Шаг за порог

35

Планета Новая Земля, база «Тиньши», семьдесят четвертый день в новом мире

Встретив Галю у дверей бокса (после состоявшегося разговора Чужая предпочла деликатно удалиться и с Измайловой в медотсеке не пересеклась), Олег проводил ее «домой». Девушка жаловалась на вялость, чуть не уснула прямо на лестнице, а доковыляв до кровати, упала на нее, не раздеваясь, — и тут же вырубилась. Почесав в затылке, Светлов стянул с ног Гали кроссовки и, решив после некоторых размышлений не заморачиваться с одеждой, отправился в рубку, где несколько минут пытал голограмму-Чиань на предмет того, нормальна ли такая Галина реакция на процедуры. Получив твердое заверение, что примерно так дело и должно обстоять, Олег пошел искать товарищей: договориться об обмене дежурствами.

Единственная вахта, которую они по очереди несли в Тиньши, заключалась в скучании у ворот в ожидании возвращения ушедшего на помощь трутню отряда. Поделенная на пятерых (Чужую в число часовых включили на общих основаниях, хотя «Диля» и предлагала взять на себя львиную долю времени), ее бремя не было таким уж тяжким, но, когда из процесса выпала Галя со своими процедурами в боксе, нагрузка на остальных, конечно же, возросла. Следующая смена Олега должна была наступить после ужина и длиться до середины ночи, но Светлов хотел быть «дома», когда проснется Галя, — отсюда и идея махнуться с кем-нибудь сменами.

Рыжего Олег ожидаемо застал у ворот, но вешать на Артема второе дежурства подряд было бы неправильно, пусть тот и выказал свою готовность. Чужую при случае можно было просто поставить перед фактом, но так или иначе оставалась Инна, которую по-любому следовало предупредить об изменении в графике.

Не найдя Иноземцеву ни в рубке, ни в столовой, ни в медотсеке, Олег направился в Иннину «каюту». Закрытая дверь комнаты препятствием для юноши стать не могла: уходя, Тагаев оставил Светлову капитанское кольцо Тиниши, которое Олег носил теперь на шнурке на шее, но без приглашения врываться к девушке «домой» ему было как-то неловко — именно поэтому он и оставил жилище Инны напоследок.

Помявшись на пороге, Светлов поднес кольцо к сенсорной панели и собирался уже было вежливо постучать в косяк открывшейся двери, как до его слуха донеслись звуки гитарных аккордов — каких-то сбивчивых, словно непричесанных, — и голос Иноземцевой, буквально выстреливающий слова песни:

Сплю,

И мне снится сон.

Он

Схватил меня, словно зверь.

Дверь

Из этого мира в тот.

Ждет

Задумчивый, грустный волк.

Щелк,

И кровь окропила снег.

Век

Проносится, словно миг.

Крик,

И мертвая тишина

Сна.

Больше

Мне ничего не снится.

Я стала птицей. [1]

Первой мыслью Олега было уйти, чтобы не мешать, но тут он заметил сидевшую на полу комнаты «Дилю». Инна поет песню Чужой?!

— Можно? — выговорил Светлов, переступая порог вместе с раскатом коды.

— Конечно, — Инна, как и «Диля», располагалась на полу. Войдя, Олег увидел перед обеими треугольные плошки с чем-то прозрачным, и тут же почувствовал в комнате слабый запах алкоголя.

— Что празднуем? — поинтересовался юноша.

— Ничего, просто сидим, — проговорила с пола Иноземцева. — Будешь? — кивнула она на высокую непрозрачную бутыль на столике — в медотсеке в таких хранился спирт.

— Мне скоро на дежурство, — мотнул головой Олег. — Я, собственно, за этим и пришел. Никто не поменяется со мной сменой? Галя уснула и…

— Я охотно заступлю на пост, Всемогущий, — заявила Чужая, даже не дав ему договорить. — А утром отстою и за себя — мне это не трудно!

— Нет, — мотнул головой Светлов. — Утром я уж сам. Но если подменишь меня сегодня — буду благодарен.

— Как будет угодно Всемогущему.

— Так выпьешь с нами? — нетерпеливо дернувшись, повторила свой вопрос Инна.

— Ну, давайте, — шагнув к столику, Олег взял в руки бутылку. Пустая плошка нашлась там же. — Чем разбавляете?

— Водой, — сообщила девушка, показав глазами на дверь санузла.

Плеснув в «бокал» спирта — где-то на палец — Светлов долил из-под крана воды почти до краев.

— За что выпьем? — спросил он, возвращаясь в комнату.

— За будущее, — предложила Иноземцева, откладывая в сторону гитару и протягивая руку к своей плошке. И внезапно добавила: — За мое. Не чокаясь.

— А что это вдруг? — нахмурился юноша.

— Да вот только что рассказывала Диле… Я тут подумала: стану добровольцем!

— В смысле, добровольцем? — не понял Олег.

— В смысле, как предлагал трутень. В этой его новой касте. Не ради бесконечно долгой жизни, нет! — заговорила она горячо и быстро. — Пропади она пропадом! И не ради еще одного спасения Земли — для нее мы уже сделали все, что могли… Хотя, думаю, и там все должны получить право выбора: остаться людьми или перестать ими быть. Мы тут уже практически перестали. Не все, но многие. Так не все ли равно, есть у нас сзади хвост или нет?

