Шофер. Назад в СССР. Том 3

Глава 24

— Да где ж я вам такую найду? Что б один в один!

— Саня, — Квадратько нахмурил свои пышные брежневские брови, — вот скажи, ты завтра же выходной?

— Ну да, Иван Петрович, выходной.

— Ну вот, — Квадратько развел толстые, как дубовые ветки руки, — поедешь в Армавир, на рынок. Там чего только нету. Купишь такую точно статуэтку. Машину я тебе дам.

— Ну я ж хотел… — Хотел было возразить Сашка что-то, но потом просто махнул рукой. Вздохнул. — Понял, товарищ майор, сделаю.

— Неужто вы, дядь Вань, задумали какую-никакую спецоперацию? — Спросил я.

Квадратько глянул на меня как-то сердито. Поерзал за своим столом. Посмотрел на нас троих, вместе с Титками. Мы заняли предложенные деревянные стулья под информационным милицейским стендом.

— Ничего я не задумывал, — уклончиво сказал он. — А дело давно уж идет. И коль вы, волею случая, — Квадратько зыркнул на Титка, — и по велению своей дурной головы, попали в весь этот переплет, придется и вас сюда приставить. По крайней мере, тебя, Титков.

Титок вздохнул, ссутулил узкие плечи.

— Посодите? — Спросил он грустно.

— Чего?

— Ну посодите же, в тюрьму. За воровство. Ну я же уже все вам рассказал, покаялся. А про искупление, это, видать, вы так…

— Про искупление я очень даже серьзно. Однако этот вопрос будет у нас выше обсуждаться. А без тебя теперь никак не обойтись. А коль нормально отработаешь свое, может советская власть над тобой и смягчится.

Титок, несмотря на обнадеживающие слова Квадратько, побледнел. Бросил в меня испуганный свой взгляд.

— А что до вас, — Квадратько, наконец, обратил внимание на нас с Захаром. — Сейчас напишете мне расписки о неразглашении и по домам дуйте. Если будете надобны — вызову.

— А мне можно уже идти? — Поёжился Титок под милицейским кителем, накинутым на голые плечи. Его выдал ему Саня, оставшись в одной рубашке. — Сквозняк тут у вас какой-то злой.

— Стой пока. Тоже напишешь расписку. Ну а дальше уж будем мы с тобой дожидаться вышестоящее начальство.

— Нас там утром, к семи ждут в гараже, — помолчав немного, робко решился ответить Титок, — утром, перед началом соревнований приказали помыть машины.

— Ниче. Не помрешь, — Сказал Квадратько, не глядя на Титка.

Майор полез в стол, стал готовить нам листочки и ручки. Потом раздал, и все принялись писать. Я специально медлил, хотел сдать свое заявление последним. Но станичники были людьми настоящей, ручной работы, а совсем не бумажной. И последняя давалась им плохо. Медленно заполняли они свои заявления, давно уже отвыкшие от всякой писанины. Пришлось мне еще сильнее помедлить, чтобы задать Квадратько вопросы один на один.

Наконец, Титок с Захаром отстрелялись, сдали свои бумажки.

— Дядь Вань, — опустившись пониже над Квадратькиным столом, проговорил я вполголоса, — хочу поговорить с вами кое о чем.

Квадратько шумно выдохнул. Наморщил крепкий свой лоб.

— Срочно?

— Потом времени у меня не будет.

— Ну хорошо, — он снова выдохнул, — Титковы! Один — домой, второй — подожди у дежурного. Щас дождемся высокого начальства, будет разговор.

Захар вышел из кабинета равнодушно. Титок наградил меня испуганным взглядом, а потом исчез за дверью.

— Ну и чего ты хотел? — Спросил Квадратько.

— Наверняка ж должны вы знать, — я подставил свой стул спинкой вперед, поближе к столу. Сел верхом. — Про Захара Серого.

Взгляд Квадратько стал жёстче. Он опустил глаза.

— Те бандиты, у которых мы статуэтку забрали, — продолжал я, — знали его. Упомянули, что он умер. Ну а сведения эти взяты были у кого-то из милиции.

— М-да, — вздохнул Квадратько, — сложно бывает такого «товарища» выявить, средь своих, кто всяким группировкам болтает, что не надо. Ну по кличкам в районе мы тех ребятушек проверим. Может, чего и разузнаем. Я-то армавирских воров плохо знаю. Не сидять они там долго.

— Очень хорошо, да вот только я не про то, дядь Вань. Я про Серого. Умер?

Квадратько опустил взгляд на стол. Поджал губы, потом затарабанил по столешнице толстыми короткими пальцами. Некоторое время было слышно только как его стриженые ногти щелкают по стеклянному настилу рабочего места.

