Глава 9

Северо-Запад фемы Месопотамия

18 июня 530 года


Вот же ситуация… Мало того, что мне пришлось выдержать бой с одним из сильнейших персов. Потом ещё поучаствовать в сражении. Пусть и в таком, где мои воины получили лишь незначительные увечья. Так, оказывается, я попадаю в эпицентр интриг. Изменилось отношение к Вилизарию. Но как он меня хотел подставить? Сказал, что я могу собирать трофеи, которые принадлежат гуннам?

Скорее всего, предводителю этого народа на службе ромейского василевса не понравится, что я забираю как бы его имущество. Но я обязан это сделать. Велизарий при стечении всех важных людей этой крепости призвал меня собрать ценности с убитых гуннами персов.

Но… может я бы еще и подумал трижды, стоит ли собирать трофеи, вроде бы как чужие. Но ведь гунн, присутствующий на Военном Совете, смолчал. Не стал возмущаться нарушением прав. Так что если что, не буду ссориться с гуннами. Все претензии к их представителю в ставке командующего.

Так мне эти трофеи не собирать? Внутренняя жаба начала истошно орать. Всплыл образ моих просторубашечников, склавинов, в большинстве опоясанных не поясами, а верёвками. Бедных людей, не имеющих хорошего вооружения.

— Будь на северном выходе из крепости через два часа. Жди. Если выйдет мой отряд, присоединяйся, — решительно сказал я Данае-Данарис.

Спешно, почти что бегом, я пошёл к своим. Всё ещё продолжался сбор трофеев, мои бойцы успевали радоваться, но тащили в лагерь груды металла, одежды, вели коней. Придётся их огорчить.

— Пирогост, Хловудий, Некрас, — обратился я к своим ближникам. — Берите людей, быстро отправляйтесь на поле, где сражались гунны, и забирайте всё наиболее ценное, кроме доспехов. Оружие возьмите, но немного. Оставьте что-то и гуннам. Только самое ценное. Доспехи не берите! Так, словно и не обирал никто тех персов.

— Но к чему такая спешка, военный вождь? — спросил Пирогост, непрерывно глупо улыбаясь.

Это я не говорю ещё про Хлавудия. У этого улыбка была до ушей, и не сказать, что это образ для красного словца. Действительно, у десятника был огромный рот, и сейчас он улыбался им, демонстрируя не только неправильный прикус, но и ужасно «ржавые» зубы. Правда, они у него хотя бы были. Почти все… Два передних выбито.

— Потому как есть подозрения, что нас желают подставить. И ещё, — я задумался. — Говорите всем, что мы собираемся оставаться ещё дня на три, но говорите ещё и о том, что мы уходим одной дорогой, а сами же пойдём другой.

— Кто же за нами гнаться будет? Персы уже разбиты, иные в договоре с нами? — спросил Пирогост.

— Гунны, — сказал я. — Поспешайте, до возвращения гуннов мы должны уйти!

Если Велизарий не увидит, что мы собираем трофеи, то обязательно что-то еще придумает — это раз. Два — это то, что если не станем следовать воле дуки, то недолга прослыть трусами, что испугались гуннов. Тут еще и отобрать подумают то, что у нас уже собрано после боя. Три — жажда наживы. И это не чуждо ни мне, ни всем моим соплеменникам. По крайней мере, тем склавинам, что тут, рядом, в крепости.

Я хочу новую жизнь, если уж так уготовано, начинать не в штопанной рубахе и не в одиночестве. А воины могут быть со мной только мотивированными богатствами. Потом будем иные смыслы вкладывать в головы русских… черт… склавинских воинов.

Работа закипела. Я прохаживался мимо тащащих всякое добро своих бойцов и прислушивался к тому, что они говорят. Всегда важно знать настроение личного состава. Особенно, на войне или в походе.

— На своё городище приду, старейшиной стану, — говорил один боец.

— Немудрено, столь добра с собой привезём! — поддакивал ему другой воин, с натугой тянущий не менее пятнадцати небольших сумок. — А я сразу двух жен возьму. С такими богатствами прокормлю обеих.

— Нет… Уже одна жена — разорение. А вторая — голытьба. Я жениться не стану, — встрял в разговор третий боец.

Воины встретили решение быстрее убраться отсюда с большим энтузиазмом. Каждый из них предполагал, что, когда вернётся домой, станет большим человеком, так как должен получить свою долю с добычи.

