Слеза Рода

Глава 8

— Марфа Петровна, мое почтение, — насторожился я, глуша двигатель. — Вы же знаете, пообщаться с вами мне всегда в радость.

— Ой, не ври! — рассмеялась глава ковена ведьм. — Если бы время от времени нужда не прижимала, обходил бы ты меня седьмой дорогой. Твои же слова?

Мои, есть такое. Вопрос только в том, кто тебе их передал. Говорилось это с полгода назад, когда я крепко подпил на одном дружеском застолье, что для меня большая редкость. Причем узок был круг сотрапезников, чужих меж нами не было, исключительно свои. Только вот, выходит, не совсем так все обстоит, ибо сквозануло же?

Что за жизнь, а? Ну никому верить нельзя, даже тем, с кем пуд соли съел.

— Не спеши друзей осуждать, Максим, — верно просчитала паузу ведьма, — не сдавал тебя никто. В смысле из друзей твоих, которые меня «старой кошелкой» и «хитровыдуманной бабкой» называли. Просто мужики, когда накеросинятся до зеленых бесов, не обращают внимания ни на что вокруг, а особенно на официанток. Вернее обращают, но не в том смысле, в каком следовало бы, они не рты закрывают, чтобы при постороннем чего лишнего не сболтнуть, а руки распускают. К слову, самый говорливый и рукастый счет за вас всех уже оплатил и закрыл, так что тебе переживать не о чем. И приятелям твоим тоже.

И ведь точно, Саня через пару недель после той пьянки мне звонил, рассказывал, что ни с того, ни с сего у него проблемы с простатой образовались, что довольно странно, ибо здоровье у него, как и положено сибиряку, богатырское. А тут — на тебе. Ничего смертельного, но процедуры целый месяц делать надо, а форма их проведения для него, как для уроженца славного города Кемерово, крайне унизительна. Не дай бог кто из знакомых узнает. Или, Господь убереги, батя! А уж если дед…

— Что могу сказать? — кашлянул я, выходя из машины. — Мне сейчас неловко, причем сильно.

— Тогда не буду тебя дальше смущать, — милостиво согласилась Марфа. — Давай лучше хвалить начну.

— Давайте, — не стал спорить я. — А за что?

— За смелость и доброту, — объяснила собеседница. — Я хоть и ведьма, но что такое благодарность, знаю. Почему-то все считают, что мы на простые людские чувства неспособны, а это не так, мы ведь не нежить и не нелюдь, Максим, потому ничто человеческое нам не чуждо. Так что — спасибо тебе.

— Добралась, стало быть, Василиса до Москвы, — смекнул я, что к чему. — Рад. Нет, правда искренне рад. Она, конечно, девка шебутная до ужаса и сильно себе на уме, опять-таки силу и кровь уже распробовала на вкус, но зато с ней не скучно. Плюс имеется в ней талант, которым многие из вашего племени, увы, не владеют. Да и не только из него.

— Это какой же? — заинтересовалась Марфа.

— Она знает, когда стоит сдать назад, — объяснил ей я, забирая с заднего сиденья увесистый черный рюкзак и закрывая машину. — Сейчас подобное качество редкость. Сам, знаете ли, не без греха, тоже иногда краев не вижу. А Васька — нет, у нее прямо чутье на невидимую пограничную линию.

— Передам ей твои слова, — пообещала старая ведьма. — Пусть порадуется после торжественной порки. Лично драла ее как сидорову козу, она еще дня три сидеть не сможет. Так что подслащу неприятные ощущения.

— Ух ты! — впечатлился я. — А по какому поводу?

— За непонимание правильности момента, — пояснила Марфа. — Если точнее, за то, что сначала язык развязала, когда не следовало, а после, когда нужно, вдруг решила молчать, точно рыба.

Ясно. Стало быть, Меланья и Ко не опознали Василису с подругой, те сами им про себя все рассказали. И, возможно, что-то еще, помимо этого. Мало ли у ведьм тайн? А вот сейчас какие-то из них всплыли. Или, может, остатки ведьм из перебитого нами ковена какую-то претензию Марфе выкатили, а Васька в свою очередь ничего никому рассказать не может, не имеет такой возможности. Мискув помер, но дело его живет. В смысле — чары вон до сих пор работают.

