Слеза Рода

Глава 3

— Дед, ты же знаешь правильный ответ, — с укоризной произнес я. — Или ты думаешь, что услышишь «не, мне неинтересно»?

— Я старый, имею право говорить чего угодно, — с достоинством ответил Поревин. — Ладно, слушай. Давеча я тут одну давнюю знакомую повстречал, из тех, что любят под Луной в полнолуние плясать…

— Ведьму, короче, — снова перебил колдуна я. — И?

— Вообще ничего сейчас рассказывать не стану, — пригрозил старик. — Раз слушать не умеешь!

— Тогда и я кое-что важное, припасенное на сладенькое, при себе оставлю, — ухмыльнулся я. — А оно тебе ох какое нужное!

— Да что ты, щегол, можешь предложить? — хохотнул дед. — Такое, чего мне неведомо?

— Уж поверь, удивлю так удивлю, — подмигнул колдуну я. — Ну так что? Встретил ты ведьму и?..

Но старый хрыч, похоже, решил обидеться всерьез, он, сдвинув брови, пил чай, попутно сопя своим изрезанным багровыми прожилками носом, причем настолько сурово, что я даже пожалел о сделанном и сказанном.

— Признаю — неправ, — вздохнул я виновато. — Рассказывай, как знаешь и хочешь, обещаю — больше перебивать не стану.

— Торопыга ты, — попенял мне Геннадий. — Я еще когда это приметил. Если не изживешь в себе спешку, рано или поздно доведет она тебя до могилы.

Чудно. Когда-то очень давно мне такое наставник говорил, почти слово в слово. И ведь прав колдун, выходит, не вытравил я из себя этот недостаток до конца, хоть и очень пытался. Обидно.

— Ладно уж, — старик поставил кружку на стол, — слушай дальше. Встретил я, значит, Кузьминичну, первым поздоровался, она ответила, вот мы с ней языками и зацепились. В былые времена, понятно, по разным сторонам дороги шли бы, друг на дружку не глядя, а теперь чего рядиться? У ней патлы седые, половины зубов во рту нет, почти все подруньки давно черным дымом в трубу печную ушли, да и сама она сюда из города переселилась, надо думать, не от хорошей жизни. Да и я тоже, понимаешь, нынче ни два, ни полтора. Вот и выходит, что делить теперя нечего. Были годы, была сила, да сплыло все, одна горечь осталась. И-эх, мать твою так… Хотя тебе, стрекозлу сопливому, того не понять пока.

Пропустил я мимо ушей этого «стрекозла», не стал реагировать, пусть хоть горшком назовет. Просто если на каждую мелочь заводиться, отсюда до завтра не уеду.

— Я, понятное дело, у нее спросил — какого тут забыла? Она меня по матушке, тоже как водится, послала, — поняв, что возражений с моей стороны не будет, чуть расстроенно продолжил колдун. — Ну, поскубались маленько, как положено, а после новостями поделились. Больше она, ясное дело, мне-то ей чего рассказывать? Нигде не бываю, никуда не хожу, никого не вижу. Так вот, помимо прочего, поведала она мне про страхолюда, который за неделю до того крепко сцепился с одним ковеном ведьм из Екатеринбурга. Настолько, что те на него закладную охоту объявили, с наградой, как полагается.

Ого. Закладная охота — явление нечастое и, как правило, имеющее под собой серьезные предпосылки. По сути своей — это открытый контракт на чью-то голову, кто первый ее заказчику принесет, тот заклад, сиречь награду, и заберет. В обычном мире подобное норма, в Ночи — нет, я сам подобному только дважды свидетелем становился, этот третий. Просто месть в наших кругах дело святое и личное, ее не принято отдавать на откуп, это считается проявлением слабости, а то и немощности. Ну и просто позорно, такое не забудется ни через год, ни через десять, ни через сто. И про ковен этот местный теперь долго будут говорить: «Ну те, что за себя постоять тогда не смогли».

