Славянин 1. Возвращение к истокам

Глава 21

Поселение извергов/ рода Андреевичей.

28 августа 530 год.

Итак, её звали Бледа. И не скажу, что имя подобрано очень удачно, — девочка была изрядно загоревшей, покрытой бронзовым загаром. Впрочем, я же не рассматривал все места ее удивительно притягательного тела. Может где и бледновата, где и блядновато.

И не девочка уж точно. С такими этими… и с теми… девочки не бывают. Да и в девушках не долго задерживаются. Тем более в местных развратных традициях.

Хороша, вот ни отнять. Настолько пригожа, что у меня перехватило дыхание. Если взять поистине красивую Мирославу, наделить её какой-то притягательной чертовщинкой, разбавить этот коктейль молодостью, но уже с явной женственностью, — получится этакая Бледа. Или все же правильнее Бляда? Я почти уверен, что правильность ее имени мне придется постигнуть и на глаз, и на ощупь, и на это… ну… того…

— Сестра? — с надеждой подошла Мирослава к девушке, не отрывая взгляда, направленного на меня. — Ты все же пришла ко мне? Так почему не обнимешь?

Но смотрела Бледа на меня, как будто бы и не моргала.

Впрочем, это было взаимно. И я не мог оторвать глаз от этих светло-русых волос, заплетённых в две косы. Не мог насмотреться на милое лицо с проступающими бесовскими чертами характера. Мой взгляд то и дело скользил по телу этой женщины. Грудь у неё была не такая пышная, как у сестры, зато силуэт — гибкий, манящий, притягательный, и моя фантазия уже рисовала его в воспалённом воображении. А осознание того, что женщины этого времени не носят нижнего белья, впервые настолько помутило мне голову.

Я боролся с этими ощущениями, но туман, или дурман, то и дело пробирался в сознание. А мой взгляд — я это чувствовал, но уже ничего не мог поделать — становился масляным, похотливым. Оставалось только орать, как мартовский кот, призывая кошку к размножению. Может попробовать? Поможет?

— Сестра! — Мира всё ещё пыталась достучаться до Бледы, но та словно бы не замечала старшую родственницу.

И вот это поведение мне категорически не понравилось.

— Тебя спрашивает твоя сестра! — жёстко, наполняя голос, возможно, излишним металлом, почти угрожающе сказал я. — Ответь ей, матери моего ребенка и жене рода моего.

А ведь подобное поведение пришедшей девушки немало говорило о её отношении к моему роду. Пренебрегает? Никто не будет считать моих родичей извергами. Даже если я в данном случае иду против правил.

Я понимал ещё и то, что если хочу сразу заявить о себе и о своём роде, то обязан — не открыто, но пусть и завуалированно — всё равно бросить вызов всем вокруг. Это закон природы. Когда на одну территорию приходит хищник, он обязан прорычать и сообщить другим: теперь он здесь и собирается отжать часть территории для охоты.

Если никто из хищников не придёт на этот рёв — а я, признаться, надеялся, что так и будет, — тогда можно спокойно охотиться и чувствовать себя частью ойкумены. Я не готов становиться агрессивным. Да меня и не поддержат мои бойцы. Как будут смотреть на то, что я пойду войной на рода, из которых они ко мне придут? С удовлетворением и радостью примут то, что их родители, братья и сестры убиты? Так что путь войны не всегда подходит.

— Андрей, а я пока не в твоём роду, чтобы ты мне мог указывать, — всё-таки ответила мне чертовка. — Я больше не твоя.

И голос у неё такой звонкий, милый, нежный. Кажется наивным, но ведь понятно, что это не так. Просто суккуба взяла облик ангела, но от этого она не стала менее наполненной тьмой демоницей. И как же вот такое сочетание срывает башку!

И почему мужчины чаще всего западают именно на таких женщин? Ведь ясно: стоит проявить малейшую слабость — и они тут же поглотят, сделают из мужчины угодливое бесформенное и бессодержательное существо. Эти женщины ломают судьбы ещё молодых, неопытных мужчин. А потом те, становясь матёрыми хищниками, поедающими женские сердца, словно мстят всему женскому полу.

