Слеза Рода

Глава 13

— Даже не знаю — надо мне знать подробности, нет? — задумчиво произнес я. — Не в смысле — психану, рвану обратно в горы и стану ее спасать, а потому что все равно.

— По большому счету я тебя понимаю, — помолчав, ответила Светка. — Майя не самая приятная особа. Если хочешь, не буду рассказывать, не вопрос.

— Да ладно уж, валяй, — решил я. — Что там с ней?

— Первое — скоро ее в Москве не жди, она у Хозяйки надолго осела. Она теперь тоже ее должница. Сменяла Майя свою свободу на выход из старых штолен. Хотя осуждать не возьмусь, видно, сильно невеселое там место. Бывшая твоя девка крепкая, с нервами там явно порядок, но в день заключения сделки я у нее в волосах седину приметила. И еще мне показалось, что она заговариваться начала.

Ого. Психика у Майи всегда была как крепчайшая стена, которую тараном не пробьешь, тут Светка права. С совестью — да, скверно, с памятью на собственные долги тоже, а вот с остальным — грех жаловаться. И если ее так растопырило, значит, в штольнях тех все очень, очень скверно.

— Второе — она приятеля своего прибила, — продолжила тем временем выкладывать новости Метельская. — Хозяйка сказала, что место в свите одно, а кто его займет — решайте сами.. Не знаю уж, где Майя добыла кованый четырехгранный гвоздь, но она сразу, как только Каменная Дева замолчала, напарнику его в глаз вогнала, да так, что острие из затылка вышло.

Тот даже ахнуть не успел.

— Ну, значит, с башкой у нее все нормально, — констатировал я. — Узнаю стиль, она всегда была далека от рефлексии и самокопания.

— Спорный вопрос, — возразила Метельская. — Нет, четкое понимание что, где и как присутствует, спора нет. Но вот тот факт, что попутно все происходящее она обсуждает с кем-то, кого никто, даже Хозяйка, не видит, немного настораживает. Причем живо так общение проходит, с шутками, спорами и даже руганью. А в остальном — какой была, такой осталась, разве что обтрепалась изрядно да килограмм семь скинула. Но тут я даже позавидовала, что скрывать. Так что, повторюсь, скоро не жди.

— И очень хорошо, причем даже не мне это на пользу, а ей самой. Слишком многие на нее зуб точат, от твоих коллег до разных представителей Ночи, потому сунься Майя в Москву, ей штольни санаторием покажутся. Потому, когда она после полученной вольной до тебя доберется, ты ей посоветуй валить в строго противоположную сторону от столицы. Целее будет.

— С чего ты взял, что она ко мне припрется? — удивилась Светлана. — Я ее не приглашала и адрес не давала.

— Она больше никого в Екатеринбурге не знает, — пояснил я. — Ты единственная знакомая. Плюс тебе не надо ничего объяснять. А адрес… Уж поверь, эта найдет!

— Поверю, — согласилась со мной оперативница, — и передам. Но, полагаю, та же Марго раньше на свободу выйдет, чем она. К тому же кто знает, что именно Хозяйка повелит делать? Гиблых мест в горах Урала хватает. Да ты и сам теперь в курсе.

— Может, оно и к лучшему, — отметил я. — И все, закрыли тему. Ты лучше скажи деду Геннадию, что данное ему слово я сдержу. Не исключено, что даже с «горочкой». И еще, что он может смело возвращаться домой, Голем в Москве, теперь это подтвержденный факт. Лично его сегодня видел.

— Как доеду — передам, — пообещала Светлана. — А дитятко наше неугомонное, Аракашу-поганца, за тестикулы ты еще не прихватил?

— Пока нет, — вздохнул я. — Ловок, паскуда такая! Сегодня и с ним пересекся, так опять он улизнул. Из-под самого носа!

— Ничего, поймаешь, — успокоила меня Метельская. — А как за яйца его возьмешь, так покрути их от меня влево-вправо так, чтобы он, как заяц, перед смертью зубами дробь выбивал и визжал.

— Сделаю, — пообещал я, недобро улыбаясь. — Как тебя не уважить, мы же теперь почти родня.