— Этот верзила трех их девок до смерти, оказывается, запытал, молодых да ранних, — продолжал тем временем вещать дед. — Страшно, люто. И, что интересно, даже не таился почти, наследил так, что его не то что наши, а обычные полицейские словить могут. Мало того — дней через пять после того кто-то еще с дюжину ведьм перебил, правда, другого ковена и не в городе, а в горах. Шуму — у, сколько! Само собой, что после и наши, и не наши суетиться начали. По телевизору репортажи показывали, в газетах прописали. Ну, оно ясно — такого давно не случалось, с тех самых пор, как у Шитовского истока волкодлаки с ведьмами за черепушку степняка сцепились. Но там между собой все прошло, втихую, люди знать про то не знали и ведать не ведали. А тут — и кровища, и трупы в навалку, да еще в таком месте, где приезжие бесперечь бродят!

О как все повернулось! Ясное дело, я хоть с Мефодьичем был в каком-то смысле откровенен, но не настолько, чтобы рассказывать ему прямо все-все, потому и про ведьм, и про Полоза, и еще кое о каких моментах наших подгорных скитаний умолчал. И даже про перебитых жрецов Куль-Отыра не стал бы упоминать, просто без данной детали никак не обойтись, не склеилась бы история. Впрочем, старый колдун только одобрил то, что мы устроили на Илеять-горе, он эту публику, как оказалось, не очень жаловал. Не по нраву ему их оголтелый фанатизм, так он сам мне пояснил.

— Понимаю, не ко времени вопрос, но что за черепушка такая? — заинтересовался я. — Из-за которой целая война развернулась?

— Да могилу у истока нашли, — пояснил колдун. — Случайно. В ней добра полон воз да кости человечьи. Четыре десятка скелетов поверху, да один понизу, в злато-серебро закопан. Те, что повыше лежат, — так, слуги, от их останков толку никакого, а вот их господин — это да! Такой череп дорогого стоит, уж поверь. Матерая ведьма его быстро себе подчинит, к делу приставит и таких бед натворит — только разгребай.

— Они могилу Чингисхана нашли, выходит? — выпучил глаза от удивления я, мимолетом подумав о том, что такой череп и я бы к делу приставил охотно, особенно если с приданным в виде воза старого золота.

— Да нет, какое там, — отмахнулся старик. — Говорю же — добра воз. Один. А при Чингисхане таких с полсотни должно лежать. Поменьше калибром покойничек был, поменьше, но, возможно, и из его колена. Не просто же так его тело аж до наших краев доволокли, не стали в степи хоронить. Так только с избранными поступали, паря, с теми, кто при жизни большую славу снискал и кого боялись как огня. Не хотели подручные, чтобы какой-то жадный до добра грабитель могилу вскрыл. Хотя не это главное, опасались они, что дух бывшего владыки начнет по степи ночами бродить в поисках тех, кто не умер вслед за ним, хоть и обещал так поступить. Причем не напрасно, уж поверь. Водители степных ратей из древних времен точно смерть к себе притягивают, на моей памяти три таких упокоения вскрыли, всякий раз после много крови уходило.

— О как!

— Вот так. Причем неважно, кому удача выпадет наткнуться на такую могилу, итог один. У Шитовского истока те, кто под Луной живет, хлестались, в девяностых же самые обычные археологи на такое захоронение наткнулись, и кто-то из них язык развязал, то ли сдуру, то ли спьяну. Почти всю экспедицию бандиты местные перебили, а после со своими собратьями сцепились так, что небу стало жарко. Народу полегло — ужас сколько, чуть ли не армейские части власти вызывали. А самое главное, так до сих пор и не знает никто, куда добро и кости из той могилы подевались, кто их в результате к рукам прибрал. Хотя оно, может, и к лучшему. И пусть дальше скарб этот лежит невесть где. Беда от него одна.

— Беда, — согласился с ним я. — Это два случая, а ты говорил о трех?

— А если, не ровен час, Чингисхана найдут, то представляешь, что случиться может? — отпив чаю, спросил у меня Поревин, демонстративно проигнорировав мой вопрос. — Я — нет.

— После того как могилу Тамерлана вскрыли, Отечественная война началась, — вспомнил я.

— А хромцу-то до Сотрясателя Вселенной далеко — у него и дом пониже, и дым из трубы пожиже, — продемонстрировал недюжинное знание истории и колдун. — Так что пусть Чингисхан почивает там, где его положили, до конца времен.