— Потому отдельное тебе спасибо за то, что случилось там, в горах, — очень серьезно продолжила Марфа. — Да, относительно каких-то подробностей твоей турпоездки на Урал — мне лично ничего о них неизвестно и никому из моего окружения тоже. Настырничать же, выясняя, что там произошло, никто не будет. За всех не скажу, но за свой ковен поручусь. Более того, могу поклясться в том перед Луной. Да, собственно, я уже это сделала.

А вот это и правда неожиданно. Марфа только что ясно дала мне понять — догадывается она, кто на Урале ковен на пару со старшей в горах перебил, но при этом никто никогда ничего ни от нее, ни от остальных подвластных ей ведьм не узнает. Мало того — использовать эти знания в своих целях она тоже не станет. Красивый ход!

— Благодарствую, — искренне произнес я, глянув на полоску не столь далекого от меня леса. Минут пятнадцать ходу, не больше. — Хотя Ваську немного жалко. Мелкая совсем, не всегда ведает, что творит, вот чутка в Екатеринбурге и накосорезила. Но это не страшно, подрастет — поумнеет.

— Боль и стыд лучшие учителя, — возразила мне Марфа. — Слова забудутся, а вот то, как ей, взрослой совсем, как она сама считает, девке при всех зад заголили да по нему розгами прошлись, запомнится на всю жизнь. Ну а если зуб на меня за это затаит — оно тоже славно. Поглядим, как она сумеет свои эмоции и планы недобрые от меня скрывать. Умение владеть собой одно из важнейших для родовой ведьмы с крепкими амбициями. А Василиса как раз из таких.

— Ну, вы старшая, вам решать, — покладисто согласился я. — В любом случае рад, что между нами нет трений и недомолвок. Кого-кого, а вас, Марфа Петровна, во врагах видеть точно не хочу. И это не дежурный комплимент, я на самом деле так думаю.

— Ты, Максим, заскочил бы ко мне нынче вечерком, — выдержав паузу, негромко молвила ведьма. — Есть вещи, которые я телефону доверять не желаю, а для тебя эти знания точно лишними не окажутся. Более того — немало пользы принесут, как мне думается.

— Сегодня, скорее всего, не смогу, — с искренним сожалением ответил я. — И рад бы, да день по минутам расписан. Но вот завтра — с нашим удовольствием. Ну а коли поутру разрешите к вам наведаться, так и вовсе замечательно. Просто жизнь у меня сейчас такая, что планировать на сутки вперед ой как сложно!

— А после того, что я тебе рассказать хочу, она в еще более яркие тона окрасится, — обнадежила меня собеседница. — Хотя, с другой стороны, кое-какой туман развеется, что великое дело.

Вот правда, хоть забивай болт на мероприятие у Маринки и вместо него к Марфе езжай. И ведь, как нарочно, их еще и по разным концам города разбросало, то есть совместить не получится. Единственное, может случиться так, что тут, в лесу, вообще ничего не выгорит, и тогда у меня времени будет даже больше, чем нужно. Хотя возможен и другой вариант, в котором я застряну здесь сильно надолго, но о нем лучше не думать. Хуже ничего нет, когда тебя леший среди трех деревьев кружит часами. А если он еще и комарье напустит…

— Заинтриговали — сил нет, — рассмеялся в трубку я. — Любопытство — лучший стимул. А если часиков в пять я к вам наведаюсь, то застану дома? И не порушу ли планы на сегодня?

— И дома буду, и не помешаешь. У меня нынче засолочный день, сокол ты мой ясный. Лету конец, самое время банки на зиму крутить. Вот, вчера Изольда из Луховиц от подруги моей давней целый багажник огурцов приперла, ими с самого утра и занимаюсь. Багажник-то у нее ого-го какой, так что хлопот на весь день хватит. И еще ночь наверняка захватим. Потому приезжай как сможешь, заодно я тебе кошелку огурчиков отсыплю. Хороши они — пупырчаты, хрусткие!

