Сломленная Джульетта

25

ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН

Наши дни

Нью-Йорк

Доктор Кейт изучает меня, и я прячу улыбку за своей ладонью.

— Сегодня ты выглядишь иначе. Ты счастлива?

— Да.

— Очень счастлива.

Я не могу отрицать это. И не хочу.

— Да.

— Ну, судя по тому, как ты светишься, я так понимаю, вы с Итаном…?

Ей нет нужды заканчивать предложение, так же, как и мне нет нужды отвечать. Мое выражение лица, должно быть, говорит ей обо всем.

Я киваю, и она делает записи в блокноте. От меня не ускользает ее легкая улыбка.

— Вы не злитесь? — спрашиваю я.

— С чего бы мне злиться?

— Потому что я подумала, что возможно вы думаете… что я не была готова.

— Ты чувствуешь, что была готова?

— Да.

— Тогда это все, что имеет значение. Я не могу определять график твоего счастья, Кэсси. Только ты можешь делать это. Пока ты чувствуешь себя хорошо, мы чего-то да добиваемся.

— Мне хорошо, но еще…

— Что?

Как я могу сказать ей, что чувствую, когда мои бурные эмоции не вписываются ни в одну категорию? Счастье/ осторожность. Упоение/ Ужас. Восторг/ Испуг.

— Он улетел вчера. — Лишь от одних этих слов у меня щемит в груди.

Доктор Кейт изучает меня несколько секунд, и спрашивает:

— Как ты справляешься?

— Мне не нравится это. Я скучаю по нему.

— Если скучаешь, это хорошо.

Я смотрю в окно и наблюдаю за тем, как облака меняют форму.

— Странно признавать это. Признавать, что я нуждаюсь в нем. Я так долго думала, что моя нужда в нем показывает то, насколько я слабая.

— И что ты думаешь сейчас?

Я замечаю облако, которое напоминает по своей форме сердце и улыбаюсь.

— Сейчас, я понимаю, что то, что я позволила себе нуждаться в нем – сильнейший поступок, который я совершила. Храбрейший.

— Говорят, удача сопутствует храбрым.

Я думаю о том, как я появилась на пороге его дома. Убедила его заняться со мной любовью. Наконец-то, снова впустила его.

Дрожь удовольствия пробегается по моей спине.

— Наверно, так оно и есть.

Я прислоняюсь к стене своей гримерной. Я все пытаюсь сконцентрироваться на упражнениях по концентрации, но никак не могу войти в нужное состояние. Прошлый вечер был таким же. Готова поспорить, завтра будет то же самое.

Не то, чтобы мне некомфортно выступать с Нэйтаном, но оказалось, войти в образ героини намного сложнее, чем я думала.

Я стряхиваю напряжение и расправляю шею. У меня десять минут. Мне надо собраться с мыслями.

Я иду вдоль коридора к гримерной Итана и открываю дверь. Как только я включаю свет, до меня доносится его аромат, и я глубоко вдыхаю.

В считанные секунды, мне становится лучше.

Я сажусь на его место перед зеркалами и прикасаюсь ко всем его вещам. Не то, чтобы их было много. Тональная основа, пудра, гель для укладки волос. Подводка, которую он никогда не использует, потому что его ресницы от природы такие длинные и темные, что бесит.

Я открываю ящик и нахожу книгу под названием «Пробуждение священного тела».

Ох, Итан. Балуешься порнографией, да? Шалунишка!

Я пролистываю ее, ожидая увидеть сцены сексуальных позиций. В итоге, я сильно разочарована. В книге всего несколько фотографий, и на тех, которые мне попадаются изображен китаец средних лет, демонстрирующий различные позы для медитации.

Кайфоломщик.

Когда я листаю книгу и дохожу до конца, из нее выпадает фото. На ней мы с Итаном. Мы обнимаемся и выглядим искренне счастливыми. Я хорошо помню этот момент. Фото было сделано на вечеринке по случаю премьеры «Ромео и Джульетты», когда мы учились на первом курсе театральной школы. Джек Эйвери сделал его сразу после того, как прочел нашу первую хвалебную рецензию. В тот вечер, у меня было ощущение, что я способна взлететь ввысь над землей.