Такие разговоры могли на меня навеять уныние. Ведь я не знаю, куда мне возвращаться. Кто я, какого рода. Племя — да, склавин. Но более ничего. Нужно будет всеми правдами и неправдами, но разузнать, какой у меня род и есть ли родственники. Должны же быть.

Главное сейчас — быстрее убраться. Более того, я не собирался сообщать Велизарию, что мы уходим. Насколько стало понятно, никаких договорённостей мы в этом случае не нарушаем. Договор с нами был заключён только на это сражение. Персов разбили. Плату получили. Теперь здесь нам делать нечего.

Был шанс уйти по-тихому под всеобщее ликование от победы. Вот только не одна чуйка ревела, но и логика говорила о том, что так просто добраться до мест обитания склавинов нам не дадут. И что сегодняшнее сражение — это отнюдь не главная моя битва.

Основные проблемы еще впереди!

* * *

Комнаты Велизария.

— Дука, склавины ушли, — взъерошенный и не совсем трезвый командир букеллариев, Арташес, ворвался в личные покои Велизария. — Прости, дука, неуглядел! И… за другое прости.

Арташес засмущался, застав молодого полководца, лежащим на ложе, и его жену находящуюся сверху молодого полководца. Воин-армянин напрягся и силился не поднимать свою голову. Обнажённая Антонина, сверкающая от пота и масла, показалась Арташесу ангелом. Порочным, но таким, ради которого и с дьяволу душу продать можно.

— Присоединишься? — звонким колокольчиком прозвенел голос Антонины, сделавшей вид, что нисколько не смутилась.

Арташес молчал. Велизарий же грозно смотрел то на своего телохранителя, то на жену, которая не спешила скрывать наготу.

Нет, Антонина не была развратной женщиной, по крайней мере, в сравнении с тем, какие нравы бытовали при дворе императора Юстиниана. Но ей очень нравилось, она от этого возбуждалась, когда на неё смотрят вот такими вожделенными глазами. В последнее время нечасто подобный взгляд исходил от мужа.

Но она никогда бы не далась в руки даже тому, приятной наружности и телосложения, склавину, ни уж тем более, Арташесу, который ей казался громилой, но отнюдь не милым, неинтересным. А вот склавина она почему-то вспоминала с пугающей регулярностью. И не могла понять, почему. Или не хотела понимать.

— Так что случилось, Арташес? — накидывая полупрозрачную тунику на своё влажное тело, спросила почему-то Антонина, а не Велизарий.

Арташес посчитал, что женщина уже одета, и он может поднять глаза. Впрочем, тайком, но он посматривал и когда склонял голову. Рассмотрел и грудь женщины, и другие не менее притягательные части её тела. Антонина видела, чувствовала, что на неё смотрят, возможно, потому и не спешила одеваться.

А вот её подруга, императрица Феодора, непременно пригласила бы армянина к себе на ложе. Правда, тут надо было обратить внимание на то, какое настроение у василевса. Порой император Юстиниан был недоволен тем, что на его глазах… Впрочем, важнее сейчас другое.

— Как ушли склавины? Я не дозволял им никуда уходить. Догнать и вернуть! — будучи тоже нетрезвым, сегодня пьющим вино неразбавленным, встрепенулся командующий.

— Не спеши действовать, когда голова буйная, — посоветовала жена мужу.

Велизарий недовольным взглядом посмотрел на свою женщину. Мало того, что их соитие не достигло кульминации, так ещё Антонина позволяет себе давать советы в присутствии других людей.

— Не злись, Великий дука, — Антонина подошла и начала ластиться, как кошка, изгибаясь, тереться о щёки и плечи своего супруга.

Велизарий стоял обнажённым и своим видом показывал, насколько он любит и хочет свою жену. Ему-то стесняться и скрывать что-либо не было никаких смыслов. Господь наделил всем тем, что нужно каждому мужчине, и даже немного более того.

Женщина мастерски демонстрировала себя, показывала грацию и пластику. Но при этом говорила:

— Договор со склавинами закончился? Можешь не отвечать, Великий дука, я знаю, что закончился он со всеми варварами, которые сражаются в пешем строю. Так как ты можешь их догнать и вернуть склавинов? Или хочешь, чтобы другие варвары подумали, что Великий дука Месопотамии не выполняет договорённости? Бунта тебе не хватает?

