Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1

XXIII ПОДЖАРИВАТЕЛИ

Объясним же нашим читателям, куда так непостижимо исчез жених м-ль де Сурди. Его отсутствие в момент подписания брачного договора чрезвычайно всех поразило, г-жа де Сурди строила предположения одно невероятнее другого, а ее дочь беспрестанно лила слезы.

Мы знаем, что накануне оглашения указа об упразднении министерства полиции Фуше вызвал к себе шевалье Маалена и договорился с ним об организации банд поджаривателей на западе страны. И сделал это с одной-единственной целью — вернуть себе министерство.

Эти банды не только были сформированы, но и приступили к действиям, и не прошло и двух недель после отъезда шевалье из Парижа, как все узнали о том, что два землевладельца — один из Бюре, другой из Солнейя — подверглись нападению и были «поджарены».

Ужас распространился по всему Морбиану. Пять лет в этих несчастных краях свирепствовала гражданская война, но посреди самых ужасных злодеяний не находилось места подобным зверствам.

Чтобы отыскать в истории след ограблений с применением королевы пыток, пришлось бы вспомнить самые темные времена царствования Людовика XV и религиозные предписания Людовика XIV.

Шайки по десять, пятнадцать, двадцать человек, казалось, вырастали из-под земли, они бродили по ночам как тени, пробирались оврагами, перелезали через изгороди, заставляя каждого, кто их заметил, в ужасе прятаться за деревьями или вжиматься в землю. Они внезапно проникали на ферму или в замок через приоткрытое окно или плохо запертые двери, захватывали врасплох слуг и связывали их по рукам и ногам, затем разжигали огонь посреди кухни и подтаскивали к нему хозяина или хозяйку. Уложив свою жертву на пол, они подносили их ступни к пламени и держали до тех пор, пока боль не заставляла несчастных сказать, где в доме хранятся деньги. Порой негодяи оставляли ограбленных хозяев в живых, но чаще, вырвав признание, они из страха быть узнанными резали, вешали или забивали своих жертв до смерти.

После третьей или четвертой из таких вылазок, оставлявших после себя пожары и убийства, поползли сначала неясные слухи, а затем в открытую прозвучало, что во главе этих банд стоит сам Кадудаль. Главари и члены банд не снимали масок, но те, кто ночью видел самую многочисленную банду, уверяли, что по росту, осанке и особенно по большой и круглой голове узнали предводителя, а именно Жоржа Кадудаля.

Все знали его рыцарский характер и отказывались верить в то, что он вдруг превратился в жалкого главаря поджаривателей, не знающих ни стыда, ни жалости. И тем не менее молва разрасталась.

Все новые и новые свидетели утверждали, что узнали Жоржа. Вскоре газета «Журналь де Пари» официально сообщила, что, несмотря на обещание не предпринимать первым никаких враждебных действий, Кадудаль, которого покинули все его соратники, с трудом набрал около пятидесяти отщепенцев, чтобы грабить на больших дорогах и фермах.

«Журналь де Пари» доставляли в Лондон. Но, может быть, Кадудаль никогда бы и ничего не узнал, если бы один из его друзей не передал ему газету. Жорж увидел, какие обвинения против него выдвигают, и воспринял их как жесточайшее оскорбление.

— Что ж, — заключил он, — обвинив меня, они нарушив ли наше соглашение. Им не удалось убить меня выстрелом или шпагой, и они взялись за клевету. Они хотят войны — они ее получат.

И в тот же вечер поднялся на борт рыболовецкого судна, а пять дней спустя высадился на берег между Порт-Луи и полуостровом Киберон.

Одновременно с ним из Лондона в Париж выехали два человека: Сен-Режан и Лимоелан. Они проследовали другим путем — через скалы Бивиля и Нормандию. Перед отъездом они провели у Жоржа целый час и получили от него инструкции.

Лимоелан прошел через все перипетии гражданской войны. Сен-Режан — бывший морской офицер, а затем морской пират — превратился в готового на все пирата сухопутного. Вот на какие пропащие головы приходилось теперь опираться Кадудалю, они ему заменили Гийемо и Соль де Гризоля.

Конечно же, для согласования своих действий они предусмотрели способы связи друг с другом, ведь ехали они в Париж с одной и той же целью.

Вот как развивались события.

В конце апреля 1804 года около пяти часов вечера человек, закутанный в длинную шинель, галопом прискакал на ферму в Плескопе, принадлежавшую богатому фермеру Жаку Долею. Вместе с ним жили его теща шестидесяти лет, жена тридцати лет и двое детей — десятилетний сын и семилетняя дочь. На ферме им помогали около десяти слуг — мужчин и женщин.

