— Чего-чего ты сделал? — Глянул я на Титка строго.
— Подожди-подожди! — Титок заторопился. — Не руби ты с плеча! Знаю я, что глупость выкинул! Хочу кражу эту исправить! Вернуть обратно украденное!
— Так верни. Я тебе чего? Иди в контору да возвращай.
— Да тут все не так просто…
Титок понуро опустил голову, узковатые его плечи грустно опустились.
— Мужики? Ну вы чего? — Выглянул из купальни Сашка Плюхин, — че не идете? Там парная уже ух! Разогретая!
Его светлые короткие волосы были мокрыми и взъерошенными ежиком. Круглое лицо зарумянилось.
— Ща, идем, — откликнулся я кратко, — я мочалку свою ищу. Кажись, потерял.
— А ты, Титок?
Титок растерялся, посмотрел на меня несмело.
— А я Игорю помогаю, — пожал он плечом, придерживая на бедрах свою простынку.
— Ну давайте, в общем. Шустрее, — сказал Плюхин и скрылся за дверью.
— Ну давай, — я стянул рубаху через голову, сел на табурет, принялся расшнуровывать ботинки, — рассказывай.
Титок опасливо обернулся к двери в купальню. Боялся, видать, чтобы кто не услышал. Потом он вздохнул, сел на табурет по правую руку от меня.
— Пиво будешь? — Спросил Титок.
— Попозже.
— А я б и водочки бахнул, — вздохнул он, — для храбрости. Да она где-то у Васьки. Неохота в его вещах ковыряться.
— Рассказывай, чего там у тебя?
— В общем, такая случилась беда, — начал Титок как-то не сразу, — два дня тому позвали меня в колхозную контору. Вызвала выдра эта, Алла Ивановна. Вызвала в кабинет Щеглова, зампреда колхозного, потому как она в тот раз в щегловском кабинете заседала. Ну я и поехал. Сговорился я в обед вырваться, потому как были у нас учения, все дела. Сам помнишь.
— Ну, — сказал я, обматываясь простыней, — и чего?
— Да чего-чего, — вздохнул Титок. — Того. Приехал, как договаривались, в обед. Пошел в контору. Меня там еще маманя попросила для младшего брата забрать коробок макулатуры. Раз уж я все равно в конторе. Она ж у меня там, в службе по кадрам работает. А у брата в час дня приходила машина, макулатуру собирать и в район ее, на сборочный пункт. Так что было у меня с полчасика в запасе, до школы добраться.
Титок замолчал, взял с под ног баллон с пивом. Сняв пластиковую крышку, стал заливать пиво в свою большую эмалированную кружку, которую расположил тут же, на полу. Потом поднялся, отпил.
— Ну вот. Взял я мамкину коробку с бумагой, да пошел к кабинету зампреда. Глядь, а приемная у него пустая. Ну, думаю, секретарь ушла обедать. Постоял у егошней двери, послушал, нет ли кого в кабинете зампреда. А внутри тихо. Вот думаю, гады, — он снова отпил пива, — сказали, что ждать будут, а сами умотали пузы свои набивать. Ну я тогда решил пять минуток посидеть подождать. А вдруг придут?
— И что? Пришли? — я подставил Титку свою кружку, он налил пива и мне.
Тут же я отпил немного. Пиво давно уже нагрелось и было комнатной температуры, но все равно, свежее и настоящее, оставалось оно вкусным, приятно щипало язык и небо.
— Не-а, сукины дети. Прождал я минут десять, заглянул в Щегловский кабинет. Открыт он оказался, но было там пусто. Никого. Ну тогда и плюнул. Думаю, напишу сам, да оставлю им заявление прям тут, на столе секретарском. Ну, нашел в приемной листик, ручку. Написал. А потом и думаю: дай положу зампреду прямо на стол свое заявление. А то вдруг они с Ивановной притопают, а меня нету и заявления нету. Она, Алла Ивановна эта, та еще змеюка, закатит скандал. А так, сразу увидят, что вот оно, ихнее заявление.
Я слушал внимательно, не прерывая Титка. Глядел я все это время в свою кружку. Следил, как плавают в темно-золотом пивном напитке остатки пены.
— Ну захожу, — продолжал Титок, — положил листочек мой на стол, давай уходить, обернулся и застыл как вкопанный.
Понимая, что сейчас Титок будет рассказывать главное, я поднял глаза от пива, выпрямился на табурете, глянул на Титка.
Он застыл, будто бы не решаясь рассказывать дальше. Смотрел на меня, сглатывая слюну. От этого острый кадык на его тонкой шее заходил вверх-вниз.
— Ну? И чего дальше?
— Может, помнишь ты, — Титок несмело заговорил, — у Щеглова напротив стола его, у входа, стенка стоит длинная. Там у него какие-то книжки, безделушки, цветочки в горшках стоят.
— Ну, помню.
