Шторм

МАЛЬЧИК ИЗ ОДЕНСЕ

Должен признаться, мне понравилась идея, чтобы Шторм написал историю исландской колонии в Оденсе. И именно я выступил с этим предложением на заседании правления Исландского общества. Но, напомню, принято оно было большинством голосов. Тремя из пяти. Так что если Исландское общество и было разрушено, как многим нравится думать, то ответственность за это несу не я один.

Мы встретили Эйвинда в торговом центре, мы с моим другом Крилли, который только что приехал учиться на врача и которого я привел в правление общества (до этого нам никак не удавалось сформировать полноценное правление, потому что никто не хотел в нем работать), и Эйвинд выразил готовность взяться за такую книгу, и мы видели, что он по-настоящему воодушевлен, так что мы созвали заседание, изложили дело, и выяснилось, что казначей согласен поддержать это начинание. Но двое — председатель и еще один член правления — были решительно не согласны. Хотя не сказали почему. Складывалось впечатление, будто они имеют что-то против Эйвинда лично! Я сказал, что он кажется мне умным человеком. Они начали говорить что-то насчет того, что он ничем не занимается, только валяется на диване и заставляет жену на себя работать. «Ребята, — сказал я, — ведь то же самое говорили о многих писателях всех времен!» — «Писателях? А что, Эйвинд писатель?!» — удивились они. Они, оказывается, даже не знали. Но большинство было за, и решение приняли. И мы, заметьте, на меньшинство не давили, мы уважали их мнение, они хотели, по крайней мере, не выдавать Эйвинду вперед все деньги из казны, предлагали заплатить для начала хотя бы половину, и то после того, как он представит свою работу, сами истории или идеи, на собрании общества, иначе не дадим вообще ничего. И мы, то есть остальные, согласились с тем, чтобы выставить ему такие требования. Выполнили все их пожелания. Сделали все, как они говорили. Так что эти двое фактически проголосовали против своих же собственных предложений.

Эйвинд, разумеется, сильно помрачнел, когда увидел деньги. «Здесь ведь только половина того, о чем мы договорились!» — возмутился он. Я ответил, что он получит еще, когда сдаст, по крайней мере, половину работы в черновом варианте. Может быть в этом уверен. Так что я до конца и не понял, в чем, собственно, проблема. Кроме того, деньги были значительные, такую сумму Кредитный фонд считает месячным прожиточным минимумом. А написать-то надо было брошюру в двадцать — тридцать страниц плюс фотографии; всего страниц пятьдесят, включая список членов, устав и прочее. Мы хотели выпустить ее к Дню независимости. Только сначала должно пройти собрание общества, где он расскажет о своих задумках; это также показалось Эйвинду странным, хотя непонятно почему; собрание ведь состоится месяца через два, он тогда уже должен будет существенно продвинуться в работе, сможет прочитать несколько страниц, рассказать какие-нибудь интересные истории, может даже пикантные и двусмысленные, главное, чтобы не слишком грубые…

После этого я с Эйвиндом больше не общался. Он со мной вообще не связывался. Возможно, на него произвело впечатление то, что некоторые живущие в городе исландцы буквально озверели, узнав, что Эйвинду «отдали» большую часть казны общества. Наверняка он услышал пересуды у себя за спиной или даже какие-то угрозы в свой адрес. Кое-кто, насколько я знаю, прямо-таки кипел от гнева. Но, ясное дело, никто никаких денег ему просто так не давал! И он их не крал, как некоторые хотели бы представить это дело. Его просто наняли на определенную работу.

За несколько дней до открытого собрания я позвонил Эйвинду, напомнить, что он должен представить свой проект. Но он разговаривал неохотно, словно я его упрашивал. Хотя, конечно, ничего подобного я не делал. Просто напомнил, что по договору его выступление на собрании было условием получения денег. Он, однако, был либо глух, либо рассеян, либо занят, не знаю. В общем, удалось выжать из него согласие только после того, как я почти пообещал ему выплатить оставшуюся половину прямо на собрании, после выступления.