— Верное решение, хоть и не зависящее от нас, — согласился я. — Так что с Големом?

— Ну да, — кивнул старик, — верзила. Крепко на него ведьмы осерчали, награду объявили серьезную, много кто польстился, на след встал. Вот только всем им шиш с маслом достался, понимаешь. Больно здоров приятель твой.

— Он мне не приятель.

— А это и неважно. Главное, что здоровяк перебил всех, кто за его головой гонялся. Последними полдюжины кровососов оказались, они его на шоссе, на выезде из города, пару дней назад прихватить пытались. Остановить остановили, а дальше все не по их пошло, обратно в город только один вернулся, представляешь?

— В целом да, — невесело подтвердил я. — И — нет, не удивлен.

— Кузьминична сказала, что вурдалак тот вроде как умом тронулся, — отчего-то понизив голос, продолжил старик. — А такого на белом свете не бывает, паря. Люди душевное расстройство заработать могут, потому как они люди. Вурдалаки — никогда. Они нежить, у них души в заводе нет. Но этот с глузду поехал, ага. Все время смеется и руками так делает, будто что-то у кого-то отрывает. Только разве что под себя не писается.

— Мне домой сейчас очень захотелось, — признался я, — в Москву.

— Лучше тут оставайся, — посоветовал мне Поревин. — Голем твой как раз туда и намылился, если не соврал, конечно. Кое-какие моменты просветления у кровопивца случаются, в один из них он и рассказал, что в живых остался только потому, что облом тот его в говорящее письмо превратил. Дескать — запомни и передай своим землякам, чтобы они угомонились, он эти края покидает и уезжает домой. Нечего ему здесь делать больше, понимаешь. А если кто продолжит его донимать, то он может рассердиться даже сильнее, чем сейчас, и приехать сюда уже не за чужим интересом, а за своим собственным. И вот тогда никому мало не покажется, причем легкой смерти вроде той, что он ведьмам недавно обеспечил, от него никому ждать не стоит.

Пару дней назад, значит, это случилось, как раз тогда, когда слеза Рода в очередной раз сменила владельца и направилась в сторону Москвы. Очень интересно. А еще хорошо бы знать, один Голем сидел в машине или нет?

Хотя нет, скорее всего — один. Во-первых, Аркаша не мог так быстро добраться до Екатеринбурга. Мы шесть часов ехали, а Илеять-гора куда дальше пещер, до которых нас довела Глаша. Во-вторых, Голем сказал, что он рассержен, а это свидетельствует о том, что порученное ему задание не выполнено. Ну не вурдалаки же его из себя вывели? Он на подобные мелочи внимание сроду не обращал. А тут еще вон обещал приехать и всем глаз на задницу натянуть. Да чтобы Голем кого-то куда-то поехал убивать бесплатно? Не бывает. Нонсенс. Так что да, пребывал в бешенстве.

Но при этом стоит учесть, что откуда-то информация о том, что слеза покидает Урал и направляется в Центральную Россию, к нему просочилась, причем более чем оперативно. И дорого бы я дал за то, чтобы узнать, как именно.

— Ведьмы после совсем взбеленились, — продолжал тем временем вещать колдун. — Здоровяк же, по сути, признал, что это он в горах ковен во главе с Меланьей перебил, потому сразу награду увеличили. Теперь кроме мешка денег они за его голову дают пару слитков старого золота и кусок мандрагыра размером с мизинец. Царская награда, скажу тебе. Будь я помоложе и при силе, так задумался бы на эту тему.

А вот это очень удачный расклад! Все это время маленький червячок беспокойства во мне жил, не стану скрывать, опасался я того, что где-то мы напортачили тогда в горах, наследили. Правда не пиво, она не всегда дырочку находит, но мало ли? Но теперь все, теперь убийца Меланьи и Ко точно Голем, и считаться ему таковым до конца времен. Я этого персонажа знаю, он оправдываться сроду ни перед кем не станет. Нет, не потому, что слишком самолюбив или упрям. Просто ему реально пофиг, кто что о нем думает.

