Славянин 1. Возвращение к истокам

Глава 8

Крепость Дара

18 июня 530 года

Я залез на телегу, желая рассмотреть что происходит. Сражение перенеслось уже дальше чем на версту от нас. Любопытство же распирало. А еще нужно понять, как в этом времени воюют. Не просто знать теорию и предполагать, а прочувствовать. Есть у меня предположения, что не раз придется участвовать в бою.

Неожиданный удар герулов во фланг персидской тяжёлой коннице не мог сколь-нибудь повлиять на исход боя, если бы только не фактор неожиданности. Короче говоря, психология сработала.

Персы перегруппировались, недвусмысленно показывали, что вознамерились пойти в решительную атаку на наш правый фланг, туда, где защиты нет в виде вагенбурга. Там стояли гунны, такие беззащитные, скученные. Велизарий долго ничего не предпринимал.

Наверняка персы даже не разобрались, какими силами их атакуют во фланг, у них началась паника. Поклонники огня, то есть зороастристы, стали убегать. Плохая видимость еще сыграла свою роль.

— Что скажешь, вождь склавинов? — спросил меня Прокопий.

Вот же банный лист. Привязался на мою голову. А потомки прочитают, что… А о чем они узнают на страницах книги? Нужно будет спросить хронографа, что он думает обо мне. Ну и создать о себе хорошее впечатление. Почему-то мне было важно, какой образ сложится у некоего Андрея, то есть меня.

— Скажу, что Велизарий сильно рисковал. Если бы персы не подумали, что их в бок атакуют великие силы, ромеи сражение не выиграли бы. А так… Осталось только легких конных пустить вдогонку, чтобы больше добычи взяли, — сказал я.

— Так значит выиграли сражение ромеи? А ты в нем участвовал, — заинтересованно говорил Прокопий.

Я не стал объяснять этому ромею, что сам в шоке. Ну откуда тут славяне? Зачем нужно это было мне… Моему реципиенту?. Деньги? Что-то так себе аргумент, учитывая, что в склавинском обществе вряд ли могут быть развитые товарно-денежные отношения.

Герулы — не самые, на мой взгляд, сильные воины. Нет у них и доспехов, как у катафрактов, скорее, они легкая кавалерия. Но…

— Испугались персы, не поняли, что против них малый отряд во фланг ударил, — комментировал я происходящее.

Тут же к веселью присоединились на левом фланге гунны. Они засыпали стрелами персидские войска. Готовились ударить своими гнутыми саблями.

И в этот самый момент в бой вступили перегруппировавшиеся и частично сменившие коней катафрактарии, их усилили букеларии Велизария, к ним же присоединились герулы, так и не достигшие убегающих персов. И вся эта масса с гиком отправилась в бой.

— Выходим! — скомандовал я и спрыгнул с телег.

Хотел сделать это ловко, но покачнулся и чуть не упал. Было бы смеху. Неприятного для меня. Воины же взирали на своего вождя.

Просто стоять в стороне и наблюдать, как другие бьются, я не хотел. Но не желал я и встретиться в бою с тяжёлыми конными воинами персов. А вот что нужно было сделать — собрать наши, кровью оплаченные трофеи. Пока это не сделал кто-то другой.

Меня уже предупредили, что если не собрать трофеи раньше других, то даже тех врагов, которых убили мы, нам не дадут забрать. Уже просто потому, что склавинов мало и не будут боятся с нами конфликта. А ещё лошади. Действовал такой принцип: тот, кто поймал лошадь на поле боя или даже вдали от места сражения, но непременно вражескую, тот её и забирает себе.

Стоять да отдыхать было некогда.

— Берем все! — приказал я, заметив, что другие отряды так же выбегали за своими трофеями.

Но они устремились к тем побитым трем сотням бессмертных, которых контратаковали тяжелые конные ромеев. Мы же отправились собирать свое за рвом.

Тем временем, гунны устремились вперёд, уже нагоняя бегущих персов. На мой взгляд, армия персидская оказалась дутым индюком. Красовалась вся в великолепных бронях, но как дело коснулось сражения — не так чтобы и показала свою мощь. Может, многое я не заметил, да оно мне и не нужно.

