Следы апостолов

26

«Наверно, Алевтина прискакала», — думал Григорий, осторожно спускаясь по скользким лакированным ступенькам вниз. Он невольно улыбнулся, вспомнив, как она переполошила своим истошным криком все окрестности вечером в день приезда, едва не доведя бабку до инфаркта. Проводив ее и вернувшись в дом, он обнаружил на столе Алькин телефон и убедившись, что свет в окнах дома Серафимы Ивановны еще не погашен, поспешил через сад, чтобы вернуть забытое средство связи. Со стороны двора было темно, так что ему пришлось пробираться вдоль стены дома. Когда до угла оставалось уже каких-нибудь пару метров, путь Григория неожиданно осветил вспыхнувший на уровне лица огонек, и в тот же самый момент у него по спине пробежали мурашки ужаса. Алькин крик оглушил его и совершенно лишил воли к действию. «Чуть не обоссался от страха», — признался он себе, подходя к двери.

За ней оказался следователь несвижского управления внутренних дел Вадим Островский, с которым, благодаря событиям последних двух недель, у Григория уже успели сложиться вполне дружеские отношения. Именно капитан Островский вел дело о загадочном убийстве старика Юркевского.

— Я к тебе, как Каменный гость, — засмеялся Вадим. — Не помешал?

Григорий пожал его крепкую руку, и они вышли на крыльцо.

— У меня там человек издалека, — пояснил Григорий. — Ты уж извини.

— Я ненадолго, — сказал Вадим, доставая сигареты. — Так хоть покурю, а то ты в доме не разрешаешь.

— Не люблю запах…

— Послушай, — перебил его Островский, — тут у меня к тебе несколько вопросов по поводу дела Юркевского родилось. Может, покумекаешь на досуге? — Он заглянул Григорию в глаза.

— Надо было сразу реагировать, когда предупреждал, а не кидаться в крайности. Я только и делаю, что кумекаю об этом.

— Ну, ты же голова! За то мы тебя и ценим.

— А где медаль? — спросил Григорий, шутливо похлопав себя по левой стороне груди.

— Вот поможешь распутать это дело, мы тебя и представим, — заверил его Островский, давясь от смеха. — И звание дадим. Обязательно.

— Полковника?

— Нет, Гриша, на полковника ты еще не наработал, но лейтенантские погоны точно заслужил.

— Хорошо, — сдался тот, — валяй, выкладывай свои вопросы, только быстро.

«Совпадение, просто совпадение, — думал пан Бронивецкий, собирая дрожащей рукой с пола разлетевшиеся бумаги. — Что этот Григорий может знать? Ничего!» Последней он поднял книгу и, машинально перелистав несколько страниц, поставил ее на полку рядом с одиноким двадцать вторым томом Большой советской энциклопедии, среди страниц которого невидимые постороннему глазу покоились несколько купюр с портретами американских президентов. Немного постояв в нерешительности, Ежи уже собирался вернуться в кресло и налить себе в стакан минеральной воды, когда из приоткрытого окна до его слуха донеслись обрывки разговора, происходившего внизу на крыльце. Голос показался пану Бронивецкому настолько знакомым, что он не смог сдержать любопытства и, быстро приблизившись к окну, стал вслушиваться в диалог.

— Так ты думаешь, старика только из-за бумаг грохнули? — спросил Островский, глядя с преувеличенным вниманием на огонек своей сигареты.

— Уверен, — ответил Григорий. — Вероятно, убили не предна-меренно: стечение обстоятельств.

— Я тоже думал… Не похоже, что готовились. Но ведь мог и кто-то свой. Как считаешь? Чужого бы не впустил в дом.

— А чего там впускать? Старик, поди, и дверь-то не запирал. Кого ему было бояться?! Он же не бизнесмен или банкир какой-нибудь… Пенсионер, ветеран… Нет, Вадим, ты как хочешь, а я думаю, что это чужой. Свой мог бы документы и так украсть. Юркевский этот выпить не дурак был, вся округа знала. Напоил бы старика и всех делов — без мокрого.

— Ну, хорошо, тогда возникает вопрос: кто навел? Наводчик-то уж точно свой.

— Тут ты прав, — согласился Григорий. — А что, дочь больше ничего интересного не вспомнила?

Вадим шумно вздохнул.

— Дочь ничего толком вспомнить не может… Сегодня снова к ней заезжал. Странная она баба… Говорит, крутился, мол, вокруг какой-то мужичонка, но не из местных. Спрашивал, не надо ли дров привезти. Родственник у него, якобы, недорого продает. Старик вроде отказался. Она точно не знает. Соседи тоже ничего нового не вспомнили. Их в момент убийства, вероятно, вообще не было дома. Вот и все.

— Негусто, конечно.

— В том-то и дело, — в сердцах бросил Вадим. — Если бы тебя еще раз озарило, Гриша… Мне, понимаешь, хоть одну зацепку надо! Такую, бля, малость, — он сунул Григорию под нос, зажатый между большим и указательным пальцем догоревший до фильтра окурок. — Начальство уже волком зыркает. Спрашивает, где наработки. А какие тут к чертям собачьим наработки, когда я даже толком не могу узнать, что это за бумаги были и только ли их взяли. Кому-то ж они, сука, понадобились…

— Бумаги… — задумчиво произнес Григорий.

