Шаг третий. Призовой

Глава 8. Расплата за победу

Место действия: особняк семьи Кан

Время действия: 25 октября, время 10.20.

Кабинет патриарха клана Кан и главного владельца корпорации «Сансилье». Худой с залысинами и седой до последнего волоса патриарх сидит за столом внушительных размеров и искусной отделки. Рядом в креслах двое мужчин в возрасте, но крепких и уверенных. Перед ними стоит девочка, девушка лет восемнадцати, но по сравнению с присутствующими мужчинами именно девочка.

— ГаМи-ян, внучка, расскажи нам ещё раз, как ты победила на соревнованиях неделю назад? — кротким, почти сладким, голосом просит старец. Мужчины вперяются в девушку строгими взглядами.

— Э-э-м-м-м, — говорит ГаМи и безнадёжно замолкает.

— И это всё? — удивляется патриарх и переглядывается с мужчинами. — Не желаешь говорить со своим харабоджи?

ГаМи слегка откашливается, прочищает горло и с трудом начинает выдавливать из себя слова.

— Это… когда мы бежали… я была первая… меня стала обгонять… это… одна девочка… э-э… перед финишем… и мы столкнулись… всё, — девушка замолкает и так опускает голову, что мужчины могут лицезреть только макушку.

— Ничего такого, да, ГаМи-ян? — ласково спрашивает патриарх, но дальше голос становится неприятно вкрадчивым. — Почему ты тогда честно и открыто нам в глаза посмотреть не хочешь?

Мужчины переглядываются, один из них говорит:

— Аппа, давайте ей сразу покажем? Она так долго может, я знаю, — мужчина сразу идёт помогать отцу. Патриарх открывает ему нужную папку на компьютере. Судя по медленным движениям с главным атрибутом информационного века он не на ты.

— Подойди сюда, дочка, — мужчина развернул монитор к ней. — Сначала мы читаем это.

На экране возникает красивое и ехидное женское лицо под колонтитулом инстаграмма. Под ним виден заголовок поста. Того самого: «Это реальный мир, детка». Мужчина нажимает кнопку «Открыть». Лицо отъезжает в сторону и начинает двигаться, изображая речь. Судя по мимике гифки глумливую и насмешливую. Именно таково содержание статьи.

— Читай, — негромко командует мужчина.

На несколько минут девушка вперяет глаза в экран. По мере чтения слегка бледнеет. Слегка, потому что личико и без того светлокожее.

— Теперь смотри, что в комментариях, — мужчина вытаскивает фото, где крупно изображено девичье плечо с лиловым синяком.

— А сейчас здесь посмотри, — мужчина выводит один ролик за другим. Оттуда же, из комментариев. Труда это не составляет, ехидная стерва АсНабен вывела всё, как приложение к статье.

С разных позиций заснято одно и то же. На некоторых роликах чётко видно, как ГаМи отталкивает соперницу, на других она не даёт себя обогнать, перекрывая дорожку. На самом первом ролике можно отчётливо разглядеть, как ГаМи дёргает высокую девочку за руку. Смартфоны есть почти у всех и снимают ими постоянно.

— Теперь сюда посмотри, — голос мужчины становится жёстким. — Что ты видишь? Говори!

— Триста сорок девять тысяч просмотров… — шепчет девушка.

Мужчина возвращает монитор и клавиатуру на место и сам возвращается на кресло. ГаМи чуть отходит от стола, чтобы быть в поле зрения всех мужчин.

— Почти триста пятьдесят тысяч просмотров, — грустно говорит патриарх. — А еще к концу это недели у нас упали розничные продажи на полпроцента. Наверное, случайность… да, ГаМи-ян?

Девушка мнётся и не знает, что говорить. Никто особо и не ждёт от неё ответа.

— Что будем со всем этим делать, дети мои? — вопрошает в пространство патриарх. Встаёт второй мужчина, отец ГаМи, младший сын патриарха.

— Надо выяснить, кто такая эта АсНабен и всё разузнать про Лалису Ким и её семью, — по знаку рукой отца мужчина садится.

— Это само собой. Что будем делать с ГаМи?

А вот над этим старшим мужчинам клана пришлось задуматься всерьёз. Если сто мудрецов не могут разгрести за одним дураком, то что могут трое, пусть очень умных мужчин? Свой решительный вердикт они доводят до ГаМи только через трое суток.