— Умер, да, — сказал он наконец, — не довезли до больницы. Обширная кровопотеря.

— А как я в этом деле? — Сказал я, услышав, впрочем, ровно то, чего и ждал.

— Да как? Как свидетель. Жди. Со дня на день будет опознание тела. Пока родственников только вызвали. Ну как, родственников… Мамку.

Я ничего не сказал в ответ. Кратко покивал.

— Как я тебе тада и сказал, — продолжил Квадратько, — наган оказался выпачканный до такой степени, что пальцев ваших на нем оказалось не найти. Ну и экспертизу по выстрелу тоже проводили. Я настоял. Раневой канал под таким углом оказался, пуля так зашла, что ясно — самострел. Серый смертельно ранил сам себя. Так что к тебе тут вопросов быть никаких не может.

— Угу, — покивал я снова.

Помолчали. В кабинете стала густеть неприятная тишина. Я услышал, как шаркает в коридоре кто-то, может, Титок. Стало мне от этого звука как-то легче.

— Матерь ихнюю жалко, — нарушил тишину Квадратько, — пусть она баба и дурная, да только не заслужила она таких сыновей. Ну да ничего не попишешь.

— И то верно, — встал я.

— А ты чего, Игорь, — переживаешь из-за Матвеевой смерти? Ты ж и сам знаешь, что ты тут невиноватый.

— Знаю, — кивнул я, — и не в егошней смерти дело. Вернее, и в ней, и не в ней.

— Это как?

— Пашка Серый-то живой еще. И скоро узнает о братовой смерти. Вот что меня беспокоит. Вернется он мстить.

— Может, — кивнул Иван Петрович. — Но может, он нам раньше попадется.

— На это я рассчитывать не могу.

Отставив стул на место, я приготовился идти на выход.

— Ты, Игорь, только не задумай какой-нибудь противоправной глупости, — проговорил Квадратько медленно.

— Я сейчас только об одном думаю, — ответил я, — что нужно мне быть теперь вдвойне внимательным и семью свою беречь пуще прежнего.

— Здравия желаю, капитан. — Проговорил младший лейтенант КГБ Игнат Караев, садясь на заднее сидение служебных жигулей.

— Здорова, Караев, — ответил Павел Егорович Мазуркин — молодой, но уже облысевший мужчина с вытянутым худощавым лицом и маленькими холодными глазами. — Ну как? Не устал нянчится с немцем?

— Кого родина прикажет, того нянчить и будем, — Караев немного понуро пожал плечами.

— А ты чего такой хмурый? Уставший какой-то.

— Да, — Караев махнул рукой, — немец доканывает. Ну ниче. Я его пока что к ногтю прижал. Вроде успокоился.

— Угу. Ну хорошо-хорошо.

Встретились они в первом часу ночи, в хуторе Раздольный, там, где квартировались сейчас немецкие специалисты. Небольшой отряд КГБ, в составе которого находился и Караев, жил тут же, бок о бок с иностранцами. Караев — самый старший и по возрасту, и по званию, был оперативным руководителем. Мазуркин — руководителем всей операции.

Мазуркин приехал поздно. На неприметных жигулях привез его уставший водитель — милиционер в штатском. Когда Караев садился в машину, милиционер сочувственно посмотрел на него. Караеву почему-то стало мерзковато от такого водительского взгляда.

Павел Егорович Мазуркин был капитаном второго управления КГБ. Сейчас, как непосредственный руководитель сопровождения соревнований в колхозе «Новатор» он, вместе с группой подчиненных, находился не территории района, в командировке.

— А что не так? Или новые приказы, как нам с немцами нянчится, пришли? — Спросил Караев, приспуская окошко. В машине было душновато.

— Не совсем. Скорее, появилась новая работа.

Караев заинтересовался, хотя, по сформировавшейся уже привычке, заинтересованности своей профессионально не выдал.

— В общем, Игнат, — Продолжил Мазуркин, — помнишь сельповское дело? Ну, то, с армавирским складом. Обсуждали мы его недавно, просто так, для интереса.

— Помню, товарищ капитан.

— УГРО уже третий месяц там крутится. Несколько человек обвинение уже получили, а вот лидеров группировки все никак уличить не могут. И ясно ж всем, — Мазуркин почесал по-девичьи гладкий подбородок, — что тамашний директор со своим братом все это дело организовал, да только доказательств у следствия нету.

— А мы тут каким боком? — Караев почувствовал, что начинает скучать.

— Я только что, Игнат, от местного начальника милицейского отделения. От Квадратько. Думаю, нашлась к этим двум шкурникам отмычка. Да еще какая.