— Ну да, — причмокнув, произнес я. — Деньги — ладно, а вот мандрагыр… Вещь. А старое золото — это что?

— Не дешевле чудо-корня вещица, — огладил бороду старик, — а то и подороже. Если верить легендам, в совсем древние времена первых башкир на их теперь исконные земли со стороны Алтая привел великий и могучий Коркут-ата, то ли герой, то ли бог — не поймешь. Он же победил злокозненного змея Аждаху, который людям житья не давал, а после вскрыл его сокровищницу, где нашел много золота, с которым отправился на скрытую от человечьего взора гору Каф-Тау, что находится на границе мира людского и мира теней, и там отлил какое-то количество небольших, с пол-ладони, слитков, которые после раздал лучшим кузнецам из своего народа.

— Короче, все как всегда. Часть пошла в производство, а часть осталась, и те, кому такое сокровище достанется, могут...

— Ну да, — кивнул колдун. — Вот только я золото сие по молодости разок видел, и мощь, что в нем спит, ощутил. Если из такого металла знающий кузнец, например, колечко смастерит, да с правильными словами, что во время работы будут сказаны, то непростое украшение может выйти, из числа тех, что человеку могут жизнь продлить. Или, наоборот, сократить. Или удачу приманить. А может, отогнать. Смекаешь, о чем я?

— Ага, — проникся я. — И правда награда неслабая.

— Вот только не уверен, что кто-то на нее польстится, — заметил Поревин. — Дичь сильно кусачая. Разве что у вас в столице кто соблазнится… Но это не мои заботы. И ты нос туда не суй, целее будешь. Ладно, что ты там мне хотел рассказать? Солнце скоро на закат пойдет, тебе в путь пора. Ты вроде еще хотел на могилку к другу заскочить?

— Надо, — кивнул я. — На похороны не ходил, хоть так поклонюсь.

— Но не в ночь же? Не место на погосте живым в это время, — резонно отметил колдун. — Выкладывай уже.

— Тут вот какое дело. — Я отодвинул от себя пустую чашку. — При Хозяйке девчонка одна состояла, то ли помощницей, то ли воспитанницей. Сама мелкая, глаза шалые, нос в веснушках, смеется много и звонко. Глашкой зовут.

— Ишь ты, — ощутимо напрягся Поревин и даже чуть подался вперед. — И что, и что?

— Хорошая девчонка оказалась, — продолжил я. — К нам по-доброму отнеслась, заступилась пару раз, а после до выхода из гор довела. А на прощание спросила, мол, не надо ли чего? Может, помочь чем?

Мне показалось разумным сделать паузу, давая возможность старику вставить пару слов, но он молчал.

— И я попросил за тебя, дед. Не знаю с чего, но мне подумалось, что Глашка и есть та егоза, что твою силу забрала.

— Не она, — просипел колдун, — другая.

— Да знаю уже. С тобой знакомство свела ее сестра, которую зовут Дашка. Живут они ладно, не ругаются, друг друга поддерживают во всем. И иногда одна прислушивается к просьбам другой, если такие возникают.

— Не тяни ты! — рыкнул дед. — Говори!

— Короче, велела Глашка тебе передать: как с белой березы лист почти облетит, но еще до первого снега, приходи к тому камню, где в прошлый раз опростоволосился. Прощения попроси, да в голос, дарами поклонись нескупыми, авось и сладится все. А она за тебя слово замолвит, не сомневайся.

— Ай, парень! — Колдун после того, как я замолчал, отмер не сразу, с минуту переваривая мои слова. — Вот не ждал не гадал такое от тебя услышать! А ты зачем так поступил-то?

— В смысле? — теперь уже я изумился. — Ты ж сам всю дорогу жаловался, что, мол, нет силы — нет жизни.

— Так это моя печаль! Твой интерес в чем? С меня ж взять-то нечего. Добра не нажил, что было — давно в оборот пустил. Дом — и тот развалина в самой глуши.

— Просто так, — поняв, что он имеет в виду, ответил я. — Представь себе, дед, со мной такое иногда случается. Сам поражаюсь.

