Сломленная Джульетта

12

ОБНАДЕЖИВАЮЩЕЕ БЕЗРАЗЛИЧИЕ

Шесть лет назад

Округ Вестчестер, Нью-Йорк

Гроув

Две недели.

Мы уже не разговариваем целых две недели. Две недели, в течение которых каждый взгляд был сделан украдкой и мимолетно. Я не могу сказать, что его влияние на меня уменьшилось, но я определенно лучше стала игнорировать его.

И лишь в моменты, когда мне приходится смотреть на него, мое самообладание пошатывается. Когда он стоит перед всей группой и выступает, глубинный магнетизм, притягивающий меня к нему, набирает обороты и пытается разрушить мою решимость.

Это один из тех долгих, сюрреалистичных моментов, когда все мои мысли лишь о том, мое желание сильно́ настолько, что чугунное железо вокруг моего сердца грозится прогнуться.

Но затем я взываю к чувству горечи и в один миг гнев перевоплощается в мое утешение. Это позволяет потоку страсти улетучится подобно мутной воде в ванне.

Его выступления все также неизменно хороши, но я закатываю глаза, когда он продолжает сдерживаться, укрывая внутри себя эти несколько хрупких частичек себя, не позволяя им ни засиять, ни разбиться.

Когда он заканчивает, я хлопаю ему вместе со всеми, но аплодирую я больше его самообольщению, нежели выступлению.

Браво, что снова сфальшивил, Итан.

Ты – идеальная копия того, кого, как мне казалось, я любила.

Мы громко поем. Кружимся и танцуем после того, как выкурили порцию домашней травки Лукаса. До начала занятия еще полчаса, чему я только рада, потому что так сильно я не смеялась уже давно и мне не хочется, чтобы это заканчивалось.

Не понимаю как, но я знаю наизусть слова песни «Не могу оторвать от тебя взгляд». Мы все знаем.

Наше поведение несносно и неуместно, но хоть какая-то часть тяжести в моей груди, которая была там со дня нашего расставания, наконец-то, уменьшается.

Миранда толкает меня к Джеку. Он ловит меня и передает Лукасу. Айя обнимает нас обоих и гладит меня по волосам. Лукас зовет Коннора и потом бросает меня к нему в объятия. Коннор смеется, теряя равновесие и мы оказываемся на полу. Все смеются. Коннор обнимает меня, и пока я смеюсь вместе с ним, его улыбка постепенно сходит с его лица подобно краске с холста.

Он пристально смотрит на меня, и не успеваю я опомниться, как уже тоже не смеюсь. Его лицо слишком близко. Его выражение лица просит слишком о многом, словно бы напевая о том, что я слишком хороша, чтобы быть правдой.

Долгие секунды, мне кажется, что он поцелует меня, но вместо этого он откидывается на спину и прижимает меня к своей груди. Люди танцуют и поют вокруг нас, словно мы центральное звено какого-то причудливого языческого ритуала, и хоть мне кажется, что это неправильно – находиться в такой интимной позе, я все равно не двигаюсь с места, проверяя свою реакцию. От него исходит тепло и приятный аромат, и мне нравится, как он нежно ласкает мою руку.

Но я не хочу его.

Когда Итан бросил меня, я заделала все дыры, которые он оставил во мне, бетоном. Это защищает меня от излишне сильных чувств. Да и потом – уже ничего и нет. Нет места ни для чего-то другого, ни для кого-то.

Я закрываю глаза. Все, что я вижу – это образы Итана.

Меня одолевает чувство клаустрофобии.

— Эй, ты в порядке? – Коннор обеспокоен. Я тоже.

Его голос не такой. И лицо не такое. Мне хочется находиться в объятиях другого человека. Ощущать другие стуки сердца под своей рукой.

Я встаю и пошатываясь иду к фонтанчику с водой.

Такое ощущение, что я пью целую вечность, а затем просто позволяю воде стекать по моим губам и языку. Я чувствую обезвоженность.

— Кэсси? — Коннор оказывается рядом, весь такой заботливый и милый. Совсем не такой как Итан. — Ты как?

Я киваю и пытаюсь улыбнуться.

— Да, все нормально. Наверно, просто небольшое головокружение.

Нет, это еще легко сказано. У меня полномасштабное эмоциональная потеря ориентира. Внутри меня все полностью перевернулось. С ног наголову и наизнанку.

Мне ненавистно то, как я неправильно ощущаю себя без ''него''.

Я позволяю Коннору обнять меня и проводить в класс. Я позволяю Итану увидеть, как он обнимает меня, когда мы заходим. Я позволяю себе улыбнуться, когда лицо Итана трансформируется в грозовую тучу из самых темных измерений.

Отлично. Пусть в нем тоже все перевернется.

По крайней мере, теперь я не одна такая.

— Мисс Тейлор?

Эрика обеспокоено смотрит на меня. Я стою возле ее стола уже несколько минут, неотрывно глядя на список групповых занятий, написанный на доске, и не в состоянии понять, что же она натворила.

