Титок припустил вниз, с насыпи. Заскользив по травяному настилу, он смешно чебурахнулся у подножья. Быстро вскочил, дал через августовский сухостой к посадке.
— Э! Ты Куда?! — Крикнул я и помчался следом. Услышал за спиною растерянное Захаровское «Э».
Кинувшись с приподнятой над округой дороги, я также как и Титок, поехал по приземистому травянистому ковру. Под тяжестью человеческого тела трава плющилась, давала сок, делалась скользкой.
Когда я сбежал вниз, Титок был уже у посадки. Как пловец грудью наваливается на неспокойные воды, так и Титок навалился на низкорослый можжевельник, раздал его в стороны, быстро исчез где-то в темноте, между деревьями.
— Вот паскуда! — Прошипел я сквозь зубы, пробираясь по сухому бурьяну и стараясь не потерять дыханья.
— Падла! — Крикнул с дороги Захар, а потом сел в машину.
На миг я обернулся и увидел, как его Москвич срывается с места, против всяких правил разворачивается на дороге и заезжает в Северный, по ходу движения Титка.
И о чем же Титок только думает глупой своей башкой? Неужели решил, что сможет сбежать и этим решить все свои проблемы? Или же ему в голову не пришло ничего лучше, как просто уйти от всего, что он успел наворотить?
— Обязательно спрошу, как догоню, — прохрипел я на ходу.
Ворвавшись в кусты, что оторочили посадку, почувствовал я, как можжевеловые иголочки неприятно дали по коже, однако придаваться боли было некогда. Видел я, как вдали, меж черно-бурых в темноте деревьев, мелькала красной клеткой Титковская рубаха.
Упершись взглядом в это пестрое, на фоне всего остального, пятно я побежал сквозь посадку: помчался мимо колючей поросли молодой акации; вслед за Титком проломился сквозь жерди пустотелой бузины; с трудом преодолел спрятавшиеся в темноте бугристые корни дикой сливы.
Все это время не выпускал я из виду яркого пятна, не терял Титка.
— Да чего тебе надо?! — Задыхаясь, крикнул мне Титок через посадку. — Отстань! Езжай домой! Не видел ты меня!
— Стой, Титок! — Только и ответил я.
— Нет! А! Зараза! — Почему-то чертыхнулся Титок и замешкался.
Потом, неожиданно, пятно его рубахи пропало, сгинуло меж деревьев. Спустя мгновение я понял, почему он замешкался. Следом за Титком, наткнулся я на стену дикого винограда, что заплел все деревья в этом месте. Правда, прорвать ее мне было проще, чем Титку, потому как сделал он передо мною почти всю основную работу. Я налег совсем чуть-чуть, лозы хрустнули и поддались, обвисли, словно обессилевшие руки.
Я, прорвавшись наружу, оказался на поле. Выкошенное совсем недавно, в лунном свете оно казалось опустевшим полем боя, когда обе стороны забрали своих раненных: пустота, только пшеничные пеньки вокруг, примятая полова да сухая шелуха.
Узкое и продолговатое поле расположилось в квадрате лесополос. Вдали на фоне синевато-темного неба высилась вытянутая башня артезианской скважины. Именно к ней и мчался через поле Титок. Я побежал следом. Худощавый и невысокий Титок был шустрым и быстрым. Скоро припустил он по полю, да так, что я не мог его нагнать, но и не отставал насовсем. Несмотря на то что пшеничные пеньки, иной раз, больно чиркали по щиколоткам, я не сбавлял темпа, только сильнее стискивал зубы.
Скважина и башня были огорожены невысоким, чуть меньше двух метров забором. За водяной станцией, насколько я мог судить, развернулись уже жилые хуторские улочки. Титок, видать, надеялся затеряться где-то там, в Северном. А может, были у него тут какие-то родственники, у которых он мог пересидеть.
Едва успел я додумать эту мысль, как увидел, что Титок, со всего маху, запрыгнул на забор водокачки. Замешкавшись, стал неуклюже перелазить. Это и дало мне шанс его нагнать. Спустя пару секунд, я уже был рядом. Титок только и успел, что сесть на шиферный, стоящий на толстых столбах забор, как я оказался тут как тут, схватил его за штанину, принялся стягивать.