— Ты ж у нее себе удачи мог выпросить, воды из подгорных глубин, что годков добавляет, или каменьев самоцветных. Девка тех, кто ей глянулся, щедро одаривает, без счета. А ты, похоже, ей по сердцу пришелся, коли она решила тебя эдак посластить.

— Ну а я за тебя попросил. Так что, Мефодьич, следи за белой березой да слушай прогноз погоды, чтобы нужный момент не упустить. А, вот еще! Глашка сказала — проси прощения от сердца, но не вздумай на колени бухаться, сестра ее такое на дух не переносит. Она людей вообще не очень любит, но уважает, когда те, поняв вину, все же про гордость свою не забывают.

— Смекнул, — кивнул старик. — Не сомневайся, и слова найду, и момент не упущу. И что нести в дар — знаю, уважу хранительницу камня на славу. Ай, порадовал как!

— Ну и славно. — Я встал из-за стола. — Теперь вроде все. Как Светка вернется, передай ей, чтобы мне позвонила. Не чужие люди мы с ней теперь, переживаю все же.

— Ты не спеши, паря, — встал и Геннадий Мефодьевич. — Я хоть и колдун черный, недобрый, но о том, что добром за добро надо платить, всегда помнил. Особенно за такое, которое отдарка вроде и не предполагает, вот как сейчас. У тебя небесное железо, что Хозяйка дала, поди, с собой?

— Ну да, — кивнул я, — захватил. Правда, оказалось, что не железо это никакое, а медь.

Не стал я прощальный подарок Каменной Девы оставлять в доме, где ночевал, прихватил и его, и документы с собой, а после сложил в купленный на первой же попавшейся заправке немудреный рюкзак. Кто знает, что будет, когда я вернусь обратно? Может, Марина, не дожидаясь меня, рванет в Дубай, решив, что хватит с нее родных осин. Ванна и паштет оказали свое терапевтическое воздействие, недавний непрерывный стресс девочку отпустил, и я утром завтракал совсем с другой Мариной, не сильно похожей на ту, которая накануне вышла из пещеры. А что будет к вечеру? Потому совершенно не удивлюсь, если папаша Белозеров ошибся и меня уже сегодня завернут не то что при входе в дом, а еще на въезде в поселок. Барахло, которое осталось в походном рюкзаке, мне не сильно жалко, я бы все равно его в Москву не попер. А вот личные вещи, документы и небесное железо — это серьезно.

— И хорошо, что медь, — деловито заметил колдун. — Она податливее железа, работать с ней проще, да и тебе, выходит, сподручнее. Давай сюда. Да не трухай, паря, не надо. Как ты со мной, так и я с тобой.

Я глянул на него и понял — нечего тут бояться. Да и то — ему это железо на кой? Чего он с ним делать станет? Кабы золото — еще ладно, а медь, пусть даже и такая…

— Сиди, пей чай, — велел мне Поревин, убирая мешочек с заветным металлом в карман серого пиджака, который он натянул на себя. Забавно, кстати — хрестоматийный такой деревенский старичок получился, в трениках с «пузырями» на коленях, фуфайке и в пиджаке. Только капитанской фуражки не хватает. — Я скоро.

И ушел. Куда, зачем — неясно, но не за ним же бежать? Сказано ждать — будем ждать.

Вернулся он только через полчаса и положил мешок, на глаз такой же, как и был, передо мной.

— Забирай. Пули лить не умею, не обессудь, но, думаю, в белокаменной мастера найдутся. А вот за то, что гамадрилу они теперь точно возьмут, поручусь.

— Гамадрилу? — уточнил я, но больше так, для приличия. На деле я уже понял, что он имеет в виду.

— Не дуркуй. Голема твоего, — проворчал старик. — Небесный металл сам по себе силу немалую имеет, а с тем заклятьем, что на него Кузьминична наложила, она удвоилась. В лоб или сердце засадишь — смерть верная, а если в мясо угодишь — что огонь, жечь тело станет до той поры, пока в нем пуля сидит. Сам решай, как тебе убить эту оглоблю приятнее — сразу или чтобы помучился. Угодил ли?

— Ух ты! — проникся я и погладил мешковину ладонью. — Угодили — не то слово!