— Хоть все бросай и прямо сейчас отправляйся, — сглотнул слюну я.

— Так в чем же дело?

— В деле, — усмехнулся я. — Вы же меня знаете, если чего надумал — не сверну.

— А ты, чую, как раз надумал? Тогда удачи тебе! Да лоб не расшиби на ровном месте, как иногда с тобой случается.

Моего «спасибо» она дожидаться не стала, оборвав беседу почти на полуслове. Не любит, когда последнее слово не за ней остается, как, впрочем, и все ведьмы.

И все же — что такое она мне сказать хочет? Причем, уверен, не врет, на самом деле некая важная информация у нее припасена, не того калибра эта фигура, чтобы порченый товар за свежий выдавать. Васька или та же Изольда — те да, такое себе позволить могут. Марфа — никогда.

Хотя второе дно наверняка есть. Не может не быть, не творят ведьмы добро так, чтобы совсем уж свою выгоду не соблюсти. Хоть небольшую, хоть какую. Впрочем, как любые женщины, те, к которым подходит определение «истинные».

Впрочем, эти мысли я довольно быстро выбросил из головы, причем сразу по двум причинам. Во-первых, сколько ни гадай, что Марфа сумела разузнать, все равно уверенности в собственной правоте не появится. Во-вторых, тропинка из полевой превратилась в лесную, так как я вошел под тень высоких деревьев. Все, я на месте. Куда дальше идти, правда, абсолютно непонятно, но это нормальное явление, не в первый раз в подобной ситуации оказываюсь. Теперь либо свезет, либо через часок-другой я и на самом деле рвану к Марфе Петровне огурцы трескать с черным хлебушком.

Миновав светлую березовую бровку, я двинулся дальше, туда, где трава заменяла собой тропинку и начинался настоящий лес — густой, смешанный, пахнущий близкой осенью. И, кстати, радующий грибами, которые буквально бросались в глаза. Вон пара подберезовиков стоит, там в траве россыпь лисичек видна, а рядом елкой и вовсе белый красуется, причем на вид крепкий, не трухлявый. Однако, красиво тут местные живут, если почти на входе в лес такое изобилие можно узреть. Может, они грибы прямо около дома собирают, потому сюда не ходят?

Вскоре обнаружилось и подходящее место для ритуала, без которого никак не обойтись. Я расстегнул рюкзак, достал из него кругляш «столичного» хлеба, коробку с сахаром, сушек большой пакет, еще кое-какую снедь, выложил все это на изрядных размеров пень, отвесил поясный поклон, а после произнес:

— Исполать тебе, батюшка лесной Хозяин! Прости, что пришел в твои владения незван, но так уж дорожка сплелась. Вот, кланяюсь тебе гостинцами скромными да хочу привет передать от собрата твоего, Евпла Митрича, что за лесом близ Раменского приглядывает.

И, заметим, ни слова не соврал. Нет, конкретно местному лешему Митрич ничего передавать мне не велел, но у меня есть разрешение использовать его имя в подобных ситуациях. Дело в том, что года два назад мне свезло оказать этому лесовику немалую услугу, я смог остановить вырубку его и без того не сильно великого леса. Нет-нет, никакой благотворительности, просто так карта легла. Та история, кстати, была чем-то похожа на нынешнюю — началась с выполнения незамысловатого поручения, а после покатилась, точно снежный шар с горы, вбирая в свою орбиту незадачливое семейство волкодлаков; пострадавшую от проклятия жену высокопоставленного городского чиновника; юного мажора, запавшего на Гелю, природную ведьму, которая даже не подозревала о своей сути, но при этом творила бог весть что; вечно хмурого Пал Палыча из отдела, а также ряд разных людей и нелюдей. В том числе и лесного Хозяина, который уже было собрался воевать с тяжелой техникой, курочащей его владения. Кончилось в результате все хорошо, почти никто не умер, а лес остался в целости, за что Митрич и дал мне вышеуказанное право, что являлось весьма щедрым даром. Лесовики всегда относятся с симпатией к тем гостям, которые чем-то отличились перед их племенем. Ну и когда знают, что им не врут, ложь же эти существа чуют за версту. Их, как и водяных, фиг обманешь.