— Светка, приезжай в Москву! — крикнула в трубку Марина, прильнув своей щекой к моей. — Почудачим! Все рестораны и косметические салоны столицы будут у твоих ног!

— Самое время шампанское жрать и ноготки делать, — рассмеялась оперативница. — Я за что хвататься не знаю. Сначала начальству надо что-то наплести, оно же в недоумении, где меня черти столько времени носили, и дел разных накопился воз. Хотя, может, меня и уволили за это время. Тогда почему нет?

— Шутки шутками, а у меня в агентстве всегда найдется вакансия для такого спеца, как ты, — более чем серьезно заявил я. — Принципы, по которым я существую, тебе известны, с жильем чего-нибудь сообразим, а жалование точно большее, чем на государевой службе, твердо обещаю. Подумай.

А почему нет? Мало на свете людей, к которым я спиной повернуться не побоюсь. Метельская одна из них. Да, всего ничего знакомы, и такие выводы. Но и так случается. Впрочем, как раз вот так всегда и случается, по крайней мере у меня.

— Я тебя услышала, — помолчав, ответила Светлана. — Если турнут — обещаю подумать.

— Думаешь, согласится? — осведомилась у меня Марина после того, как я распрощался с Метельской.

— Не знаю, — убирая телефон в карман, пожал плечами я. — Надеюсь, что да. Хотя… Она цельная натура, такие врастают в свою привычную жизнь невероятно, и им очень трудно решиться что-то изменить, причем чем дальше, тем сильнее. Это как рыбу из воды на берег вытащить. Уверен, если ей сейчас звезду с погон снимут, но при этом оставят на службе, то она согласится на такой размен. Я бы ушел, ты тоже, а она останется. И дело не в отсутствии тщеславия, просто ей так удобнее.

— Тем более что чего-чего, а тщеславия у Светки нет, — подытожила девушка. — Это я еще там заметила. И даже немного ей позавидовала. Мне что сестры, что мать, что мачеха всю дорогу талдычат: «Ты Белозерова, помни об этом». Статусность, ответственность за репутацию семьи, бу-бу-бу, бу-бу-бу… Иногда кажется, что я ходячий баннер, а не человек. Макс, а кто такая Геля?

— Секретарь, — я ткнул пальцем в направлении приемной, — сидит за столом, занимается документацией, отвечает на звонки и так далее. Я же тебе про нее вроде рассказывал? Еще там, на Урале.

— Не особо. И я не так вопрос сформулировала, извини. Кто тебе Геля?

— Секретарь, елки-палки. Марин, иногда огурец — это просто огурец. И сразу — я очень не люблю вот такие разговоры, они меня раздражают, поскольку начинает казаться, что за ними следом начнутся разнообразные «я потратила на тебя свои лучшие годы» и «какая я дура, что тебе поверила». Я это все уже проходил, рецидива не хочу.

— Просто мне надо видеть всю картину, — невозмутимо пояснила девушка. — Полностью. Папа всегда говорит: «Когда ты знаешь все, цена возможной ошибки гарантированно будет меньшей, нежели в обратном случае». Потому спрашиваю. Заметь — не навожу справки за спиной, хотя могла бы, а обращаюсь прямо к тебе.

— Умный у тебя папа, — признал я. — Ты его слушай. И — оценил. Ладно, мне ехать надо, работа сама себя не сделает. Сенька! Да вылезай, можно. Эта леди недавно похлеще диковины повидала, ее ничем не смутишь.

— Ой! — полностью опровергая мои слова, вскрикнула Марина, когда скрипнула дверь шкафа и из нее показалась кудлатая голова моего служителя. — Это кто?

— Арсений, — подсказал я. — Он тут живет. Скажем так — он мой офис оберегает от всяких неприятностей.

— Еще убираюсь тут, — подсказал Сенька. — Мышей гоняю, чтобы они провода не грызли. Воду в булькалке меняю.

— Нечего привирать, — поправил его я. — С тех пор, как тебя бутылью чуть не пришибло, ты к кулеру даже не подходишь.

