остановилась. Когда запугивала онни, что мне нужно приложить усилие для запоминания и какое-то время на разгон и остановку, не то, чтобы совсем врала, но преувеличила точно. А чего она?

Как победить в жизни? Добиться успеха, выпрыгнуть наверх? А надо всё выкручивать к своей пользе. Если сумеешь — станешь непобедимой. Выглядеть будет примерно так: враг подстреливает тебя на дистанции, ты вместо того, чтобы падать, жалобно вереща, прибавляешь ходу. Невозможно победить того, кто любой ущерб оборачивает к своей выгоде.

Мне нравится, что меня отправили в больницу? Да кому же это может понравиться? Но нет худа без добра, у меня образовалась масса свободного времени, которого в обычном режиме у меня жуткий дефицит. Двигаться мне тоже можно, хотя есть ограничения. Доктор строго-настрого запретил резкие движения: прыжки, броски, толчки. И ещё мимику запретил:

— Твоё лицо должно выглядеть неподвижной маской. Не надо улыбаться, тем более, смеяться. Любая мимика запрещена. Не волнуйся, это ненадолго.

Так что сейчас постоянно играю роль сфинкса.

Время обеда подступает незаметно. А вот жевать, не двигая мышцами лица, намного труднее. Невозможно. Но медленно и осторожно — вполне.

После обеда минут сорок отдыхаю, время от времени встряхиваю кистями. Нагрузка на них нонче концентрированная. Спать после обеда не хочется. Наверное, потому что больничных порций не достаточно, чтобы загрузить организм.

Ещё надо поработать над собой. Прыгать нельзя, а стопы размять, почему нет. Особенно лёжа и сидя. На пальцах можно походить, снова размять. Теперь балетные стойки и движения, растяжку…

Зашедшая в палату медсестра застаёт меня на полу в шпагате. Дожимаю его почти до конца и, надеюсь, к концу больничного периода ликвидирую это «почти». В этой растянутой позе опять ритмично и долго двигаю ступнями. Вытягиваю их, вращаю ими.

— Что это ты делаешь? — медсестра ответа не ждёт, продолжает, — к врачу, лицо смотреть.

Врач, к которому меня отконвоировали, аккуратно снимает повязку, внимательно осматривает мою рану на лице. По удовлетворённому хмыканью делаю вывод, что всё в порядке.

— Она шпагаты в палате делает, — закладывает меня сестра. Не реагирую, я — сфинкс.

— Шпагаты? — задумчиво переспрашивает врач, — головой при этом не трясёт? Спокойно сидит и всё? Пусть делает. Лалиса-ян, только аккуратнее. Тебе даже ходить надо осторожно. С сотрясением мозга не шутят. Даже лёгким.

Согласно опускаю и поднимаю ресницы. Ими, ха-ха-ха, можно двигать. Все рекомендации старательно выполняю. Шаг освоила такой, что голова и вся верхняя часть тела при движении неподвижны. Не идеально, врать не буду. Надо вот такой тренировать: https://youtu.be/XkDp234u714

По приходу в палату, — шла медленно, изо всех стараясь не менять высоту головы ни на миллиметр, — вспоминаю о ещё одном деле. Надо поэкспериментировать с шевелюрой. Вооружаюсьрасчёской.

Когда удаётся сплести небольшую узкую косичку спереди слева, меня отвлекает телефон. Появился у меня снова этот бесцеремонный девайс, нагло распоряжающийся моим вниманием.

— Юри? — приходится возвращать норовящее расплыться в улыбке лицо в состояние застывшей маски, — аньён!

— Как у тебя дела?! Только сейчас смогла дозвониться? Что у тебя было с телефоном? Я тебе сделала новые рисунки! Когда ты напишешь новую книгу? Хоть немного…

Опять приходится давить рвущийся наружу смех. Не понимаю, почему при её такой ужасной надоедливости мне нравится с ней общаться?

