Сир Доблестный

Глава девятая Мальчик-менестрель

Вслед за утром последовал жаркий день. Варт спросил дорогу у пары пастухов, еще одного сборщика налогов, а также у водителей трех других вагонов. Ответ всегда был одним и тем же. Изумруд была удивлена, осознав, что наслаждается поездкой. Она никогда не заезжала так далеко от Окендауна с тех пор, как впервые вошла в обитель, и успела позабыть, каким интересным может быть окружающий мир.

— А ты что? — спросил Варт. — Почему не поехала до Новой Рощи на карете?

В общем, это было не его дело, но если она соврет мальчишке — он будет иметь право соврать ей. В любом случае, врунья из неё была так себе.

— Кто-то использовал колдовство в самом сердце Окендауна. Я заметила это, и не стала врать. Поэтому они отослали меня прочь.

— Ох, это плохо! А что за магия?

Инквизиторы в Темной Зале утверждали, что любая ложь станет им известна. Разумеется, это было не пустое хвастовство. Большинство Белых Сестер могли сделать то же самое, ощутив вонь смерти, доносящуюся ото лжи. Изумруд была достаточно уверена в том, что реакция Варта была притворной. К сожалению, она пришла к выводу, что парнишка не тот, за кого себя выдает. Он играл в игры Верховной Матери.

— Скверная. На меня напал паук, поболе тебя ростом. Если честно, понятия не имею — хотел он убить меня или просто напугать. Он просто прыгнул. Никто так и не признал, что произошло нечто из ряда вон... Я была в меньшинстве.

— Не честно! И что ты собираешься делать?

— Найду мужа побогаче.

— Правда? — такого он не ожидал. Теперь мальчик выглядел недоверчиво. — А не окажется ли это еще сложнее? Не замужество — уверен, тебе не придется долго искать. Я имел в виду — найти того, кто тебе действительно понравиться.

— Вполне вероятно.

— У тебя нет родителей, братьев?

— Мать все еще жива. Но у неё и медного гроша не водится.

Либо Изумруд следовало лучше следить за языком, либо Варт умел задавать вопросы, но вскоре она обнаружила, что рассказывает мальчику о болезни отца и чародеях из Святилища Джентелхольма. — Они сказали, что смогут вылечить его. Но боль становилась сильнее. Вскоре он не переставал кричать, пока не получал порцию магии.

Губы Варта искривились от ужаса.

— Они делали только хуже?

— Не знаю. Некоторые недуги ведут себя подобным образом. Поэтому, возможно, они не причем. Разумеется, мы не могли ничего доказать. Но маги задирали цену.

— Вот почему король пытается надавить на элементарии, — возмущенно сказал мальчик. — Его новый Суд Магов разберется со всеми подобными ужасными случаями. Им помогают некоторые добрые маги. И Белые Сестры. Ну и Старые Клинки, конечно. Ты, должно быть, слышала о сире Змее, который некогда был заместителем командира королевской гвардии? Он у них главный... Официально, они называются члены комиссии Суда Магов. Но все они рыцари Ордена, потому люди зовут их Старые Клинки. Они ходят и проверяют элементарии. Однако, часто маги атакуют. С помощью монстров, огненных шаров и прочих страшных штук. Рыцари делают просто замечательную работу, и... — его детское лицо снова покраснело. — Я брежу, да? — пробормотал он. — Но ты ведь слышала о Белых Сестрах, которые помогают Суду? Их не называют Старыми Сестрами, но... Ладно, ты должна знать.

— Я слышала о них, — Изумруд вызывалась присоединиться, но таких волонтеров насчитывались сотни, потому ей отказали. — Некоторые из них тоже погибли.

— Я не знал.

— Откуда бы тебе? — спросила она тихо.

Он неловко сглотнул.

— Ну... Я интересуюсь, — через минуту, он украдкой взглянул на женщину и, видимо, решил, что она не убеждена. — Однажды, я встретил сира Змея. Ты должна рассказать ему про этих... из Джентелхольма.

— Я не смогу доказать, что они сделали отцу хуже. Они поднимали цены, пока не забрали все наши деньги. Когда отец умер — ничего не осталось.

Даже Пичьярд — имение, которым семья матери на протяжении нескольких поколений, было потеряно.

— Так значит, они позволили ему умереть, когда нечего было больше брать? — замечание вышло на удивление циничным. Временами, мальчик казался старше, чем выглядел. Она ощутила в нем неожиданный элемент — слабую, едва заметную на расстоянии ноту. Следы знакомого запаха на ветру. Может быть, это остатки какой-то старой магии. Лечения, например. Однако, по какой-то причине, она думала, что здесь что-то гораздо сложнее.