Вспомнились слова Гермогена, помощника Велизария.

— Не смотрите, что одоспешенные огневики. Большая часть их — голытьба. Покажут всадники персидские спины свои — все, считай, что победа наша, — говорил Гермоген на Военном Совете перед сражением.

— Вождь! — ко мне подошла делегация из Пирогоста, Хлавудия и сотника Некраса. — Отправимся ли мы в погоню? Нам же это не запрещали.

— Нет… Мы отправимся домой. Готовьтесь уходить, — отвечал я.

Что-то подсказывало мне, что нельзя больше ни дня оставаться в лагере. И руководствовался я тем, что мы становимся вполне богатыми. Даже в понятиях ромеев. Лошадей много собрали, доспехов, оружия.

Многим другим, тем же многочисленным гуннам, такое положение дел не понравится. Во все времена был и остается принцип: у человека, семьи, рода, страны, может быть только то, что он, или они, в состоянии защитить. И если есть многое, но при этом силы владеющие богатством не имеют, то жди неприятностей.

А еще у меня впереди свои войны. Своя цель — я создам славянское государство. И пусть эта история пойдёт иным путём. Славяне еще удивят. Только бы меня приняли к себе. Но точно, решено! Я иду домой!

— Славная Победа! — провозгласил Велизарий.

— А-а-а! Слава! — заорали сразу десятка два мужских глоток.

Я со своим «А» запаздывал, потому решил, что и без меня шуму хватает.

Приглашение к столу полководца, дуки Месопотамии, Велизария, игнорировать было нельзя. Хотя я с большим бы удовольствием оказался прямо сейчас со своими воинами. Там спокойнее, нет такого напряжения в воздухе.

На Совете же словно бы пауки собрались в банке и только ждут неловкого движения кого-либо, чтобы начать пожирать друг друга. Вот вроде бы и смотрят, улыбаются. Но видно же, что каждый ждет предательства, иные ищут ссоры. Закончилась битва и теперь каждый сам за себя.

— Славная битва была. И гунны Суникоса всё ещё гонят остатки персидского войска. И да прославятся наши имена в веках! — воскликнул молодой полководец и посмотрел на рядом сидящего с ним Прокопия по прозвищу Кесарийский.

Прокопий же смотрел на меня. Такое ощущение, что он что-то знает, что я хотел бы скрыть ото всех. Не может знать молодой хронист. Наверняка своими ответами я его смутил. Ненамеренно отвечал так, как не должен дикий варвар. Ничего, еще прознают, что варвары умеют. Я научу. Быстрее бы…

Чувствовал себя несколько неловко. Можно сколько угодно пыжиться и надувать щёки, что я Великий военный вождь, но, когда вокруг такие же, да ещё и командиры более многочисленных отрядов… Да ещё и сплошь лошадные, может появиться некоторая неуверенность. Неуверенность в том, что не сорвусь и не обматерю собравшихся зазнаек. Каждый мнит себя центром вселенной. И это… Претит такая игра. Видимо, и я такой же паук, готовый отстаивать свое.

Но эти эмоции я гнал к чёрту.

— Если бы не засада моего отряда, то мы бы проиграли это битву, — жёстко сказал предводитель герулов.

— Ты, варвар, не прав. Лишь удар доблестных катафрахтариев решил исход сражения, — возразил Герулу один из командиров рамейской тяжелой конницы.

Казалось бы, что сейчас может произойти конфликт, но на удивление рыжебородый герул только лишь звонко рассмеялся.

— Да вы прятались за склавинами и лангобардами, иными пешцами, — смеясь, сказал вождь герулов.

Тут же Гермоген, предводитель катафрактариев, схватился за свой меч. Но хватило лишь резкого взгляда Велизария, чтобы командир тяжелой византийской конницы стушевался и успокоился. Авторитет Велизария поднялся высоко.

— Гунны все решили! — сказал незнакомый мне… Ну конечно, гунн.

Когда его соплеменники все еще гонят персов, этот, оставленный «на хозяйстве», свою правду озвучивается на Совете.

И тут выбор был за мной: смолчать или сказать, что все они удобряли бы землю, если бы не выдержал мой центр. Ну, не только мой…

— Если бы пехота не сдержала натиск огнепоклонников, то и не было бы возможности ударить катафактариям, — сказал Прокопий Кесарийский.