Место действия: школа Сонхва.

Время действия: 26 октября.

Первый раз меня попытались взять за нежные места грубыми педагогическими руками на уроке математики. Что характерно, пожилая и в целом заметно более адекватная на фоне остальных математичка мадам Юн ХаНи отличилась первой. Англичанка на первом уроке меня не трогала.

— Лалиса, я понимаю, что ты только что из больницы, но если ты на уроке, значит, должна быть готова. Что ты можешь сказать по теме прошлого урока?

— По теме прошлого урока, — при этом остаюсь сидеть на месте, — сонсенним, я могу сказать ничего.

Класс недоумённо шумит, я достаю предварительно заготовленную копию больничного листа. Училка хлопает глазами.

— А почему ты сидишь, когда отвечаешь учителю?

— Согласно предписанию врача, сонсенним! — бодро докладываю я. — Мне запрещены резкие движения. В том числе быстро вскакивать из-за стола. Если буду делать медленно, затрачу драгоценное урочное время, сонсенним.

Протягиваю полное освобождение от занятий. С подписью, печатью, всё, как положено. Математичка глазами просит принести ей бумагу ближнего к ней ученика. Ученицы. ДаМи относит бумагу, а я комментирую.

— Согласно данному предписанию, сонсенним, меня нет на уроках до среды включительно. Я намеренно хожу на занятия, сонсенним, чтобы плавно, без стрессов и ненужного напряжения ликвидировать пробелы в знаниях. С вашей помощью, сонсенним. Поэтому три дня я на особом положении: я могу вас спрашивать о чём угодно, а вы меня — нет.

Класс ошарашенно молчит. По форме моя декларация похожа на ультиматум, по сути — я права со всех сторон. Усиливаю эффект.

— В журнале, сонсенним, напротив моего имени поставьте отметку, что я больна.

Ещё примерно так же порезвилась на уроке литературы. ЧэЁн уже ничего не говорит на моё поведение, только мученически вздыхает. По её мнению риск своим здоровьем — ничто перед уважительным поведением перед старшими. Я ведь даже не кланяюсь, так, чуть-чуть намечаю движение головой. И справка, — копий у меня несколько штук, — у меня наготове.

На обеде ЧэЁн тоже не удаётся меня вытрясти по поводу шума вокруг моей драгоценной персоны. То есть, единолично вытрясти. Согласно своей боязливой натуре удовлетворилась ролью пассивной слушательницы. К нам одноклассницы подсели, которые в обычные времена обходят нас стороной.

Подошли. Сели со своими обедами. Уставились. Потрясающее начало разговора. ЧэЁн моментально перестаёт отсвечивать. Милашка. Захотелось её за щёчку ущипнуть.

— Лалиса, а что у тебя на соревнованиях случилось? — на удивление толковый вопрос задаёт ДаМи. Ожидала более невнятных формулировок. Для затравки беседы вполне сойдёт.

— Что конкретно тебя интересует, онни? — как-то так получилось, что я в классе самая младшая, так что сортировать на тех, кто старше и кто младше, мне не надо. Конкретно девочек интересовало всё. А мне не жалко.

— Сначала стометровка была. Сделала всех на раз. Хотя тренер был не очень доволен. На тренировках результаты лучше были, — порции разговоров перемежаю порциями супчика.

— А почему так получилось? Настроения не было? Или решила не сильно стараться? — это ЧеРиш нагнетает. В наказание удлиняю паузу, заменяя объяснения долгим взглядом на дерзкую.

— Этот момент пропустим, — моё по привычке неподвижное лицо в сочетании с долгим взглядом действует на девчонок, как взгляд Каа на бестолковых бандерлогов. — Потому что мне не нравятся провокационные вопросики.

— Затем тренер вдруг поставил меня на километровую дистанцию. Кто-то там не смог из-за травмы принять участие в забеге.

— Девочка из параллельного класса, не помню, как зовут, — подтверждает ДаМи. ЧеРиш надолго замолкает, после того, как её обшикали со всех сторон.

— Учитель ничего от меня не требовал, — приступаю ко второму, какому-то чики-пуки, наплевала я запоминать эти дурацкие названия, — но у меня получилось обогнать почти всех.

— А дальше вы всё знаете, — заканчиваю рассказ к всеобщему разочарованию.