— А! Пусти! — Крикнул он и начал брыкаться.
— А ну слазь давай! Слазь, говорю! — Не отступал я от борьбы.
Пальцы мои больно заскользили по Титковской брючине, но потом я смог-таки вцепиться в его летнюю сандалину, стал тянуть.
— Да отстань ты от меня! Отцепись!
Титок брыкнулся как-то особенно сильно, и я услышал хруст рвущихся ниток. В следующую секунду противодействие спереди резко прекратилось, и я бухнулся на задницу с порванной сандалей в руках. Титок же, удивленно глянул сначала на меня, потом на свою ногу в черном носке. Не мешкая, перекинул ее через забор, спрыгнул вниз, за ограду.
— Сученышь, — процедил я и отбросил негодную обувь, полез следом.
Быстро забравшись на забор, я тут же, с ходу прыгнул на Титка сверху. Не успел он отбежать и трех шагов, как я обрушился на него, повалил с ног. С сильной болью воздух вырвался из груди, когда я приложился ею об сухую землю.
— М-м-м-м… — протянул Титок и добавил еще неприятным матом.
Пару мгновений корчились мы от боли во всем теле, потом Титок стал подыматься. Я же чувствовал, что приступ в теле еще не кончился, но пересилил себя, чтобы встать на ноги.
— Да накой черт я тебе нужен?.. — Задыхаясь, слабым голосом проговорил Титок.
— Ты, видать, и не понимаешь в какую историю вляпался.
— Понимаю! — Захромал он прочь. — Потому и бегу!
— Ану, иди сюда!
Я схватил его за руку, чтобы остановить. Титок же, одним махом обернулся, ударил. Неловко выбросив кулак наотмашь, целился он мне куда-то то ли в ухо, то ли в глаз. В последнее мгновение успел я прикрыться предплечьем. Титковский кулак пришелся боком, сжатыми пальцами, однако это тоже отразилось болью в заживающей от картечи руке.
— Да отцепись!
— Ах ты подлюка! — Прохрипел я. — Драться вздумал? Ну на!
Я подался вперед, дал Титку под дых. Он согнулся, и услышал я, как воздух с неприятным свистом вышел у Титка из легких. Осев на моем кулаке, Титок потянул вниз и меня. Вместе мы грохнулись на колени.
— А-х-х-х-а-х-гр… И-и-г-о-рь… — просипел Титок едва слышно.
— Тихо-тихо, — прошептал я ему, — щас к машине вернемся, а там уже решим, что и как.
— Мгх… — Только и всхлипнул Титок, а потом сплюнул едкую мокроту.
— Ну, подымайся, — встал я на ноги, поднял его за собой.
Внезапно что-то мелькнуло на периферии зрения. Я замер. Из-за деревянной будки, в которой полагается жить дежурному по водокачке, юркнула и помчался вдоль дальней стены забора расплывчатая тень.
Тень завернула и устремилась к нам. До меня донесся мягкий топот лап и приглушенное, но ровное дыхание. Собачье дыхание. Пару мгновений потребовалось мне, чтобы распознать в темноте сторожевого пса. Отпущенный свободно бегать внутри ограждения, он тихо ждал, пока на его территорию забредет нарушитель.
Теперь большая восточноевропейская овчарка с каждым мгновением оказывалась все ближе и ближе. Крупный кобель бежал тихо, он не гавкал, не пытался напугать нас, не думал прогнать. Каждый знал, что пес ведет себя так, только когда собирается рвать своего врага насмерть.
— Титок! — Успел вскрикнуть я.
В следующее мгновение пес прыгнул на спину Титку, вцепился зубами в лоскут разорванного Захаром ворота.
Титок завыл, когда собачьи когти заелозили по его спине. Я не растерялся и сделал то, что даже и не успело прийти мне в голову. Тело просто проделало это само собой: размахнувшись, я врезал псу по крупному носу кулаком. Против моего ожидания пес не отпустил, а только крепче сжал пасть, стал трепать Титка, рвать на нем рубаху.