Незнакомец попросил позвать хозяина. Они проговорили полчаса за закрытыми дверями, и больше гостя никто не видел. Жак Долей вышел на кухню один.

За ужином все заметили, что он чем-то очень озабочен. Несколько раз жена обращалась к нему с расспросами, но он не сказал ей ни слова, а когда после еды дети захотели, как обычно, поиграть с ним, он мягко отослал их прочь.

Всем известно, что в Бретани слуги едят за одним столом с хозяевами, и в этот вечер все было бы, как всегда, если бы не молчаливость и мрачность обычно жизнерадостного Жака Долея. Недавно был ограблен замок Бюре, и за столом все вполголоса обсуждали это ужасное событие. Долей слушал, несколько раз приподнимал голову, как бы желая задать вопрос, но слова не шли с его языка, и он снова склонялся к тарелке. Его теща, слушая страшный рассказ, несколько раз крестилась. К концу ужина жена не выдержала и села поближе к мужу.

Пробило восемь, за окнами совсем стемнело; в этот час обычно все слуги уходили спать: кто на сеновал, кто в конюшню. Долей, казалось, хотел всех задержать подле себя, приказывал сделать то одно, то другое, так что никто и из дома не мог выйти. Время от времени он бросал взгляд на двустволки, висевшие у камина, и казалось, что ему не терпится взять их в руки.

И все-таки постепенно все разошлись.

Бабка уложила детей в кроватки, стоявшие между кроватью родителей и стеной, затем поцеловала зятя и свою дочь и пошла спать к себе, в комнату, смежную с кухней.

Наконец и Долей с женой тоже отправились в свою спальню, которую отделяла от кухни застекленная дверь. Два окна их спальни выходили во двор. Они закрывались толстыми дубовыми ставнями с двумя ромбовидными отверстиями наверху, которые пропускали внутрь солнечный свет и позволяли утром вставать, не зажигая свечей.

На фермах просыпаются спозаранку и ложатся чуть стемнеет, и обычно в этот час г-жа Долей раздевалась и укладывалась в постель. Но сегодня что-то беспокоило ее, и она никак не решалась снять с себя одежду. Наконец она не выдержала и вызвалась пойти вместе с мужем проверить все запоры и задвижки.

Фермер согласился, но пожал плечами, как человек, который все это считает бесполезным. Они начали с кухни.

Одна из ее дверей вела в молочную лавку, давно закрытую из-за отсутствия покупателей. Жена хотела войти и проверить, все ли в порядке, но г-н Долей остановил ее, сказав:

— Там никого нет, мы же весь день провели на кухне.

Г-жа Долей настаивать не стала, и они вышли во двор. Ворота были заперты на две задвижки и перекрыты тяжелым железным брусом. Массивная дубовая дверь пекарни закрывалась на тюремный замок. Оставались еще ворота, ведущие в сад, но, чтобы добраться до них, надо было или перелезть через две каменные ограды в десять футов высотой, или высадить еще одну очень прочную дверь.

Убедившись, что все в порядке, г-жа Долей вернулась в дом, но по-прежнему не могла избавиться от охватившего ее страха. Г-н Долей сел за свой секретер и стал просматривать бумаги, но, как ни велико было его самообладание, ему тоже не удавалось скрыть тревогу. Он то и дело прислушивался и вздрагивал от малейшего шума.

Может быть, разговор за ужином так напугал его. Страхи эти оказались не напрасными. Около часа ночи недалеко от деревни Плескоп из леса вышел отряд человек в двадцать.

Четверо всадников в форме национальной жандармерии ехали впереди, за ними пешком шли остальные, без формы, вооруженные ружьями и вилами. Они осторожно продвигались вдоль изгородей, спускались в овраги, взбирались по склонам, стараясь остаться незамеченными. Когда до Плескопа оставалось не больше сотни шагов, неизвестные остановились и начали совещаться.

Вскоре от отряда отделился один человек и окольным путем стал пробираться к ферме. Остальные ждали лазутчика на месте. Он вернулся и сообщил, что обошел ферму кругом, но нигде не обнаружил ни малейшей лазейки; обсудив услышанное, разбойники решили, что раз нельзя попасть внутрь хитростью, то придется прибегнуть к силе. И, недолго думая, пошли к каменной стене, окружавшей сад.