Велизарий сам всё это понимал, но выпитое вино требовало действий. А теперь он уже и успокоился, и внимательно слушал Антонину. Взял её во все свои походы, сам был инициатором этого, забеспокоился отставлять молодую и красивую жену в полном разврата Константинополе? Велизарий опасался того, что его жена станет поступать таким же образом, как и ее подруга, императрица.

И не то чтобы ревновал… Или всё же ревновал. Сам Велизарий не мог ответить на этот вопрос [о ревнивости Велизария есть свидетельства, когда он агрессивно реагировал на измены жены. Ну или Прокопий Кесарийский опять же нафантазировал].

— Арташес, ты можешь уходить! — повелительным тоном сказал командующий.

Не стоит ему лишний раз слушать о том, какие интриги плетут супруги. Итак, скорее всего, знает. Может даже проболтаться какой срамной девке, к которым, как знал Велизарий, его телохранитель бегает почти всегда, как только пообщается с Антониной.

— Мы не успеем кого-то другого подставить под гнев Суникаса. И оставлять этого гунна без внимания нельзя. Именно он сейчас гонит остатки персов и уничтожает их. И гунны возьмут большую часть добычи, чем усилятся. Василевс Юстиниан не станет с ними ссориться из-за тебя. И тогда… Не быть тебе дукой Мессопотании, а Суникас вернет себе это место, — сказала Антонина, как только за занавесками скрылся телохранитель.

Если в военные дела Велизарий даже близко не подпускал свою жену, то вот в процессе плетения интриг он прислушивался к ней постоянно. Во многом благодаря именно Антонине он, молодой и ранее особо ничем не отличившийся военный, был назначен командовать очень важной и богатой провинцией-фемой.

— А зачем кого-то ещё искать, если можно всё что угодно свалить на ушедших склавинов? Разве сложно распустить слух, что они забрали лучшие доспехи и лучших коней, много золота и серебра с убитых персов, которые пали от стрел и сабель гуннов? — резонно заметила Антонина. — Даже если они этого не делали… Или то, что они утащили два таланта серебром.

— Ты сделаешь это для меня? Сможешь такие слухи распустить через своих служанок? — спросил Велизарий.

— Если ты что-то сделаешь для меня… — игриво сказала Антонина, изгибаясь и томно поглядывая на своего мужа.

Туника прилипла к женскому телу, и стоящий рядом мужчина посмотрел на свою женщину звериным похотливым взглядом. А потом он разорвал дорогую ткань мало что скрывающей одежды своей жены, и завалил её на семейное ложе…

И разве важны склавины, когда тут такая искра любви? Может быть для кого-то и важны… Для той, которая гнала из головы одного дикаря, но не получалось, несмотря на то, что Велизарий очень старался угодить супруге.

* * *

Вышли в ночь. Причем не сразу, а частями покидали крепость Дару, чтобы меньше привлекать к себе внимания. Соединились уже далеко за полночь и пошли. Сперва, в сторону Средиземного моря, потом свернули на север. Так себе маневр, но может преследователи, если такие будут, смутятся?

Но я не думаю, что кому-то теперь до нас есть дело. Те же гунны, наверняка, награбят предостаточно, вернуться, а часть коней, что были персидскими, на привязи, дожидаются Склавина и его соплеменников. Там же и доспехи персидские.

Ну а то, что мы взяли с убитых персов серебро, немного оружия, перстни, еще так, по мелочи, узнать не должны. Так что я и вовсе считал, что сильно перестраховываюсь. Но лучше исключить вероятность неприятностей, пусть при этом и остаться чуть беднее.

Впрочем… Да мы физически не могли дотянуть даже то, что уже заполучили. Железки тянули частью даже на себе.

Двигались непозволительно медленно. Достаточно лошадей, чтобы каждый воин мог ехать верхом. Однако, больше половины склавинов предпочитали идти пешком. Они не владели искусством наездников.

Не мудрено. Как без стремян ездить? Это же неудобно! А еще и седла такие, что можно удивляться, почему каждый второй не падает уже после ста метров пути.

В иной жизни я ездил верхом. Не как профессионал, мастер конкура, или наездник на скачках. Но умел. До пятнадцати лет жил в деревне и там катались на лошадях. С мальства умел это делать. И да, без стремян, порой, подстилая под седалище только небольшой коврик. Так что помню, что это нелегко. В этом времени я пока не садился верхом, не хотел упасть в грязь лицом во всех смыслах.

Я ехал в телеге. И со мной была Даная. Слишком опрометчиво она решилась с нами отправиться, будучи беременной. Такой изнуренный пеший марш вряд ли осилила бы. Ну и еще один эффект был достигнут, благодаря тому, что Даная ехала со мной в кибитке: все посчитали, что она моя женщина.

