Следы апостолов

43

— Оставим машину у этой кирхи, — указав рукой на иезуитский костел, распорядился Вагнер, — и пройдемся пешком. Сегодня прекрасный день для новых начинаний.

— Доктор потянулся, бодрым шагом спустился с крыльца гостиницы и, перейдя дорогу, направился в сторону замка Радзивиллов. Генриху ничего не оставалось, как поспешить за своим боссом. По дороге к замку, проходящей по дамбе между двух прудов, Вагнер не проронил ни слова. Он глубоко дышал полной грудью, щурился на солнце и, казалось, даже наслаждался пением не только птиц, но и одному ему слышных ангелов. В таком приподнятом состоянии духа Генрих не видел доктора ни разу.

В теньке под деревом возле мостика через замковый ров Вагнера поджидали два угрюмых полицая, вооруженные киркой, кувалдой и совковой лопатой. Доктор жестом приказал полицаям следовать за собой и уверенно прошествовал в замок через арочный вход, проложенный в крепостной стене. Он остановился на площади замкового строения, на секунду задумался, ориентируясь в незнакомой обстановке, и наконец-таки заговорил:

— Нам туда, господин Штраубе, — доктор уверенно указал на вход в то крыло замка, где находилась обнаруженная Генрихом комната. — И переведите этим землекопам, что их ждет обычная работа — немного помахать их шанцевым инструментом, а то мне на них больно смотреть. Генрих, ну взгляните на это ничтожество, — Вагнер указал на покрытого потом Бронивецкого, прижимающего к груди кирку, — стоит, трясется как осина, того и гляди в штаны навалит, если уже не наложил.

Генрих и сам чувствовал исходящую сегодня от доктора пиковую энергетику. Сам он умел хоть как-то противодействовать ему, ставя психологические барьеры и возводя крепостные стены на пути к своему сознанию, но что говорить об этих двух деревенских, продавших родину рекрутах? Того и гляди, чтобы они сейчас точно не обкакались. Он перевел полицаям слова Вагнера, и вслед за ним проследовал в замок, будучи уже уверенным в том, что он подведет к тому самому месту, которое разведчик пытался от доктора скрыть. Интересно, размышлял Генрих, как долго босс будет пребывать в таком высоком состоянии духа? Если долго, то мне несдобровать. Он быстро обесточит не только меня, но и все живое в радиусе ста метров вокруг себя. Вампир хренов, что же за зелье такое он употребил?

Утром до прихода Генриха Вагнер сделал несколько звонков в комендатуру. По его приказу в замке быстро очистили шесть больничных палат, переведя раненых летчиков в другие помещения, выделили в качестве рабочей силы двух полицаев с необходимым для демонтажа стен инструментом.

— Ну, и где же, по вашим прикидкам, должна находиться искомая нами комната? — спросил доктор, остановившись рядом со стеной, за которой, по его мнению, она и была.

— За вашей спиной, доктор, — ответил Генрих, не видя причин врать.

— Пусть ломают, — приказал доктор, очертив на стене рукой невидимый овал на высоте примерно одного метра от пола. Бронивецкому и его помощнику перевод не потребовался, они быстро смекнули, что от них требуется, и дружно принялись колотить по стене киркой и кувалдой. — Не будем им мешать, — промолвил Вагнер, — им тут как минимум минут на сорок работы, как раз хватит, чтобы прогуляться вокруг замка еще раз.

— Как. Вы уже ходили вокруг замка? — удивился Генрих.

— Я вокруг него летал, — важно заметил доктор.

— Что? A-а, ну да, конечно, — рассеянно сообразил Генрих, подумав, что в своем недавнем состоянии шеф мог полетать хоть над Нью-Йорком, хоть над полюсами планеты Сатурн. — Знаете, господин оберштурбманфюрер, я вам сильно завидую. Мне кажется, что в вашем состоянии вы способны видеть и проходить сквозь стены без помощи всякого инструмента. Скажите, как долго оно продлится?

— К сожалению, недолго, — ответил Вагнер, — к завтрашнему утру не останется и четверти от нынешнего потенциала.

Обойдя вокруг замка, Генрих с Вагнером опять вошли во внутренний двор, где доктор обратил внимание на вход в подземелье, охраняемый СС-овским автоматчиком.

— Что там? — поинтересовался он у Генриха.

— Вход в подземелье, в котором вроде лаборатория, которой заправляют ваши коллеги из Аненербе, — пояснил тот. — У меня сложилось впечатление, что проникнуть туда не получится даже у фюрера, окажись он здесь и пожелай этого. Остальные подвалы я уже изучил, там нет ничего интересного.

— Не волнуйтесь, — успокоил Вагнер, — надо будет, побываем и там. — Отто посмотрел на часы. — Пожалуй, наши карбонарии уже разломали стену, пора взглянуть, какие сюрпризы нас ожидают в этой потайной каморке.

Как и предполагал Вагнер, к его приходу все уже было готово. В стене зияла дыра, через которую без труда, немного пригнувшись, можно было проникнуть внутрь комнаты. Доктор отправил полицаев по домам, пропихнул ногой в проем пару кирпичей, зажег фонарик и ловко прошмыгнул в темноту. Генрих не стал ждать приглашения, он тоже зажег свой фонарь и поспешил за доктором.