— Что всё? — просыпается ЧеРиш.

— Разве вы не читали статью этой, как её… — щёлкаю пальцами в затруднении.

— АсНабен, — подала голос, а вернее, писк ЧэЁн. И тут же утыкается в тарелку.

— Да. Читала тоже. Там всё правильно написано. А вот откуда у неё фото моей руки… — задумываюсь, — надо бы у моей онни спросить.

— СонМи её зовут? Да, это она прислала, я запомнила, — кивает ДаМи.

— Там только одного нет, — надо разбавить подробностями, иначе девочки совсем будут разочарованы. — Когда эта ГаМи бежала впереди, она старалась отбрасывать ногами камушки в мою сторону. До лица долетало. Хорошо, что в глаза не попало.

Ну, концовку тоже пришлось обрисовать широкими, но скупыми мазками.

— И всё-таки, почему ты не захотела на награждение идти?

— Зла была страшно, — встаю, складываю посуду, обед уничтожен, — боялась драку затеять прямо на пьедестале. Я бы точно не выдержала и ударила бы её. Уж больно нагло она на меня смотрела.

— Она из чеболей! — говорят девочки вслед.

— Да плевать! — бросаю через плечо. ЧэЁн, мой верный оруженосец, спешит за мной.

Подумаешь, чеболи! Корейцы не понимают, насколько они уязвимы. Любой удар по имиджу для них крайне болезненен. Именно поэтому члены их кланов стараются держаться в тени, вдали от вездесущих СМИ.

Тренировку пропускаю, так что сегодня ухожу раньше. Вместе с ЧэЁн.

— И что теперь будет? — допытывается подружка.

— Много чего будет, — предвкушаю с наслаждением. — Главное, чтобы не со мной.

— Ты поссорилась с чеболями, — обвиняюще утверждает ЧэЁн.

— Это каким образом? Не захотела встать рядом с ней на пьедестал? И что? Ей же лучше, в морду свою наглую не получила. Нет. Ничего плохого я ей не делала. Не стала молча терпеть её подлость, только и всего.

Место действия: квартира семьи Ким.

Время действия: 26 октября, 19.40.

ДжеУк успевает к ужину, что, между прочим, бывает не всегда. Справедливости ради, не так уж часто опаздывает. Вот и сегодня не опоздал. Сидим, ужинаем.

Из-за прихода домой раньше обычного и успеваю сделать больше. Напечатала четыре страницы книги, поупражняла ноги, в том числе, балетными па. Аккуратно, блюдя заветы господина доктора. Проштудировала пропущенные темы по гуманитарным предметам, точные науки откладываю. Они не так легко даются.

— Как у тебя дела, Лалиса? — интересуется аппа. Да, все уже спросили, теперь его очередь.

— Замечательно, папочка. Оказывается, очень интересно в школу ходить, когда можно домашнюю работу не делать, когда учителя не спрашивают… — завожу глаза вверх, — сказка, а не учёба.

ДжеУк жизнерадостно ржёт, все остальные присоединяются улыбками. Звонит телефон отца.

— Сиди! — командует Пакпао. — Поужинаешь, тогда и перезвонишь. СонМи, выключи папин телефон.

— Только если не от президента фирмы, — успевает проявить осторожность ДжеУк. СонМи успокаивает, говорит, что незнакомый номер.

— Поддерживаю, хальмони, — соглашаюсь с решительностью бабушки. — Мне иногда кажется, что это не мы владеем телефонами, а они — нами.

— Я уже не рискую угадывать, кто ужин приготовил, омма или харабоджи, — встаю из-за стола. — Я теперь и по ресторанам ходить не хочу. Что я там увижу?

Мама и дедушка с улыбкой переглядываются. Остальные присоединяются к похвалам.

Через десять минут ко мне врывается ДжеУк. Какой-то взъерошенный. В руках телефон. Звонок, видать, был всё-таки важный.

— Собирайся, Лалиса! Надо ехать!

Отвечаю привычно неподвижным лицом, только в глазах недоумение: с чего такая спешка? Да ещё и нам обоим?

— Они звонили, — папочка ДжеУк уже не кричит, но взволнован, — семейство Кан. Те самые чеболи! Та девочка, которая тебя отталкивала на соревнованиях…

Наконец-то папаньке удаётся сформулировать нечто связное, что можно понять. Они, семейство Кан, те самые… — я бы поняла сразу, если б говорила женщина. Но от мужчины этого как-то не ожидаешь.