Как говорится, «с языка снял». Так что и правда, моя правда, прозвучала за этим столом. Пусть с ней абсолютное большинство и не согласилось.

У меня складывалось впечатление, что здесь собрались подростки, которые хвастаются друг перед другом после драки со шпаной из соседней улицы. Выясняют кто кого и как ударил. Вернее, даже не так. Никто ничего не выясняет, каждый просто хочет выговориться и показать себя геройским. Но нет тут внимательных слушателей. Своя рубаха ближе к телу; свои слова громче звучат только в собственных ушах.

Если бы такое мероприятие продлилось дольше часов трёх, то я даже нарушил бы какие-то правила гостеприимства и под любым предлогом покинул столь, во многих смыслах, варварское общество. Однако, к моему большому удивлению, не прошло ещё и часа, как Велизарий провозгласил очередной тост, отправляя всех по своим отрядам.

— С оценщиками моими не спорте, — давал напутственное слово командующий. — В добыче никто обижен не будет. По делам вашим до воздастся! Склавин Андрес… Я позволяю тебе собрать с правого фланга самое ценное, но оставить доспехи гуннам. Еще я плачу тебе за службу. Серебро уже в твоем лагере.

Все посмотрели на меня. Что-то неправильное было сказано. Но ведь Велизарий командует. Если он сказал, то кто я такой, чтобы не подчиниться? Тем более такому «хорошему» приказу. Собрать все ценное? Отлично.

— Благодарю тебя, дука. Но разве же не гуннов то добыча? — сказал я на греческом языке, привставая и обозначая скорее не поклон, а кивок головой.

— Тебе решать. Но не соберешь ты, другие это сделают. Или убоялся ты гунна Суникоса? — сказал Велизарий.

Я посмотрел на единственного гунна, присутствующего здесь. Он молчал. Словно бы и не услышал слов командующего. Значит, что все чисто и я могу это сделать? А те недопонимания, что проявляются на лицах людей — не что иное, как зависть?

Собравшиеся стали шептаться. Завидуют! Или все же подвох какой?

— А нынче ступайте и отдыхайте. Три дня у вас на то есть. Дальше конно пойдем на сто стадий в земли огневиков-персов, — больше не обращая на меня внимания, говорил Велизарий.

— Дука, прикажи срамным девкам цену сбросить! — уже когда собирались на выход, потребовал вождь отряда лангобардов.

Все, кто только что собирался уходить, остановились и вопрошающе посмотрели на Велизария. Вопрос о стоимости продажной любви был актуален для каждого присутствующего. Помешательство это у всех такое, или у здешних людей либидо зашкаливает? Бедные девки! Это же какой работоспособностью нужно обладать, чтобы обслужить такое огромное количество клиентов. Или не бедные? Уже богатыми станут.

Серебро теперь было у всех. Где трофейное, а где и выплаты от Велизария. Он расплатился со всеми наемниками, так же и с моим отрядом.

— В том я не вправе. И ни о каких срамных девицах знать не знаю. Я благочестивый христианин, — строго ответил Велизарий, явно солгав.

Знает он все! Вон, мне в награду предлагал. Перед церковниками заигрывает? Ну это его дела. Может жизнь, если я надолго в этом времени, еще сведет нас с этим полководцем. А пока я намеривался покинуть эти места.

Предводители отрядов выходили из башни командующего, бурча себе под нос, что, мол, хорошо говорить Дуке, если у него под боком жена, да ещё и маслом обмазанная. Про масло говорилось так, будто бы пределом мечтаний для каждого варвара было облизать римлянку.

А что? Двойное удовольствие. Во всех смыслах можно насытиться. А если ещё с хлебом, да солькой посыпать женские телеса… М-м-м объеденье!

— Склавин… смерть… Велизарий… наместник… Не взять добычу — слабый, боится гунна. Взять… — среди гула выходящих из крепостной пристройки военных вождей варваров и офицеров армии ромеев пытался разобрать я слова.