— Так вот. Увидел я там статуэтку. Красивая она была. Показалась мне дорогой, ценной. Ну и как будто разум у меня куда-то провалился в нутро. Выключился, словно лампочка. Остался один какой-то, — Титок развел руками, — какой-то инстинкт зверский. Захапать все, значить. Ну я и захапал. Схватил эту статуэтку, а она, зараза, оказалась увесистая, как черт. Ну я ее в коробку с под макулатуры. Правда, пришлось бумажек оттуда повыкидывать. Ну я распихал их в приемной, по секретарским шкафам.
— Ой дура-а-а-а-а-к, — протянул я, — на кой черт ты это сделал? В клептоманы заделался, что ли?
Титок покраснел. Непонятно было: это он от пива, или так ему стало стыдно за свой глупый проступок.
— Понимаешь, Игорь, — он снова отпил пива, поставил кружку под ноги, — у меня с головы все моя Эммочка не выходила. Ходил я, думал все о ней. Хотелось мне на нее впечатление произвести. Думал, где бы заработать деньги чтобы поехать в город, купить ей дорогой подарок. Сережки золотые, с камушком, ну или кольцо. Ну ты понимаешь. Есть у меня в Армавире знакомый человек, который таким занимается. Покупает, продает. Да только где их взять-то? Деньги эти. Ну а тут статуэтка! И вроде как фарфор! Тяжеленькая. Ну, стоит у пола, как ненужная, на самом неприметном месте. А я помню, что, когда был в Краснодаре на рейсе, так видал там, в магазинах такие статуэтки. По пятьдесят по семьдесят рублей видел! Ну у меня глаза и заблестели! Думал, добавлю со сбережений своих, куплю Эмке золотую безделушку. Ну вот… Купил, етить ее…
— М-да. Ну и чего дальше?
— А дальше, поехал я в тот же вечер в город, к знакомому моему. А тот мне: да эта твоя безделица и не стоит почти ничего. Так, игрушка керамическая. Ну и предложил мне за нее двадцать рублей. Ну а я как-то застеснялся отказываться. Куда ж ее? Обратно что ли несть? Ну и продал. Решил, что еще потерплю до получки и чего-нибудь моей немочке куплю. Ехал я домой, а у самого на душе мерзко-мерзко.
— Так, а от меня ты чего хочешь? — Глянул я на Титка.
— Подожди, Игорь, пожалуйста, — сказал он, хмурый как туча, — я ж еще не все.
— Ну?
— А вчера приключилось страшное. Пока были мы на учениях, подходит ко мне зампред, который наблюдал за новыми комбайнами и говорит, привет, мол, Титков. Получил я твое заявление. Все хорошо. Ну я, в ответ, хорошо мол. А Щеглов мне тогда и говорит: не видел ли я, мол, статуэтку у него в кабинете, русалка сидит на камне, да вычесывает гребнем волосы. Я говорю, мол, не видел. А он сказал мне, что жаль. Что очень она, эта статуэтка ему дорога, потому как это подарок от сердешного его друга. Ну сказал, что пропала она, и будет он ее искать всеми правдами и неправдами.
Титок внезапно побледнел. Потом замолчал, уставившись в одну точку. Понятно было, что прокручивает он в памяти всю эту сцену.
— Ты понимаешь, Игорь, — продолжил он, — смотрел на меня Щеглов так недобро, что сил никаких нету. Видел я в его глазищах, что он знает все. Что понимает — я это взял. Понимает, а напрямую не говорит. Понимает, а в милицию не идет! Заявление не пишет. И до того меня это напугало, что сердце в пятки ушло.
— Куда ж ты смотрел, когда воровал ее? А?
— Да никуда не смотрел! — Взарвался вдруг Титок, — говорю ж, была у меня в голове только Эммачка! Стояла перед глазами и все тут! Такой счастливый я был, когда ехал в Армавир, статуэтку сбывать, а оно вон как все обернулось. Ну и это еще не самое страшное.
Внезапно дверь из купальни открылась. Титок аж вздрогнул.
— Вы чего тут? — Выглянув, спросил Васька Ломов, — ругаетесь, что ли?
За его спиной — выше ростом — выглянул Саня Плюхин.
— Да не, — ответил я. Хорошо все.
— А чего не идете?
— Да ща, — сказал Титок, не глядя на них.
— Пиво пьем, — я показал всем свою кружку.
— Ты смотри, нетерпячка, — хмыкнул Санек, — да успели бы, после парной.
— Так, не дело, — Ломов вышел из купальни, прошлепал большими ногами к Сашкиному табурету и взял там два баллона с пивом, — мы в предбаннике. Давайте уже к нам.
С этими словами он вернулся в купальню. Санька же, пособрал кружки, чьи нашел, и пошел следом.
— А что самое страшное? — Спросил я, когда закрылась за Плюхиным дверь.