— Я пробую, — насупился он. — В прошлый раз почти получилось. Я просто стул подставил…

— Какой забавный! — рассмеялась Белозерова. — Вы домовой?

— Можно и так, — с достоинством ответил Арсений. — Если по роду-племени судить. А на деле — при офисе я состою, как хозяин и сказал.

— Мне очень здесь нравится, — заявила Марина. — Макс, можно я буду часто заходить? Пожалуйста!

— Да на здоровье, только часто не получится. — Я открыл сейф, достал из него паспорт и пару пустых магазинов для пистолета. — Если ты забыла, то меня отсюда выселяют. И кстати, Арсений, ты же со мной? Или тут останешься?

— Лапоть нужен, — деловито заметил домовой. — Лыковый. Без него никак. Уголья из печи мы чем другим заменим, хоть бы даже пару карандашей в пепельнице спалим, а без лаптя никак. Ну и слова надо будет нужные молвить.

— А зачем он? — заинтересовалась Белозерова.

— Так в нем в новый дом и поеду, — охотно пояснил соседушка. — Традиция такая, от веку домовых так из-под одного крова под другой перевозили.

— Да где же я тебе лапоть возьму? — изумился я. — Если только в сувенирной лавке какой поискать? Или на «Авито», там народ много разного продает.

— У меня есть! — азартно выпучив глаза, заявила Белозерова. — Точно-точно. Папке чего только в регионах на память не дарят, когда он в них деньги инвестирует. То валенки, то меда бочонок размером с меня, то балалайку. И лапти у нас есть. Даже, по-моему, не одни. Папа подарки никогда не выбрасывает и не передаривает, говорит, что так можно удачу от себя отвадить.

Второй раз упоминать о том, что папа у нее умный, я не стал. К тому же он, похоже, не только умный, но и знающий.

— Да и вообще… — Девушка обвела глазами помещение. — Короче — ты пока лапоть не ищи, ты Аркашку лови. А там видно будет.

— Чайку? — молвил Арсений, из чего я сделал вывод, что Марина ему понравилась, в противном случае он бы шиш ей чего предложил. — С баранками?

— Без меня, — заметил я. — День короток, а дел много. А вы, если желаете…

— Нет-нет, тоже поеду. — Белозерова подошла к домовому и протянула ему руку. — Очень рада была познакомиться, Арсений. Извините, отчества не знаю.

— Вон как! С почтением, значит, — засмущался тот, вытер пятерню о замусоленные синие штаны и аккуратно сжал девичью ладошку. — И мне радостно знакомство свести, стало быть.

— Вещи начинай собирать, — велел я ему. — Личные — свои, мои, Гелькины. Ну и то, что ни грузчикам, ни кому другому видеть не след. За шкафами где-то сумки с «молниями» валяются, вот в них и клади, чтобы в последний момент потом не бегать и не суетиться. Да! Бумаги, те, что в синих папках лежат, тоже сразу упаковывай. Ты понял, о чем я.

— Модест Михалыч расстроится, поди, как узнает, что съезжаем, — кивнув, вздохнул домовой. — Да и нам без него маятно будет. Привыкли ить. Родич, считай.

Думаю — да, расстроится. Вида, разумеется, не подаст, наоборот, скажет нечто вроде «наконец-то я сам себе предоставлен», но это только поза. А самое скверное то, что он знает, кто виновник случившегося. Как бы он Таньку не выпил в отместку, с него станется. Она, конечно, отожгла не по-детски, спора нет, но не убивать же за такое?

— А кто такой Модест Михайлович? — спросила Марина, когда мы вышли на улицу.

— Сосед наш, — не стал я ее добивать еще и этой информацией, ибо во всем надо знать меру. Понятно, что она знакома с Марго, но тем не менее. — На самом верху этого здания обитает.

— На крыше? Как Карлсон?

— Под ней, — уклончиво ответил я. — Но что-то общее у них есть.