Среди пыли, паутины и расставленной по углам старой покосившейся мебели на трехногом круглом столе Генрих с Вагнером обнаружили шкатулку с медным радзивилловским гербом на крышке.

— Как думаете, оберштурмфюрер, внутри то, что вы ищете? — поинтересовался Генрих у неспешащего открыть крышку доктора.

— Не думаю, — ответил Вагнер, — Апостолы достаточно гро-моздки, и даже один не поместится в эту шкатулку, не говоря уже о двенадцати.

— Откуда вам известны их размеры? — удивился Генрих, в туже секунду спохватившись и сам себе ответив на этот вопрос. Конечно же, доктор их видел, находясь в измененном состоянии сознания.

— Видел, — открывая шкатулку, коротко бросил босс, подтвердив догадки своего спутника. — Я задумался о другом. Самих Апос-толов в этой комнате мы не найдем, но очень надеюсь что обнаружим шпаргалки на путь к ним. Доктор перевернул шкатулку, высыпав на стол находящиеся в ней золотые монеты и украшения. Сложенными вместе указательным и средним пальцем он небрежно покопался в куче золота и не найдя ничего интересного продолжил поиски в старинной мебели. Среди истлевших тряпок, покрытых бирюзовой патиной бронзовых статуэток, старых книг, бутылочек из темного стекла с сомнительным содержимым, и прочего, не представляющего интереса, хлама, доктор, наконец, нашел то, что его заинтересовало. Этим предметом оказалась старинная домовая книга на польском языке, которую он обнаружил в дубовом секретере с горизонтально откидывающейся крышкой. Доктор положил книгу на стол рядом с золотом и перевернул обложку. Генрих подошел к столу и присоединился к изучению пыльного фолианта.

На левой стороне разворота находилось изображение Остробрамской Пресвятой Богородицы — весьма почитаемой в этих местах покровительницы белорусов. Богородица, чуть опустив вниз голову с золотой короной, в смирении сложившая на груди руки, взирала куда-то вниз, оттеняя ярким светом своих белых одежд прописанный на синем фоне золотой нимб и россыпь разбросанных вокруг серебряных и золотых звезд. Генриху показалось, что нечто в облике Богородицы было не так. Что-то не соответствовало каноническому написанию иконы, которую он достаточно хорошо рассмотрел в Фарном костеле, но что конкретно, было пока не ясно. Справа на форзаце книги были начертаны цитаты из Евангелия со ссылками на номера стихов. Вагнер медленно пролистал книгу до конца, внимательно разгдядывая и давая возможность Генриху изучить каждый разворот.

— Что скажете, господин Штраубе? — спросил доктор, дойдя до последней страницы и захлопнув книгу. — Вы заметили, что-нибудь интересное?

— Ничего особенного, обычное описание доходов и трат Доминика Радзивилла. На каком-нибудь аукционе в Швейцарии за эту книгу можно было взять наверно неплохие деньги.

— Быть может и так, — ответил Вагнер, еще раз распахнув книгу на странице с Богородицей. Доктор опять погрузился в свои мысли. — Пойдем, — скомандовал Вагнер, — нам здесь нечего больше делать, поколдую над этой книгой дома.

— Что прикажете делать с остальным добром? — Генрих окинул взглядом комнату.

— Монеты и побрякушки заберем, остальное оставим нашим выздоравливающим летчикам на сувениры, — распорядился Вагнер.

Генрих сложил ценности обратно в шкатулку и, пожалев о том, что оставшееся в комнате достояние его страны с легкой подачи Вагнера достанется немцам, тяжело вздохнул и побрел за доктором. На пороге гостиницы Генрих отдал боссу шкатулку, попрощался с ним и ушел к прудам принять солнечные и водно-воздушные процедуры, уж больно чудесный выдался сегодня денек.

— …Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, — Штольберг в третий раз закончил подсчет сохнувших на веревке прикрепленных к ней прищепками фотоснимков. Он точно помнил, что перед началом печати он раскрыл новую пачку фотобумаги, в которой по номиналу было двадцать листов. Страсть к подсчетам на всю жизнь засела в характере Эриха еще со времен, когда он каждый день проводил за карточным столом. И хотя он так и не научился хорошо играть, но привычка считать стала для него навязчивой идеей. Например, Штольберг мог без труда ответить, сколько кадров осталось на пленке его «Лейки» и никогда не обнулял счетчик. Эту функцию он считал вообще не нужной: «Ну, как это можно не помнить таких мелочей, как оставшиеся кадры, или например количество дырочек для шнурков на твоих ботинках», — порой недоумевал он. Еще раз порывшись в пачке из черной светонепроницаемой бумаги, в мусорном ведре, заглянув в растворы реактивов и не обнаружив там двадцатый лист, Штольберг призадумался. А ведь господин Штраубе не так прост. Бабку-хозяйку Эрих исключил из числа подозреваемых. Старуха как огня боялась темной комнаты своего постояльца, крестилась, проходя мимо нее, считая, что немец занимается там какой-то сатанистской практикой в свете красного фонаря. Оставался только Генрих. Интересно, какой снимок похитил мой спаситель, размышлял Штольберг, если один из тех, где мы на развалинах моста — не большая беда, а вот если тот, где изображен наш агент — партизан, то это плохо, и даже очень плохо.