Шторм

Конечно, эта поездка в Америку полная глупость, не нужно было никого в нее втягивать. Но мог ли я подумать, что все обещания окажутся обманом, — а их было столько, что описать не хватит слов, — все, кроме этих чертовых родственничков. Самые низшие и ничтожные из всех человеческих пресмыкающихся, которых мне доводилось встречать…

Ну так вот. Я был просто сыт по горло жалким существованием в Дании, мне казалось, что еще один день — и я сойду с ума. Ну вы подумайте, а? Четвертая или пятая зима, все та же рутина — неужели я доживу до старости и умру в этой метели? Ну я и пошел в турбюро, узнал, во сколько нам обойдется one way ticket[33] до Миннесоты, а вернувшись домой, сказал Стеффе:

— Нам нужно как-то изловчиться и достать тыщ двадцать крон, тогда мы сможем уехать отсюда. Фор гуд[34].

В ее глазах вспыхнул слабый лучик надежды.

— Ты хочешь вернуться домой?

— Да, или хоть куда, — ответил я.

— А куда еще мы можем поехать? — спросила она, и лучик исчез.

— В Америку, — сказал я.

Часто лучше сразу перейти к делу, провести быструю атаку, блицкриг.

Стеффа совсем пала духом, запричитала, что у нас нет денег, откуда у нас двадцать тысяч? У нас нет ничего, мы кое-как стараемся выжить на ее маленькую зарплату и мое крошечное пособие по безработице…

Но я сохранял спокойствие и указал ей на то, что она ведь иногда заводит речь о возвращении в Исландию! Разве она не понимает, что это тоже стоит денег, где она их возьмет?

— Воспользовались бы страховкой, — ответила она, и тут я поймал ее на слове:

— Вот и поедем в Америку на эти деньги!

— Но это куда дороже, — возразила она, — сколько, по-твоему, стоит перевезти в Америку наши вещи? Исландия сильно ближе, но и туда довольно дорого.

— Мы в Америку ничего не повезем, — сообщил я. — Продадим наш хлам и потратим эти деньги на то, чтобы ступить на американскую землю. Travel easy, travel light[35]. Иногда человек должен позволить себе мечтать! — На этом я вышел, сделал вид, будто у меня какие-то дела, я знал, что она непременно успокоится, перестанет перечить и причитать, она всегда так…

И она пошла выяснять, как забрать эти страховочные деньги; в Дании система похожа на исландскую, тот, кто получает зарплату, сам выплачивает около половины страховки, оставшуюся часть — работодатель, но иностранец, который собирается уезжать, может вернуть себе то, что платил сам. Взамен он обязуется не возвращаться, отказывается от права работы в стране в течение лет пяти или около того. Но это ерунда. Мы-то уж точно назад не собираемся.

Я рассчитывал, что мы выручим неплохие деньги за мебель. Диван, кресла и стулья, стол, все целое и в хорошем состоянии, и я рассчитывал, что этот исландский сброд неплохо заплатит, когда люди с детьми срываются с места и уезжают в далекие страны учиться, нет смысла приходить, жадно глазеть и стараться выгадать копейку, ругать отличные и нужные вещи, которые продаются по мизерной цене. Я купил два ящика пива, думал устроить в пустой квартире прощальную вечеринку после распродажи, но когда подошло время, у меня пропало всякое желание приглашать всех этих скупердяев на пиво, лучше я сам его выпью, один; Стеффа с детьми уснули на полу в спальне, а я с маленьким транзистором сел в пустой гостиной… В пустой ли? Она, блин, была совсем не пуста, эти люди взяли лишь то, что захотели, вместо того, чтобы попытаться протянуть руку помощи и вынести все; в куче еще валялся какой-то хлам, который у нас скопился; цветы в горшках, полки, одежда, отдельные стулья и табуретки, детские игрушки, и Стеффе пришлось все это мыть и чистить, а за ней по пятам ходили и ныли дети; а если бы соотечественники, которых я пригласил прийти и по сходной цене забрать все, что у нас было, сделали бы это, они освободили бы нас от всех этих проблем; Стеффа двое суток бегала, носила и чистила, я, к сожалению, не мог ей помочь, был совершенно измучен и подавлен из-за того, что не оправдались надежды выручить чего-нибудь на этом скарбе, к тому же мне пришлось одному выпить все пиво, предназначенное для вечеринки.