— Они пригласили нас к себе в гости. Я так понимаю, обсудить наши проблемы.

— Папочка, у нас нет общих проблем. Их проблемы нас не должны волновать, наши — их не касаются.

— Как ты можешь так говорить, дочка?! Такие люди нас приглашают! Всё! Хватит спорить! Одевайся!

И как этому противостоять? В дверях стоит Пакпао, за ней заинтересованный харабоджи, и если они помалкивают, то рассчитывать на них нельзя.

— Тогда выйди, аппа, и позови СонМи. Мне надо привести себя в порядок, накраситься…

— Не надо тебе краситься, ты и так красивая, — не поддаётся на отговорку ДжеУк. Не прошла попытка, но слышать приятно.

— Всё равно СонМи зови, мне надо одеться. Я к таким людям в старых джинсах не пойду, — онни появляется на мои слова, как чёрт, которого помянули. И аппа понимает, что этот раунд он проиграл. Берётся за телефон, видимо, извиняться, что опоздает.

С чувством, толком, расстановкой формируем с онни наряд для меня. Кое-что она приносит своё. Смеха ради водружаю на голову любимую панамку. СонМи, ни слова не говоря, тут же сшибает её с моей головы.

Лихорадочно думаю, как увильнуть. Чувствую всеми фибрами, что ехать нельзя. Наверняка мне каким-то образом попробуют выкрутить руки, заставить сделать то, чего я не хочу. Да с самого начала, я не хочу к ним ехать! Ни на одно место они мне не упали!

И что делать? Меряю шляпку, принесённую СонМи.

— Хорошо, — утверждает онни, — тебе идёт. Серьги нацепи…

Аппа подхватился, потому что его зовёт а-а-х! какой жених, то есть, высокое лицо. Вот только… точно! Замираю. Как раз мне онни серьги цепляет.

— Аппа! — ДжеУк врывается незамедлительно.

— Лал-л-и-и-са! — стонет он. — Ты готова? Мы опаздываем!

— Аппа, — медленно поворачиваюсь к нему, как могучая многоствольная морская орудийная башня, и произвожу мощный выстрел изо всех стволов в упор, — а ты у своего президента, господина Сона разрешение спросил?

Любуюсь растерянным видом и выпученными глазами. Добиваю.

— Ты думаешь, ему понравится, если ты за его спиной будешь встречаться с руководством чужой корпорации? По любому поводу?

ДжеУк растерянно и беззвучно открывает и закрывает рот. Молча уходит. Закрываю двери. Поворачиваюсь к СонМи, скидываю на кровать шляпку, отцепляю серьги. Та тоже превратилась в статую.

— Всё, онни! Поездка отменяется или я ничего не понимаю в колбасных обрезках.

— Каких обрезках? — глупо переспрашивает СонМи.

— Не важно, — отрезаю я. — В любых!

И говорить не стоит, что я оказалась права. Мне потом харабоджи рассказал. ДжеУк доложил и получил приказ президента не дёргаться, он, де всё решит сам. Так харабоджи понял по словам ДжеУка и его невнятным междометиям.

На ночь немного поразбирала математику. И чуть-чуть физику. Надо же! Тему ядерного распада будем проходить. Ну-ка, что тут? Кое-что из прошлой жизни Евгения я помню.

Место действия: школа Сонхва.

Время действия: 27 октября.

Мой счастливый период, когда я делаю всё, а мне за это ничего, продолжается. Что у нас сегодня после обеда? Хореография и английский? Замечательно! На хорео ещё схожу, а английский нафиг. У ЧэЁн домашку узнаю.

Дирекция у меня непривычно вежливо поинтересовалась, когда я смогу прибыть к ним на важный разговор. Дирекция в лице ДжиСопа-сии, подошедшего ко мне на перемене. Решаю не жертвовать своим временем, а половиной литературной пары. Ибо там всё равно вода по большей части.

Кабинет директора Ю.

Время 11.15.

Захожу. Привычно извиняюсь за отсутствие традиционного поклона. Всерьёз подумываю выклянчить у доктора справку, что мне нельзя кланяться в течение месяца. За этот срок все вокруг привыкнут, что Ким Лалиса никому не поклоняется, и не будут шипеть вслед.