Ей известно о нас с Итаном. Как она может не знать, когда все вокруг до сих пор жужжат об этом, как мухи над гниющей тушей? Прошло уже больше двух месяцев, и она никак не могла оставаться в полном неведении того трепета ожидания, который сочится в воздухе каждый раз, когда мы вместе входим в помещение. Словно все молят о том, чтобы мы поругались. Или занялись сексом. Или и тем, и другим.

Неужели мой фасад настолько безупречен, что она верит в то, что существует возможность того, что я могу снова выступить с ним?

Я искоса смотрю на Холта. Он смотрит на доску с таким же ошеломленным выражением лица.

— Мисс Тейлор? — говорит Эрика уже громче. — Есть какие-то проблемы?

Большинство одногруппников уже собрали вещи и ушли, но те немногие, кто остался, молчат словно они боятся пошевелиться и спугнуть драму, которая вот-вот разыграется.

— Эрика… я просто… — Как мне сказать это и не выставить себя перед всеми… перед ним… слабой? — Этот список групп для сценок. Не уверена, что я могу быть в этой группе.

Джек и Айя задерживаются около двери. Лукас делает вид, что возится со шнурками. Фиби и Зои стоят, уставившись в свои телефоны, поглядывая исподтишка на нас. Эрика вежливо велит им уйти.

Затем она поворачивается к Итану.

— Мистер Холт? Может вам стоит присоединиться к нам? У меня такое чувство, что это имеет к вам отношение.

Итан напрягает челюсть и резко встает со стула. Пока он перекидывает рюкзак через плечо и подходит, мурашки начинают бегать по моей коже.

— А теперь, — говорит Эрика, когда он встает так далеко от меня, насколько это возможно, стараясь при этом не выставить меня носителем чумы. — Мисс Тейлор, почему именно вы не можете играть в группе, в которую я вас включила?

Она знает и все равно хочет, чтобы я сказала это. Перед ним. Иногда, мне кажется, что она наслаждается нашим смущением.

— Я просто не думаю, что я и… — Я не могу сказать его имя. Если я произнесу его, оба – и он, и Эрика увидят, что я ни капельки не забыла его. — Не думаю, что будет честно для остальных членов группы, если мы оба будем там. Будет чувствоваться… напряжение.

Эрика смотрят на нас поочередно. Я не смотрю на Холта, но чувствую, что он хмурится.

— Мистер Холт? Вы согласны?

— Да. Там определенно возникнет напряжение.

— Так, вы оба ждете, что я буду оказывать вам особое отношение, потому что работать вместе будет некомфортно?

Никто из нас не отвечает. Это именно то, чего мы ждем, но если мы так скажем, то будем выглядеть эгоистичными засранцами.

Эрика вздыхает.

— Я хочу вам дать понять, что в течение вашей карьеры вам придется работать со многими людьми, которые вам не будут нравиться. С людьми, которых вы предпочли бы избегать. Но вы не можете бежать каждый раз, когда возникают трудности. Плюс, вы просите у меня особое отношение, просто потому что больше не встречаетесь.Если я сделаю это для вас, то создам прецедент, который быстро станет главной занозой в моей заднице.

Я знаю, что ее слова – правда, и тем не менее хочу, чтобы она сделала это.

Мы с Итаном ничего не говорим. Наша молчаливая мольба говорит о многом.

Эрика снова вздыхает.

— Из-за смешения персонажей, которые я назначила внутри каждой группы, единственный человек, с которым я могу поменять Мистера Холта будет Мистер Бейн. — Итан напрягается. — Это приемлемо для вас?

Итан спрашивает:

— Какого рода сцены мы будем играть?

Эрика сразу смекает.

— А это имеет значение? Вы либо остаетесь в группе с мисс Тейлор, либо меняетесь с Коннором. Что выбираете?

Я говорю «Пусть поменяется» в тот самый момент, когда Итан говорит «Я остаюсь». Потом для пущего эффекта мы говорим это снова, но уже громче.

Мы с Итаном сверлим друг на друга взглядами. Это первый раз, когда мы действительно смотрим друг на друга за последние восемь с половиной недель. Мое лицо и тело заливает яростный жар.

От моего внимания не ускользает, что уши Итана также становятся ярко-розовыми.

— Отлично. Пофиг, — говорит он, махая рукой. — Поменяйте меня с Коннором. Делайте, как она хочет.

— О, нет, сделайте-ка одолжение, оставьте Холта в моей группе. То, что он хочет гораздо важнее.

— Я не хочу этого, — говорит он, подходя ближе. — но мы оба знаем, что это к лучшему.

— Мы все еще говорим об актерских группах? Потому что если нет, то мне ничего непонятно.

Эрика закатывает глаза и берет свою папку со стола.

— У меня нет на это времени. Дайте мне ответ до конца дня, или состав групп останется неизменным.

Мы с Итаном слишком заняты кипящей в нас злостью, чтобы заметить, что она уходит.

Он слишком близко. Непроизвольное желание моего тела прикоснуться к нему, делает меня еще более гневной.

— Просто поменяйся, Итан. Ты знаешь, мы не можем работать вместе.