— Жив, стало быть, еще Евпл? — раздался у меня за спиной негромкий говорок — То славно. Давно от него весточек не получал, с полвека уж, коли не больше.

Еще один интересный момент — все подмосковные лешие реально знают друг друга. Как такое возможно — не представляю, ибо лесов по области не так уж мало осталось. Да, за последние лет сто их количество крепко уменьшилось, но и Подмосковье при этом неслабо разрослось. И все равно — каждый знает каждого, причем такое ощущение, что лично. Может, у них какие слеты есть вроде тех, что проводят ведьмаки? Только проходящие реже, например, раз в сто лет?

Лесной Хозяин тем временем подошел к пню, заваленному немудрящими продуктами, и осведомился у меня:

— Мне, что ли? На самом деле?

— Тебе, — подтвердил я и снова отвесил поклон. — Не побрезгуй.

— Хорош спину ломать, — проворчал старичок, отламывая горбушку от каравая, который я предварительно вынул из пакета, зная, как лешие что полиэтилен, что пластик недолюбливают.

Бумагу там или, к примеру, старый штакетник, который нерадивый дачник приволок в лес, поленившись сжечь, они могут перенести, ибо это органика, она быстро сгниет, а то еще и почву удобрит. Но вот обычный магазинный пакет, одноразовая посуда, пестрые обертки — это все лесовиков выводит из себя невероятно, потому иногда ничего не понимающие грибники, полакомившиеся шоколадным батончиком, а после бросившие фантик от него под дерево, и бродят вокруг своих СНТ сутками по кругу, слыша лай собак и гомон детей, но не имея возможности выйти к ним из леса. И правильно. Природу беречь надо.

А за непотушенный окурок, особенно по сухому лету, их вообще могут не отпустить, заведя куда-нибудь в самое сердце леса и заперев там. Или в болото направить, если оно у лешего поблизости есть.

Кстати, этот дедок как раз из таких, сразу видно — суров. Вон как сопит, жуя хлеб и роняя крошки на кудлатую бороду. И одет, как у лесовиков водится, не пойми во что. Тут и реглан летный, времен, наверное, еще Отечественной войны, и портки плисовые, давно потерявшие свой первоначальный цвет, и кеды замызганные. А на голове у него кепка из тех, что мой отец отчего-то называл «аэродромами».

— Сахар люблю, — проворчал дедок, вскрывая коробку и закидывая в рот сразу несколько белоснежных кирпичиков. — Как тебя звать-то?

— Максимом, — бойко ответил я.

— Ишь ты, — хрустнул рафинадом лесовик. — Грелся, стало быть, Максим круг осин. Так у нас раньше говаривали, ага. А я, стало быть, Никита Стоянович.

Ух ты. Это отчество или фамилия? Да нет, точно отчество. Откуда в этом лесу болгарину взяться?

— Можешь меня дед Никита называть, — продолжил тем временем леший, потихоньку распихивая сушки, конфеты и соленые галеты по карманам, куда, похоже, много чего могло войти. — Дозволяю. И говори давай, чего приперся. Ясно же, что не меня побаловать решил от чистой души, дело у тебя здесь. Да не отводи глаза-то, не отводи. Сам ить спрашиваю, а не ты меня просишь — чуешь разницу?

— Чую, — кивнул я. — Прослышал я, деде Никита, что в лесу твоем чародей из дальних краев себе дом обрел. Зовется Мергеном, силы немалой и выглядит, должно быть, не так, как люди, что в наших краях обитают. Так ли это? Или соврали мне?

— Ишь ты чего удумал. — Лесовик взобрался на опустевший пень, положил краюху на колени и оторвал от нее новый ломоть. — Вона как. Есть такой, чего скрывать? Дозволил я ему на одной полянке из тех, куда случайный человек, даже тот, что мой лес хорошо знает, добраться не сможет, себе дом поставить. Ну как дом… Шатер, скорее. Не для наших мест жилье, вестимо, но тут как? Ему по нраву, а мне дела нет никакого. Я зимой сплю, а он пусть мерзнет, коли охота имеется.