— Сегодня же к тебе в больницу приеду!

— Ой, не надо, Юри. Выгляжу ужасно, не хочу, чтобы ты меня такой видела…

— В какой ты больнице? — Юри не желает ничего слышать. А придётся.

— Не скажу.

— Ну, Ла-ли-и-и-са!

— Отвечаю на твои вопросы по порядку, — методично начинаю восстанавливать порушенную канву беседы. — Телефон у меня был разбит, поэтому ты не могла дозвониться. Надо было купить новый, вытащить и принести симку из старого. Короче, только со вчерашнего вечера телефон появился.

— А что с этими бандитками? Их накажут?

— Рисунки мне сделала? Замечательно. Но только дома смогу посмотреть. С телефона неудобно почту просматривать, — методично продолжаю отвечать на заданные вопросы. — Когда новую книгу напишу? Тут могу тебя обрадовать. На уроки, тренировки и репетиции не хожу, занимаюсь лечением и книгой. Целиком не напишу, конечно, но сильно продвинусь.

— Ну, Ла-ли-и-и-са! — опять стонет Юри. Почему-то тщательные и исчерпывающие ответы на её же торопливые вопросы девочку не радуют. Опять с трудом удерживаюсь от смеха.

— Бандиток обязательно накажут. Из школы их точно выпрут. И это, Юри… мне с тобой доктор запрещает разговаривать.

— Ы-ы-ы… — не опознаю междометия, испущенного Юри.

— Когда разговариваю с тобой, постоянно тянет хохотать, — объясняю я, — а мне доктор запретил смеяться, чтобы ранка на лице хорошо срослась. Поэтому тебе ко мне нельзя. Я слишком сильно радоваться буду, и швы разойдутся.

Такой поворот девочку устраивает. С трудом, но устраивает.

— Когда выйдешь, сразу дай мне почитать, что написала, — требует Юри напоследок.

— Сразу не получится, Юри, — с наслаждением прислушиваюсь к её стонам. — Только через полчаса, как дома окажусь. Надо включить компьютер, загрузить начало, скачать с флешки продолжение… это если меня родственники не примутся терзать. Против мамы и бабушки я бессильна.

Когда отключаюсь, с трудом сдерживаю улыбку. Необычайно забавная девочка. И принимаюсь за книгу…

За два дня до.

Место действия: квартира семьи Чонг

Время действия: 20 октября, время 20.20

— Дорогой, что ты делаешь? — взвизгивает женщина и бросается к улетевшей в угол от мощной оплеухи девушке. СэГе неуклюже ворочается, кое-как вылезая из-под опрокинутого кресла.

— Что я делаю? А действительно, что я делаю? Поздно уже что-то делать. Эта тварь, которая считается нашей дочерью, уже такого наделала… — обманчиво спокойно заявляет мужчина и садится в кресло.

— Ну-ка, иди сюда! — командует он.

— ДаХун, не надо! — умоляет жена.

— Поставь её вот тут, — не обращая внимания на просьбы жены, мужчина тычет пальцем перед собой. Дождавшись желаемого, начинает воспитательную беседу.

— Сначала расскажу тебе, что ты натворила, а ты мне потом — зачем ты это сделала.

— Итак. Администрация школы уверена, что зачинщица — ты. Как мне рассказали, ты не первый раз кидаешься в драку с этой Лалисой Ким. Поэтому, с какой стороны на осла ни смотри, он останется ослом. Ты — главная виновница, тебе и отвечать. Вернее, всем нам.

— Вы разбили ей телефон. Платить — мне, — ДаХун загибает первый палец. — Вы изорвали ей школьный костюм. Они купят новый за мой счёт, — загибается второй палец. — Счёт из больницы оплачивать тоже мне.

ДаХун перестаёт мелочиться и загибает оставшиеся пальцы.