Учитывая, что мой авторитет несколько подрос, не было проблем с тем, что за единственную представительницу слабого пола в нашем обществе началась бы борьба. Да и сама дамочка удивительным образом умела становиться холодной и такой, что бойцы, неопытные в общении с женщинами, а такие тут почти все, терялись. Одного словами отвадила от себя, другого… И все… Считай, что только рыжий Славмир единственный, кого, и палками не отгонишь, не то что словами.

Даная же стала для меня кладезем информации о мире. Не задавая лишних вопросов, она без умолку рассказывала:

— Я сперва была в доме встреч в Константинополе. Там кормили хорошо. Особенно щедры были «синие». Ну это те, из которых императрица Феодора вышла и сейчас василевс в «синем секторе», — рассказывала мне Даная, когда я прилег, устав наблюдать за почти одинаковыми пейзажами полупустыни. — «Зеленые» надменны, они жестоки, а «синие» хорошие.

Вот так я узнавал, какие партии, различимые по цветам секторов ипподрома в Константинополе, существуют. И много другого узнал. Например, то, что переправиться через Гелеспонт, проливы Босфор и Дарданеллы, нам станет очень и очень дорого. И что вообще может не получиться, так как животных много.

— Затребуют не менее, чем талант золотом, — говорила Даная. — Там все во власти евнуха Нарцисса. Он задрал цены, когда война началась. Проще до Рима доплыть, чем пересечь Гелеспонт.

Сколько это талант золотом, я мог только догадываться. Но точно, очень и очень много. Возможно это большая половина всего нашего имущества.

Но все равно я все еще думал о том, что уж как-нибудь, что через проливы мы пройдем. Ну заплатим много, или договоримся. Это же самый короткий путь. Альтернатива? Оставаться в Сирии, ну или Турции. Но… что, кстати немного, но греет мне душу… Нет тут Турции! Есть Византия, вернее Восточная Римская империя. И стоило бы разобраться, у какого черта рога больше. Может еще по туркам затоскую, когда окончательно уверюсь в скотстве ромеев.

— А иначе? — спросил я женщину. — Как нам дойти до склавинов на Дунае?

Сам-то ответ уже знал. Не только Данаю слушаю. Это удивительно, но если переправиться через проливы будет стоить очень дорого, то, например, из Трапезунда относительно приемлемо. Двадцать долей от всего, что перевозится — вот такая плата. Большая. Но мы, хотя бы остаемся с остальным своим добром.

Третье решение — выйти на Ефрат и двигаться, далеко от него не отходя. Между тем, были распространены слухи, что мы собираемся отправиться к Средиземному морю в надежде, что получится договориться с морскими торговцами, или даже с командирами византийского флота, которые там находились. Византийский флот стоял как бы не в Тартусе, где я по долгу службы часто бывал в прошлой жизни.

Бойцы, казалось, не знали усталости. Уже более десяти часов прошло с тех пор, как мы вышли из крепости Дара. И пока ещё ни разу не останавливались на отдых. Скорее всего, в ближайшее время нам все-таки придётся остановиться. Но не для того, чтобы отдохнули мужики. Животным уже давно пора перевести дух и полноценно поесть, а не так, как мы прямо на ходу кормили лошадей.

И таких остановок за день сделали только две. И все шли… шли… А когда солнце должно было клониться к закату, настало время принимать решение.

— Труби остановку! — приказал я Пирогосту, который чаще других находился верхом на коне возле кибитки, что я занимал.

Загудели трубы, люди с удовольствием остановились. Кто-то тут же «уронил» себя на траву. Впервые я отчетливо заметил, что не только животные, но и люди не двужильные, им тоже нужен отдых. Тем более после энергозатратной первой половины дня.

Как же мне не хватает часов! Вот когда привыкнешь к такой роскоши, как время определять и контролировать, то не представляешь, как справиться без них. Сейчас было около девяти вечера. Самое время, чтобы остановиться, подготовить бивуак, приготовить еду, ну и отдыхать. Тем более, что уже рано утром, до восхода солнца, мы двинемся в путь.

Я не гидрометцентр, чаще безошибочно могу прогнозировать погоду, чем они в будущем. И завтра будет жара, даже пекло. Так что лучше всего пройтись в предрассветных сумерках, ранним утром, но днем найти укрытие и отдохнуть.