— Да, тебе было бы очень удобно работать с Коннором.

— О чем, ты блин, говоришь?

— Как будто ты не знаешь. Скажи, как долго он ждал, прежде чем приударить за тобой после того, как узнал, что мы расстались? Каждый раз, когда я вижу его, он лапает тебя.

— Коннор – мой друг. Вот и все. В отличие от некоторых, он волнуется за меня.

— Вот же бред! Его волнует лишь возможность того, что ты можешь оседлать его член. Ты просто слишком наивна, чтобы увидеть это.

— Что бы его ни волновало, это не твое дело! Ты порвал со мной, помнишь? То, что ты не хочешь меня, еще не значит, что и другие парни не хотят.

Выражение его лица мрачнеет, и тембр голоса спадает до резкого шепота.

— Мое расставание с тобой не имеет никакого отношения к тому, насколько сильно я тебя хочу. Ты прекрасно знаешь это.

— Ты сказал, что любишь меня и потом бросил. Даже для безумца это покажется ненормальным.

Видимо, наконец-то, наступила та часть, когда мы ругаемся из-за нашего расставания. Я предсказывала, что это скоро случится, и я готова атаковать с оружием в руках.

— Просто признай, что порвал со мной, чтобы защитить себя, Итан. Конец истории.

— Это полный бред, и ты это знаешь. Если бы мы остались вместе, я бы сделал тебе больно…

— Вот так новости! Ты все равно сделал мне боль.

— Я бы сделал еще больнее.

— Значит ты расстался со мной в надежде, что у нас будет шанс остаться друзьями, и все же это первый раз, когда мы разговариваем за более чем два месяца.

Он издает горький смешок.

— Мы не сможем остаться друзьями.

— Ну вот опять, ты строишь предположения о том, с чем я могу справиться, а с чем – нет.

— О, да неужели? Думаешь, сможешь справиться, если мы снова сблизимся? Хорошо. Давай-ка проиграем кое-что.

Выражение его лица становится хищным, и он делает шаг ближе. Я делаю шаг назад.

— Ты серьезно думаешь, что мы можем притворяться, что не хотим большего? — Он приближается. Я отступаю. — Просто представь это. «Привет, Кэсси. Пообедаем вместе?» — Он старается изо всех сил сохранить небрежное выражение лица. — «Может позанимаемся вместе? Давай повторим реплики».

Мое спина прижимается к стене. Он так близко, что мы почти соприкасаемся.

— «О тебе плохо? Давай обниму». Ведь именно так поступают друзья, да?

Жар его тела обжигает. По моей коже проходит электричество.

Он упирается одной рукой о стену сбоку от меня и наклоняется. Его голос тихий и мрачный.

— Как только мы прикоснемся друг к другу, то нам уже не захочется отпускать друг друга. Будет лишь шквал просьб в стиле «поцелуй меня», «прикоснись ко мне», «засунь свои руки мне в трусики». «Сними одежду, чтобы я смог оказаться внутри тебя».

— Прекрати. — Я не могу дышать.

— В этом-то и проблема. Мы не остановимся. Мы будем продолжать и не заметим, как снова с головой уйдем в отношения, в которых мои дурацкие страхи в очередной раз задушат нас. Неужели это будет менее мучительно, чем то, что мы переживаем сейчас? Не знаю, как насчет тебя, но я бы предпочел вообще не прикасаться к тебе, чем постоянно хотеть большего.

Я делаю глубокий вдох и смотрю ему в прямо в глаза.

— Тогда почему ты так суетишься из-за Коннора?

Выражение его лица смягчается, и он делает шаг назад.

— Потому что единственное, что убивает меня больше, чем прикосновения к тебе, это смотреть как это делает кто-то другой.

— Ты отказался от права решать это. На этот раз решение за мной, и раз я не могу быть с тобой, то тогда буду с Коннором.

Я не понимаю, как смогла сформулировать сказанное, пока слова не вылетают из моего рта, но потом уже слишком поздно.

У него такой вид словно я ударила его.

— Ну, конечно. Прекрасно. Я пойду скажу Эрике.

Он берет рюкзак и направляется к двери. Дойдя до нее, он поворачивается ко мне.

— Просто из любопытства, если я буду играть в любовной сцене с Зои в моей новой группе, тебя это заденет?

Теперь моя очередь чувствовать себя так, словно меня ударили, но я не позволяю ему увидеть это.

— Итан, я только что провела последние восемь недель, учась не обращать внимания на тебя каждый раз, когда ты попадаешься мне на глаза. У меня это уже довольно хорошо получается.

Он кивает и одаривает меня горькой улыбкой.

— Рад за тебя.

Спортивный зал кампуса.

Я учусь в этой школе уже больше восьми месяцев и это впервые, когда я переступаю порог этого помещения. Он большой. Как и все в этой школе.

Первый этаж оснащен кардио и силовыми тренажерами, а на втором располагается зона для тренировок со свободным весом и различные специализированные залы для занятий йогой, пилатесом и боксом. Имеется даже площадка для игры в ракетбол.

Похоже, Ева Бонетти, чье имя красуется на двери, была щедрой покровительницей искусств.