— И для вурдалачьего племени теперь эта медь верная погибель, так Кузьминична сказала, — добавил колдун. — Побочный эффект. Только вот что…

— Что? — чуть напрягся я.

— Если прибьешь верзилу, один слиток золота и мандрагыр из награды ведьме достаться должен, — вздохнул Поревин. — Такая была ее цена. Торговался как мог, но с этим бабьем легче себе руки до локтя сгрызть, чем на своем настоять.

— Не вопрос, — мигом ответил я. — Второй слиток, не обессудь, мой, а вот деньги мы напополам распилим.

— Чегой-то?

— Шабашников наймешь, ремонт в доме сделаешь, — объяснил я. — А то и правда он у тебя весь покосился.

— Ладно, чего делить шкуру неубитого медведя, — похлопал меня по плечу колдун. — Все, машину вызывай, а то и впрямь только к сумеркам на кладбище попадешь.

Он вышел меня проводить до калитки и, когда к ней уже подъехало вызванное такси, произнес:

— Не забудь с шаманами поговорить в Москве. Не думаю, что их у вас там много. Настоящих, имеется в виду, а не шаромыжников из телевизора.

— Зачем? — уточнил я.

— Экий ты глупо́й. Аркашка, поганец, Мискува убил, верно?

— Верно.

— И что теперь?

— А что теперь?

— И вправду обалдуй! — возмутился колдун, а после недоверчиво глянул на меня. — Стой-ка. Ты впрямь не понимаешь, о чем я?

— Нет. — Я подал знак таксисту, мол, сейчас-сейчас.

— Эх, молодежь! — всплеснул руками старик. — Мискув был шаман, причем не просто так, в которого дух таежный или горный вошел и выходить отказался, а родовой. Наследственный, понимаешь? Его просто так, без последствий, убить нельзя. Вот если после обряда, специальным заговоренным ножом грудь вспороть, сердце вынуть и на костре его сжечь, тогда да, может, и пронесет. И то не поручусь. Но вот так, пулями, только тело прибьешь, а дух — шиш! Потому Аркашка твой вместе с кладом такое проклятье на свою голову заполучил — что ты! Я даже точно не знаю, какие именно напасти на него сейчас сыплются — может, он заживо гнить начал, может, сны его терзают, да такие, что седым проснешься, может, смрад от тела идет жуткий, который никто из рядом стоящих выдержать не сможет. Одно скажу точно — чем дальше, тем ему будет хуже. Так что без шамана, причем очень сильного, от этой напасти не избавишься, только он посмертную кару Мискува от него отведет. И то не факт, что кто-то согласится на себя такой груз принять. Опять же — не любят шаманы тех, кто убивает их собратьев, потому ни на Урале, ни на Алтае, ни на Кольском рад паскуднику никто не будет. Скорее, в жертву принесут, чем помогут. А вот в Москве — кто знает? У вас там царство денег, может, найдется какой двурушник. И времени у бывшего дружка твоего всего ничего осталось, недели две, не больше. Потом сожжет его проклятие — сначала душу, после тело.

— Я понял. — Ощутил, как в душе зажегся маленький огонек, означавший одно — теперь у меня есть теплый след, по которому можно идти. — Спасибо тебе, Геннадий Мефодьевич. Если свезет и жив останусь — сообщу, чем все кончилось. А то и в гости на будущий год заеду.

— Ага, как же, — усмехнулся старик. — Я, когда молодой был, тоже кажен год своему бате сулил, что об следующее лето на покосе помогу. Угадай — хоть раз приехал? То-то и оно. Все, бывай.

— До встречи, — я обнял деда. — А про Матвея Верховина я не забуду, при случае привет от тебя передам. А то и чего покрепче. Чтобы проняло его до самых кишок.

— Та штука, что вы все ищете, силу не только отдавать умеет, — шепнул мне на ухо колдун. — Если по уму с ней обойтись, так она ее и забирает. Иной раз вместе с жизнью.

На кладбище я успел до темноты, посидел с полчаса у могилы Мишани, разделив с ним напополам, как это водилось между нами, бутылку хорошей водки и рассказав о том, что, скорее всего, с его убийцей расчет произведен полностью. Уверен, что кто-то из тех охранников жрецов, что мы перебили на площадке, Мишаню и порешил. Вряд ли у поклонников Куль-Отыра очень большой штат профессиональных бойцов, это штучный товар, такого много не бывает.