— Может быть, ты прав, — сказала она.

Её братья ушли на войну и умерли в первой же кампании. Белые Сестры предлагали женщинам единственную уважаемую профессию. Кроме того, они платили стипендию даже послушницам, если девушка была наделена талантом и деньги были действительно нужны. Как в её случае. Зрение матери было слишком плохим для шитья. Она могла убираться и мыть полы, но богачи, использовавшие прислугу, едва ли нашли бы в старой женщине со скрюченными руками хоть какую-то пользу. Мать жила на деньги Изумруд. Так что теперь ей нужно будет либо найти богатого мужа, либо остаться ни с чем. Проблема была в том, что большинство богачей были старыми, уродливыми и раздражительными...

— Если ты можешь чувствовать магию, — запротестовал Варт. — Почему не станешь заниматься, чем занимаются все Белые Сестры? Защищать склады от воров и всего такого?

— Мы не... Я имела в виду, они никого не защищают. Они просто чувствуют опасность. Да и кто мне поверит? Они скорее решат, что я была в сговоре с бандой, — женщина улыбнулась своему спутнику. — Ну, хватит обо мне. Хочу услышать твою историю.

Он выглядел слишком юным для интересного рассказа.

— Я? Я — странствующий менестрель. На, — сунув поводья в руки Изумруд, мальчик извернулся, чтобы покопаться в грузе. И хотя Саксон со смирением принял смену руководства, он все же нервно дернул ушами, когда ноги Варта забились в воздухе. Через несколько минут, мальчик снова вернулся на место, сжимая в руке какой-то превосходивший его размерами предмет.

— Это читаррон? — воскликнула женщина.

— Почти... Архилютня. Очень похоже, что матерью её была лютня, а отцом — нерадивая арфа.

Описание было подходящим. Инструмент имел обычные струны кетгута и привычный для лютни корпус в форме половинки груши, инкрустированный латунью и розетками перламутра. Но вместо того, чтобы закончится на шпонках, гриф инструмента тянулся дальше. Фута на три, если не больше. И заканчивался еще одним набором шпонок, которые настраивали второй набор струн — металлический, протянувшийся по всей длине инструмента.

Оставляя Саксона, вполне способного самостоятельно присмотреть за собой, на попечение Изумруд, Варт принялся настраивать свое чудище. Даже на ровном месте подобное могло оказаться чертовски сложной работой. На меленькой, дребезжащей скамье это казалось совершенно невозможным делом. В конце концов, ключи для басовых струн были вне досягаемости юноши. Однако, он настроил странную лютню достаточно хорошо, и вскоре его пальцы затанцевали по струнам, выщипывая мелодию. Он сыграл несколько песен, иногда подпевая, иногда нет.

— Замечательно! — сказала Изумруд, когда мальчик остановился, чтобы снова подергать шпонки. — Ты прекрасный менестрель!

— Лучше большинства.

— Этим талантом ты бы смог больше заработать на жизнь.

Он сочувственно покачал головой.

— Есть более достойные занятия. Хочешь еще что-нибудь?

Она сказала ему играть все, что душе угодно.

У брода они остановились, чтобы покормить коня и дать ему попить из сумки на носу. Из тюка, лежавшего в повозке, мальчишка извлек пару пирогов с мясом и небольшую бутыль пива. Эту трапезу он разделил со своей пассажиркой. Он снова сыграл на своей архилютне, делая это гораздо лучше здесь, на ровной земле. Женщина заметила, что он редко использует дополнительные струны. Когда те шли вход, результатом не всегда была мелодия. Это был красивый инструмент, который стоил гораздо дороже, чем парнишка мог бы заработать за годы.

Когда их путешествие возобновилось, Изумруд снова попробовала разговорить мальчика:

— Чем ты занимаешься, если не играешь на лютне и не гоняешь Саксона?

Он неопределенно пожал плечами.

— Работаю.

Ответ был слишком краток для воздушного. Нужна была более тщательная оценка.

— Кто подрезал твои волосы?

Это испугало его.

— Что?

— Все конюшенные выглядят так, словно причесывались вилами. Твоя одежда грязная и ты не умывался с утра. Но эти ногти на руках? Ты не воняешь и не чешешься. Твои волосы стриг умелый парикмахер. Ты говоришь не как конюх. И ты интересуешься вещами, на которые конюхам плевать. Сиром Змем, например.