Против моих ожиданий мне не пришлось придумывать разные небылицы о том, почему у нас с Мариной дороги в данный момент расходятся. Нет, Петюню вряд ли смутит появление у него в гараже красиво одетой и приятно пахнущей барышни, он излишними комплексами не страдает, но вот после я собираюсь пересечься кое с кем их тех личностей, которым лишнее про меня и мое окружение знать не обязательно. Да и не станет этот человек со мной откровенничать при незнакомых людях. Если вообще общаться пожелает, в принципе. Может и послать куда подальше, чего уж там.

Но нет, Белозерова сообщила мне о том, что у нее возникли какие-то срочные и неотложные дела, одарила поцелуем в щеку, уселась в красивую дорогую машину, к которой прилагался водитель, и умчалась по Садовому кольцу в ту сторону, где находилось метро «Маяковская». Ну а я отправился в двор, где свой автомобиль накануне ночью бросил.

Первым делом, вырулив на все то же Садовое, я набрал Ровнина. По-хорошему, конечно, следовало бы звякнуть еще в ночи, изобразив неслабую обеспокоенность от увиденного и справедливое возмущение поступком Голема, но зная характер главы отдела и нелюбовь тем театральным эффектам, которые не от него самого исходят, делать я этого не стал.

— Доброе утречко, Олег Георгиевич! — бодро гаркнул я, как только услышал знакомый негромкий голос. — Как вы там?

— Как я? — привычно мягко уточнил собеседник. — Цел, но очень зол.

— Надеюсь, не на меня?

— На тебя? — Начальник отдела выдержал классическую театральную паузу. — Ну, если только за то, что твой путь частенько отмечен смертями, которых можно было избежать. Не любишь ты делиться информацией, Максим. Жадничаешь, иногда непредусмотрительно. Паушши вот тоже деньги любил очень сильно, чем для него это кончилось?

— Так для меня деньги никогда не были целью.

— Но и разумности некоторым твоим поступкам это не добавляет. Разве не так? Что до источника моего недовольства — да-да, я очень не люблю, когда в меня стреляют. Пусть даже изначально мимо, для острастки. Больше скажу — подобное меня злит еще больше. Я ему кто? Мальчик, которому погрозили пальцем, и он забился под стол? Котенок, на которого топнули ногой и скомандовали «кыш»? Так что да, на этот раз господин Антонов меня разозлил сверх меры.

Забавно. А Голем однофамилец Таньки, оказывается. Раньше как-то мне это в голову не приходило, ибо две эти фигуры одновременно в моей жизни не появлялись. Может, они родня? Ну, в каком-то колене? Очень уж поведение местами похоже, да и замашки тоже. И убить обоих то и дело хочется. Голема, правда, больше.

— В городе объявлена большая охота? — вроде бы в шутку, но при этом вполне серьезно поинтересовался я.

— Я жив, значит, оснований для подобных мер нет, — чуть недовольно отозвался Ровнин. — Попадется — пообщаемся, но при этом палку перегибать не позволено не только вам, но и нам. Но я уже пустил по столице весть, что отдел не очень приветствует любые сделки и контракты, которые будут заключены с данной персоналией. Думаю, кто надо, меня услышал.

Да наверняка. Не все, разумеется, но многие. Вот только Голему, думаю, на это плевать, его цель — слеза Рода. И до тех пор, пока он ее не добудет или не убедится в том, что это невозможно в принципе, его не остановить. А после он просто смоется из Москвы на какое-то время, как обычно и происходит. Потому, собственно, и жив до сих пор.

— А если вдруг выйдет, что наши дорожки пересекутся? — вкрадчиво уточнил я. — Сильно и критично, так, что после останется только один. И если это буду я, то много ли мне проблем прилетит в таком случае?

— Никаких, — кратко ответил Олег Георгиевич. — Причем речь идет и об обычном законе, не ночном. Слово.

— Ну и славно, — хохотнул я. — Рад, что вы разделяете мою точку зрения о паршивой овце в стаде.