— Мне прямо сказали, что если мы не заплатим Кимам двадцать миллионов, как компенсацию морального ущерба, ты сядешь в тюрьму, — ДаХун загибает все пальцы на второй руке.

Супруга ахает и прижимает руки к лицу. СэГе опускает голову ещё ниже.

— Из школы вам всем придётся уйти. Тихо, если мы всё выплатим и громко, если начнём спорить. Естественно, я спорить не собираюсь. Только уголовного суда нам не хватало.

— Теперь объясни мне, дочка, как ты умудрилась в один день, да какое там! В один час, в одну минуту спустить всё своё будущее в канализацию? За каким хером ты ринулась в драку с этой девочкой? Что такого она могла сделать, чтобы ты, не задумываясь, пожертвовала своим будущим? Она — террорист и угрожала взорвать в центре города атомную бомбу? Или закинуть в городской водопровод какой-нибудь ужасный яд? Угрожала в Сонхва всех расстрелять? Скажи мне, дочь, чем тебе так не понравилось Сонхва, что ты решила, что в тюрьме тебе будет лучше?

Начавшая всхлипывать в начале горячей речи отца к концу СэГе начинает подвывать. ДаХун строго, со значением смотрит на жену. Та начинает утешать девушку и выспрашивать. Через минуту, сквозь нытьё, та начинает вести рассказ. Не особо речисто. Подсказывает мать.

— Она говорит про какого-то мальчика…

— Так, — кивает отец семейства, — есть какой-то мальчик. Причем тут он?

— Он мне нра-а-а-вится… а она вокруг него вьётся… я ви-и-дел-а-а…

— Что ты видела? — терпеливо выдавливает подробности мужчина. — Они целовались, ходили под руку, она с ним кокетничала?

Выясняется, что никаких обнимок и поцелуев, только разговаривала пару раз и да, улыбалась при этом.

— Когда с другими людьми эта Ким разговаривает, она улыбается или нет?

— Не зна-а-а-ю…

— Значит, ты не знаешь, ведёт ли она себя с мальчиком как-то по-особому или нет. С чего ты решила, что она хочет с ним подружиться? С другими мальчиками она общается?

По мере вопросов до СэГе только сейчас доходит вся беспочвенность её подозрений. Не находится никаких оснований, кроме беспричинной ревности.

— А тот мальчик, он в курсе, что ты хочешь с ним дружить?

— Я ему не говор-и-и-ла…

— Очень хорошо, — мужчина для себя всё решил. — Допустим, Ким нравится тот же мальчик, что и тебе. И что решила сделать ты? Устроить рыцарский, хотя нет, совсем не рыцарский турнир. Бандитское нападение ты решила устроить. И что ты думаешь, тот мальчик, узнав об этом, сразу тебя полюбит? СэГе, ты дура! Я тебе, как мужчина говорю, этот парень теперь тебя обходить по большому кругу будет. Зачем ему в девушки агрессивная шпана?

Ещё немного подумав, мужчина добавляет жестокие слова, от которых СэГе расстраивается ещё больше, чем от перспективы тюрьмы.

— Тебе придётся забыть об этом мальчике. Если он действительно нравится Ким, — хотя не уверен, что это так, — то теперь он достанется только ей. Ничего, дочка, — мужчина горько усмехается, — ты ещё понравишься какому-нибудь грабителю или вору. У тебя всё впереди. Будете любить друг друга в перерывах между отсидками в тюрьме.

Заливающуюся слезами СэГе мать уводит прочь.

Место действия: больница Сеульского университета

Время действия: 24 октября, время 13.25

— В целом всё в порядке, — завершает осмотр мой лечащий врач, — рана затянулась почти до конца. Но советую ещё дней пять поносить пластырь на этом месте.

И тот же самый пластырь аккуратненько мне наклеивает. Слегка задерживает заинтересованый взгляд на свисающей впереди узенькой косичке. Она у меня роль украшающей пряди играет. И судя по реакции доктора, удачно играет.