Он снова вытер грязь, на этот раз, очевидно, пребывая в ярости. Его гнев был направлен на самого себя. Не на неё.

— Иногда я прислуживаю за столом. Винсент очень тщательно следит за ногтями.

Мальчишка лгал, и женщина просто покачала головой.

— И подслушиваю, как господа говорят о вещах, вроде Старых Клинков.

— Давай начистоту, парень! Раньше ты говорил, что встречал сира Змея, одного из самых доверенных людей короля. И... "Винсент"? Ты обращаешься по имени к человеку, который управляет герцогством?

— Это никак не касается... тебя.

— Расскажи мне. Все.

— Ты мне не поверишь, — сказал Варт. Его голос звучал так, словно он пытался одновременно говорить и стискивать зубы.

— Ну уж попробуй. У нас впереди несколько дней.

Мальчик вздохнул.

— Я сбежал из дома, когда мне было десять. Вынужден был. Мой приемный отец пил и бил меня. В конце концов, он забил бы меня до смерти. Или покалечил. Когда-то, меня звали Ват. Ват Хеджбери. Я скитался с блуждающим менестрелем. Он научил меня играть на лютне. Его звали Овейн. Самый добрый старик, которого ты могла бы когда-нибудь встретить. Я немного пел и таскал за ним шляпу. Еще я научился кое-как жонглировать и носил наши спальные принадлежности. Так что я жил с ним не за просто так. Однажды, мы давали представление в замке Фирнисс. Он не очень далеко отсюда. И у Овейна случился удар. Он умер на следующий день. Барон Гримшанк не нашел дела для ученика менестреля. Мне было приказано убраться в другое герцогство. Да побыстрее. С другой стороны, он мечтал о лютне Овейна. Она была очень хорошая. Овейн сказал мне, что я могу забрать её. Но барон, разумеется, не стал слушать, — Варт горестно усмехнулся. — И я проявил больше, чем простое нахальство, боюсь.

— Не разумное?

— Очень глупое. Его высокоблагородие не был слишком добр с вором, представшим перед его очами. У него был ставленник. Траск. Большой, словно буйвол, волосатый скотина. Они называли его Маршал. Однако, он был просто бандит, который делал грязную работу. То есть бил лица крестьянам и пинал ногами бедняков. Гримшанк сказал ему вышвырнуть меня прочь. Идея Траска включала в себя порку хлыстом. Из-за этого я сошел с ума, — мальчишка покосился на неё, а потом добавил, — поэтому я решил вернуть мою лютню. И той же ночью ворвался в дом.

— Ты вломился в замок?

— Так и знал, что ты не поверишь!

Но она верила. Он лгал ей раньше. Но сейчас говорил чистую правду. Может быть, испытывал её способность распознавать разницу.

— Я ничего такого не говорила. Мне решать, стоит ли тебе верить. Когда я услышу все.

Мальчику было приятно. Он усмехнулся и сказал:

— Все станет еще страннее. Замок Фирнисс стоит на выступе утеса. Не то, чтобы этот утес слишком высок. Однако, он достаточно внушителен и крут, чтобы они не беспокоились о страже. Ни пяточка плоской земли. Только скалы. Даже морские налетчики никогда не могли причалить туда. Однако, во время отлива не велика сложность пробраться у основания утеса. Взбираться при лунном свете было немногим сложнее.

Мальчик хвастался, не понимая, что это доминирующий элемент, воздух, помогал ему хорошо лазать по скалам.

— Никому не дано перебраться через стены. Но мне этого и не требовалось... Тот, кто строил замок, сделал уборные нависающими над пропастью трубами. Когда с моря дул ветер — было холодно. Но море достаточно все выскребло, чтобы проникнуть в одну из этих шахт не составило труда.

— Фу!

Он сердито уставился на неё.

— Ты когда-нибудь была голодна? На самом деле очень голодна? Так голодна, что едва могла ходить? Я — был. Та лютня была моей. И она была нужна мне, чтобы заработать на жизнь. Я потратил часы, ползая по баронскому замку в поисках инструмента, боясь куда-нибудь провалиться или наткнуться на собак. Когда я, наконец, нашел её, было слишком поздно. Начался прилив и берег покрылся смертоносными барашками белой морской пены. Я спрятался в уборной, ожидая рассвета. Тогда поднимали решетку. Но они поймали меня, когда я попытался проскользнуть мимо.

— Разумеется, с лютней?

— Конечно.

И она считала упрямой себя.

— Тебе было десять?