Однако, смею надеяться, что я уже опытный мужчина, которого это не проймёт. Хотя в прошлой жизни я знал седовласых мужиков, которым бес в ребро так стучал, что они ради таких вот чертовок бросали семьи.

— Мира, сестра придёт к тебе, и вы поговорите. Но это будет чуть позже. Приготовь нам еду: наверняка твоя сестра проголодалась, — сказал я, приказывая Мирославе.

Но мать моего сына готова была быть рядом и помогать мне. Обязалась лично кормить меня. Вот пусть и кормит. и сама кормится с моего стола так, как ей угодно. Но ее муж… Вот живу, словно бы в реалити-шоу снимаюсь. Есть камеры?

Бледа проводила взглядом сестру, и я заметил: к Мирославе она относится не столь холодно, как казалось. Скорее даже боится общения с сестрой. А глаза тоскливые. Была бы ее воля, не довлели бы правила, обняла бы сестренку, да с племяшкой посюсюкалась. Но, нет, нельзя. Тогда вообще, почему она тут, раз нельзя?

— Для чего ты пришла? Как получилось, что поистине красивая молодая женщина без мужского сопровождения проделала столь неблизкий путь? — спросил я.

Бледа выцепила из моего вопроса нужную ей интонацию. Расслышала-таки мой невольный комплимент. Ну так мужское начало во мне бурлило.

— Ты все еще находишь меня красивой? А когда я рыдала и сама выпрашивала тебя, чтобы взял меня себе в жёны, ты отказал. Но на празднике Купалы именно ты меня нашёл. Ты! И тогда отбил меня у своего брата, овладел мною впервые. И все… словно бы ничего и не было, — с обидой в голосе говорила девушка. — Что? Доказал своему брату, что сильнее и удачливее его? Унизил его через меня?

Ох ты ж! А тут целый клубок эмоций, старые обиды, причем и у моего реципиента и у брата моего вовсе фундаментальная вражда. Не зря же я увидел именно в Добряте своего, на данный момент, главного врага. С такими то «светлыми» отношениями между братьями — не мудрено.

А вообще интересный у них, получается, уже у нас, праздник Купалы: и тамада отличный, и конкурсы занятные. Девушки убегают обнажёнными, или только в легких рубахах, просвечивающихся в свете от костров, в лес, а парни кого догонят — того и любят. Как в том анекдоте… Бежит петух за курицей и думает: «Эх, догоню и как… оттопчу». А курица убегает и только беспокоится: «Не сильно ли я быстро бегу». Что-то вроде этого и на Купалье.

И вот тут не понять, где больше разврата: среди ромеев или всё-таки славянская эротика опережает цивилизованных похотливых соседей. Наша-то всегда ближе к сердцу и другим органами. Она чище, задористее, правдивее. Пусть и там и здесь все заканчивается одним и тем же.

— Ты действительно пришла поговорить именно об этом? — спросил я. — Хочешь праздник обсудить?

Девушка замялась. По всему было видно: тема ей набила оскомину. Получается, мой реципиент оставил на судьбе девицы отпечаток. Поймал себя на мысли, что на этот документ я бы с удовольствием поставил свою личную печать, и штепсель и расписался бы на каждой странице.

— Твой брат приказал тебя убить, — после продолжительной паузы, будто окунувшись в омут с головой, сказала Бледа.

Она посмотрела на меня, видимо, пытаясь найти бурную эмоцию. Но я был спокоен: что-то похожее предполагалось.

Конечно, я думал о ситуации с соседями и с теми, кого ещё с натяжкой мог назвать родичами. Приход в регион сильного отряда — да ещё во главе со мной, так или иначе претендующего по праву рождения на достойное место в иерархии власти древлятичей, — должен был вызвать реакцию. Вот только убить? Не сильно ли?

— Рассказывай подробнее. Что слышала и как меня предполагают убивать? — сказал я, удобнее располагаясь на поваленном дереве, которое служило пока лавкой у массивного стола.