Руби посоветовала мне попробовать себя в боксе. «Сними немного стресс», сказала она. «Перестань быть унылой стервой». «Представь, что груша – это глупое симпатичное личико Холта».

Я прихожу к выводу, что мне это не повредит. И вот я здесь, на моих руках новенькие боксерские перчатки, моя решимость непоколебима. Я полна решимости выплеснуть часть эмоционального давления, которое нарастало внутри меня последние несколько месяцев.

Сейчас вечер пятницы, поэтому зал почти пустой. Разумеется, у большинства студентов колледжа есть более интересные планы на выходные, чем заниматься выплескиванием гнева. Но я не одна из них.

Когда я приближаюсь к боксерскому залу, я слышу доносящиеся изнутри приглушенные звуки.

Проклятье! Мне и в голову не приходило, что кто-то еще тут будет здесь.

Я подхожу к двери и заглядываю внутрь через стеклянную панель.

У меня перехватывает дыхание.

Это он.

Широкоплечий в майке-алкоголичке, его руки напрягаются при каждом ударе о грушу. Джебы и апперкоты переходят в колотящиеся удары наотмашь.

Каждый раз, ударяя по груше, он издает стон, выражение его лица напряженно и переполнено гневом. Снова и снова перчатки ударяют и издают хлопающий звук. Я практически ощущаю на себе его силу сквозь дверь.

Холодная дрожь пробегает вдоль моей спины.

У него такой отчаявшийся вид. Словно он борется за свою жизнь. Наносит удар за ударом, но, по всей видимости, не получает никакого удовлетворения. Казалось бы, я должна радоваться, что он испытывает столь сильные страдания, но это не так. Мое горло сжимается под натиском эмоций, которые я не хочу чувствовать.

Он продолжает колотить грушу. Его руки располагаются по разные стороны, тело поворачивается под таким углом, что силы только приливают. Затем он начинает пинать ее ногами и вслед за этим – коленями. Он прилагает столько усилий, что я чувствую вибрацию через пол. Он бьет быстрее и быстрее. Звуки, исходящие от него, становятся более раздраженными, пока он наконец не останавливается и не хватается за грушу в попытке отдышаться. В его лице отражается абсолютное поражение.

— На хрен все! — говорит он со стоном, прижимаясь к эмблеме «Эверласт». — Черт, черт, черт, черт, черт.

Я так отчаянно хочу узнать, что же творится у него в голове. Мне очень хочется сказать ему, что он все уж слишком усложняет. Что между нами все может быть легко и правильно, если бы он просто сдался.

Но я знаю, что он не поверит мне.

В любом случае, уже слишком поздно. Урон причинен.

Сейчас мы уже ничего не исправим.

Когда он снимает свои перчатки и бросает их в стену, я перекидываю рюкзак через плечо и ухожу. Каждая часть меня протестует. Умоляет вернуться.

Я не делаю этого.

Каждый шаг, отдаляющий меня от него подобен ходьбе по зыбучим пескам.

К тому времени, как я дохожу до лестницы, до мне снова доносятся звуки его стонов.

— Знаешь, он скучает по тебе.

Я и не думала, что кто-то знает о моем тайном уголке для чтения в дальнем конце театрального корпуса, но стоило бы догадаться, что Элисса наполовину ищейка.

Я закрываю книгу, не зная, что сказать. Она помогает мне, усаживаясь рядом со мной и заполняя тишину.

— Знаю, ты думаешь, что он придурок или еще что-то в этом роде, но… прежде я никогда не видела, чтобы мой брат так сильно страдал из-за кого-то. Он словно призрак той версии себя, когда он был с тобой.

Из меня вырывается горький смешок.

— Тогда, может ему не следовало бросать меня.

Она ковыряет трав сбоку от себя.

— Он думает, что защищает тебя.

— Ну, он неправ.

— А вдруг прав? — Она приподнимает руку, чтобы защитить глаза от яркого солнца. — Что, если бы он остался и его страхи, заставили бы уйти тебя? Это было бы менее болезненно?

Я пожимаю плечами.

— Думаю, мы никогда это не узнаем, да?

Она немного молчит, потом говорит:

— Он неплохой человек, Кэсси. Он просто… травмирован. Напуган.

Я моргаю и тоже начинаю ковырять траву, пытаясь унять жар, поднимающийся по моей шее.

— Я знаю. И сейчас, благодаря ему, я узнала, что это такое.

Она ничего не отвечает на это. Я и не жду, что она мне ответит. Своей фразой я положила конец этому разговору, и мы обе знаем это.

Она встает.

— Ты хотя бы скучаешь по нему?

''Больше, чем я скучала по чему-то или кому-то в своей короткой непримечательной жизни.''

— Я очень сильно пытаюсь не скучать.

— И как получается?

— Едва ли.

— Прости.

— Элисса, тебе не за что извиняться. Твой брат, другое дело…

Она кивает.

— Думаешь, ты когда-нибудь сможешь его простить?

Я вздыхаю.

— Я не знаю. Честно.