Не знаю уж, в водке было дело или в том, что погибший друг одобрил то, что услышал, но после того, как я покинул кладбище, у меня на душе стало спокойно и светло. И даже если меня не пустят в поселок, то, скорее всего, никакой грусти по этому поводу не возникнет. Нет так нет, поехал бы в Кольцово, ибо в Екатеринбурге меня теперь совсем ничего не держит. Может, так даже и лучше. Хлопот меньше.

Но нет, никаких проблем не возникло. Более того, Марина меня, похоже, очень ждала, ибо прямо с порога окатила, как из ведра, кучей упреков на тему: «Ну ты где катаешься, все давно остыло».

— Можно подумать, ты сама готовила, — усмехнулся я, сбрасывая с плеч рюкзак.

— Нет, — честно ответила девушка. — Но я придумала меню, а это тоже очень важно.

Надо заметить, что сегодняшний день она явно потратила с немалой пользой для себя любимой, ибо от вчерашней замарашки в ней не осталось ничего. Марина даже прическу и ту поменяла, изрядно укоротив свои волосы.

— Да-да, — верно расценив мой взгляд, подтвердила она. — Все возможные женские радости косметологии получила. А главное — вот, ноготки сделала. Даже не знаю, что меня бесило в пещерах больше — то, что я там могу сдохнуть, или отсутствие маникюрши.

— Марина Вадимовна, — негромко произнес Константин Николаевич, который по традиции отирался неподалеку от моей собеседницы. — Данные, пожалуйста.

— А, да! — щелкнула пальцами Белозерова. — Точно! Макс, у тебя же есть паспортные данные Аркаши? Не говори, что нет, не поверю.

Я глянул на нее, на охранника, а после нахмурился.

— Ой, ладно, — отмахнулась девушка. — Глупо отказываться от помощи, когда ее можно получить без каких-либо обязательств, так говорит мой папа, а он очень умный человек. Возможности Савельева — это начальник охраны — очень велики, так давай их используем? Ну как эта падла белобрысая где засветится? Не знаю, как ты, но я очень хотела бы с ним еще разок повидаться.

— Резонно. — Подумав еще пару секунд, я достал смартфон. — Константин, у тебя номер какой?

Я фоткнул паспорт Стрелецкого еще в Москве, в аэропорту, представилась мне тогда такая возможность, вот привычка грести под себя всю информацию, которая подворачивается под руку, и сработала. Но пригодилось же?

— Пробьем, — заверил меня охранник и отошел к двери, набирая чей-то номер, меня же Марина потащила в столовую, где я увидел богато накрытый стол.

— Сама не ела, тебя ждала, — сообщила она мне. — Хоть и хотелось! Так что мой руки — и за стол.

Похоже, ей нравилось изображать из себя эдакую хозяюшку. Пусть. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не острыми и колющими предметами.

— За Костика не переживай, — десятью минутами позже, уминая сложносочиненный салат, успокаивала меня Марина. — Он деталей не знает, для него Аркаша просто некий человек, который кое-что у нас украл. И — все!

— Хорошо, — разрезая кусок свинины, одобрил ее слова я.

— А мы завтра летим в Москву, — уведомила меня девушка.

— «Мы» — ты и охрана?

— «Мы» — ты и я. Ну и они тоже, куда деваться, — пояснила Марина. — Ты же все дела тут поделал?

— Все. А как же Дубай?

— Ну на фиг. Чего я там не видела? Да и день рождения у папки скоро. Юбилей! Наверняка устроят большой праздник, он порадуется, если я на нем появлюсь. В том году не вышло, я… Короче, приболела немного, пришлось в Европу ехать лечиться. Причем в редкостную дыру, где даже мобильной связи нет. Все общение по электронной почте, как в каменном веке. Представляешь?

— В самом деле жуть, — согласился с ней я, застыл на миг, отложил вилку и нож в сторону и припечатал ладонь себе ко лбу. — Блин! Вот же долбень!