Говорили на немецком, или скорее на языке, который был похож на немецкий. В целом посыл и те слова, что я понял, мне не понравились. Нет… Точно нужно быстрее отсюда уходить. После боя, да учитывая то, что по странному стечению обстоятельств, ну или благодаря моей победе в поединке, Велизарий меня выделяет, я наживаю себе врагов.

Такое отношение дуки к моему отряду могло быть завидно для других. Ну и мы, мой отряд, должны были сильно прибарахлиться, заполучить богатые трофеи. И не многие могут этим похвастаться. Так что пару дней и нужно уходить. Куда? Понятно уже…

Я возвращался в свой лагерь. Определённо свой. После того, как произошёл бой, я проникся к каждому из своих бойцов. Мы честно и достойно дрались. Пусть и участие наше в сражении было не столь заметным и ярким. Но боевая задача выполнена. А это главное.

И даже мне, человеку с сознанием из будущего, подобное чувство военного братства было приятным и знакомым. Может быть я несколько преувеличивал. Но лучше так, чем осознавать, что я чужак в этом мире, одинокий, без друзей, родины.

Появлялись смыслы, или же я активно их искал и наделял значимостью. Люди, окружающие меня, начинали вызывать эмоции. Я становился частью этого мира. И важно, что это меня нисколько не пугало, не расстраивало. Принимал, как данность. Может в некоторой степени этому способствовало то, что я за свою службу в прошлой жизни немало времени провел в чуждых для меня обществах.

В крепости все ликовали, гуляли, праздновали. Крики раздавались повсеместно и были ненамного тише, чем грохот сражения. Никакого контроля. Толпы людей, с кувшинами, расплескивая какие-то напитки, словно сомнамбулы шатались и медленно ходили, сталкивались с себе подобными, выкрикивая иногда нечленораздельные звуки. Иные уже спали, прямо тут, на путях и направлениях пьяных воинов. Спящих чаще переступали, не обращали внимание, не оттаскивали в сторону. Вакханалия, да и только. Мне не нравилось такое.

Это мы варвары? Да недержание кишечника Хлавудия кажется верхом приличий и этики, в противовес вот этому… Лежит в собственных рвотных массах, улыбается. Доволен… Представляет, наверное, что-то.

Я проходил через узкие улочки центра города, толкаясь плечами с людьми. Многие поворачивались в мою сторону, дышали смесью паров перегара и вони от гниющих зубов. Но неизменно улыбались. А могли быть и агрессивными. Какое-то единение вокруг. И это забавно местами, если только было больше порядка и меньше грязи.

Радовались даже те, кто мало имеет отношение к военному делу. Хотя, это же как посмотреть. Если женщины настолько мотивируют мужчин к подвигам, то и представительницы древнейшей профессии какую-то роль сыграли в нашей победе.

А вот и они… Принимают клиентов. У девочек сегодня денежный, но трудозатратный день. Труженицы. Вымпел бы им дать и каким трудовым органом… э… орденом… наградить. Ну какая же пошлость! Насколько же то общество будущего, что я покинул, сейчас кажется морально устойчивым и нравственным! А ведь еще недавно думал иначе.

— Склавин! Андрес-склавин! — явно обращаясь ко мне, кричала девушка.

Я обернулся увидел Данарис.

— Зачем ты меня зовёшь? — спросил я. — Не поняла еще, что не лягу с тобой? А разговоры у нас уже были. Хватит.

— Хочу предложить себя, — сказала женщина и неприлично высоко подняла свою тунику.

Нет, в жизни у меня бывало разное. Ну вот так оригинально, ещё никто не предлагал свидание. Может девушкам из будущего такой вот прямоты не хватало? Тьфу ты… не желаю я такого ни будущим поколениям, ни настоящим. Мне кажется правильным, когда тема любви не на показ выставляется, а является делом двоих: мужчины и женщины. И никаких иных конфигураций! Ну, если только две женщины и один мужчина.

Вот зачем я об этом думаю? Организм уже недвусмысленно реагирует.

— У тебя столько денег не будет мне заплатить, чтобы я польстился на это, — сказал я, указывая на непотребство, явленное мне. — Одерни одеяния свои.

— Ты не прав, склавин. Это ты мне платить должен, — не поняла моего юмора жрица любви.