— Мне поговорить с ним нужно, — поняв, что сейчас самый лучший момент обозначить цель своего визита, сказал я. — Очень сильно.

— Не знаю, не знаю, — почесал волосатое ухо, чуть сдвинув кепку набок, леший. — Оно как поглядеть. Так-то иди да говори, мне не жалко. Вот только одна заковыка здеся, паря, и тебе она может боком выйти.

— Какая?

— Договор у меня с ним, — посопев, ответил старичок. — Лес — мой, это ясно. Но поляна та, где он поселился, теперь вроде как его. Он на ней хозяин с того момента, как мы с ним по рукам ударили.

— Ух ты! — неслабо удивился я, не понаслышке зная, насколько лесные да речные Хозяева не любят делиться своими владениями с кем бы то ни было. — Это как же так?

— Да вот так, — вздохнул дедок. — Штуку одну он мне за то отдал, такую, за которую не то что поляну, а целый бор выложи — и не жалко. Какую — не пытай, не скажу. Что, нет? Вон вижу, как глаза засверкали, вижу. Я, паря, к чему веду — сила там его, не моя. И помочь, случись чего, не смогу — ни заступиться, ни вывести, нет над поляной той теперя моей власти. Вокруг — да. Там — нет. А он ить суровый, людей не жалует, я это еще когда сообразил. Потому подумай, может, ну его? Ты ко мне со всем почтением, и я тебе добром отплатить желаю, потому давай лучше боровичков отсыплю крепеньких, да ступай себе восвояси, покуда целый. И Митричу при оказии поклон от меня передай.

Есть в словах лесовика резон, не поспоришь. Но вот так разворачиваться и уезжать, когда до цели два шага осталось сделать, неохота. Плюс есть еще один момент, который я во всей этой поездке преследую — мне интересен Мерген. Не только в связи с хворым Аркашкой, он мне в инвестиционном разрезе интересен. Рано или поздно вся эта чехарда закончится, ибо все на этом свете так или иначе приходит к своему финалу. Авось меня не пристрелит Голем и не сожрет в Нави какая-то тварь из древних славянских легенд, и все вернется на круги своя. А так как я род занятий менять не собираюсь, ибо просто-напросто больше ничего не умею, то такое знакомство мне точно не помешает. Настоящий шаман, который вхож в мир духов, — это вам не хухры-мухры. Плюс каждый из них отличный лекарь, причем врачующий не какие-то банальные насморки или кашли, а хвори совсем другого порядка, такие, лекарств от которых просто нет.

Не факт, разумеется, что он вот так сразу согласится мне помогать, но попробовать нужно. Да, с огромной вероятностью сегодня ничего не получится, но мир устроен так, что даже очень самодостаточным личностям рано или поздно все равно какая-то помощь да понадобится. И нужно, чтобы в тот момент, когда прижмет Мергена, он позвонил именно мне.

— Поклон при оказии передам непременно, — заверил его я. — Но раз уж решил идти — то надо. Тут не в охоте-неохоте дело, дедушка, нужда подпирает.

— Мое дело упредить, — поправил кепку леший. — Раз решил — ступай. Вон тропинка, она тебя прямиком куда надо выведет.

И снова захрустел сахаром, которого, похоже, давно не видывал. Видно, нечасто сюда гости с подарками заглядывают. Хотя, с другой стороны, а в какой лес нынче человек с поклоном заходит? Про гостинцы тамошним хозяевам я уж и не говорю…

Как это обычно случается, дорога, открытая лешим, привела меня к цели довольно быстро, минут через десять. Короткие персональные лесные пути вообще штука бесценная, особенно если кого-то догоняешь или от кого-то убегаешь.

Поляна, у которой тропинка завершилась, была не то чтобы велика, но зато, на глазок, почти идеально круглой формы. Эдакое зеленое озерцо среди белых берез. Ей-ей, какой-нибудь Левитан, увидев эту красоту, мигом достал бы холст, краски и давай пейзаж рисовать.