Народу пришло много. Почти все местные исландцы, несколько датчан, наверное, чьи-то девушки и молодые люди, и два-три гостя из Копенгагена или даже из Исландии. И хотя в повестке дня стояло обсуждение гимна и еще несколько вопросов, настроение в зале царило несколько странное. Некоторые были явно не в восторге; в основном те, кто прожил в Оденсе три-четыре года, — как будто они сами хотели взяться за эту работу! Повод для конфликта ведь всегда найдется. Председатель поднялся на кафедру и поприветствовал дорогих гостей, указал на бар; все происходило в зале «Дома культуры» в центре города, пиво мы продавали сами, накидывали только крону на каждую бутылку. Так что получалось очень недорого и мило. Потом слово взял я и извинился за то, что докладчик задерживается. Попытался разрядить обстановку шуткой, но получилось неудачно, никто не засмеялся. Я начал нервничать и пробрался к телефону, чтобы позвонить Шторму (оказалось, что все его так звали), но дети сказали, что мама с папой недавно ушли. Должно быть, они уже в пути. И вот он пришел. Похоже, слегка пьян. То есть заметно пьян. А люди ждали. Многие пытались испепелить нас взглядом, и его и меня. Прежде чем начать, он захотел выпить бутылочку пива, еще одну. Потом я поднялся с ним на сцену. Представил его аудитории. У него не было ни единого листка, никаких записей я не заметил. Но когда я договорил, многие захлопали. Потом Шторм подошел к кафедре, нагнулся к микрофону и сказал: «Всем слышно? Сегодня я расскажу несколько историй. Когда я только начал знакомиться с Исландским обществом в Оденсе, мне сразу же вспомнилась работа в „Странд-отеле“, то есть в психиатрическом отделении городской больницы! Его так называли по имени главврача Карла Странда. Да-да!..» Так он начал свой рассказ. И он сразу же меня захватил. Я, естественно, был положительно настроен, для меня лично имело большое значение, чтобы все удалось. Рассказывал он отлично, я даже несколько раз поперхнулся пивом. Какие люди там побывали, какие болезни, какие невероятные типажи! В смысле, в психиатрическом отделении. Среди них и знакомые мне люди, журналисты, спортсмены, актеры; жена известного оптового торговца, сын директора банка; короче, сильные истории. Захватывающие, как я уже сказал. Поэтому я и не сразу понял, с чего вдруг поднялся весь этот шум, крики и протесты. Эйвинду пришлось замолчать. Я спустился вместе с ним со сцены, все еще надеясь, что обойдется без разборок.

Одна женщина, которая учится на консультанта по социальным вопросам, ее немного знает моя жена, набросилась на Эйвинда вместе с остальными. «Как вы посмели так растоптать доверие больных людей?» — кричала она. Она попыталась облить Эйвинда, по счастью, не из бутылки; остались только пятна пены. «Сходила бы ты на подтяжку лица, киска!» — ответил он. Грубовато, не отрицаю. Потом некоторое время все шло нормально, Эйвинд держался достаточно спокойно, он стоял у бара со своей женой, а ко мне подходили люди и спрашивали, действительно ли общество выкинуло на это деньги. Хотели, чтобы мы их вернули. И вскоре началось безумие. Эйвинд потребовал от нас с казначеем остаток фонда, то есть денег, о которых мы договорились. Кто-то услышал наш разговор и заметил, что я как-то уклончив. Но Шторм хотел получить деньги немедленно, я ведь обещал, когда мы говорили по телефону. «Ты что, не слышал, тебе же сказали, что ты не получишь ни кроны!» — завопил один из свидетелей разговора, человек, который все время выступал против этого проекта. Между ним и Эйвиндом завязалась драка, я, правда, не заметил, кто начал, но тут как в старой доброй поговорке: «Редко один виноват, когда двое ссорятся». Но драка переросла в побоище, вмешались остальные, я и еще несколько человек пытались их утихомирить, начался хаос, сломался стол, и кто-то повалился на пол, потом Эйвинда вышвырнули. И меня, вероятно, тоже, или меня вынесло толпой. Эйвинд вылетел на тротуар. Встал на ноги и отряхнулся. В помещении продолжалась драка. Я встал в дверях; мне было видно жену Эйвинда, которая спокойно стояла у бара и пила пиво. Разговаривала с какой-то женщиной и улыбалась. Потом взяла свою сумку, куртку и вышла. Отыскала Эйвинда, и они вместе ушли куда-то в ночь.