Титок голосил во все горло. Молил, чтобы от него убрали собаку. Все это время вис он на мне, а пес на нем. Этот не малый вес постепенно прижимал меня к земле. Я быстро понял, что еще пару мгновений, и они меня завалят. Тогда я вцепился в Титковские руки, стал отрывать их от своей одежды.
— Игорь! Игорь! Что ты творишь?! — Заорал Титок не своим голосом, когда понял, что я стараюсь оторваться от него. — Не бросай меня!
Отцепившись, я грохнулся назад, потянул за собой Титка, который тут же упал на четвереньки. Затрещала ткань. Пес содрал с Титка рубаху, стал трепать ее под собой, зажимать лапами.
Перепуганный Титок, не обращая ни на кого внимания, вскочил на ноги и дал газу к забору.
— Нет! Стой! — Выкрикнул я.
Пес же мгновенно отреагировал на движение и торпедой помчался вслед за Титком. Обогнул меня стороной, не обратив никакого внимания. Когда собака вцепилась Титку в брючину, он уже сидел одной ногой на заборе, вторую же закинуть еще не успел.
— А-а-а-а! Караул! — Заорал Титок.
Пес повис на нем. Стал дергаться под забором, норовя сбросить нарушителя своей территории и докончить дело зубами.
С трудом я поднялся на ноги и кинулся к собаке. Обхватил псу горло, сдавил, принялся жать изо всех сил. Пес зарычал, всхлипнул, когда затруднилось дыхание, но не отпустил. Титок не выдержал нашего с псом веса и грохнулся спиной назад. Только когда все втроем мы оказались на земле, кобель разжал хватку, захрипел.
Я, весь напряженный как струна, боролся с мощными собачьими мышцами. Страх не давал мне отпустить кобелиной шеи, однако руки с ногами уже ныли от усталости.
Вдруг во дворе водокачки зажегся свет. Скрипнула калитка сторожки.
— Хто?! Стрелять буду! — Раздался старческий голос. — От елки-палки! Ты че вытворяешь! Ану пусти пса!
Я с трудом запрокинул голову, больно ударился затылком о землю. Над нами стоял старичок. Одетый в вислые брюки, по пояс голый, держал он в руках охотничье ружье. Единственный ствол направил на меня.
— Пусти пса! — С хриплым надрывом приказал старик.
— Скомандуй… — протянул я сквозь сжатые зубы, — скомандуй, чтоб не рвал! Отзови!
— Еще чего!
— Мы тут случайно! — Встал на колени Титок и задрал руки. — Без злого умыслу забрели!
— Знаю я вас, расхитителей социалистической собственности! — Сказал старик. — Не заговаривайте мне тута! Пусти собаку!
— Не могу! — Сказал я. — Отпущу — он мне в горло вгрызается!
— Ай! Тфу ты! — Сплюнул Старик и опустил ружье.
Потом пошел ко мне, взял собаку за ошейник.
— Фу, Булат! Фу, сказано тебе! Эй ты, пускай потихоньку! Я его оттяну.
Я опасливо ослабил хватку одеревенелых рук, выпустил пса. Тот быстро вскочил на ноги, угрожающие зарычал.
— Фу, Булат! Русским языком тебе говорю!
На удивление, пес под криком своего хозяина успокоился довольно быстро.
— Рядом! К ноге!
Я с трудом поднялся. Старик вновь вскинул ружье. Стал водить от меня к Титку и обратно. Пес же занял свой пост у хозяйского кирзача.
— Кто такия? Чего тут надобно?! — Зарычал мужик, — Щас я на вас милицию вызывать буду!
— Не надо милицию! — Вдруг взвизгнул Титок.
— Это почему ж не надо? — Спросил я, потирая запястья, — и к Квадратько ехать не придется. Он к нам сам как раз и приедет. У тебя, отец, телефон, что ли тут есть? А можно я сам в милицию позвоню?
— Чего? — Удивился дед. — Сам позвонишь?
— Ну да.