— Ты это сейчас серьезно? — похолодев, нахмурился Светлов. Так и не пригубив, он поставил «бокал» на столик.

Инна осушила свою плошку почти залпом:

— Абсолютно!

— Но… Почему?!

— Сегодня двадцать первое сентября, — будто не слыша его, подрагивающим голосом проговорила Иноземцева. Смотрела при этом она куда-то в сторону, в пустоту между Олегом и Чужой. — То есть, не знаю, что там сейчас на Земле, а здесь, если тупо посчитать прошедшие дни — двадцать первое. Знаете, что это за день? День рождения Веры Варенниковой! До своего двадцатилетия она не дожила всего девять дней. И как хотите — но это неправильно! — исступленно мотнула головой девушка. — Так не должно быть! Мы с ней с третьего класса дружили. Она была… Она была такая талантливая! Ее стихи, песни… — Инна умолкла на полуслове, по ее щеке сбежала одинокая прозрачная капля. — Налейте еще, если не в лом! — подняла она свой пустой «бокал».

Олег качнулся вперед, но «Диля» его опередила, взяв из рук Иноземцевой плошку, поднявшись и шагнув к столику за бутылью.

— «Прости меня, мой друг, я ухожу…» она написала, когда нам с ней было по шестнадцать, — не дожидаясь, пока Чужая управится с «бокалом», продолжила Инна. — На самом деле, песня мне тогда совсем не понравилась! Нет, мелодия получилась отличная, а вот слова… Эти рифмы: «слезы — розы — грезы — грозы»… Тогда они казались мне такими банальными, почти пошлыми… Теперь я понимаю: это самые правильные рифмы в шестнадцать лет! Только такие в том возрасте и могут звучать искренне. Честно звучать… Мне не нравилось стихотворение, но я его хвалила. Ненавижу врать — и врала лучшей подруге, чтобы ее не разочаровывать… Вот что ужасно! А стихи на самом деле замечательные, я им даже невольно подражала потом…

Чужая вернулась с напитком, но вместо плошки Иноземцева потянулась к гитаре:

Прости меня, мой друг, я ухожу.

Да, я любила, страстно, до смешного!

Но каждый пишет о любви так много…

Что ж, я о ней ни слова не скажу!

Прости меня, мой друг, я ухожу.

Что слезы? Это ветер мне в лицо!

Холодный ветер навевает грезы.

О чем? О сладком обаянье розы?

Но вянет и она в конце концов,

И реквием над ней слагают грозы…

С очередным аккордом одна из струн со звоном лопнула, чиркнув Инне по лицу, и песня резко оборвалась.

— А сеятели пусть утрутся! — бросила Иноземцева куда-то в потолок. — Смерть Веры ничего им не даст!

— Думаешь, Вера одобрила бы такое? — успев немного собраться с мыслями, привел Олег показавшийся ему самому убедительным довод.

— Не знаю, — пожала плечами Инна. — И уже не узнаю. Но отомщу за нее — хотя бы так!

— Как я уже позволила себе отметить, этого вовсе не требуется, — осторожно выговорила «Диля». — В Виктории трутень найдет себе достаточно добровольцев. А не там — так в Вагнерсбурге. Каста состоится и без твоей жертвы.

— Это не жертва, — покачала головой девушка. — Это расплата. А что касается Виктории… Трутень же навещал меня этой ночью. В мыслях, разумеется, навещал — он мастак на такое…

Олег удивленно вытаращил на собеседницу глаза, но задать готовый сорваться с языка вопрос Инна ему не дала.

— Что-то у них там пошло не так, — продолжила она, жестом попросив юношу себя не перебивать. — Они возвращаются в Тиньши. В том же числе, в каком ушли — четверо. Плюс монстр, его они откопали. Больше с ними никого нет — и, как я поняла, уже не будет. Так что желающие добровольно лечь под хвост все еще нужны. Я — готова.

— А ты уверена, что это твое собственное решение? — хмуро поинтересовался Олег. — Что оно не навязано тебе трутнем? Сама же говоришь: он шарил у тебя в голове! Так не его ли это идея на самом деле?

— Нет, — твердо проговорила Иноземцева. — Не его. Моя. Уж себя-то я знаю.

— В любом случае, трутню нужны девять человек, — принялся рассуждать вслух Светлов. — Даже если он не сдержит свое обещание и не освободит Настю, а нас с Галей и Рыжим обратит насильно, — он передернулся, на миг почти поверив, что такое и вправду может случиться, — в Тиньши ему нужного количества народа в касту не набрать! Потребуются еще люди! Так что, может быть, не стоит спешить с самовыдвижением? — попытался он заглянуть в лицо девушке, однако та смотрела сквозь него, и ответила ему не Инна.

— Вынуждена разочаровать тебя, Всемогущий, но в Тиньши трутень найдет достаточно материала для своих нужд, — негромко заметила сзади Чужая.

— Ты себя, что ли, посчитала? — недовольно обернулся к ней Олег. — Ты не в счет! А без тебя нас восемь. Неправильное число — понимать надо!

— Нет, Всемогущий. Конечно же, я для этого не гожусь. Но я посчитала вашего с Галей будущего ребенка. С ним вас будет девять. Правильное число.

[1] Здесь и далее стихи Д. Давыдова aka ДоДо