Синяки почти все сошли. Только самые тяжёлые ещё не полностью выцвели. Давно заметила, что заметно быстрее у меня всё заживает, чем у других. Да и возраст опять же. Молодым намного меньше времени требуется для восстановления.

— Мы вас можем выписать, но я бы посоветовал, Лалиса-ян, побыть у нас ещё денька три, — продолжает меня уговаривать доктор.

— И выйти из больницы в начале недели? Сразу окунуться в напряжённую школьную жизнь? — свято блюду заветы не играть лицом, что у меня же вызывает смех. Бесстрастность и неподвижность моего фейса непроизвольно напрягает доктора, который сам же мне эти рекомендации дал.

— Мы дадим освобождение от школьных занятий. Никаких проблем не вижу, Лалиса-ян.

— И сидеть дома взаперти? — тут задумываюсь. Неплохой, кстати, вариант. Можно продолжить работу над книгой, самостоятельными тренировками. Кстати, я сильно продвинулась в направлении некоторых физических возможностей. Прямо чувствую, насколько сильными и выносливыми стали ступни. Ну, и сопутствующий голеностоп. Добилась полного шпагата, и продольного и поперечного.

— Не сказала бы, что я против, доктор-сан, — кое-какие уважительные мелочи в японском стиле корейцами допускаются, — но уж больно мне надоело в больнице. Нет-нет, всё хорошо, и уход и питание. Никаких претензий. Только сильно соскучилась по родным и друзьям. Кажется, что вечность их не видела.

— Хорошо, Лалиса-ян. Тогда выписываем вас сегодня, — поворачивается к медсестре, сидящей поодаль. — КюнСун-ян, счёт готов?

Счёт подаётся на стол и пододвигается ко мне. Смотрю. Неслабо они за свои услуги стригут! Почти шесть миллионов вон. Больничка-то не из простых.

— Счёт отправьте в школу Сонхва, — возвращаю требовательную бумажку.

— А вдруг они не примут? — осторожно улыбается доктор. — Лечим-то мы вас, а не школу Сонхва.

— Ученицу из Сонхва, получившую травмы во время занятий. Если сомневаетесь, просто позвоните им. Если они вам откажут, доктор-сан, я заберу счёт, не волнуйтесь.

Доктор звонит в школу, как только его соединяют с дирекцией, он тут же получает заверения, что Сонхва примет счёт за лечение Лалисы Ким.

— Переделай плательщика, КюнСунь-ян. Хорошо, Лалиса-ян, можешь собираться.

— Да. Позвоню маме, меня заберут. И освобождение от школы всё-таки дайте, — прошу напоследок, — скажем, до среды включительно.

Родилась у меня кое-какая мысль по этому поводу. Будет возможность слегка потроллить учителей. Получаю все бумажки, медленно плыву в палату. Натренированная плывущая походка ещё одно приобретение, ещё одна выгода от пребывания в больнице.

Место действия: квартира семьи Ким

Время действия: 24 октября, время 18.10.

Домой меня привозят Пакпао и мама. Проинструктированные ещё в больнице никому не дают меня тискать и обцеловывать. Нельзя пока. Но осторожно обнять можно, что и делает мужская часть семьи. Не удерживаюсь подшутить над сестрицей.

— Иди же ко мне, онни! — распахиваю руки для жарких объятий. — Я так соскучилась по истязаниям от тебя.

Домашние смотрят на меня, кто с осуждением, кто не без усмешки. СонМи, полыхая лицом, не может мне всё-таки отказать. Осторожно обнимает.

— Странно, — любуюсь растерянностью любимой сестры. Кажется, её тоже напрягает абсолютная бесстрастность моего лица.

— Что странно, дочка? — хитро улыбается папочка.