— Сдается мне, у тебя есть какой-то джокер в рукаве, Чарушин. — По тону было понятно, что и мой собеседник ухмыльнулся. — Славно. Если Антонов мне крайне неприятен, то ты не самое большое из зол, с которыми меня сводила судьба. Более того — случись так, что на узкой дорожке останешься не ты, я расстроюсь. Да, и в качестве небольшого подарка. — Самвел нынче ночью, по слухам, был чем-то крепко расстроен, и среди бранных слов то и дело мелькало твое имя. Дескать, подобное далее терпеть нельзя, и тоже упоминал про паршивую овцу. Сдается мне, он очень тебя не любит, настолько, что собирается пустить в ход клыки. А мне, как лицу, поставленному следить за законом в городе, подобное не по нраву. Так что если вдруг этот несдержанный тип попробует свои угрозы исполнить, то мои коллеги всегда готовы прийти тебе на помощь. В данной ситуации ты, Максим, имеешь право на защиту.

А вот это серьезный шаг навстречу, ничего не скажешь. Ясно, что продиктованный личными интересами, но тем не менее.

— Благодарю, Олег Георгиевич. Понимаю, что у вас и без меня хлопот хватает, потому попробую решить данный вопрос сам, но если станет туго, то непременно обращусь за помощью. Но точно не сегодня и не завтра, ибо других дел полно.

— И давай без лишней скромности, — посоветовал глава отдела. — Тут она ни к чему. Слишком зарвался этот тип, решил, что синюю птицу за хвост поймал. А это вовсе и не она, а обычная ворона, которые над кладбищами десятками кружат. И это не только мое мнение, но и его собратьев по виду. Ты не хуже моего знаешь, что среди глав московских семей идиотов и трусов сроду не водилось, последние в начале века пеплом стали. Хм. И мы опять выходим на все ту же паршивую овцу. Прямо проклятие какое-то!

Все, Самвелу при любых раскладах кранты, его свои же уже списали со счетов. Ну и славно. Главное — успеть расспросить про Аркашу до того, как он перестанет быть. Значит, нынче ночью мы точно идем к господину Саркисяну в гости.

Но прежде, чем я порадую этой новостью своего нового напарника, надо сделать еще один важный звонок. Мысль о нем мне пришла в голову вчера, когда я в офис ехал. Ясно, что ночные гениальные идеи наутро почти всегда или бредом кажутся, или просто исчезают в никуда, но эта в голове осталась, значит, имеет право на существование.

Ну и еще я просто не хочу наживать на свою голову дополнительную проблему. Да, Верховина никто не любит, из московских старых колдунов он самый вредный, ворчливый и мстительный, но в России есть одна очень хорошая и давняя традиция — мертвых мы любим куда сильнее, чем живых. И каким бы отвратным типом человек не был при жизни, после его смерти сразу находятся те, кто отыскивает в его прошлом, которое зачастую чернее сажи, бело-непорочные страницы. А от этого два шага вприпрыжку до предъявления счетов друзьями и близкими покойного тем, кто помог ему белый свет покинуть.

И у меня нет ни малейшего желания, чтобы собратья по цеху, выяснив, что Матвей наконец загнулся, причем без малейших усилий с их стороны, в мой офис приперлись дружною толпой. Просто с них станется. Порадуются смерти близкого своего, водки выпьют, а следом за тем припрутся с претензиями и рассказами о том, кому и что старый хрен Верховин должен остался. Мол — ты убил, ты и плати.

Потому я решил набрать Севастьяна, одного из самых вменяемых и самых опытных московских колдунов. Мы давно знакомы, я пару раз ему помогал в кое-каких вопросах, мы с ним даже на «ты» в последний раз перешли, значит, как минимум он сразу меня к лешему не пошлет.

— Максим? — прокашлял в трубку старик. — Не ждал, не ждал. Думал, Прокопа наберешь, с ним договариваться станешь. Он и постарше, и слово его поувесистее.

— Зато ты, Севастьян Акимыч, понять пытаешься не только то, чем предложенное выгодно, но и с какой стороны к тому или иному делу правда крепится. Да и Прокоп твой лет как десять все слова, кроме «нет» и «не надо нам», забыл. Патриархи все такие, что у вас, что у волкодлаков, что у ведьмаков — хрен договоришься даже о том, что им самим нужно. Без обид, но ведьмы в вопросах взаимной выгоды куда более открыты для общения. Коммуникабельнее они.