Уже давно им был слышен лай собаки, но откуда он доносится — с фермы или из соседних домов — определить было трудно. Подойдя ближе, разбойники замерли: собака лаяла тут. Они направились было к воротам, собака, бешено лая, бросилась туда же. Надежды на неожиданное нападение не осталось: их обнаружили.

Тогда четыре всадника в форме приблизились к воротам, а остальные прижались к стене. Собака не переставая лаяла и даже пыталась с отчаянным рычанием просунуть свой нос под ворота.

За воротами послышался мужской голос:

— Что такое, Блеро? Что случилось, мой хороший?

Пес повернулся на голос и жалобно заскулил.

Откуда-то из глубины двора раздался и женский голос:

— Надеюсь, ты не станешь открывать ворота?

— А почему нет? — ответил мужской голос.

— Да потому что там могут быть разбойники, болван!

Голоса смолкли.

— Именем закона, — раздался крик снаружи, — открывайте!

— А кто вы такие, чтобы говорить от имени закона?

— Ванская жандармерия. Мы пришли проверить ферму папаши Долея, обвиняемого в укрывательстве шуанов.

— Не слушай их, Жан, — не сдавалась женщина. — Вранье все это. Они нарочно так говорят, лишь бы ты им открыл.

Жан потихоньку взял лестницу, приставил к стене, поднялся но ней, стараясь не шуметь, и посмотрел вниз. Он увидел всех — и четверых всадников в форме, и разбойников, притаившихся у самой стены.

А лжежандармы продолжали кричать: «Открывайте, именем закона!», в то время как еще трое или четверо долбили в ворота прикладами, угрожая высадить их, если им не откроют.

В спальне фермера услышали шум и проснулись. Женщина в ужасе заметалась по комнате. Г-н Долей, казалось, на замечал испуга жены и все медлил, будто не решаясь выйти к воротам. И тут из молочной лавки появился незнакомец, взял фермера за руку и сказал:

— Что вас удерживает? Разве я не обещал вам, что все устрою?

— С кем ты разговариваешь? — вскричала г-жа Долей.

— Ни с кем, — ответил Долей и поспешил выйти.

Едва открыв дверь и услышав разговор садовника и его жены с разбойниками, он все понял.

— Эй, Жан! — крикнул он. — Почему ты противишься и не открываешь господам жандармам? Мы же будем виноваты, если окажем сопротивление властям. Простите этого человека, господа, но я тут ни при чем, я не велел ему не пускать вас.

Жан узнал голос г-на Долея и кинулся ему навстречу:

— О, хозяин, — тихо проговорил он. — Это не я, а вы неправы. Там вовсе не жандармы, там разбойники, переодетые в форму. Во имя неба, не открывайте.

— Я знаю, кто там и что мне делать, — ответил ему Жак Долей. — Иди к себе и запрись или, если боишься, спрячься вместе с женой в ивовых зарослях, там тебя никто не найдет.

— А как же вы!

— Один человек обещал мне защиту.

— Так вы откроете наконец ворота? — громовым голосом прорычал главарь шайки. — Или я их высажу!

В подтверждение его слов раздались новые удары прикладами, от которых створки чуть не сорвались с петель.

— Я же сказал, что сейчас открою, — и Жак Долей распахнул ворота.

Разбойники налетели на фермера и схватили его за шиворот.

— Господа, — забормотал он, — не забывайте, я впустил вас по доброй воле, у меня на ферме десять мужиков, и каждому я мог дать по ружью. Сидя за этими стенами, мы могли бы сильно потрепать вас, прежде чем сдаться.

— Ты, видно, принял нас за жандармов, а это мы.

Жак показал им на лестницу, приставленную к стене.

— Как же! Да только Жан хорошо рассмотрел, кто вы такие.

— На что ж ты надеялся, когда открывал?

— Я выбрал меньшее из двух зол: если бы я не открыл, вы бы от ярости здесь все спалили!

— А кто тебе сказал, что мы не спалим твою ферму от радости?

— Бессмысленная жестокость. Вы хотите забрать мои деньги, возьмите. Но зачем вам мое разорение?

— Ну вот, — сказал главарь, — наконец-то нашелся один разумный человек. А у тебя много денег?

— Нет, я ведь неделю назад заплатил за аренду.

— Дьявол! Плохие слова ты сказал!

— Плохие не плохие, а это правда.

— Значит, нас обманули, сказав, что у тебя денег куры не клюют.

— Наврали.

— Жоржу Кадудалю не врут.

