Глава 19

В парной было жарко. Обшитые деревом стены нагрелись и жгли голую кожу, если к ним неудачно прислониться.

Я забрался на сырую, только что залитую водою лавку. Забрался, где повыше и погорячее, опустил голову, когда сильный жар стал сушить в носу.

— Хорошо сидим! — Отозвался Ломов с нижней деревянной площадки, — вон как разогрелась парная!

— Ага! А тебе там, снизу, горечей всех пади! Даже веник пропустил! — С шутливым укором сказал ему Саня Плюхин.

Банный наш день подходил к концу. Все попарились по два раза, отхлестались вениками. Вымочили наши распаренные тела под холодным душем. Ну и, конечно, не забыли залиться пивом. Клим Филатов, Ломов и еще пара мужиков добавили водочкой. Плюхин не захотел, а мы с Титком ограничились только пивом, раз уж появились у нас сегодня вечером дела.

Титок, кстати, после того, как я согласился помочь с его, возникшей по его же глупости, бедой, расходился. Если весь день был он хмурым, как полено, то сейчас повеселел. Может, конечно, так повлияло на него пиво, но думалось мне, что дело все же было в том, что решил я прийти ему на помощь.

— Да что вы все про баню, да про баню! — Обиделся Васька Ломов. — Ну да, я с веником далеко не на ты общаюсь. Напарился под ним однажды так, что плохо стало! С тех пор уж стал я в этом деле аккуратный! Давай, мужики, о чем-нить еще. О чем нить прекрасном!

— О девках, — тут же вклинился я.

В парной раздались одобрительные возгласы мужиков.

— Во! Эт я понимаю! — Разулыбался Ломов. — Я вон, женюсь в августе! Уже пара, двадцать третий годок подходит, а вы чего?

С этими словами почему-то глянул он на Сашку Плюхина.

— А ты чего на меня смотришь? — Удивился тот. — У меня подруга-Светка есть. Живет в Северном.

— Да сто раз уж слышал я про твою подругу, — отмахнулся от него Васька, — а чего ты нам ее никогда не показывал? Стесняешься, что ли?

Мужики сдержанно рассмеялись, кто-то поддакнул.

— Да ну вас! Чего мне стесняться?

— А чего тогда на всех танцах один ходишь? Где ж твоя Светка?

— В мечтах, поди! — Вклинился Егор Потапов, рослый парень с короткими волосами и редкими молодыми усами.

Все снова рассмеялись.

— Дак там не все так просто! Ее ж везти надо! — Оправдывался Плюхин, — а на чем я ее в пятницу притарабаню-то? На ковре-самолете? А мотоцикла она боится. Говорит, юбка на ветру задирается.

Все в парной грянули дружным смехом.

— Во история, — ухмыльнулся Титок, — шофер, а девок не на чем катать.

Снова раздался веселый взрыв смеха.

— Да отстаньте вы от Сашки, умники, — сказал я с улыбкой.

Васька обернулся ко мне.

— Ну а ты там как? Еще на Машке жениться не собираешься?

— Придет время, — сказал я, — соберусь.

— Ты давай быстрее, а то там у тебя там Стенька на подхвате. Все вокруг Машки дежурит, ждет, пока ты впросак попадешь.

— Эт тебе Стенька рассказал? — Спросил я.

— Да не, — Ломов покачал головой. — Тут всем это, видать. Машка одно от него отбивается. Хош, сам у нее спроси.

Забавно, но за всем этими делами да приключениями, совсем забыл я про Машкино благополучие. Вроде немца от нее отвадил, а больше ни о чем таком она мне и не говорила. Надо бы спросить, и если уж есть тут какая-то проблема, то поговорить со Стенькой. Еще раз.

— А надо было попроще девку искать! — Улыбнулся Клим, — тогда бы и не болела бы голова. А то гляди! На самую красавицу со станицы позарился! Я Машку знал со школы, уехала она в город учиться серой мышкой, да и пропала. Почти никто ее и не видал. А в этом году летом, как пошла работать в поликлинику, так такой красавицей оказалась, что все ахнули. Отбивалась она от молодых станичных парней, как могла. А вот от Игоря не отбилась.

— А че? Завидуешь? — Хмыкнул Титок.

— Да ну, глупости. А чего мне завидовать?

— И верно, чего завидовать? — Сказал я с ухмылкой. — У Клима-то с девками порядок. Сразу видать.

Филатов резко обернулся ко мне. В светло-голубых его глазах вспыхнуло удивление.

— А ты откуда знаешь? — Спросил он.

— Да че я, не вижу что ли, как за тобой девки ходят? — Уклончиво ответил я.

— Ну да, уж кто-кто, — Ванька положил руку на филатовское широкое плечо, — а Клим у нас тот еще… — не докончил он.

— Кобель! — Крикнул сидящий рядом с Филатовым Максим Самойлов.

— Ах ты! — Клим притворно схватил Масю за голову, стал трепать.

Все грянули хохотом.

— Да нет у меня щас девки! — Сказал, наконец Клим, отпустив растрепанного Максима. — Была да всплыла. Сбегла от меня.