И да, сине-серо-красный остроконечный шатер, изукрашенный какими-то знаками и рисунками, никак в это среднерусское великолепие не вписывался. Равно, впрочем, как и его владелец, сидевший на низенькой скамеечке около входа с закрытыми глазами и попыхивающий при этом короткой трубкой. Был он невысок, темноволос, плотен телом и широк плечами. Уж не знаю, силен ли он в общении с духами и в прочих шаманских делах, но что в рукопашной он серьезный противник — поручусь. Да и одежда на нем красовалась очень похожая на ту, которую носят мастера кунг-фу в фильмах — черная куртка и широкие черные же портки.

И что я здесь, стою и смотрю на него, он тоже уже знает. Откуда взялась эта уверенность — не скажу. Просто чую, что это именно так.

Я перешагнул незримую границу, отделявшую лес от поляны, и направился к шатру, стараясь идти не сильно быстро и не очень медленно, эдаким прогулочным шагом.

— Мое почтение, уважаемый Мерген, — сказал я, когда до шамана оставалось шагов пять. — Прости, что прерываю твои размышления, если бы не немалая нужда, никогда бы себе такого не позволил.

— Если тот, кто охраняет этот лес, позволил тебе найти меня, значит, человек ты не совсем пустой. — Голос у шамана оказался одновременно и густой, и певучий, причем по-русски он говорил не хуже меня. — Одно нехорошо — чую, много людей ты убил. Недавно совсем. Не люблю тех, кто жизни забирает. Человек от зверя тем отличается, что говорить умеет. Если только он человек, а не зверь, что на двух ногах ходит.

— Верно, есть такое, — не стал спорить я. — Но клянусь солнцем, своей жизнью и своей кровью, что безвинной крови на моих руках нет. Те, кто умер, не стали бы со мной говорить, Мерген, им это не нужно. Просто я оказался быстрее и удачливее, вот и все. А мои друзья — нет.

— Смерть друга всегда горе, — не открывая глаз, качнул головой шаман, вынимая трубку из рта. — Ты убивал ради мести?

— Я убивал ради жизни — своей, друзей и даже тех, кого тогда еще не знал. А иных и не узнаю никогда. И они не узнают, что я кого-то где-то убил ради того, чтобы они жили.

У меня возникло ощущение, что я беседую с детектором лжи. Не знаю откуда, но во мне поселилась уверенность — он чует ложь. И от того, насколько этот человек мне поверит сейчас, зависит очень многое, потому я тщательно взвешивал каждое слово перед тем, как его произнести.

— Ты из тех, кто готов умереть ради того, чтобы другие жили?

— Нет, — покачал головой я, — не из них. У меня другой путь в мире, он не идет только по белой или только по черной стороне. Но жизнь иногда умеет удивить. Думаю, ты и сам не хуже меня это знаешь.

— Ты принес мне дар, — утвердительно произнес Мерген. — Он мне не очень нужен, но я приму его. Давай.

Он наконец открыл глаза, и я поразился тому, насколько велики его зрачки. Не знаю уж, чего он ими созерцает, какие запредельные дали, но скажу так — я точно вряд ли захочу получить ответ на подобный вопрос.

— Вот. — Я достал из рюкзака шапку с железными рогами, которую прихватил из офиса, и положил ее в протянутую ко мне руку. — Давно лежит, сам вряд ли как-то ее использую, потому подумал — может, ты ее к делу пристроишь? Чего хорошей вещи без дела пылиться?

— Ее прежний владелец был сильным человеком, — взъерошив меховую опушку подарка, сообщил мне шаман. — И отец его, и дед тоже. Много знали, много видели. И хорошо, что не ты убил того, кто ее носил прежде. Духи предков такое не прощают. Худо умирал бы. Тяжело.

— Догадываюсь, — усмехнулся я. — Вернее — теперь наверняка знаю. Собственно, за тем к тебе и пришел.