— Какая?

— Незаконный оборот валютных средств в особо крупном размере. Я пересчитал доллары, там расстрельная статья светит.

Караев присвистнул и оживился.

Тогда Павел Егорович рассказал ему о своей встречи с Квадратько и Титком. Поведал про разбитую статуэтку и свидание Титка со Щегловым, которое должно было произойти завтра вечером.

— Ребят с района ждать нам некогда, — продолжал Мазуркин, — времени мало, нито Щеглов сорвется. Судя по рассказам следователей из УГРО, что он, что брат его — те еще скользкие физиономии. А тут шанс капитальный. Горяченького можно взять.

— И вы хотите, чтобы я переключился на это дело? — Караев сдержанно улыбнулся, но тут же снова предал своему лицу привычный угрюмый вид.

— С верхом я уже согласовал, — кивнул Мазуркин, — из оперативной группы ты самый опытный сотрудник. Когда вас отправляли в Красную и не думали, что тут такое будет. Хорошо, что ты подвернулся. А то пришлось бы кого-то зеленого на дело бросать.

— Моя задача? — Почти сразу спросил Караев.

— Этот Титков, — покривился Мазуркин, — молодой пацан. Телок телком. Нужно за ним приглядеть, чтобы передал нашу посылку, что мы дадим Щеглову взамен старой статуэтки. Тебе нужно отследить место встречи, навести туда милицию и аккурат в момент передачи, мужики его тепленького и возьмут. Определим его на отдых, — Мазуркин хитро улыбнулся. — Да и братца его тоже. А потом подъедут наши с края. Будут крутить их как раз по поводу валюты. Там уже и УГРО на подхвате. Надеются, что деньги станут рычагом, чтобы выудить у Щегловых полную схему их работы.

— А я?

— А после, ты возвращаешься к своей работе с иностранцами. А я, — Мазуркин улыбнулся уже по-доброму, — похлопочу за тебя перед начальством. Может, звание вне очереди получишь.

— Понял, — теперь привычно угрюмый Караев тоже заулыбался. — Принял, Товарищ капитан. Завтра утром приступаю исполнять. Разрешите идти?

— Иди, Караев.

Игнат вышел из машины.

— Караев! — Позвал его вдруг Мазуркин.

Караев нагнулся, заглянул в салон.

— Смотри, чтобы иностранец там ничего не заподозрил. Да и ни в какую историю не влез, без твоего присмотра.

— Слушаюсь. Не влезет, не беспокойтесь.

Раннее утро было солнечным. Августовское чистое небо спокойно висело над головой. Было прохладно, а мыть машину и вовсе холодно.

К девяти часам на небосклоне стали появляться белые перистые облачка, а воздух принялся медленно нагреваться. Мне показалось, что сегодня будет душно.

Сельскохозяйственные соревнования должны были начаться около десяти часов утра, когда окончательно высохнет последняя роса.

Тем не менее и участники, и зрители уже собрались на низу, у полей вблизи огородней бригады.

Насколько я понимал, сегодняшним днем будут проводиться командные работы по уборке пшеницы на время. Ну, вернее, команды, состоявшие из комбайнеров и шоферов, станут трудиться своим привычным образом, на небольших, специально выделенных для этого полях. Большую часть времени соперники даже и видеть друг друга не будут.

Однако специальная судейская коллегия станет подсчитывать, записывать и сравнивать время, чтобы определить, какая же модель сельхозтехники справиться со своей работай лучше.

А предшествовало этому по-станичному пышное открытие этих самых соревнований. Не смотри, что проходили они полу тайным образом, народу пришло предостаточно.

На нешироком лугу, что, обычно использовался местными колхозными пастухами для сбора и перегонки крупного рогатого с низовых пастбищ к фермам, развернули настоящую ярмарку: сколотили небольшую сцену; притянули полевую кухню, душисто пахнущую перловой кашей; сельповские жёлтые цистерны с красновато-винной надписью «Квас» разливали желающим свой пенный напиток. Над поляной висел гомон, пахло шашлыком и жареной леденцовой карамелью, душистой сдобой.

Немало станичников, кто не был на работе, пришел посмотреть на мероприятия. Казалось мне со стороны, что было им совершенно все равно на какие-то комбайны. Уверен я, что, если кого из них и спросить, кто же в этой гонке победит, каждый ответит: «Да кто-кто? Знамо, кто! Наши!»

Комбайны, и самосвалы, между тем, со всеми ихними экипажами стояли в сторонке. Поставили нас длинной цепью вдоль широкой аллеи тополей, что высилась над проселочной дорогой до самого канала.