— О, нет. Двенадцать. Почти тринадцать.

— Тебе повезло, что тебя не вздернули.

— Почти вздернули, — хмуро сказал Варт. — Гримшанк считал себя высшим правосудием, и держал у своих ворот виселицы, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Король Амброз мог бы поспорить о законности, но его там не было. После завтрака барон провел самый короткий суд в Шивиале и приказал Траску убрать меня с глаз долой и повесить...

Некоторое время, телега грохотала в мертвой тишине. Даже Саксон повел ушами, желая услышать всю историю.

— Интересно, этот вонючий слизняк еще жив? — пробормотал Варт, и Изумруд снова услышала в его тоне что-то не правильное. Словно фальшивившую трубу.

— Барон Гримшанк?

— Нет, Траск. Гримшанк действовал в пределах своих прав. Ну или почти в пределах. Закон приказывает вешать преступников старше десяти. Но у Траска были другие мысли. Он сказал, что я слишком маленький для виселицы. "Ваша светлость должна проявлять милосердие к бедным сиротам", — сказал он. — "Почему бы просто не отправить бедного паренька туда, откуда он явился?" Гримшанк расхохотался и дал ему добро. Это... — Варт постарался лучше подобрать слова, которые собирался использовать. — Этот ублюдок! Он хихикал и издевался, таща меня к уборным. Он собирался выкинуть меня вниз. Так он это объяснил. Мои руки были связанны, а внизу бушевал прилив. Я бы просто расшибся о скалы. "Головой вперед" — заявлял он.

Мальчик посмотрел на Изумруд, словно проверяя, не желает ли она обвинить его во лжи. Но она не собиралась этого делать. Даже не обучайся она в Окендауне — все равно поверила бы ему. История была слишком ужасна, а потому заслуживала доверия. Властители отдаленных земель могли творить любой беспредел. Они не перед кем не отвечали. Оскорбленный барон, выставленный идиотом благодаря мелкому безродному бродяжке вполне мог проявить описанную Вартом жестокость.

— Может быть, однажды я найду Траска и расквитаюсь с ним.

— И как же ты сбежал?

— Я тут не причем. Мне повезло. Когда мы добрались до уборных, в дело вмешался сир Винсент. Он гостил в замке, так что не имел права этого делать. У него не было никакой власти здесь. Разве что, он был Клинком. Он был совсем седобородым, а их был целый десяток на него одного. Но Винсент даже меча не вынул. Он сказал, что прямо сейчас уезжает вместе со своим слугой, и я пойду с ними. Как и лютня. Вот что случилось. Вот что значит — быть Клинком.

Вспоминая двух уверенных молодых людей, что встретились ей в Окендауне, Изумруд не сомневалась в его словах.

— Они просто дали ему уйти?

— Да, если бы они напали на стража герцога Истфара — криков и воплей было бы не счесть. Он состоит в Белой Звезде, так что король, вероятно, начал бы задавать вопросы. Спину Лорда-канцлера тогда прикрывал Монтпарс, еще один бывший Клинок... Я не стоил таких проблем. Винсент посадил меня на спину лошади и отвез в безопасное место.

Она ощутила запах осторожности.

— Куда?

— В Валглориос, — Варт одарил её своей самой дерзкой мальчишеской улыбкой. — Так справедливость восторжествовала, и я никогда больше не видел этого жирного отвратительного барона! Веришь мне?

Не в случае Валглориоса.

— Местами, — сказала она. — Но не во всем.

Нахмурившись, он протянул ей поводья. Передвинув шляпу, он извлек свой нож. Все носили ножи, чтобы есть. И в его, казалось, не было ничего интересного. Костяная ручка, кожаные ножны. Однако, когда он вытащил оружие, женщина заметила, что ножик маленький, обоюдоострый. Вскоре он продемонстрировал, что нож острый, словно бритва, а значит, качество стали было отменным. И не важно, что там с его рукоятью. Игнорируя тряску, он начал обрезать свои волосы, отделяя локоны и подрезая их у самого корня. Довольно скоро вся его голова покрылась неопрятной щетиной.

— Ну как? — спросил он, не оборачиваясь.

— Ужасно. Ты выглядишь так, словно нахватал вшей, а твой хозяин попросил пастуха тебя обстричь.

— Отлично, — он снова опустил шляпу на голову. Теперь, когда волос не стало, показались его слегка оттопыренные уши.

— Кого, если не меня, ты пытаешься обмануть? — спросила она.

На этот вопрос болтливый Варт не ответил.

Все чудесатее и чудесатее!