Это правда. Мне бы хотелось думать, что я смогу преодолеть все это, но я не знаю, достаточно ли сильна́.

— Я надеюсь, что сможешь, — говорит она. — Вы двое созданы друг для друга. Я чувствую это сердцем.

Что меня раздражает больше всего, так это то, что я знаю, что она права.

Я просто не понимаю, как такое возможно.

Сегодня день выступлений.

Мы репетировали наши сценки четыре недели. За все это время Холт и я едва ли обменялись парой слов.

Избегание друг друга – превратилось в форму искусства для нас обоих.

Моя группа исполняет сцены из пьесы «Трамвай “Желание”». Коннор играет Стэнли. Я – Бланш.

Сейчас я понимаю, почему Эрика изначально хотела, чтобы Холт сыграл Стэнли. Он идеален для этой роли – угрюмый, напряженный, полный смятения и страсти, неуверенный в себе и потому полон агрессии. Коннор очень хорошо справляется, но и Итан был бы великолепен.

Играть Бланш – для меня вызов. Она – южная красавица в годах, расстроенная самоубийством своего мужа. Ее преследуют образы того, как она застала его в постели с другим мужчиной. Ее смущает жестокий тупица-муж сестры, и она борется с первобытным влечением к нему.

Пока мы готовимся к выходу, я украдкой заглядываю в аудиторию. Все наши одногруппники уже там, как и второкурсники. Я вижу Холта, он плотно сжимает челюсть и беспокойно сидит на месте, пытаясь проявить заинтересованность к тому, о чем говорит Лукас.

Как только Эрика объявляет нашу сцену, Холт встает и выходит из театра.

Несмотря на то, что мне немного обидно, я также чувствую облегчение.

Благодаря этому, я могу полностью отдаться роли, не ощущая стеснения из-за того, что он наблюдает за мной и Коннором.

Кроме того, я не чувствую себя так уж виноватой из-за того, что пряталась в туалете, когда он отыгрывал любовную сцену с Зои. Я не могла смотреть на них вместе. Просто не могла. Лишь от одной мысли об этом, у меня раскалывалась голова от ярости.

Да уж, пофигизм в отношении друг друга работает успешно.

Руби показывает на третьекурсника театрального факультета с взлохмаченными волосами.

— Поцелуй его.

— Нет.

Она показывает на парня, которого я никогда раньше не видела, но который поразительно похож на молодого Мэтта Деймона.

— А что насчет него?

— Нет.

— Вот, выпей немного текилы.

— Это не заставит меня целоваться со случайными парнями.

— Заставит. Поверь мне.

Я вздыхаю и откидываюсь на спинку дивана.

— Руби, я не хочу никого целовать.

— Хочешь-хочешь, но ты бы предпочла, чтобы это был тот придурок, который бросил тебя чертову тучу месяцев назад, поэтому я и организовала эту интервенцию.

— Хорошо, но брать меня на вечеринку и поить до такой степени, что я буду лобызаться с незнакомцами – не вмешательство.

— Это есть в моей книге.

— Кроме того, я не хочу целовать Холта.

Она закатывает глаза.

— Конечно, не хочешь. Поэтому за последние пять месяцев, прошедших с вашего расставания, ты даже не смотрела на других парней.

— Это неправда. Я смотрела.

— Ага, ты просто не трогала. — Она вскидывает руки. — Кэсси, неужели ты не понимаешь, что лучший способ забыть парня, это переспать с другим?

— Я просто не хочу ни во что ввязываться, ясно?

— Я не говорю, что ты должна выбирать с ним китайский фарфор или что-то типа того. Просто повеселись немного. Целуйся. Лапай. Трахайся. Это необязательно должно быть с любовью всей твоей жизни. Ради бога, тебе же только девятнадцать. Нельзя отрекаться от всех мужчин, только потому что Холт разбил твое сердце. Мужчины, как вибраторы. То, что они все мудаки еще не значит, что ты не можешь использовать их, чтобы хорошо провести время.

Она протягивает мне еще одну стопку текилы, и я выпиваю ее, главным образом, потому что не в состоянии с ней спорить.

У меня начинает все плыть перед глазами. Словно комната заполнена желе и все двигаются медленно.

Руби все еще болтает, но я отключаюсь от нее. Я не хочу быть здесь. И я знаю, что она права.

Я боюсь снова испытать боль.

Часть меня хочет последовать совету Руби и с кем-нибудь переспать, чтобы просто вновь почувствовать себя желанной. Чтобы напомнить себе о том, что я привлекательна и соблазнительна, а не пустышка, каковой себя чувствую. Но я знаю, что всегда буду чувствовать боль от того, что Итан сделал со мной. Это всегда будет сдерживать меня.

Я встаю.

— Я иду домой, Руби. Извини. Ты оставайся. Проведи хорошо время.

Она встает и обнимает меня.

— Я само собой хорошо проведу время. Мне бы просто хотелось помочь тебе забыть этого Мистера Членолицего.

Я смеюсь.

— Я уже начала забывать его. Клянусь. Я не фантазировала о том, чтобы ударить или трахнуть его уже несколько недель.