Именно здесь, рядом со строящимся большим домом, я чаще всего и отдыхал. Тут у меня и столовая и рабочий кабинет. Правда ни одного листа бумаги нет, ни чернил, ни перьев. Но пять восковых табличек в наличии. И если уж обязательно о чем-то себе напомнить, или позаниматься письмом и чтением, использую их.

— А ты стал другим. Таким уверенным, сильным… Правильно Добрята тебя боится. Чует, что не совладать ему с тобой, — сказала Бледа, посмотрела на меня ведьминскими глазами.

А потом она даже несколько вульгарно приподняла полы своей рубахи, словно та мешала ей присесть рядом со мной. Стройные белоснежные ноги явились моему взгляду. И было ясно: приём у девушки отработан до совершенства.

Пришлось проглотить очередной ком в горле. И пусть во мне бурлили эмоции — я был готов подхватить эту женщину на руки и унести хоть к ближайшим кустам, — силы воли и самоконтроля хватало, чтобы этого не сделать.

— Теперь я тебе нравлюсь? Я училась чувствовать мужчин: когда я нравлюсь им и когда они меня хотят. Вот и твой брат меня хочет. Вот только, когда получает своё, сразу становится грубым. И ты… Ты же хочешь меня? — вопреки своим заявлениям, девушка все же сомневалась.

Не могу представить, чтобы девушка в будущем рассказывала, как спит с родственником мужчины, которого сейчас пытается соблазнить. Такие разговоры отталкивают. Но лишь немного.

И, может, хватит мне отыгрывать роль аскета? С Данаей не возлёг, не пожелал беременную женщину беспокоить своей похотью. После, по сути, отверг Мирославу. Если в этом обществе всё так просто и можно утолить желания, не обременяя себя узами Гименея, то почему бы и нет.

— Пошли со мной! — сказал я, не предоставляя девушке возможности ответить, взял её за руку.

Она — с испугом и одновременно с радостью в глазах — не сопротивляясь, поднялась и пошла. Мы молчали. Я увёл её в камышовые заросли, где был один интересный островок, который изверги называли «Островом любви».

Действительно, это место, огороженное зарослями, замечательная поляна, где можно уместиться вдвоём. И трава здесь мягкая, слегка примятая — будто и правда нужно график составлять, кто будет этот островок занимать. Сейчас он был свободным.

Глядя друг другу в глаза и всё ещё молча, словно боялись спугнуть эту эмоцию, я стал приподнимать женскую рубаху, до того я снял фартух девушки и ее узенький кожаный пояс. Бледа тяжело задышала, подняла руки, чтобы помочь мне справиться с немудрёным одеянием.

Моему взгляду открылось грациозное, изящное женское тело. Бледная кожа, контрастирующая с загаром на лице и руках, была гладкой, шелковистой. Я непременно проверил это своими грубыми, мозолистыми руками.

От моих прикосновений девушка закатывала глаза и вздрагивала, словно бы я льдом проводил по ее горячим изгибам. Женская молодая упругая грудь всё чаще вздымалась, словно она не могла ухватить достаточное количество воздуха. Когда женщина ведёт себя так, когда она показывает, что мужчина желанный, — это ещё больше будоражит мужское сознание.

Её руки уже развязывали завязки на моих штанах, а я продолжал исследовать женское тело. Делал это так, будто в первый раз. В каком-то смысле так и было: я ещё не испытывал своё новое тело подобными «тренировками».

Бледа хотела показаться опытной женщиной. Она пыталась перехватить инициативу, доставить мне удовольствие. Однако опыта у неё, по сути, не было, но она старалась. И по всему видно, что она со временем может стать очень искусной любовницей. А гибкость ее тела, чувственность и чувствительность, только в плюс.

Могу сказать точно: наши предки в искусстве любви не уступали женщинам из будущего. Несмотря на то, что в будущем можно было хоть методички покупать о том, как правильно ублажать мужчину. Думаю, что такая наука во все времена была развита — я в этом уже уверен. И главный наставник тут — природа.