— А кто у тебя был? — Удивился Васька, — я не слыхал, чтоб ты с кем-то постоянно дружил.

— А, — Клим махнул рукой. — Была девка. С района. С рай… — он осекся, — с районного комсомола. Молодка одна.

Глядел я на Клима в этот момент и видел, как растерянно бегают его глазки. М-да. Заговорил-таки. Да только врет. Ясно ж, что хотел он сказать с «райкома». Спиртное ему чутка язык развязало, да не до конца.

— Но теперь я снова одинокий, — с гордостью выпятил он грудь. — Потому как дал я ей отворот поворот.

— А чего так? — Удивился Самойлов. — Ты ж сказал, она сбегла сама.

— Ай. Да какая разница, кто от кого сбег? Главное — набрехала она мне. Оказалась старше, чем сначала сказала, а потом призналась, — уклончиво ответил Клим. — Вроде с каким-то мужиком сорокалетним теперь. Тфу… Ну и хрен с ней!

В парной раздались удивленные возгласы.

— И намного ли старше? — Спросил Ломов. — На год? На два? Так это пустяки.

— На двадцать! — Крикнул Плюхин, и все снова рассмеялись.

— Да ну! Какие двадцать?! — Обиделся Филатов, — так чуть-чуть! Мне тут не то, что она старше, душу ранило, а что соврала она мне! Ну я и ушел!

— Ты уж определись, кто от кого ушел, — ехидно заметил Титок.

Понимал я, что Филатов нагло врет. Однако и другое мне было тут ясно. Алла Ивановна от него ушла. Покрутила молодым глупым парнем, погулялась с ним, ну и пишите письма! А к кому ушла? А к какому-то мужику…


Днем раньше. Пятница. Колхозная контора

Марина Малинина побаивалась своего нового начальника. Секретарем у Евгения Макаровича Щеглова она работала едва две недели. Вот как закончила армавирские курсы машинописи, так и пошла работать в колхозную контору. Тетя у нее там, в бухгалтерии была, ну и подсуетили Марине работу. Тем более что место секретарши оказалось свободно, потому как девочка, что работала до Марины, ушла с конторы.

Марина слышала, что вроде как перевелась она по причине того, что уехала с Красной в Краснодар вместе с матерью. Только потом до Малининой дошли слухи, будто между ней, той девочкой, и Щегловым было что-то еще. Какие-то не вполне служебные отношения.

Впрочем, подтверждений тому Марина не видела. Первую неделю не видела. А потом, показалось ей, что Щеглов на нее странно поглядывает.

А вот дня четыре тому, произошло одно событие, которое и заставило Марину побаиваться. Ну и убедиться в правдивости тех слухов.

— У вас очень красивые ручки, Мариночка, — Сказал ей тогда Щеглов, бесцеремонно взяв ее кисть в руки и медленно поглаживая загорелую Маринкину кожу. — Очень они мне нравятся.

Марина в тот раз просто оцепенела. Отделалась растерянной молчаливой улыбкой. Да только рассказывать кому-то об этом случае боялась. Все же Щеглов был на хорошем счету в колхозе, и председатель, всякий раз говоря о нем на собраниях, отмечал Евгения Макарыча крайне лестно.

В конце концов Марина убедила себя, что все это были какие-то глупости. Что ей только показалось, будто Щеглов проявлял к ней дурное внимание. Однако в душе ее оставался неприятный осадок.

Именно этот осадок и ворошился внутри Марины сейчас, когда нужно было ей срочно передать Евгению Макаровичу письмо, которое пришло нынче ему из прокуратуры, и о котором Марина просто забыла, закопавшись в секретарских своих обязанностях. Забыла и ушла она домой, да пришлось вернуться. Хотелось ей быстрее закончить с этим делом. Хотелось, чтобы кабинет Щеглова был пуст, и она просто положила письмо на его стол.

Марине было стыдно и страшно за свой просчет. А ведь Марина почти уже дошла до своего дома.

Не думая ни о чем, кроме письма и того, чтобы быстрее все закончить, вбежала она в приемную, стала рыться на своем столе. Когда отыскала заветный конверт, бросилась к двери в кабинет зампреда. Без задней мысли распахнула ее, ворвалась внутрь и застыла на месте. По спине Марины пробежал холодок.

— Вот сукин сын! — Кричал в этот момент Щеглов, — точно он взял!

— Не переживай, мусик, найдется, — отвечала ему Алла Ивановна Миронова — второй секретарь райкома партии, которая часто бывала тут по случаю соревнований с немцами.

И все бы ничего, да только Щеглов сидел за своим столом в одной только рубашке, а Алла Ивановна усердно мяла ему плечи. Оба застыли, когда Марина вошла в кабинет. Удивленно глянули они на девочку.

Вдруг Алла Ивановна одернула руки от Щеглова, как от огня. Щеглов же, пару мгновений растерянно моргал, а потом на лице его появилось злое выражение.

— Тебя что, не учили стучаться?! Пошла вон! — Закричал он, и перепуганная Марина порскнула из кабинета.