— На этот раз не больно…

Харабоджи откровенно хихикает. Пунцовая СонМи молча отходит. Может показаться, что я — садистка, так и топчусь на больном месте. Что сказать? С волками жить, по-волчьи выть. Сестрица тоже в своё время всласть меня помотала, долго и с превеликим наслаждением не прощала меня за ту шутку с пудрой. Пусть хоть немного побудет в моей шкуре.

— Какое-то лицо у тебя стало незнакомое, дочка? — любопытство аппы тут же удовлетворяют омма и хальмони. Мне и говорить ничего не пришлось.

Как и предсказывалось, моя Юри получила проду через полчаса после того, как я вошла в свою комнату. В ответ по почте получаю кучу-малу из смайликов. Что-то ужин у нас запаздывает. Немного, но в больнице он был раньше, вот у меня живот и подводит.

На ужине меня ждёт сюрприз. Лучший друг аппы ХёнСок-сии, президент кинувшего меня агентства. Насчёт «кинули», это я так, из вредности. На самом деле, если разобраться, всё удачно получилось. Пошла туда, как беззаботная дура, и что бы делала потом, если бы они меня взяли? Ничего. Ничего бы не делала. Это со мной делали бы всё, как с марионеткой.

После взаимных приветствий сидим, едим. ХёнСок посматривает на меня с любопытством и каким-то виноватым сожалением. Если правильно истолковываю выражение его глаз и лица. Омма, а более того хальмони, на гостя нет-нет, да бросят косой взгляд.

— Я правильно поняла, что руку к ужину приложил харабоджи? — мой вопрос вызывает довольную улыбку у деда и почему-то у оммы.

— Твоя мама всё делала, — переводит стрелки харабоджи, — под моим наблюдением, не скрою.

Сияю глазами на довольную маму, мимика мне запрещена. Да, вот такая я молодец, мгновенно разряжаю обстановку.

— Повезло нам. Такого семейного повара даже у чеболей нет, — про кого говорю, не уточняю. Сами разберутся.

После ужина аппа зазывает меня с ХёнСоком-сии к себе в кабинет. Нет у него, на самом деле, кабинета, его хальмони и харабоджи заняли. Мы на лоджию выходим, рассаживаемся на креслах. Мужчины рассаживаются, а мне сходить за стулом приходиться. Примерно догадываюсь, о чём речь пойдёт и хотела позвать на помощь харабоджи, но решаю, что сама справлюсь.

— Лалиса-ян, хочу извиниться, что так неудачно с твоим прослушиванием получилось, — начинает ХёнСок. — Не так я это задумывал.

— По-моему, всё получилось предельно удачно, саджанним. Ваши люди приняли абсолютно верное решение.

Гость слегка теряет дар речи от неожиданности, ему помогает аппа.

— Почему ты так думаешь, дочка.

— Потому что наши мнения совпадают. Я тоже поняла, что в айдолы не гожусь. Более того, я и не хочу им быть.

— Почему же ты тогда пошла на прослушивание? — аппа удивлён по-настоящему.

— Как почему? — лицом не могу, но голосом вполне в силах реплицировать его удивление. — Ты мне велел.

Абсолютной эффективности аргумент.

— Не встречал ни одну девочку, что не хотела бы стать айдолом, — улыбается ХёнСок, видимо, полагая, что я кокетничаю или скрываю глубокую обиду.

— Вряд ли, саджанним, вы говорили на эту тему со всеми девочками страны, — голосом выражаю деликатное сомнение.

— Ты раньше не говорила, что не хочешь быть айдолом, — задумчиво говорит аппа, — я бы никогда не стал тебя насильно куда-то заталкивать.

— Наверное, — соглашаюсь легко, правду говорить легко и приятно. — Но вот я пришла в агентство и мне там не понравилось. Поняла, что не смогу в таком месте работать.