Усаживаюсь. Я — четвёртая. Кроме двух директоров в наличии учитель физкультуры.

— Лалиса-ян, когда у тебя освобождение от физкультуры заканчивается? — первым делом интересуется физкультурник.

— Официально ещё завтрашний день я освобождена от всех занятий, сонсенним. После этого две недели от физкультуры и частично от хореографии, — говорю, глядя прямо и без малейшего намёка на поклон. Непроизвольно он морщится.

— Никак к твоему новому поведению привыкнуть не могу, — бурчит физкультурник.

— Я больна, сонсенним. Только послезавтра буду ограниченно годна к занятиям. Но кланяться мне будет нельзя ещё, как минимум, неделю. По медицинским показаниям у меня и на эту неделю положен постельный режим. Сонсенним.

— Да я знаю… — отмахивается ХеДжин-сии.

— Мы тебя вызвали, — вступает директор Ю, — чтобы выяснить с твоей помощью, что нам делать с результатами тех соревнований? Какую позицию занять? Учитель ХеДжин и мы знаем, что у тебя могут возникнуть свои мотивы, и хорошо бы нам их знать подробно.

Конечно, опасается. Харабоджи в форме шуточного доклада мне рассказал о беседе с физкультурником в этом же кабинете. Всё, как просила. Предупредил, чтобы никаких действий не планировали без моего участия. Поэтому я здесь.

— Введите меня в курс дела, саджанним, — пусть я по корейским меркам веду себя по-хамски, но вообще-то сижу скромно, коленки вместе, ручки сложены. Короче, пай-девочка.

— Городской совет по образованию и спортивный отдел городской администрации, — «начальство» — одним словом перевожу для себя, — предлагают отменить результаты тех соревнований и утвердить новые. В свете открывшихся, — директор морщится, — и очень шумных обстоятельств.

— Разве такое возможно? — понимаю, что когда под задницей у чиновников горит, они ещё и не на такое способны, но надо же и меру знать! — Первый раз слышу, что можно отменить решение спортивных судей. Даже когда их официально признают ошибочными.

— Такое бывает, Лалиса-ян, — замечает физкультурник.

— Если бывает, то это не правильно, сонсенним. Судей можно дисквалифицировать или понизить им категорию, но их решение отменять нельзя. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Почему ты так думаешь, Лалиса-ян? — спрашивает уже директор ДжиСоп. Ненадолго задумываюсь.

— Во-первых, тот миг торжества, который испытывает чемпион, восходя на пьедестал сразу после победы и принимая золотую медаль, уже никто не вернёт. Процедуру награждения можно провести повторно, но в подобном фарсе я принимать участия не собираюсь.

— А во-вторых? — ДжиСоп-сии воспринимает мой отказ спокойнее всех.

— Во-вторых, сложно сделать технически. Что делать с этой ГаМи? Она полное право имеет на серебро…

— Не имеет, — кратко замечает директор Ю и далее объясняет: — её результат и награждение уже аннулированы, сама она дисквалифицирована до окончания школы.

— С тысячеметровой дистанцией всё просто. Меняется чемпионка одна на другую и всё. Ну, если бы я согласилась. Зато непомерные сложности возникают со стометровкой.

Делаю паузу, но меня никто не прерывает. Направление задано, все думают в ту же сторону. И сказать не успеваю, раньше всех сообразивший физкультурник опережает меня.

— Да. Там сложнее. Надо отбирать бронзовую медаль, отдавать её серебряному призёру, отобрав у неё медаль, которую отдать бывшей официальной чемпионке… — мрачно описывает неприятные перспективы физкультурник.

— Столько людей будет обижено, и виноватой будут считать исключительно меня, — завершаю мысль по-своему. — Просто потому, сонсенним, что так легче. Имён судей никто не запоминает. Скажите, уважаемые, зачем ЭТО мне? Да пропади они пропадом, эти медали!

— Лалиса! — слегка одёргивает меня директор Ю. — Держи себя, пожалуйста, в рамках.

— Извините, — каюсь, но отступать не намерена. — Только меня одна эта мысль выводит из равновесия. Нет. Ни в какой форме я не буду за свой счёт закрывать чужие ошибки. Ещё и виноватой при этом останусь.

— Что ты предлагаешь, Лалиса? — устало вопрошает директор Ю.