Она отстраняется и смотрит на меня в шоке.

— Серьезно.

— Ага.

Она гладит меня по щеке.

— Ооо, я так горжусь тобой.

Я убираю ее руку и снова обнимаю. У нее и правда умеет обнимать лучше всех в мире.

Я вызываю такси и иду к двери. Прямо перед дверью, я замечаю знакомый силуэт в коридоре: высокий и долговязый, взлохмаченные волосы. Я замедляю шаг и прислоняюсь к стене для поддержки, размышляя о том, как бы протиснуться мимо него.

К моему облегчению, когда он оборачивается, я вижу не Холта. Это парень, которого я никогда не встречала. Темные волосы. Темные глаза. Очень даже неплох. Он улыбается мне и отступает к стене, чтобы дать мне пройти.

— Пожалуйста, скажи, что ты не уходишь, — говорит он, очевидно немного пьяный. — Это преступление, если самая красивая девушка на этой вечеринке пойдет домой до того, как у меня появится шанс поговорить с ней.

Я пожимаю плечами.

— Прости. Мне нужно срочно посидеть дома без дела. Не могу растрачивать всю ночь на вечеринку.

Он протягивает мне руку.

— Я – Ник, кстати. Третьекурсник факультета изобразительного искусства.

Я протягиваю ему руку в ответ, и когда мы пожимаем их, я с удивлением обнаруживаю, что от его прикосновений у меня слегка выступают мурашки.

— Кэсси. Первокурсница театрального факультета.

— Приятно познакомится, Кэсси.

— Взаимно, Ник.

Он не отпускает мою руку, и я ее тоже не убираю. Есть нечто в его взгляде, что делаем меня менее опустошенной. Я знаю, мы оба немного пьяны, но приятно знать, что кто-то считает меня желанной.

— ПОЦЕЛУЙ ЕГО! — раздается крик Руби по коридору.

Я выдергиваю руку и накрываю лицо руками.

Ник смотрит на Руби с явным удивлением.

— Э… это твоя подруга?

— Больше нет.

Он смеется.

— Она часто кричит тебе целовать людей, которых ты только что встретила?

— Да. Чаще, чем хотелось бы.

Он подходит ближе.

— Ну, она кажется милой. Не хотелось бы разочаровывать ее.

Прежде чем я понимаю, что происходит, он наклоняется и прижимается губами к моей щеке. Моя кожа покалывает в весьма приятной манере, и я инстинктивно хватаю его за рубашку. Он отстраняется и улыбается.

— Надеюсь, тебе понравилось.

— Да, — говорю я, чувствуя легкое головокружение. — Понравилось.

Я жду пока чувство вины накроет меня, и когда это происходит, она оказывается не столь сильной, как я ожидала.

Может я все-таки забываю Холта.

Или может это просто текила.

Какой бы ни была причина, когда доносится сигнал моего такси, я прощаюсь с Ником, чувствуя больше уверенности в своем романтическом будущем, чем когда я только пришла сюда.

Если меня влечет к кому-то другому, значит, я на пути полного освобождения от Итана, ведь так?

Я нахожусь в костюмерном кольце цокольного этажа театрального корпуса. Здесь тесно и пыльно, бесчисленные костюмы из сотен постановок втиснуты в многочисленные ряды стеллажей размером от пола до потолка. Студентам разрешено их брать с разрешения координатора объектов, но найти именно то, что нужно, всегда сложно.Я уже почти час ищу что-то для своего монолога из «Двенадцатой ночи», и от затхлого воздуха у меня уже кружится голова.

Когда каждый волосок на моем затылке встает дыбом, я понимаю, что не одна. И, разумеется, когда я оборачиваюсь, вижу, что Итан наблюдает за мной.

— Я не знал, что ты здесь, — говорит он с явным раздражением.

Мое сердцебиение ускоряется.

— Ну, тебе не повезло.

Перестань. Ты равнодушна к нему, помнишь? У него больше нет власти над тобой.

Он выдыхает и засовывает руки в карманы.

— Ты заканчиваешь?

Его тон раздражает меня.

— Понятия не имею. А что?

— Мне нужен костюм. Думаю, я подожду, пока ты уйдешь.

Я вздыхаю и поворачиваюсь к стойке.

— Просто найди свой гребаный костюм, Итан. У меня сейчас дела поважнее, чем избегать тебя.

Я просматриваю костюмы, старательно игнорируя его.

— Отлично. Пофиг. — Говорит он, и исчезает с моего ряда. Я слышу, как в нескольких ярдах от меня, он начинает перебирать вешалки с той же яростью, что и я.

После еще двадцати минут поисков, я нахожу платье, которое как мне кажется подойдет Виоле, и иду в маленькую отгороженную занавеской гардеробную, примерить его. Когда я отодвигаю шторку, Итан стоит напротив без рубашки и возится с пуговицами каких-то брюк, напоминающих кожаные галифе.

Он смотрит на меня и стискивает зубы, пытаясь застегнуть пуговицы.

— У меня не получается застегнуть эти гребаные пуговицы. Это все равно, что вдевать банан в иголку.