Я провожу пальцем поверх лица Итана. У него такая красивая улыбка. Мне становится грустно от мысли, что я не видела ее так часто во времена нашей совместной учебы в колледже.

— Знаешь, он брал с собой эту фотографию по всему миру. — Я повернулась и увидела Элиссу, прислонившуюся к дверному проему. — Ну точнее, по всей Европе, по крайней мере. Смотрел на нее каждый вечер, прежде чем выйти на сцену. Я удивлена, что на ней до сих видно твое лицо.

— У меня есть такая же дома, — говорю я. — Это единственная наша фотография, которую я сохранила. Все остальные были сожжены во время алкогольной церемонии очищения.

— В Валентинов день? — спрашивает Элисса.

— Ага.

— У меня самой была парочка таких за последние годы.

Я кладу фото в книгу и помещаю ее обратно в ящик. Когда я поворачиваюсь обратно к Элиссе, ее лицо лучится улыбкой.

— Что?

— Я чуть ранее разговаривала с Итаном.

Меня тут же охватывает волнение. Он рассказал ей о то, что мы переспали?

Я стараюсь не подавать виду.

— О? Как у него дела?

— Даже по телефону понятно, что он на седьмом небе от счастья. Я права, предполагая, что между вами что-то произошло?

Ее лицо настолько полно надежды, что я не могу лгать.

— Пожалуй.

Я буквально вижу, как от нее исходят вибрации счастья.

— Ну… хорошо. Это… ого. Круто!

— Элисса, на самом деле, еще очень рано делать выводы.

— Я знаю, но на этот раз все получится. У меня нет сомнений. — Она подходит и целует меня. — Все эти годы он был безумно влюблен в тебя. В этот раз он не наделает делов. Я убеждена, что прямо сейчас мой брат – самый счастливый мужчина на свете.

— Ну, думаю, нам обоим причитается немного счастья, верно?

— Определенно. — Она целует меня, и затем притягивает к себе. — А теперь собирайся. Пять минут до занятия позиций.

— Хорошо. Буду на месте.

Когда она уходит, я иду к шкафу и нахожу там спортивную одежду Итана. Я беру их и обнимаю. Когда я закрываю глаза, то практически представляю его перед собой.

Две минуты спустя, я снова пытаюсь сделать свои упражнения по концентрации.

У меня получается.

На экране появляется его лицо, и у меня возникает желание вытянуть руку и прикоснуться к нему.

— Привет, — говорю я, и выдыхаю с облегчением.

Он вздыхает и облизывает губы.

— Вау! Привет. Черт, ты так прекрасна. Такое ощущение, что я не видел тебя несколько недель.

— Мы разговаривали прошлой ночью.

Он усмехается.

— Это было сто лет назад.

Он оглядывается через свое плечо, и мне удается разглядеть тускло освещенный интерьер его трейлера.

— У меня не так много времени на разговор. У нас перерыв между сценами. Я жду, пока они перенастроят свет.

— Ты опять будешь сниматься всю ночь?

— Мы заканчиваем на рассвете.

— Это твой костюм?

Он опускает на себя взгляд и улыбается.

— Ага. Сексуально, да?

На нем разодранная белая футболка, покрытая пятнами крови. Левая сторона его лица опухшая и покрытая синяками, а нижняя губа рассечена.

— Хммм. Да, очень брутально. Твой грим с кровоподтеками выглядит впечатляюще.

Он смеется.

— Э… да. Но не все из этого – грим.

— Что?

— Мы снимали крупную сцену драки прошлой ночью. Я извернулся, когда надо было пригнуться и… ну…

— Нет!

— Ага. Пау! Прямо в губы.

— Ох, Итан.

— Все нормально. Бывало и хуже.

— Когда?

Он потирает затылок.

— Всякий раз, когда гнев брал надо мной вверх, я ходил в один бар. Все было довольно жестко.

На секунду я задумываюсь о значении его слов.

— Ты намеренно ходил туда, чтобы ввязываться в драки?

— Ну, я ходил, чтобы выбить из кого-нибудь дерьмо, но время от времени, они уделывали меня.

— О, боже! Вот почему костяшки твоих пальцев всегда были в ссадинах?