— А то, что Щеглов ко мне еще раз подошел, — сказал Титок, — но уже вчера вечером. Ну и сказал, что все знает. Чтобы вернул я ему статуэтку до завтрашнего дня. Иначе будет мне худо. Сказал он, что в милицию сам не пойдет, и что мне и без милиции будет бед по самое горлышко.
— Угрожал значит, — тут уже я призадумался. Что же такое это за статуэтка, раз так Щеглов, этот плут, за ней трясется?
— Ну я пообещал, что хорошо. Пообещал, что верну. Да только как верну? Это надо ехать в Армавир, выкупать ее. Да только… — Он замолчал, снова приложился к кружке.
— Что, только?
— Да только боюсь я ехать один, — глянул он на меня, — мой друг, с городу, он… не совсем чистый перед законом. Ходят слухи, что над ним стоит какая-то группировка Армавирская. — Титок вздохнул, — преступная. ОПГ, значит.
— Могут и не отдать, — сказал я.
— Могут, — кивнул Титок, — да что делать?
— В милицию идти.
— Не-не! — Замахал руками он, — какая милиция? Щеглов меня напугал, что никакой милиции, а то худо мне будет. А я знаю, что и про зампреда нашего тут какие-никакие слухи ходят… Так пойду, но один, понимаешь, боюсь. Хочу попросить тебя, да еще пару человек, чтоб со мной. Талый-то точно не один там будет.
— Талый? — Спросил я.
— Угу. Ну это тот, знакомый, которому я сбыл статуэтку. А как его по имени я не знаю. Кличка это.
Снова помолчали.
— Ты, Игорь, не переживай. Говорить буду я, деньги ему верну я. Там, наверняка, придется доплатить, но у меня есть. Тебе только нужно будет рядом постоять. Ты парень на вид крепкий. Ну я еще кого-нибудь найду. Будет все тихо-мирно. Обменяемся обратно и все.
— М-да, Титок, — вздохнул я, — вот впутался ты, а теперь и меня впутать хочешь?
— Да тут черт его знает, — он сглотнул. — Тут может дело о жизни моей идти. У меня не так-то много знакомых, кого я могу за такое просить. Тебя, вот, могу. Помоги мне, пожалуйста, а, Игорь? Я в долгу не останусь!
Я задумался, поджал губы. Потом хлопнул по коленям, встал:
— Лады. Пойдем, Титок, париться. И так засиделись. А с твоим делом я подумаю, как быть.
— Так поможешь ты мне? — Поднялся следом Титок.
— Помогу. Только надо к этому делу подойти с умом.
— Женя, ты начерта ее в кабинете своем хранил?! — сказал Кирилл Денисович, директор сельпо станицы Красная, — начерта, ты мне скажи?!
Сегодня вечером встретились они с Щегловым у него дома. В широком зале, построенным так, чтобы можно было приглашать в дом много гостей, супруга Евгения Макарыча накрыла небольшой, но богатый стол. За ним и разместились друзья Щеглов и Петренко.
Супруга зампреда, безропотная и полнорукая, холоптала вокруг. Подкладывала им второе, так как с первым — борщом со сметаной уже управились. Звеня бутылкой о рюмки, она принялась подливать беленькой.
— Да потому, Кирилушка, что были у меня три дня тому обыски дома. Все по тому делу со складом Армавирского сельпо. Все роют под меня да брата. Все вынюхивают. Не мог я так рисковать.
— Так а начерта ты ее не спрятал-то?
— Спрятал, — Щеглов покивал, — нормальному человеку не придет в голову воровать старую пыльную статуэтку из кабинета зама председателя колхоза. Тут вышло так, что палка стрельнула. Этот Титков попался какой-то, — Евгений развел руками, — какой-то не в себе! Дурной, как пробка.
— Дурной, не дурной, а ежели что, нам за ним расхлебывать.
— Он принесет статуэтку сам, — сказал зампред, разделяя вилкой котлету по-киевски. Из нежного тела котлеты брызнуло масло с соком. Попало Щеглову на рубашку, но он не обратил внимания.
— А если он узнает, что внутри?! Так, тогда ж, тут же в милицию побежит! Это ж, представляешь, какой скандал будет?! Это все! Крест и на мне, и на тебе!
— Особенно на мне, — сказал Щеглов, — но он не узнает. Это ж фигурку придется разбить.
— А ежели поймет, как добраться до тайника? — Не унимался директор Сельпо.
— Не поймет, Денисыч. Там дно заклеенное. Все равно надо ломать. Да и вообще, я парня припугнул хорошенько. Видал бы ты его лицо. Белый ходил, как стена. В общем, принесет. Никуда не денется.
Помолчали потому как стали есть. Некоторое время слышно было одно только чавканье да щелчки вилок об дно тарелок.
— А если все же что не так пойдет? Он же не просто так ее воровал? — Спросил озадаченно Петренко.
Щеглов отложил вилку, вытер губы салфеткой.
— Нормально все будет, — сказал он наконец, — есть у меня в Армавире хорошие знакомые, которые нам с этим делом помогут, ежели надо будет.