— Вы у меня, несовершеннолетней ученицы совет спрашиваете, саджанним? — что-то подобное готовила и ждала, и всё равно вопрос потрясает. Окореилась я что ли вконец?

— Всё равно без тебя никак не обходится, — объясняет директор ДжиСоп. — Ты же отказываешься следовать плану городских властей.

— Хорошо. Дело в том, что школа Сонхва тоже потеряла лицо. И даже больше остальных. Частично положение спас учитель ХеДжин, не оставив без внимания грубое нарушение спортивной этики. Но сама школа пока ничего не сделала, чтобы защитить меня и в свою очередь не оставив без ответа столь недостойные действия судейского жюри.

— Мы подали в городской совет управления требование сменить всю судейскую бригаду, — замечает директор Ю.

— Это хороший ход, — подсластить горькую пилюлю не помешает. — Но слабоватый. Если бы не было такого шума, вполне хватило бы увольнения председателя жюри. Это же он продавил своё решение, я не ошибаюсь, сонсенним?

Физкультурник молча кивает.

— Поэтому отпор должен быть громким, саджанним. Все учащиеся должны увидеть, что школа Сонхва горой стоит за своих ребят. И вас будут уважать ещё больше.

— Что ты предлагаешь, Лалиса-ян? — после паузы опасливо спрашивает директор.

— Школа Сонхва должна официально, скажем, года на три отказаться от участия в городских соревнованиях, саджанним, — чеканю слова, как тяжёлые монеты и добавляю жёстко. — ВО ВСЕХ городских соревнованиях.

— Ты не понимаешь, Лалиса, — устало, как капризному ребёнку, улыбается директор Ю. — Это просто невозможно. Мы обязаны подчиняться указаниям городского совета по образованию.

Мне, несовершеннолетней школьнице, надо учить взрослых людей, как продавливать свою линию?! Приходится.

— Подчиняться можно по-разному, саджанним. Можно, например, намеренно посылать на городские соревнования самых слабых и никчёмных в спортивном смысле учеников. Кто вам может помешать это сделать?

Мужчины переглядываются. ДжиСоп-сии начинает улыбаться. Кажется, ему понравилась эта идея.

— Параллельно организуйте школьные открытые чемпионаты. По тем видам, которые сможете. Пригласите участвовать остальные школы. Разве вам смогут это запретить? Привлеките спонсоров. Ни одна серьёзная корпорация не откажется от такой рекламы. А у нас учится Сон Юри-ян. Полагаю, чеболи Сон тоже не дураки отказываться спонсировать Сонхва. Потому что наша школа обладает огромным потенциалом в этом смысле.

Практически вижу, как уже щёлкают шарики у сузившего глаза физкультурника.

— А когда результаты и призы начнут превосходить городской уровень, тогда Сонхва ждёт полный триумф. Со своей стороны могу пообещать, что на городские соревнования я точно больше не пойду. Зато на школьных покажу результаты, до которых городским чемпионам будет очень далеко. Как пешком до Франции.

Слегка переиначила русскую пословицу, но мужчины проникаются.

— На школьных-то соревнованиях меня ведь не будут подло затирать…

— Серьёзно возвращаться в город всё равно придётся, — размышляет директор Ю.

— Возвращайтесь, — пожимаю плечами. — Но уже со своими судьями, с огромным авторитетом, короче говоря, на своих условиях, саджанним.

— Хорошо, Лалиса-ян, мы тебя поняли. Можешь идти, — директор Ю отпускает меня. Дёрнулась поклониться, но лишь намечаю движение. Как оно въелось-то а!

— Только помните, что на городские соревнования я больше никогда не пойду.

Иду по коридору в сторону столовой. Думаю. Даже в Корее, с её жёсткой этикой и практически бесправным положением младших перед старшими, вполне возможно проводить свою линию. Почему мне не могли просто приказать не выпендриваться, взять под козырёк и сделать, как велено? Очень просто. Ясно им показала, что при этом они, — повторяю, они, а не я, — потеряют лицо. Самое жуткое положение для азиата.

Они могли что-нибудь похитрее придумать. Так и я могу. Никогда никому не скажу и не признаюсь, но ведь АсНабен (злая стерва) это я. И укусить АсНабен может кого угодно за любое место. Разнюхают, что она это я? И что?

Окончание главы 8.