Я смотрел на женщину, сидящую на мне сверху, любовался её длинными волосами, спадающими на грудь. Она поднимала голову вверх, и при каждом движении ещё сильнее жмурилась и аппетитно кусала нижнюю губу. Бледа все громче и чаще застонала, выкрикнула — и обмякла.

— Не останавливайся, заклинаю богиней Ладой тебя… Мне ни с кем не было так хорошо, — говорила женщина, а на ее лице появились слезы.

Радости? Но мне не нужно было указывать, что делать. Я уже подмял её под себя…

А потом мы некоторое время лежали и смотрели, как сгущаются тучи над поселением моего рода. Весьма возможен дождь. И он очень даже своевременный. Несколько дней было жарко.

Я поглаживал молодое женское тело. Бледа периодически изгибалась, а я фиксировал эрогенные зоны, что есть у девушки. Хотя было ощущение, что она вся сплошь покрыта ими. Очень чувственная женщина. Мне это нравится. И вообще… Она мне нравится.

Тот случай, когда женщину хочется ещё и ещё. Хочется обладать ею, но не быть рядом. Не просыпаться вместе, не растить детей. Но быть ночью рядом. Может быть, если я еще и узнаю Бледу, как человека, а не только, как женщину, могу и полюбить.

У природы есть свой закон сохранения энергии. И он действует на всё. Если женщина необычайно сексуальна, притягивает к себе мужчину, то мужчина будет бегать за не по пятам, пока она остаётся именно такой, целовать песок, по которому она ходит.

А как только она захочет детей, станет домашней, вынужденно будет меньше уделять внимания мужчине… она растеряет то, чего от неё хочет партнёр. Потому опасно любить только лишь женщину. Нужно видеть в той, кого хочешь, еще и партнера по жизни, хранительницу очага, с рук которой захочется получить миску с похлебкой.

Впрочем, думал я сейчас не об этом. Ведь, как говорится, секс — не повод для знакомства. И если Бледа, не будучи замужней, рассказывает не об одном партнёре, а словно о множестве любовников… Что ж, так и быть: стану одним из. Нет… Хотя хотелось бы — единственным.

Но, судя по всему, в этом обществе мне такого не светит. Я уже перерос возраст, когда можно бегать за девицами в купальскую ночь и становиться у них первым. Исключительно молодому поколению — а я даже сказал бы: подросткам, — это ещё «позволено», хотя я и осуждаю подобное.

— Хочешь, я останусь здесь? — неожиданно для меня спросила Бледа.

— Хочу! — неожиданно для себя ответил я. — И больше ты не с кем не ляжешь. Или придешь ко мне и спросишь, позволяю ли я это тебе. И если позволю, то ты уйдешь. Принимаешь ли ты такое?

— Так чем это не быть женой тебе? — обрадованно сказала Бледа.

— Может и так!

И, ответив, не почувствовал никакого дискомфорта. Я действительно хотел, чтобы эта женщина осталась тут. Мне с ней было очень хорошо сейчас. И я уже понимал, что это «хорошо» нужно не только повторить, но и превратить в «отлично».

А ещё я вдруг нашёл прагматичную пользу от пребывания Бледы в моём поселении. Приход девушки мог стать своего рода сигналом: девушки и женщины, понимая, что у нас в основном живут мужчины, станут приходить. И тогда вопрос с женским населением во-многом решится. Может и не придется, как тем римлянам в период становления города Рима, похищать себе жен.

— Ты же не подумай. За мной и приданое есть. Я же не оборванка какая. В роду нынче старшая не за мужем. Ну и… Мира… Но она же изверг, — сказала Бледа.

— Разве мы должны обязательно жениться? Давай обсудим всё здесь и сейчас, чтобы потом не было сложностей. Я предлагаю тебе быть моей женщиной. Но при этом считаю, что жениться мне предстоит не по любви или желанию, а по необходимости, — сказал я.

— Так что мешает тебе сделать меня первой женой? — настаивала Бледа.

— То, что мне ещё нужно утвердиться как главе рода, — сказал я и не солгал.