Я бы рассмеялась, если бы не была так потрясена его полуобнаженным видом и тем, что он практически трогает себя.

— Да, к черту! — говорит он, прекращая попытки и надевает кожаный жакет. Стиль наполовину байкерский, наполовину елизаветинского периода. Эффект очень сексуальный.

Он выходит с раздевалки и жестом приглашает меня войти.

— Заходи. Я могу мучаться с этим гребаным костюмом и тут.

Я захожу внутрь и задергиваю шторку. Я бы солгала, если бы сказала, что не подсматриваю, как напрягаются его грудные мышцы, пока он пытается застегнуть жакет.

Ты абсолютно равнодушна к нему, черт бы тебя побрал!

— Какой вообще монолог ты будешь отыгрывать? — спрашиваю я, отвлекаясь от него и снимая футболку с лифчиком.

Он раздраженно фыркает.

— Гамлет. Клянусь богом, эти пуговицы не влезают в эти дырки. Неужели, мне нужен диплом инженера, чтобы справиться с этим чертовым костюмом?

У меня уходит пару секунд, чтобы понять, что у нас относительно нормальный разговор. Это странно, но довольно круто. Может мы действительно сможем стать друзьями когда-нибудь.

Я надеваю платье через голову и пытаюсь дотянуться до молнии.

— Гамлет – это слишком очевидный выбор для тебя, не думаешь? Угрюмый. Беспокойный. Саморазрушительный.

— Да, но я и не особо в состоянии сейчас играть мягких и пушистых героев.

— Как будто когда-нибудь будешь.

Он замолкает.

— К чему ты клонишь?

Я заношу руки за спину и тяну, но молния не поддается.

— Черт побери!

— Дай угадаю, ты не можешь застегнуть молнию на платье?

Я отодвигаю шторку, и он прямо за ней – жакет расстегнут, грудь обнажена, брюки застегнуты наполовину. Его глаза расширяются, когда он замечает, какой глубокий вырез у моего платья.

— Э-э… хочешь я…? — Он показывает пальцем, явно пытаясь сфокусировать свое внимание на моем лице. У него получается задержать свой взгляд лишь полсекунды, прежде чем он снова падает на мое декольте. — Э-э… помогу тебе с… э-э…

— Молнией?

— Да. Молнией. Я помогу тебе, а ты помоги мне.

Я разворачиваюсь, и он подступает ко мне сзади. Он застегивает молнию до середины спины, затем его теплые пальцы проходятся по моей шее, и он перекидывает мои волосы через плечо. Думаю, я слышу, как он сглатывает. Молния с трудом поддается, пока он застегивает ее, но у него это получается. Корсет настолько тесный, что я едва могу дышать. Делая неглубокие вдохи, я поворачиваюсь и упираю руки в бока.

— Боже, как женщины носили это каждый день?! Такое ощущение, что мои внутренности слились воедино, в нечто гигантское и желе подобное.

Наступает тишина.

Когда я поднимаю взгляд, Итан неотрывно смотрит на меня. От выражения страсти на его лице, меня пробирает дрожь.

— Хммм.

Он подходит ближе, и теперь дело уже не в платье, которое не позволяет мне дышать. Я смотрю на его шею только, потому что не могу смотреть на его лицо. Я изучаю рисунок его шрама и как он постепенно переходит в гладкую кожу. Даже сейчас, спустя все эти месяцы, я очень отчетливо помню вкус его кожи. Как он стонал, когда я покусывала его.

— Кэсси?

— Хммм.

— А пуговицы? Может твои пальцы более ловкие, чем мои?

— А да. Точно.

Я берусь за края сюртука и стягиваю их вместе. Поскольку его грудь чересчур широкая, это дается не так-то легко, и он прав, пуговицы действительно слишком большие для этих дырочек. Я борюсь с плотной тканью, но добиваюсь успеха лишь с парой нижних пуговиц, прежде чем сталкиваюсь с проблемами.

— Ты набрал вес?

— Немного. Я тренируюсь.

— Бокс?

Он замирает.

— Да. Как ты узнала?

Пожимаю плечами.

— Догадалась.

Я снова тяну, но пуговицы не поддаются.

— У меня не получается.

— Оставь тогда, — говорит он напряженным голосом. — И так пойдет.

Еще одна попытка и пуговица отскакивает.

— Черт побери!

— Тейлор… — Он накрывает своей рукой мои руки. — Ради бога, просто… оставь.

Я замираю. Время замедляется.

Он касается меня.

Эффект мгновенный и изнурительный. Мое сердце начинает бешено биться, когда он издает прерывистый вздох. Я смотрю на его руку, которая накрывает мою. Она такая чужая. Такая знакомая. Неправильное и правильное переплетается друг с другом, отдаваясь импульсом внутри меня.

С болезненным восхищением, я наблюдаю, как он проводит большим пальцем по моим костяшкам словно в замедленном действии. Мне хочется отступить назад, но я словно застыла. Я не могу поднять на него взгляд, опасаясь того, что я могу сделать. Или что он сделает. И пусть ткань жакету и плотная, я все равно чувствую, что его сердце колотится быстрее моего. Его грудь быстро вздымается и опускается, и я понимаю, что что бы ни произошло следующие несколько секунд, это вполне может разрушить последние восемь месяцев выработанной отчужденности.