Вспоминаю все обстоятельства и особенно холодный, злой взгляд хореографа Ким. Пронзает одна мысль, только сейчас догадываюсь о возможной природе фантомных болей в колене. Лалиса, тебе ничего не подсказали глаза той женщины, что смотрела на нас с ЧэЁн, как на грязных ублюдков? Так держи ещё, и в колено стреляет дикой болью! Знамение от высших сил, не иначе.

Или проще всё. Почти ненавидящие глаза той красотки индуцировали боль в колене. По загадочным психосоматическим законам. По времени точно совпадает. Как только поняла, что меня здесь ненавидят неизвестно за что, тут-то и началось. И вообще, жутко кошмарный тогда денёк выдался.

— Что же тебе не понравилось? — осторожно выспрашивает ХёнСок. — Тебя кто-нибудь обидел?

— Взгляд хореографа Ким мне очень не понравился, саджанним, — если просит, пусть получает, что есть. — Смотрела на нас, — простите за выражение, саджанним, — как на вонючих, отвратительных червяков. Даже если бы я захотела стать айдолом, точно не рядом с ней. Никогда с такими людьми не сработаюсь. Которые по неизвестной причине ненавидят меня с первой секунды, как увидят.

— Хореограф Ким прекрасный специалист, — глаза ХёнСока становятся какими-то страдающими. — С характером, не спорю. Вполне возможно, настроение её по какой-то причине было испорчено. Что никак не относится лично к тебе, Лалиса-ян.

Аппа внимательно нас слушает, в разговор не вмешивается.

— Судя по вашим же словам, саджанним, — не могу удержаться, чтобы не подсечь. Любой рыбак меня поймёт. Вот не нужен ему карась, подавай ему линя, но если жирный карасик сел на крючок, он обязательно его подсечёт. Рефлекторно.

— Судя по вашим словам, хореограф Ким очень слабый профессионал. Наверное, она замечательная танцовщица, но, как менеджер, она полный ноль.

Аппа смотрит на меня чуть ли не с испугом, ХёнСок тоже потрясён. Поясняю.

— Она позволила своему плохому настроению повлиять на работу. Вопиющий непрофессионализм, — и самокритично продолжаю. — Я нисколько не лучше, но я и не менеджер. Любой работник должен быть эмоционально устойчив. Накричать могут, новости могут быть плохими, пусть что угодно случится, профессионал свою работу должен сделать. Невзирая ни на что. Я так не могу. Если кто-то на меня будет кричать или просто смотреть злыми глазами, я не смогу работать

— Вот как раз и научишься этому рядом со злым менеджером, — ХёнСок не так прост, ответно подсекает меня. Попробую вывернуться.

— Я ж говорю, я — не менеджер, саджанним, — тут в голову ударяет неожиданная мысль, и продолжаю уже после небольшой паузы. — Должна вас поблагодарить, саджанним, — кланяюсь, не вставая, — за то, что ваш кастинг открыл мне глаза на саму себя. Мне невыносимо находится рядом с людьми, которые меня ненавидят. Наверное, мне придётся этому учиться, но пока я на это не способна.

Кстати, это действительно открытие. А ещё, я отношу себя к творческим людям. И большой вопрос, могут ли поэты и композиторы быть успешными администраторами. Что-то не припоминаю таких феноменов. Вторая моя проблема.

Меня отпускают. Мужчинам ещё надо что-то обсудить. Едва не забыла кое о чём спросить ХёнСока.

— Саджанним, а можно ЧэЁн будет иногда подпевать нашей группе? — нечто похожее на бизнес-интерес, появившийся в его глазах, мне очень не нравится. — Ну, если вы против, тогда ладно, найдём кого-нибудь другого.

— Почему же, Лалиса-ян! Если песни не наши, не из агентства, то пусть поёт. Не в ущерб работе.

Молодец я! Дожала! Неудобно ему при отце с меня что-то сдирать. Сразу перестал думать о плохом, как только заднюю включила. У-ф-ф-ф! Ведь чуть не забыла…

Окончание главы 7.