— Есть такая беда, — вздохнул колдун. — Ладно, говори. Только покороче, у меня по распорядку дня прогулка, а ее я всегда в тишине совершаю. Для нервной системы эдак полезнее. Но сразу предупрежу — мне предмет твоих изысканий известен. Что сопишь? Вся Москва в курсе, что ты за ней месяц как гоняешься. Так вот — слеза Рода что мне, что кому из собратьев по ремеслу без надобности, потому гоняться за ней никто не подумает. Такие вещицы ни удачи, ни добра, ни достатка не приносят, особенно нашему брату. Проверено поколениями.

— Ой ли? — добавив в голос лукавства, ответил я. — У меня другая информация, причем из первых рук. Не все твои коллеги того же мнения, Акимыч, уж не обессудь.

— А ну-ка? — заинтересовался колдун. — Излагай.

— Лучше лично, — предложил я. — Телефон — штука хорошая, но иные вещи лучше глаза в глаза проговаривать. Давай встретимся часика через два. Ты погуляешь, передохнешь, а там и пообедаем в ресторанчике, что от тебя неподалеку. Окрошка, пюрешка со щучьими котлетками, пирожки с печенью — все как ты любишь. Я угощаю.

— Можно, — согласился Севастьян. — Пенсия у меня невелика, чего лишний раз не похарчеваться за твой счет?

Прибедняется, старый хрыч. Наверняка у него по Подмосковью десятка два захоронок имеется, в которых, поди, еще николаевские золотые червонцы лежат. Почему-то все колдуны из старых обожают сберегать добро на черный день именно таким образом, доверяя его земле или дуплу какого-нибудь древнего дуба. Традиция у них такая, что ли? А еще иногда их на свою голову выкапывают кладоискатели-любители с металлоискателями, которых нынче развелось без счета, не подозревающие даже, что им теперь волосы на себе рвать следует, а не радоваться и в ладоши хлопать. Добра от такой находки точно не будет, это все равно что гюрзу среднеазиатскую в дом приволочь и отпустить, перенеся через порог. Рано или поздно она ужалит, можно не сомневаться. Хворь лютая, неудачи во всех областях жизни, пожар — список напастей ох как велик. А уже если владелец найденного сокровища прознает, кто именно на него руку наложил, то и вовсе можно сразу себе гроб заказывать.

Осуждаю ли я это? Нет. Никогда не стоит прибирать к рукам добро, которое тебе не принадлежит. Не ты его в землю клал, не тебе и вынимать. Одно дело — одиночные монеты, почерневший от времени серебряный перстень и тому подобная «копанина». Но захоронка с полусотней новеньких, точно только что вышедших из-под пресса червонцев?

Да и старые нательные кресты, которых в земле немало лежит, — вот зачем копатели их берут? У каждого из нас свой крест есть, его и нести следует. Зачем чужой поднимаешь? Откуда ты знаешь, что за доля тому, кто его обронил, суждена была? Что из нее тебе перепасть может? А ведь перепадет, тут сомнений нет. Ты крест поднял, а чужая судьба к нему прилагается, уж не сомневайся.

Распрощавшись с колдуном, я подумал-подумал, да и набрал Баженова. А чего тянуть? До Петюни мне еще минут двадцать езды, а вечернее мероприятие лучше планировать днем.

— Здорово, — бодро поприветствовал меня Слава. — Ну чего, не завалили Ровнина?

— Нет, — ответил я. — Расстроен?

— Сложно сказать, — подумав, ответил тот. — С одной стороны, я его не люблю, и ты это уже понял, наверное. Никогда мы особо не дружили, даже приятельскими наши отношения не назовешь. Коллеги и коллеги. Но тут как? Он вообще ни с кем дружбу не водит, так было, есть и будет. Иллюзия ее — да, она есть. Олежка большой мастер по данной части. Вот поверь, все его нынешние подчиненные наверняка считают своего шефа невероятной душкой, и каждый из них уверен, что именно к нему он относится особо, куда лучше, чем к другим. А все обстоит совсем по-другому. Ему просто так удобнее направлять своих бойцов в ту сторону, которая нужна именно ему, которую он считает единственно верной. Впрочем, вру, есть на Сухаревке человек, кто ему цену знает. Павла, карга старая, еще ведь не загнулась?