За воротами по дороге забрезжил свет фар. Захрустели под колесами камешки, зарокотал двигатель. Москвич остановился почти вплотную к забору водокачки. Захар выбрался из машины.
Старик с удивлением за всем этим пронаблюдал.
— Вы хто такия? — Повторил он.
— Да свои мы, свои, — я поднял руки в примирительном жесте, — так что с телефоном-то? Можно в милицию позвонить?
Оказалось, что в милицию позвонить было нельзя, потому как ближайший телефон на закрытой почти, а старик просто хотел нас таким образом напугать. Да вот только очень уж он удивился, когда мы не напугались. Объяснили мы ему ситуацию вкратце, без подробностей, ну и попросили лишнего никому не болтать.
— Тебе, отец, зла мы не желаем, — сказал я ему. — Ничего с колхозной водокачки нам не надо. А если согласишься помалкивать, завтра к вечеру привезу я тебе бутылку водки. Ну как? Лады?
— Не-а, — покачал он седой головою, — у меня к утру смена того. Заканчивается, значить.
— А когда следующая?
— Через сутки аж.
— Ну вот, — развел я руками, — как раз через сутки, на следующую смену и привезу. Ну так что? Лады?
— Лады, — согласился старик и отпустил нас. Пса закрыл в сторожке, потому как косился он на нас недобро, и старик, видать, не был уверен, что сможет с ним справиться, ежели вдруг что.
В Захарову машину садились в тяжелом молчании. Титка Захар вел почти как заключенного: шел позади, не спуская с него, поникшего, жесткого своего взгляда.
— Ну? — Спросил я, когда отправились мы до Красной, — И чего это такое, Титок, было?
Титок не ответил сразу. Помялся, опустив глаза. Я обернулся, глянул на него. Был он весь грязный, голый по пояс. На плечах синели кровоподтеки, свернулись кровью ссадины. Знал я, что и на спине у него дело не лучше.
— Простите меня, мужики, — прогундосил он наконец понуро. — Чего-то я сдрейфил. Оказалось, что тонка у меня кишка на такие вещи.
Я глядел на Титка молча. Захар зыркнул через плечо, пробубнил себе под нос что-то невнятное.
— Но и вы меня поймите! — Титок подался вперед, глядя мне в глаза, прижал к груди раскрытую ладонь, — я ж как между молотом и наковальней получился! С одной стороны зампред Щеглов с егошней валютой, с другой — милиция! Щеглов страшный, как черт, хрен его знает, чего у него, паскуды, на уме есть, раз уж он с такими никчемными людьми, как мясуховские, спелся?! Раз уж ворочает валютой?! А с другой стороны чего? С другой Квадратько! Милиция! А я молодой! Я в тюрьму не хочу! Это ж позорище на всю станицу! Чего я матери в глаза скажу, когда меня будут на бобике увозить в застенки?!
— А бежать сломя голову черт знает куда, — спросил я, — это значит, по-твоему, выход?
Титок застыл, не отрывая от меня взгляда. Глаза его заблестели, и он их спрятал. Обратил к полу. Потом откинулся на спинку.
— Нету чего накинуть? А то прохладно, — проговорил он.
— Нету, — отрезал тут же Захар.
— Ну тогда дайте хоть закурить.
— И курить нету!
— Да дай ты ему сигарету, — сказал я Захару, — ты гля он белый как смерть.
Захар посмотрел на меня хмуро. Поджал некрасивые полные губы. Потом полез в нагрудный карман, достал пачку Беломора.
— Спички в бардачке, — буркнул он.
— Спасибо, Игорь, — сказал Титок, принимая куриво. — И за то, что от кобеля спас, тоже спасибо. Ей бо, если б не ты, задрал бы он меня, как барашка.
Я не ответил. Титок же, приоткрыв окошко, закурил.
Помолчали. Слышно было только как шумит в приоткрытом Титковском окошке ветер, как шуршат шины о дорогу, да гудит двигатель.
— Подумал я, — наконец заговорил Титок, — что это хоть какой-то шаг в другую сторону.