— Кэсси… — со стоном произносит он.

Он плотнее прижимает мои руки к своей груди, и в этот момент, моей решимости приходит конец. Я хочу распахнуть его жакет и прижаться губами к его коже. Вкусить тепло, и затем перейти к его шее. Кажется, ему тоже этого хочется, потому что он хватает мои руки и запускает их под одежду. Когда мои ладони прижимаются к его обнаженной груди, он так резко вздыхает, словно ему больно.

Я закрываю глаза и пытаюсь найти в себе силы остановиться. Я должна. Я больше не могу быть такой. Отчаянной и нуждающейся. Препятствия, разделяющие нас, не изменились. Особенно для него.

Я открываю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Он обжигающ. Мрачен и напряжен, и уж слишком неотразим.

Решимость, где ты, когда так нужна?

Дело не в том, что он хочет снова быть со мной. Он просто хочет меня. А я хочу его. Колотящиеся сердца и гормоны, не дающие покоя.

Я провожу руками по его груди и чувствую под ними быстрый пульс, ища оправдание, чтобы позволить этому случиться. Позволить мне завладеть его телом, не нуждаясь больше ни в чем. Освободиться от ноющей сексуальной неудовлетворенности, которая преследует меня с того дня, как мы расстались.

Но этому нет оправданий. Не существует альтернативной реальности, где все было бы еще более неизмеримо хуже.

Я впиваюсь пальцами в его мышцы, прежде чем возвращаюсь к реальности. Найдя в себе силы которые я и не подозревала, что у меня есть, я отстраняюсь смущенная и раздраженная. Мне ненавистно то, что я чуть ли не растаяла от желания. Что всего лишь одно его мимолетное прикосновение, может все еще так сильно влиять на меня.

Я пристально смотрю на него и пытаюсь подобрать слова.

Он смотрит в ответ, с тем же явным потрясением.

— Какого черта это было? — Адреналин бурлит в моих венах, вызывая во мне жар и дрожь.

Он моргает и качает головой. Злой. На себя? Или же на меня?

— Понятия не имею. — Его челюсть сжимается, и он опускает голову. — Это было чертовски глупо. Я… я не должен был…

— Да, не должен был.

Он резко поднимает голову и смотрит на меня. Сейчас он уже точно злится на меня.

— Я не заметил, чтобы ты так уж быстро отстранилась. Ты дышала так же тяжело, как и я.

— Это не значит, что ты можешь… что мы должны… — я провожу пальцами по волосам. — Черт побери, Итан, мы должны были уже оставить это в прошлом! Я не должна это чувствовать, когда…

— Когда что?

— Когда ты рядом со мной! Когда ты трогаешь меня. Ты не можешь просто вот так… делать это со мной.

— Поверь мне, мне знакомо это чувство.

Я вскидываю руки.

— Я ничего не сделала!

— Тебе и не надо. Одного твоего существования достаточно, чтобы я страдал.

Печаль в его голосе заставляет меня остановиться, но это уменьшает во мне злости.

— Проехали, — говорю я, пытаясь расстегнуть платье. — Забудь об этом.

Он срывает с себя жакет и говорит:

— А что ты думаешь, я пытался делать весь этот гребаный год?

Корсет словно стянулся вокруг меня подобно питону, сжимая меня чуть ли не до удушья.

— Избавь меня от этой чертовой штуки!

Я поворачиваюсь, чтобы он смог расстегнуть мне молнию, и когда он это делает, я захожу в раздевалку. Я срываю с себя платье и надеваю обратно лифчик и футболку. Потом я собираю вещи и откидываю шторку. Он стоит на месте и смотрит на меня, словно хочет извиниться или что-то в этом роде.

Я не двигаюсь. Мы смотрим друг на друга. Никаких извинений не следует.

Ну, конечно.

Как обычно.

— О, привет, ребята!

Мы оба поворачиваемся и видим Джека Эйвери с охапкой костюмов в руках.

— Ого, я что-то прервал? Нужно уединение? Или гандоны?

Я издаю звук отвращения и протискиваюсь мимо него.

— Заткнись, Джек.

Когда я иду к выходу, я слышу, как Эйвери говорит:

— Чувак, ты так и притворяешься, что не сохнешь по ней? Насколько же ты заблуждаешься!

Когда я дохожу до двери, Холт говорит:

— В кои-то веки, я согласен с Кэсси, Эйвери. Заткнись на хрен!

Несколько часов спустя, я возвращаюсь домой, и моя кожа все еще покалывает от воспоминаний того, как мои руки прикасались к его груди. Они жаждут снова почувствовать его. Жаждут больше прикосновений.

Я со стоном заваливаюсь в постель, невероятно расстроенная.

Равнодушие? Ага, конечно.

Я без понятия, что значит это слово.

Мое единственное утешение, что и Итан не знает.