— По большей части…

— Итан…

— Я знаю. Глупо, правда?

— Не глупо. Грустно.

— Я уже несколько лет не делал этого.

— А желание еще возникает?

Он замолкает.

— Иногда. Когда я напряжен.

— Когда был последний раз?

— Три месяца назад. В ночь перед началом наших репетиций. Я нервничал перед нашей встречей и отчаянно молился, чтобы не упасть в обморок на случай, если ты пошлешь меня.

— Так я тебя и послала.

— Да, но ты не всерьез.

— Еще как всерьез.

Он хмурится.

— Правда? Ого! Я совершенно неправильно истолковал тот момент. Что только к лучшему, иначе я бы скорее всего свалился с ног. Прямо, как прошлым вечером, когда каскадер ударил меня.

— Было больно?

— Не сравнится с той болью, которую я испытываю вдали от тебя.

Я вздыхаю.

— Я так сильно хочу поцеловать тебя сейчас.

— Да? — он подается вперед.

— Поцеловать тебя – первое из длинного списка вещей, которые я хочу сделать с тобой прямо сейчас. Я бы начала с твоих губ, и закончила… ну, будь моя воля, я бы не закончила. Я бы владела тобой всецело, постоянно.

Он пристально смотрит на меня и все внутри меня воспламеняется.

Этот взгляд всегда выводил меня из равновесия. Многие мужчины стремились заполучить меня в течение всех этих лет, но ни один из них не смотрел на меня так. Словно он принадлежит мне, так же всецело, как и я принадлежу ему.

Кто-то стучится к нему в дверь, и он оборачивается через плечо.

— Черт, они уже все подготовили.

— Хей, я тоже уже готов.

— Ладно. Люблю тебя. — Фраза просто вырывается сама по себе. Когда, черт побери, я стала так непринужденно говорить об этом? Мы сошлись всего-то пару дней назад!

— Кэсси? — говорит он, пока сопротивляется самой самодовольной улыбкой в мире.

— Не вини себя. Передо мной невозможно устоять. Я тоже люблю тебя.

Мне плохо спится, пока он вдали от меня. Мои мысли слишком громкие. Тело – слишком холодное. Все приемы с помощью, которых я забывала, как скучать по нему, нахлынули обратно с тревожной скоростью.

В день, когда он должен вернуться домой, я так сильно нервничаю, что мне становится плохо. Я брею ноги. Мою и сушу свои волосы. Переусердствую с макияжем. Наношу на тело лосьон, который окутывает меня достаточно приятным ароматом, чтобы возникло желание меня съесть.

И делаю я все это дрожащими руками.

Предвкушение? Да, я чувствую его. В избытке.

В такси по дороге в аэропорт, я закрываю глаза и глубоко дышу. Я не могу поверить в то, насколько я напряжена. Такое ощущение, что я вот-вот выйду на сцену, не успев прорепетировать.

Но я репетировала. И он тоже репетировал. Мы готовились к этой сцене, но нам никогда не приходилось воплощать это в жизнь. Играть счастливый конец. У нас получилась трагедия. Это не принесло пользы никому из нас. То, что мы делаем сейчас – в новинку для нас.

Я направляюсь в зону прибытия. В воздухе царит неразбериха. Люди всех возрастов снуют вокруг, взбудораженные таким же волнением, как и я, по отношению к своим близким людям.

Ого.

Итан – близкий мне человек.

Кажется странным признавать это.

Люди понемногу стекаются из-за дверей, и я свожу вместе колени, чтобы унять дрожь в ногах. Два маленьких ребенка сбоку от меня, радостно подпрыгивают. Я им завидую. Мне бы не помешало попрыгать прямо сейчас.

Взволнованный мужчина появляется из-за дверей.

— Папочка! — начинают кричать дети, а затем бегут и заключают его в объятия своими крохотными ручками.

Все больше людей проходят через дверной проем, в то время, как друзья и семьи бросаются вперед, чтобы поприветствовать их. Я становлюсь на цыпочки, вытягивая шею, чтобы иметь обзор поверх толпы. Я понимаю, что все эти люди рады воссоединению, но им надо убираться с моего пути, чтобы я могла видеть дверь.