Быстрым шагом направилась она к выходу из приемной, совсем забыв про прокурорское письмо.

— Мариночка, — вдруг услышала она помягчевший голос Евгения Макаровича, замерла, даже не дыша.

— Посмотри на меня, пожалуйста.

Марина медленно обернулась.

— Ты прости, Мариночка, что накричал на тебя, — Сказал зампред, стоящий в дверях своего кабинета. — Просто беда тут у меня случилась по работе.

Напуганная Марина не ответила.

— Что ты хотела, Мариночка?

— Вот, — несмело ответила Марина. — Письмо вам. С прокуратуры.

— Хорошо-хорошо, положи себе на стол. Я завтра обязательно посмотрю.

Марина робко пошла к своему рабочему месту. Медленно уложила конверт у печатной машинки.

— Кхм-кхм, — Прочистил Щеглов горло. — Ты могла кое-что увидеть там, в кабинете.

— Я ничего…

— Ну ладно тебе. Видела же, — по-простецки махнул рукой Щеглов. — Так вот. Заявляю тебе официально, что это совершено не то, что ты, моя дорогая, могла себе надумать.

— Я ничего такого и не думала…

— Да думала, — заулыбался Щеглов. — Думала же.

Щеглов вздохнул, опустил голову, покачал ею отрицательно. Потом с улыбкой посмотрел на Марину.

— Иди-ка сюда, Мариночка.

— Куда?

— Ко мне в кабинет. Мы с Аллой Ивановной тебе объясним, чего ты там такое увидела. А там-то, на самом деле ничего особенного и не было.

— Да я верю вам, Евгений Макарыч.

— Нет-нет, — он стал в проходе боком, давая место войти в кабинет, поманил Марину рукою. — Иди сюда. Чаю тебе нальем. Ты конфеты любишь? У нас птичье молоко есть.

Марина помялась в нерешительности.

— Иди сюда, Марина, — сказал Щеглов и в его голосе проскочили командные нотки.

Марина внутренне вздрогнула. Потом медленно пошла к зампреду.

* * *

— Ты к нему домой едешь? — Спросил я, глядя через окошко Москвича.

На улице заходили сумерки. Солнца, стоявшего низко, я уже не видел. Скрылось оно где-то за армавирскими пятиэтажками. Только красные отблески заката горели над Сенным мостом, под которым мы только что проехали.

К фарцовщику этому поехали мы втроем: Я, Титок, да двоюродный его брат, Захар Титков. Захар был высоким, крупным мужиком лет двадцати пяти. Угрюмый и немногословный, он работал мотористом на одной из станичных МТС.

Взял его Титок как раз за внушительную, едва ли не бандитскую внешность. Да и машина у Захара имелась. Было на чем ехать в Армавир, чтоб не брать колхозные машины. Правда принадлежал этот старый Масквичонок егошнему тестю.

Въехали мы на гравийную, слабоосвещенную улицу. Полнилась она невысокими кирпичными домиками, казачками. Проглядывали и хаты-мазанки. Если бы не трубы кирпичного завода, что высились вдали, да не пятиэтажные дома городского центра, можно было бы подумать, что район этот, тонущий в ореховой зелени, принадлежал нашей Красной станице.

— Угу, — сказал напряженный Титок, — к Талому едем.

Вел как раз Титок, потому как единственный знал дорогу. Я сидел на пассажирском, выглядывал из окошка. Захар притих на заднем.

— А будет он дома-то?

— Талый почти всегда дома, — Титок потер лоб предплечьем. — Там же и торгует фарцой своей. Я больше переживаю за то, чтобы был он дома один.

Когда подъехали мы к небольшой хатке, что высилась шиферной своей крышей за невысоким темно-зеленым, в свете дворовой лампы, забором, Титковские опасения с лихвой подтвердились.

За двором стоял небольшой навес, примкнувший к забору. Под ним, на лавке, за нешироким деревянным столиком, сидели трое мужиков. Под навесом клубился молочный табачный дым. В тени, что падала на лица мужчин, краснели угольки сигарет.

Когда мы подъехали, мужики напряглись.

— Ну чего, пойдем? — Спросил я.

— Щас, погодь чутка, — Титок громко сглотнул, потом выдохнул. — Ладно. Нечего тянуть. Ух… водочки бы.

Мы вышли из машины. Спокойно направились к сидящим под навесом.

— Который из них твой Талый? — Спросил я у Титка.

— Никакой. Нету его тута.

— А этих знаешь?

— Неа.

Голос Титка подрагивал. Видно было, как он волнуется.

— Здорова мужики! — Крикнул Титок троице, когда мы приблизились.

Мужики отвлеклись от карточной своей игры, переглянулись. Один из них, худощавый, молодой мужчина, сидящий за столом по пояс голый, положил карты рубашкой вверх. Глянул на нас злобным взглядом. Оскалил щербатый рот.

— Ты че, попутал, фраер? — Сказал он хрипловато, — ты кого назвал мужиками, чмошник?

Загрузка...