Я обернулся на его слова. Даже Захар, сидящий все это время с каким-то злым лицом, посмотрел на Титка странно-равнодушным взглядом.
— Думал, — продолжил он, — что сбегу от вас, пережду где-нить в посадке, пока вы уедете, а утром пойду к моей знакомой с хутора. К вдовушке одной. Гулялся я с нею по весне. Казалось, пересижу у ней недельку, а там уже придумаю, как быть дальше.
— А все свои делишки, — зло сказал Захар, — значит, на нас скинуть задумал?
Титок не ответил. Скуксился, как-то понуро сжался. Видно было, что стало ему страшно стыдно.
— Не получится теперь делишки ему на нас сбросить, — повернулся я к Титку, — теперь надо нам в милицию.
— Может оно так и лучше, — вздохнул Титок.
— Вот ведь как интересно выходит, — сказал Квадратько, осматривая наполовину разбитую статуэтку, да мешок, полный наличности, — это вы, ребяты, правильно сделали, что вызвали меня.
В милицию мы приехали уже в десятом часу. Квадратько, конечно же, уже не было на месте, зато дежурил Саня. По его звонку майор приехал в отделение.
Все вместе сели мы в кабинете Квадратько. Рассказали все от и до. Титок признался, с чего все началось.
— Вот так дело, — сказал Квадратько, потом задумался ненадолго. — Вот так подкинула нам судьбина-злодейка час удачи. Знаю я от знакомых, — поднял глаза на нас Квадратько, — с району, что крутят тех двух Щегловых, что старшого, что меньшого, как хотят. Да докрутить немогуть. Нету на них ни черта! А знают же в органах, что имеются за ними грешки.
— Если знают, — сказал я, — так чего ж Щеглов сидит на своем месте до сих пор?
— М-да, — засопел Квадратько, — непросто все это. Щеглов жеж, недаром там сидит. Он, как никак, немало для колхоза нашего сделал.
— Вроде новый амбарный корпус на току — егошняя задумка, — вклинился вдруг Захар.
— Ага, — покивал Квадратько, — Щеглов под амбар ссуду выбивал. И под ремонт в школе тоже. По хозяйской части он молодец, хоть и крутит какие-то свои делишки тайно. Да вот только…
— Что, только? — Спросил я.
— Да вот только доказательств его преступных дел у нас нема. И не получается нарыть. А вот все его хорошие дела на виду всегда. Вот он и сидит. На хорошем счету Щеглов и в районе, и в Армавире. И даже в крае.
— И думается мне, — я скривился, что и там, и там, и там, знают про его делишки.
— Ну тут уж я не знаю, — развел руками Квадратко. — Знаю только, что есть у нас теперь к Щеглову отличный ключ.
Квадратько взял своей могучей рукою мешок валюты, поглядел, как болтается он на весу. Потом положил у статуэтки.
— Ну что, Титков, — обратился он к Титку, и тот аж вздрогнул, — готов ты загладить свою вину и помочь нашей доблестной советской милиции?
— Загладить вину? — Титок округлил глаза, — а чего, так можно?
— А вот поглядим на твое поведение. Ну, так что?
— Готов! Однозначно готов! — Он аж привстал.
— Ну и отлично, — Квадратько хлопнул большой своей ладонью по столу, — Саня!
— Слушаю, Иван Петрович, — до того развалившийся на своем стуле Саня выпрямился, посерьезнел.
— Позвони Павлу Евгеничу, в район, доложи ему все. Пусть завтра мне позвонит.
— Хорошо, понял, — он вскочил с места, но замялся. — А чего, сейчас звонить? Ночь же на дворе?
— Да, сейчас. Дело срочное, — строго ответил Квадратько. — А хотя… Я сам ему позвоню. А то ты знаешь Павла Евгенича.
— Угу, — смутился Саня.
— Но для тебя у меня будет другое задание.
— Какое? — Внимательно посмотрел Саня на майора.
— Бери эту безделицу, — Квадратько взял статуэтку в свою могучую ладонь, — и завтра найди мне, где хочешь, точно такую же. И чтоб один в один. Понял?