Первой колонной, самой близкой к каналу, стояла линия Класовских немецких комбайнов. Как игрушечные коробки высились они над дорогою. Тут и там, вокруг них сновали комбайнеры да механики. Следом краснели уже советские безымянные еще Енисеи. Наш отряд шоферов стоял не поодаль, в тени все тех же тополей.

Я потянулся. Потом лениво вылез из кабины, надраенной чуть не до блеска Белки. Стал под ее колесом и принялся искать травинку пожирнее, чтобы поживать от скуки. Команды ехать на работы еще не прозвучало, и мы терпеливо томились у своих машин.

Остальные мужики казались беззаботными: кто-то курил, другие болтали о чем-то в маленьких группах, иные расположились на только что прогретой солнышком травке.

Пару мгновений, я поискал взглядом Титка. Егошняя машина стояла первой, ближе всего к комбайнам. Сам же Титок сидел в кабине и наружу не показывался. Видать переживал.

— О! — Крикнул Вася Ломов, поднимаясь с земли и отряхивая колени от соломы, — кажись, едут! Щас начнется!

По дороге и правда прокатилась небольшая автоколонна из двух волг и нивы. Укатила она куда-то наперед, к немецким комбайнам.

— Ща погонют по машинам!

— Ну еще ж не гонют! Сиди, давай!

Под шутливые перебранки шоферов глянул я вдаль, к немецким машинам. Сощурился, сделал ладонью козырек от солнца. Увидел, как у своего комбайна стоит Клаус Рихтер с тем самым знакомым моим КГБшником по фамилии Караев.

Рихтер ругался, всплескивал и разводил руками. Караев терпеливо слушал, не выражая никаких эмоций. Когда Клаус побежал навстречу будущему к комбайну инженеру, понял я, что, видать, с Рихторовской машиной что-то не ладится. Мда. Некстати.

Увидел я и Щеглова, что шел в компании наших коммунистов с района и немцев, от носа комбайновской колонны, к концу. Комиссия о чем-то переговаривалась через переводчика.

— Игорь! — Улслышал я за спиной знакомый голос. Обернулся.

Щел ко мне Сашка Иваницкий, милиционерчик.

— Здорова, Саня. А ты тут чего?

Саня, одетый в гражданское, нес в руках сверточек чистой ветоши. Улыбался, но в глазах плясали нервы.

— Да вот, — прошептал он, когда мы поздоровались, — с восьми утра в Армавире весь рынок оббегал. Купил-таки.

— Русалка? — Прошептал я.

— Угу. Она уже полная, — взвесил ее на руках Саня, — можно передавать.

— Так и передавай. Вон Титковская машина. Только погоди, а то там, Щеглов ходит.

— Угу, — Вздохнул Саня, — слушай, Игорь, а мож ты сам Титку передашь? А?

— Саня, — вздохнул я, — чего ты с больной головы на здоровую перекладываешь? У тебя своя работа, у меня своя.

— Да ладно-ладно! Чего ты, Игорь? Шучу я, шучу! Сам отдам. Только можно тебя на два слова. А? Пойдем за машину, поговорим.

— Ну на два слова, — я выплюнул травинку, — пойдем. Чего там?

— Сегодня, походу, собираются Щеглова брать, — сказал Саня, когда мы спрятались за Белкой, — КГБ, вроде как за ним уже едет. Майор попросил тебя предупредить, на всякий случай. Все же ты во всей этой истории замешанный.

— Понял, — покивал я, — спасибо.

— А Титок где? — Спросил Сашка.

— Да в машине своей сидит. Щас, обождешь, пока комиссия не пройдет, и передашь.

Внезапно со стороны дороги завопили:

— По машинам! Всем по машинам! Заводи моторы, ребята!

Мы тут же глянули туда, где стояли комбайны. И наши, и немецкие затарахтел, стали изрыгать из труб черные тучки выхлопа. Шоферы грузовых машин кинулись по кабинам.

— От сукина дочь! — Выругался Саня и добавил матом. — Да как же это я не успел?!

Комбайны двинулись и выехали на дорогу. Медленно пошли к каналу. За ними один за одним поехали и самосвалы. Титок погнал одним из первых.

— Зараза, — прошипел я сквозь зубы, — ладно, давай сюда русалку. Я передам ему как-нибудь незаметно.

— Спасибо! Спасибо, Игорь! — Обрадовался Саня и протянул мне сверток, — без тебя бы я погиб!

Когда я схватил статуэтку, уголок ткани откинулся, обнажил фарфоровую рыбью кожу.

— Погоди, Саня, — нахмурился я, оглядывая зеленую хвостовую чешую, — а че ты такое купил?