Разбойники втолкнули Жака Долея в кухню. Им было непонятно хладнокровие, с каким встретили их на ферме.

— О, господа, господа, — запричитала уже успевшая встать и одеться г-жа Долей, — мы отдадим вам все, что у нас есть, только не причиняйте нам зла, прошу вас!

— Чего орешь, — оборвал ее один из разбойников. — С тебя еще не содрали шкуру, а ты уже визжишь, как свинья!

— Ну, хватит болтать, — сказал главарь. — Деньги на стол.

— Жена, — попросил Жак Долей, — дай им ключи… Пусть господа поищут сами и не говорят, что мы их обманываем.

Женщина изумленно глядела на мужа, она явно не торопилась выполнить его просьбу.

— Дай, — повторил он. — Раз я говорю дай, значит, дай.

Бедная женщина, ничего не понимая, отдала ключи и с ужасом смотрела, как главарь подходит к одному из тех ореховых шкафов, в которых фермеры обычно хранят белье и все самое ценное, что есть в доме.

Там, в одном из ящиков, хранилось серебро. Главарь сгреб его в охапку и швырнул на середину комнаты. Но, к немалому своему удивлению, жена вместо восьми столовых приборов увидела только шесть.

В следующем ящике лежали кошель с серебром и еще один с золотом, в общей сложности на пятнадцать тысяч франков. Главарь шайки пошарил и — женщина уже не знала, что и подумать, — нашел только кошель с серебром.

Жена пыталась заглянуть мужу в глаза, но он упорно смотрел в сторону. Один из поджаривателей перехватил ее взгляд.

— Что, мать, — сказал он, — дурачит нас твой августейший супруг?

— Нет, нет, господа! — заплакала женщина. — Клянусь вам…

— Ты, видно, знаешь больше, чем он. С тебя и начнем.

Поджариватели выгребли из шкафа все, но больше ничего не нашли.

Они перешли к другому шкафу, но и в нем разыскали только четыре луи, пять или шесть экю и несколько мелких монет, спрятанных в деревянной плошке.

— Возможно, ты прав, — обратился главарь к тому из разбойников, кто заподозрил обман.

— Его предупредили о нашем приходе, — догадался другой, — он закопал свое золото.

— Гром и молния! — выругался главарь. — Но ничего, мы умеем доставать из-под земли мертвых, не то что деньги. Несите связку дров и пучок соломы.

— Для чего? — в испуге вскричала фермерша.

— Ты когда-нибудь видела, как жарят борова? — с издевкой проговорил главарь.

— Жак! Жак! Ты слышишь, что он говорит?

— Конечно, слышу, — смиренно ответил Жак Долей. — Но что поделать, они здесь хозяева, пусть делают, что хотят.

— Боже милосердный! — в отчаянии зарыдала женщина. — И ты смолчишь?

— Я надеюсь, Господь не допустит такого мерзкого злодейства и не даст погибнуть двум пусть не безгрешным, но не виновным ни в каких преступлениях созданиям.

— Это как же он не допустит? — захохотал главарь. — Пошлет тебе ангела-защитника?

— Господь уже не раз являл нам чудеса, — ответил Жак.

— Вот и прекрасно, дадим ему двойную возможность проявить себя: поджарим свинью вместе с боровом.

В ответ на эту грубую шутку раздался взрыв хохота, и разбойники, набросившись на Жака Долея, стащили с него ботинки, штаны и чулки. Они сорвали с его жены юбку, связали обоим руки за спиной и подтащили к самому огню. Ступни несчастных опалило жаром, и они закричали от боли.

— Погодите! — прорычал один из разбойников. — Я нашел поросят, надо их поджарить вместе с папочкой и мамочкой.

Он вошел в кухню, таща под мышками детишек. Он нашел их, дрожащих и плачущих, в проходе за кроватью их матери.

Этого Жак Долей вынести уже не смог.

— Если вы мужчина, — закричал он изо всех сил, — то пора сдержать свое слово!

Едва он произнес эти слова, как дверь лавки с шумом распахнулась и оттуда вышел человек с двумя двуствольными пистолетами в опущенных руках.

— Кто из вас Жорж Кадудаль? — спросил он.

— Я, — ответил самый высокий и самый толстый разбойник.

— Ложь, — ответил незнакомец и, приставив к его груди пистолет, выстрелил. — Кадудаль — это я.

Разбойник упал как подкошенный.

Остальные поджариватели попятились. Сомнений быть не могло — перед ними стоял настоящий Кадудаль.