Я решил провести совещание. Готовилась еда, большая часть бойцов занималась обихаживанием животных. Все были при деле. Нужно же и командному составу показать кипучую деятельность.

— Ну, други моя, и ты, Хламидий, — сказал я.

— С чего я не друг твой? Отчего выделяешь? — искренне наивно поинтересовался большой воин. — Все други, а я нет!

— Значит тому, что ты уже не Хловудий, а Хламидий согласен? — спросил я.

Мой приближенный десятник понурив голову, смолчал. Ну есть грешок, издеваюсь помаленьку над глуповатым Хлавудием. Но он взаправду какой-то с отклонениями. И это… гадит везде рядом. Словно бы помечает территорию. Вот и опять, не успели мы прийти, выбрать место для лагеря, как этот отошел в сторонку и нагадил.

И ведь сделал все по правилам. Я же говорил, чтобы не гадили там, где люди. Ну и он, эстет, мля, выбрал место — большую поляну у обрыва реки, да еще и с обилием деревьев, что скрывали большую часть нашего бивуака. Красиво тут… Но уже воняет. Спасибо Хламидию, что лагерь пришлось чуть в стороне начинать разбивать. Хотя меня никто не понял, почему. Но придет время, буду вдалбливать и про санитарию.

— Нас будто обманули, — сказал мудр Доброслов, после того как я предложил высказываться по поводу, как нам добраться до своих. — Уговор был заключен, а как уходить, не оговорили. Словно бы убить нас намеривались.

— У герулов и лангобардов так же, — заметил Пирогост.

— Так почему я Хламидий-то? — неожиданно для всех взревел Хлавудий.

У мужика явно медленный процессор в голове.

— Да помолчи ты… засера! — сказал Пирогост, собиравшийся что-то сказать по делу, но был перебит Хлавудием.

— А ты… ты… ты тоже засера! — сказал Хлавудий, встал с поваленного дерева и принял почти что боксерскую стойку. — Иди, бока намну, разумник выискался.

— А-ну сядь! — строго сказал я.

— Военный вождь, так чего он? — чуть ли не зарыдал Хлавудий.

Детский сад. Но веселый. Вообще люди вокруг меня открытые. Я и не знал, что такие бывают. В будущем почти каждый держит камень за пазухой. И в этом времени, как я понял, есть хитрозадые. Тонька, жена Велизария. От нее стервой веет. А от склавинов почти что наивной простотой. Только что мудр Доброслов еще, как сказали бы в будущем «продуманный».

Обиженный бугай-задира посмотрел на меня обиженно. Но сел и насупился.

— Кто-то хаживал через армянские земли? — спросил я. — Может через них пройдем?

Нет… не хаживали. Но я не отрицал и того, что придется по этому пути возвращаться. Очень долгому. И явно же опасному. Так что… Сколько там? Талант золотом? У меня есть золотой талант, я это… талантливо крестиком вышиваю и макраме, чтобы это не значило, тоже рисую. Шучу, знаю я, что такое макраме и что это о вязании. Но, талант… Заплатим [герой не совсем понимает, сколько это, талант золотом, 26 кг].

Задумавшись, я встал с поваленного дерева и направился проконтролировать, как бойцы обустраивают наш лагерь. Дня два, не меньше, нам следовало опасаться, что Вилизарию и его «прекрасной змеюке» всё же удастся каким-то образом провернуть свою интригу — и гунны отправятся за нами в погоню.

Вряд ли это случится через пару дней. Всё-таки мы должны уйти на приличное расстояние, а наши следы — затеряться.

Судя по всему, скоро начнут попадаться люди — и нередко. Возле боевых действий можно встретить лишь редкую повозку, направленную к войскам. А дальше жизнь должна кипеть: эти места обжиты уже несколько тысяч лет — с момента возникновения цивилизации. И я надеялся, что следы уже станут нечитаемыми. Мало ли кто и куда шел.

Когда мы уходили из крепости, гунны ещё не вернулись. Лишь небольшая их часть прибыла, чтобы сообщить: они гонят прочь персов, нагоняют их, обстреливают из луков, уничтожают любое организованное сопротивление. Так что были все шансы на то, что Суникасу будет не до нас.

Но есть же закон: если что-то плохое должно случиться, оно непременно сбудется.

— Вижу пылевые облака! — прокричал воин, которого отправили на самое высокое дерево наблюдать за округой.

— Твою дивизию! — сказал я.

Точно по наши души прибыли.

Загрузка...