Телевизор и все лучшие вещи купил Сигурбьёрн. И отлично за них заплатил. Но в остальном у него все в минусе. Они с Пышкой, которая была почти на сносях, нашли себе квартиру. Однако, похоже, жить вместе не смогли. Он попытался было со мной поделиться, но я не захотел слушать. Он говорил, что у него такое чувство, будто Пышке с ним неинтересно. «А тебе с ней интересно?» — спросил я. Нет, он не уверен. «Тогда лучше отказаться», — посоветовал я. Во всяком случае, он летом собирался домой, поработать, и рассчитывал больше не возвращаться. Разве что погостить, повидать ребенка. В технической школе ему осталось лишь защитить диплом, над которым он мог работать и дома. Я был уверен, что в Дании он не останется. Оборвалась последняя ниточка, связывающая меня с этой страной…

На запад мы летели на «Финэйр». По-моему, ужасно смешно. Лететь в мировую сверхдержаву на самолете этой полусоветской деревенской страны. Хорошо еще, что не на «Лапландских авиалиниях»! Но зато самые дешевые билеты; это выяснилось, когда Стеффа пошла в датскую турфирму их выкупать; я, конечно, все забронировал, one way ticket, как и собирался, билеты были готовы, и на то, чтобы их выкупить, у нас ушло бы минут пять, а потом можно было бы обмыть в ближайшем баре, но тут Стеффа начала выспрашивать, сколько стоит билет в оба конца, туда и обратно. Словно мы собирались возвращаться в эту идиотскую страну!

— Что это значит? — сказал я. — Да ты с ума сошла, и сколько, по-твоему, будут стоить билеты туда и обратно?

Но тут выяснилось, что дешевле купить билет в оба конца, чем в один.

Это лишь подтверждает, что всюду сплошной бардак, если дешевле пролететь любое расстояние дважды, чем один раз. Ну и я не стал спорить с тем, чтобы переоформить заказ, это позволило сэкономить больше тысячи датских крон, зато пришлось безумно долго просидеть в конторе, еще эта бесконечная возня с бумагами, звонки и писанина — я чуть не поседел, — а еще и лететь на «Финэйр». Нашли что выбрать.

С другой стороны, в этом рейсе нет ничего такого особенного. Только страшно долго, около десяти часов с одной посадкой, такое, ясное дело, невозможно вынести, если время от времени не пропускать стаканчик-другой, так что когда мы приземлились, я был сильно навеселе. Но вот дети вели себя на удивление спокойно и не доставляли Стеффе особых хлопот, они подолгу спали, да и она тоже.

Мой родич Тони встретил нас в аэропорту в Миннеаполисе. Я его об этом попросил. Тони выглядел несколько иначе, чем я его себе представлял, этакая карикатура на американского фермера, с длинными и растрепанными седыми усами. Путь на самом деле оказался намного длиннее, чем я ожидал, мы ехали часов шесть, просто ужасно. В машине было жарко, душно и пыльно, какая-то колымага, старенький «вольво», — мне было непонятно, почему люди, живущие в ведущей стране автокультуры, в центре мировых технологий, ездят на этой скандинавской рухляди. Но Тони тем не менее очень гордился своей машиной и был убежден, что и мы должны ей гордиться, потому что мы с машиной соотечественники. Все мы из Скандинавии! Я собирался ему на это сказать, что мы, по счастью, не стали шведами, но передумал. Спросил только, не мог бы он включить кондиционер. Нет, не работает. И продолжил хвалиться машиной. «Осталось только купить танк!» — сказал он. «А зачем вообще покупать еще что-то кроме танка? — поинтересовался я. — В США любое оружие продается?»

Конечно, я был очень рад приехать в Америку. Ландшафт почти совсем плоский, ведь там «the great plains» — великие равнины, повсюду фермы, сплошные перекрестки. «Разве вы не рады, что оказались в Америке?» — спросил я детей. «Рады», — как-то жалко ответили они. Устали, бедняги. И боятся. И вдруг я сам испытал то же самое. Усталость и страх. Меня вдруг осенило, что это большая глупость. Такая мысль меня прежде никогда не посещала. Странно, однако. Это все усталость, подумал я, и похмелье. Но когда мы приехали в этот захолустный городишко Миннеота в Миннесоте, предчувствие лишь усилилось.