За разговором они не заметили, как из-за кустов появилась Алька.

— Здорово, Григорий Николаевич, — по-мужски приветствовала она родственника, выбрасывая окурок. — Извините, что помешала вашей интимной беседе.

— Вовсе нет, — с улыбкой ответил Григорий, подмигнув Вадиму. Тот, завидев Альку в коротких белых шортиках и лиловом топике, тонкая ткань которого озорно топорщилась на груди, сразу весь как-то подобрался и даже расстегнул еще одну пуговицу на рубашке. По его лицу было заметно, что он приятно удивлен. — Алевтина, моя родственница, внучка Серафимы.

— Вадим, — представился Островский и сделал попытку поймать Алькину руку.

— Это не обязательно! — воскликнула она. — Гусарство оставьте для жены. Ей будет приятно.

— Увы, — с наигранной грустью обронил Островский, — я холост.

— Неужели?!

— Вот Гриша не даст соврать.

— Да, — сухо подтвердил тот. — От рождения.

— Я собственно хотела пару эскизов сделать к портрету, пока есть настроение. Потом может не быть…

Вадим с удивлением взглянул на Григория.

— Живописью увлекается, — пояснил тот. — Решил запечатлеть себя в масле, чтобы у потомков не оставалось иллюзий. Традиция предков…

— А вы к нам надолго? — обратился Вадим к Альке, нескромно разглядывая ее почти в упор, чем нисколько девушку не смутил.

Заметив интерес к своей персоне, Алька приосанилась.

— Недели две-три, — она насмешливо посмотрела в глаза Островскому. — У меня практика. — И игриво добавила: — Если не будет причин задержаться.

— В какой области практикуетесь? — вкрадчиво спросил Вадим, придвигаясь к ней поближе.

— Юриспруденция.

— Так мы коллеги! — обрадовался Вадим. — Готов поделиться опытом прямо сейчас.

— Она в исполкоме письма разбирает, — пояснил Григорий. — Жалобы старушек, кляузы разные, словом, обеспечивает диалог между населением и властью.

— Так и будем на улице стоять? — спросила Алька, чувствуя тепло внизу живота. Вадим ей понравился с первого взгляда: крепкий, явно с хорошим чувством юмора, всем своим видом располагаю-щий к себе. Она невольно попыталась сравнить его с Сережкой и чуть не расхохоталась. «Вот настоящий мужик», — подумала она, уже покоряясь силе его мужского обаяния.

— У меня там гость, — спохватился Григорий. — Может, с эскизами повременим полчасика?

— Правильно, — подхватил Вадим. В этот момент он уже размышлял, а не заказать ли ему сразу столик на вечер или ограничиться чаем у бабки Серафимы. — А мы с Алевтиной пока прогуляемся.

— Не скажу нет, — охотно откликнулась та, позволив Островскому слегка приблизиться к себе.

Когда Григорий вернулся в свой кабинет, пан Бронивецкий сидел в кресле, зажав в руке пустой стакан. Выглядел он совершенно подавленным. Услышанное настолько поразило его, что он никак не мог найти в себе силы, чтобы поднять глаза и взглянуть на хозяина дома. Теперь Ежи было ясно, почему события стали развиваться не по сценарию.

— Прошу прощения, — извинился Григорий. — Знакомый заехал не вовремя. Так на чем мы остановились?

Но пан Бронивецкий не слышал его. Он думал о том, так ли уж случайна его сегодняшняя встреча со следователем и чем это все может обернуться. От былой уверенности не осталось и следа. Теперь он уже не сомневался, что по его следу идут. «Это только вопрос времени», — пробормотал он.

Обнаружив перемену, произошедшую с гостем, Григорий решил, что все дело в тех хлопотных обстоятельствах, о которых Ежи говорил получасом ранее. Он осторожно тронул гостя за плечо.

— Вам плохо? — участливо спросил он, присаживаясь перед Бронивецким на корточки. — Может, хотите прилечь?

Увидев прямо перед собой лицо Григория, Ежи вздрогнул.

— Нет, нет, — запротестовал он, вскакивая на ноги. — Мне надо идти. Простите, поговорим в другой раз. — Он совсем забыл, что соби-рался попросить своего белорусского друга о небольшом одолжении.

«Я должен немедленно известить куратора о сложившихся обстоятельствах, — думал он, пересекая двор в сопровождении хозяина дома. — Это ужасно, и мне надо как можно скорее покинуть Несвиж. Я поддался искушению и вот итог. В конце концов, там, в Ватикане, обязаны понять, что есть вещи, на которые он, Ежи Бронивецкий, не способен».

— Ну вот, теперь в этой непонятной головоломке одним фрагментом стало больше, — пробормотал Григорий, возвращаясь к себе. Он вспомнил, как поляк в одном из своих писем очень подробно расспрашивал его о планах подземелий замка. Особенно его интересовало, не было ли открыто в последние годы новых галерей. Уже вступив на последнюю ступеньку лестницы, Григорий вдруг остановился, пораженный догадкой.

— Матерь Божья! — воскликнул он. — Они тоже!