Да, у славян нынче многожёнство было нормой. Однако далеко не каждый имел право иметь две и более жены. Простой общинник больше одной жены позволить себе не мог. Да и законы, передаваемые из уст в уста, запрещали бы это.

А вот глава рода, или приравненный к нему богатый человек, достаток которого неоспорим, мог позволить себе и две жены, и даже три.

Я долго работал в арабских странах под прикрытием. Это наложило отпечаток на восприятие мира. Конечно, как каждому русскому человеку, мне хотелось одну женщину — единственную, неповторимую, жену и товарища, что будет идти рука об руку со своим мужчиной.

Но, с другой стороны, идея многожёнства меня не отталкивала. У мусульман это не извращение — это норма, правила жизни, их мировосприятие. Оно не лучше и не хуже — оно другое.

По всему ясно: многожёнство — вынужденная мера. Мужчины умирают чаще. И это при том, что женская смертность при родах здесь должна зашкаливать в цифрах. Вопросы демографии всегда остры. А наличие двух жён, когда мужчина может их прокормить, даёт роду шанс заполучить сильное и здоровое потомство. Выживаемость и формирует морально-этические ценности. Так было и так будет.

Признаться, я бы сильно сбавил моральные ценности, например, после Великой Отечественной войны. Если мужик может прокормить двух женщин, а мужиков ну вообще мало, многие погибли — так и нужно было. Так, чтобы в следующем поколении не было слишком уж глубокой демографической ямы.

— А что твои родичи? — спросил я. — Простив не будут? И я, если уж придется, могу тебя сделать второй женой?

Было, действительно интересно. Идея сделать Бледу своей женой меня не отвращала. Я ведь вновь ее хотел. А если мужику от женщины нужен только лишь секс, то сразу после оного, он под разными предлогами выпроводит свою пассию. Может быть не навсегда, так, до конца следующей недели.

Эти правила нередко работали и по отношению женщин.

— Ты же объявил, что у тебя собственный род. И им придётся либо признать, что и я, кроме Миры, изверг, либо признать, что ты имеешь право именоваться главой рода. А они для тебя будут той силой, которая присоединит к тебе и древлятичей, — Бледа уже вживалась в роль жены.

Я встал и навис над коварной женщиной в облике милого, нежного ангела. Сразу выдавать такие расклады… А, может, мне и правда не гнаться за какой-то иллюзорной женщиной, чтобы вступить в брак по политическим мотивам? Может, эта способна помогать мне выстраивать будущее?

Ведь ясно: я собираюсь создавать государство. Без интриг и, возможно, без крови — этого не выйдет. Но государство славянам необходимо. Они не могут веками оставаться в рабстве. Вот-вот должны прийти авары, которые поработят славян, потом будут другие, которые тоже будут считать, что славяне — лучшие рабы. А так быть не должно.

Я должен создать государство, где будут чтить свободу превыше собственной жизни. Для меня это принципиально важно.

— Ну? Чего ты навис надо мной? Вижу, что готов сызнова… — усмехнулась Бледа.

И я вновь показал, что был готов. А потом ещё раз, да так, что она сказала мне: «Хватит, молю тебя». Эти слова каждый мужчина жаждет услышать еще чаще, чем признание в любви.

А хорошо здесь! Жаль, что приходится думать о выживаемости, если только не спину гнуть каждому завоевателю. А так можно было жить, радоваться каждому дню, примечать, как подрастают дети.

Покой нам только снится. И уже сейчас где-то стучат по Припонтийским степям копыта коней кочевников, спешащих забрать у склавинов часть урожая. Уже точат свои ножи все многочисленные враги славян. Слабых всегда бьют.

Но я сделаю своих соплеменников сильными. Или покажу им, что можно быть другими, нужно ценить свободу больше своей жизни. Таким должен быть славянин, никак иначе.

— Что это? Кусты пошевелись? Зверь?

— Или кто подсматривал за нами, — игриво отвечала Бледа.

Лучник Смел, действительно, подсматривал. И прямо сейчас выгадывал момент, чтобы спустить тетиву.

Конец 1-й книги.

16.12.2025 год. 19.04