— Жива, — подтвердил я хмуро. — Лютая бабка.

— Знай ты ее хоть на десятую часть так, как я, другое бы слово подобрал, — хмыкнул Баженов. — Лютая — слишком мягкое и ласковое определение ее сути. Так вот она Олежку видит насквозь, потому что сама всю жизнь существует тем же порядком. С той, правда, разницей, что Павла Никитична Ровнина, если пожелает, на завтрак съест и не подавится. Он против нее инфузория.

— Слав, а сколько ей лет? — задал я собеседнику вопрос, который меня очень давно интересовал.

— Без понятия, — отозвался тот. — За сотню, думаю. И не спрашивай, как она столько протянула, не в курсе. Слышал от Францева обрывки какой-то довоенной еще истории про Кольский полуостров, пещеру языческих богов и источник, из которого бабка Павла водицы хлебнула, но что к чему так и не понял. И не интересовался даже. В ее тайны лезть — все одно что в петлю голову шутки ради совать: рано или поздно горло она захлестнет намертво. Ладно, закончили вечер воспоминаний, переходим к дню сегодняшнему. Олежка уже пустил по следу нашего Железного Дровосека своих псов?

— Не-а, — отчего-то с удовольствием протянул я. — Сказал, что если мимо, то несчитово. Только ночное сообщество на него натравил, но Голем от того даже не почешется.

— Либо стареет, либо я чего-то не понимаю, — удивился Баженов. — Первое приятно, второе обидно.

— Но зато выписал лично мне лицензию на его убийство, — добавил я.

— Сомнительная привилегия, но вполне в стиле Ровнина. Если ты его убьешь, то тебе за это ничего не будет. А если он тебя — так и хрен с тобой.

— Мне формулировки «ничего не будет» вполне достаточно, — с достоинством отметил я. — Он человек, за него спрос другой. Плюс не на него одного разрешение на отстрел выдали. Дружище Самвел тоже в этом списке. Судя по всему, Ровнин счел его полезность для себя окончательно исчерпанной, потому сообщил, что господин Саркисян объявил мне личную вендетту.

— Еще одна порция каштанов, которую ты ему из костра своими руками достанешь.

— Все так, все верно, — покивал я, пусть даже собеседник и не мог меня увидеть. — Но с одной поправкой. Ровнин уверен, что в ближайшие два дня я Самвелом не займусь, ибо некогда. Ну а мы ведь тянуть не станем? Кстати, в данной ситуации я больше о тебе беспокоился, чем о себе. Тебе же с бывшими сослуживцами встречаться неохота?

Ну да, официально Баженов мне о своем героическом «отдельском» прошлом не объявлял, но и так все понятно, так чего вокруг да около ходить?

— Некий резон в твоих словах есть, — согласился со мной Слава. — Спасибо за заботу, даже приятно стало. Тогда так и поступим: наведаемся сегодня в гости к любителю долмы, хаша и коньяка.

— Бренди, — на автомате поправил его я – Теперь армяне его так называют.

— Да какая разница, — цыкнув зубом, произнес Баженов. — А вот тебе приятность от меня — в здание мы пойдем с черного хода. Причем не с официального, а с такого, о котором вообще мало кто знает. Милашка Ануш нас проведет. Да, моя маленькая?

— Да! — услышал я мученический стон вурдалачки. — Разреши мне уснуть! Умоляю! У меня сейчас голова взорвется!

— Терпи, — назидательно произнес Баженов. — Слово даю — как мы к Самвельчику в кабинет попадем, так все и кончится. Там ты сможешь забыться, уснуть и видеть сны.

Последние слова он произнес нараспев, но при этом как-то отрывисто, словно кого-то копировал.

— Скорей бы! — проныла Ануш.

— Темнеет в районе девяти, — заметил я. — Уверен, что в это время Самвел будет у себя.

— Значит, встречаемся в восемь, — подытожил Баженов. — Адрес сброшу.