— Тебя не терзают мороки Севера, — наконец-то я увидел на лице собеседника хоть какие-то человеческие эмоции, а именно легкое удивление, — и тени мертвых не желают порвать железными когтями твою душу. А что до серых сумерек умершего мира — так ты сам давно желаешь туда попасть. Так зачем ты здесь?

О как. Это же он про Навь речь ведет! Впечатляет. Ей-ей, впечатляет. Надо будет Ровнину за такую наводку бутылку его любимого «Гленморанжа» прикупить. Подарочную, в большом раскладном золотистом футляре и с двумя стаканами в комплекте.

— Неделю назад я и мои друзья сражались на Урале. Мы остановили древнего бога, который решил вернуться в наш мир, и убили всех тех, кто ему помогал. Вот только один из нас оказался не другом, а врагом. Он ранил двух моих спутниц и застрелил третьего, который сделал для победы больше, чем все остальные. Его звали Мискув, и он — как ты. Он был шаман.

— Ты считаешь, что этого достаточно для того, чтобы я помог тебе? — мерно произнес Мерген. — Твой друг возносил хвалу другим богам и служил другим духам. Его смерть значит для меня ровно столько же, что и любая другая.

— Тот, кто это сделал, не знал, что смерть шамана подвергнет его страданиям, — продолжил я. — Проклятие, которое пало на его голову, наверняка уже порядком потрепало этого негодяя, который или уже вернулся в Москву, или вот-вот в нее вернется. Он станет искать того, кто поможет избавиться от мук, и может прийти к тебе. Скорее всего, этого не случится, но такая вероятность существует. Его смерть — моя, Мерген. Тем более что тут совпадают и моя обязанность отомстить за друга, и желание избавить мир от этого человека. Все, о чем я прошу: если он все же придет, сообщи мне об этом и придержи его на своей поляне пару часов, за это время я прибуду сюда.

Мерген опять закрыл глаза и, как мне показалось, вроде даже дышать перестал. То ли думал, то ли уснул — поди пойми.

— Месть — плохо, — наконец подал голос он. — Она — обман. Ты думаешь, что поступаешь правильно, а на самом деле только пытаешься догнать того, кто уже ушел, чтобы вот так показать ему, как он для тебя важен. Зачем раньше не говорил? Зачем ждал? Думал, что мы будем всегда?

— Все так, ты говоришь умные вещи, но я так или иначе убью этого человека, — негромко, но с жесткостью в голосе сказал я. — Или умру сам.

— Помогу, — выдержав очередную паузу, заявил вдруг Мерген. — На твоих руках и правда нет лишней крови. Ты не убиваешь тех, кто этого не заслужил, хотя тебя иногда о том просят, и никогда не предаешь тех, кто тебе доверился. Такое редко видеть приходится. Есть и другие причины, но их тебе знать ни к чему.

— Благодарю, — приложил руку к груди я. — И сразу вопрос — как я узнаю, что сюда пришел тот, кого я ищу? Может, у тебя смартфон…

— Держи. — Мерген засунул руку в карман куртки, достал оттуда шнурок, на котором болтался клык какого-то зверя, причем немаленький такой. — Повесь на шею. Как он твою грудь укусит, значит, пришел гость, которого ты ищешь. Или просто мне есть что тебе сказать.

Не люблю я невесть что на шею напяливать, никогда не знаешь, что за этим может последовать, но выбора нет, придется поверить. Хотя, правды ради, если бы Мерген хотел меня убить — уже убил бы.

— Ступай, — велел шаман. — И не забудь мне после амулет вернуть. Он — мой.

Да с радостью. Будет у меня легальный повод сюда вернуться, авось еще до чего договоримся.

— Непременно, — заверил я Мергена. — Спасибо! И — до встречи!

— Не верь тому, кто поменял свою судьбу, — произнес шаман. — Он не враг тебе, но и не друг. Все зависит только от того, что выгоднее — твоя жизнь или твоя смерть, потому не упусти момент, когда одно перевесит другое. И не верь тем, кто громко говорит о дружбе — предадут. А теперь — иди. У тебя на сегодня много еще дел.