Хотя какая тут любовь! Тут любовью и не пахнет. А пахнет тут… Лучше не принюхиваться.

— Я не сильно дорого буду стоить, — явно прочувствовав моё нежелание общаться, поспешила добавить представительница местной сферы услуг.

— Мне это не интересно, — строго сказал я, имея желание быстрее добраться до своего лагеря.

— Тебе что, женщины не нравятся? — поддела меня Данарис.

— Не смей даже намекать на такую грязь! — сказал я и чуть было не взял девицу за шею. — Ну ты же была… Не такой… Там, в кибитке. Говорила со мной, не глупая… Зачем это все?

— Прости. Мне сложно понять, чем я тебе не по нраву. Но забери меня, Андрес-склавин. Ты же со своим отрядом уходишь? Битва завершилась, и дука Велизарий намерен отпустить всех варваров-пешцев, — сказала Данарис.

Я с интересом посмотрел на девушку. Нет, не туда, где находилось то, что она мне пыталась продемонстрировать, а в глаза её. Если там, в кибитке, когда она мне рассказывала про существующие реалии, а я засыпал, словно ребёнок под сказку матери убаюкивался, то сейчас увидел в девушке ту, которая могла бы и сослужить службу. По крайней мере, разузнать информацию. Самая популярная жрица любви может многое слышать.

Да и в целом Данарис выглядела очень даже ничего, если бы помыть, да причесать. Не особо-то и уступит в своей природной красоте жене Велизария. Только та ухоженная, чистая и упригоженная, вся такая… фифа. А эта — замухрышка в штопаной тунике. Но питается судя по всему неплохо. Не худа.

Золушка. Только рабочее место другое, не как у сказочного персонажа. Правда, кто его знает, как первоначально сказка звучала.

— Я милостыню не подаю, убогих не привечаю. Чем полезна можешь быть, кроме своего ремесла? — спросил я.

— А ремеслом я заниматься более не желаю. Не праздна я, склавин, дите под сердцем ношу. И это дар Божий, ибо уверилась, что понести более не смогу. И не Донарис я, а Даная, из антов, так что сродственники мы, — сказала девушка.

Я не скажу, что в своей прошлой жизни был сердобольным. Котиков и собачек с улицы не подбирал. Да и некогда мне было из-за специфики службы заниматься этим, даже если бы и захотел. Ведь мы в ответе за тех, кого приручили. И что, мне приручить эту, если говорить на греческом, тёлку? В смысле… Данаю?

При этом считаю, что у каждого живого существа должен быть шанс на исправление и на новую жизнь. Отношение к этой девушке, которая, наконец, опустила свою тунику, всё зависит от степени её полезности.

— То твои дела. Мне же скажи, чем можешь быть полезной, чтобы оправдать присутствие в отряде моем! — потребовал я.

На самом деле, уверен, что парни перегрызутся из-за неё. И не так она и нужна. Давать же девчонку пользовать я не собирался. Как-то и без того здесь хватает пошлости и грязи, чтобы ещё и с беременной проституткой…

Так что даже и не представлял, что она может сказать такого, чтобы всё-таки я её решил взять с собой. Но шанс у Данаи был.

— Вилизарий со своей женой задумали стравить тебя и Суникаса. Как они сделают, что Суникас тебя захочет убит, я не знаю. Но это должно случиться. И тогда Велизарий обвинит своего конкурента за место быть дукой Месопотамии, Суникаса, в преступлении, арестуют того или отправят подальше, — выдала мне расклады Даная.

Я невольно почесал затылок, наверное, выглядел при этом глупо. Не мои это привычные движения, так что нужно будет прислушиваться к своему организму и больше контролировать своё поведение. Ещё не хватало мне, чтобы даже подсознание того, в чьём теле я нахожусь, вырывалось наружу.

В целом же информация была настолько важна, что, если я останусь верен своему слову, то придётся эту дамочку брать с собой. Я уже догадывался, что тут неладно. Потому и собирался быстро уходить. Но если о интриге простив меня и моего отряда знает Даная, то… Да пусть идет с нами. Мы, русские, своих не бросаем! Вот же… Не русские, а склавины, и не своих, а девушку племени антов.