Мой взгляд цепляется за взлохмаченную копну волос. Протиснувшись между двумя крупными мужчинами, я вижу там Итана, высокого и красивого. Он с хмурым видом оглядывает толпу.

Я выкрикиваю его имя. Ну точнее, кричу его во весь голос. Мужчины сбоку от меня поворачиваются и смотрят. Мой уровень озабоченности выражается в отрицательных значениях.

Итан видит меня, и на мгновение, замирает. Его выражение лица заставляет мои легкие сжаться.

Затем он пробирается через толпу, извиняясь, пока он буквально отбрасывает людей со своего пути, чтобы добраться до меня. Я веду себя так же грубо.

Когда он оказывается в метре от меня, я бросаюсь к нему. Он ловит меня и зарывается головой в мою шею. Я отрываюсь от пола. Отчаянно держусь за него.

Он здесь. Дома. Со мной.

Я наконец-то дышу.

— Слава Богу, ты здесь, — говорит он, прижавшись губами к моей шее. — Черт, я соскучился по тебе.

Он опускает меня на пол и заключает лицо в ладони. Его взгляд падает на подвеску в виде сердца, расположившуюся у меня между грудью.

— Ох… ого! Это… — Он улыбается и качает головой. — Я всегда знал, что ты будешь великолепно смотреться с этой подвеской, но это просто… идеально. Ты идеальна.

Он проникновенно целует меня, и скорость моего пульса удваивается. Он присасывается к моей губе, и мне хватает лишь одного этого, чтобы мои руки начали блуждать по всему его телу. Я запускаю их ему в волосы, придерживая его затылок, а он притягивает мои бедра вперед и обхватывает руками верхнюю часть моей задницы. Я осознаю, что мы участвуем в отвратительном публичном проявлении чувств, но мне абсолютно все равно.

— Выдача багажа, — говорит он, едва дыша.

— Нам нужно забрать мою сумку.

— Оставь ее здесь. Мы купим тебе новые вещи.

— Хорошо. Поедем на такси?

— Ага.

Он снова целует меня, и весь наш план с поездкой на время отменяется. Он зарывается руками в моих волосах и тянет, достаточно сильно, чтобы свести меня с ума. И более чем достаточно, чтобы напомнить себе, почему мы обсуждали поездку на такси.

— Нам надо убираться отсюда, — говорит он, притягивая меня в объятия. — Но сначала, дай мне минутку, чтобы попытаться унять этот разбушевавшийся стояк. Скажи мне что-нибудь ужасающее. Отвлеки меня от моей острой потребности трахнуть тебя на этом уродливом ковре.

— Хм… хорошо. — Я пытаюсь сосредоточиться. — Ну, одна из постоянных поклонниц, которая приходила на спектакль на этой неделе, сказал, что по ее мнению, у меня с Нэйтаном химия лучше, чем у нас с тобой.

Он отстраняется и хмурится.

— Это с какого хрена? Ты шутишь?

— Не-а. Она сказала, что ей понравилось твое выступление больше, но мы с Нэйтаном – в паре смотримся лучше. Он был более нежным.

Он качает головой и едко усмехается.

— Причина, почему Нэйтан нежнее в том, что он не сдерживает себя от того, чтобы сорвать с тебя одежду перед театром полным людей. Это не химия. Это отсутствие страсти.

— Еще она связала тебе кардиган, и интересовалась, не холост ли ты.

Его недоверчивость исчезает.

— И что ты сказала ей?

— Что ты не носишь кардиганы.

— В смысле насчет того, холост я или нет.

Я провожу пальцем по принту на его футболке. К моим щекам подступило еще больше крови, как будто мое лицо и без того не горело огнем.

— Я сказала… что думаю, что ты уже занят.

— Думаешь?

— Ну… да.

Он приподнимает мою голову.

— Занят? Мне нравится, как это звучит.

Он снова целует меня. Нежнее, но все так же проникновенно.

— Когда в следующий раз увидишь ее, скажи, что я определенно занят. И что она не дружит с головой, если считает у Нэйтана больше химии с тобой. Химию с тобой изобрел я. Все остальное – лишь притворство.

В подтверждение своих слов, он целует меня в шею, и клянусь, он словно пытается убить меня в общественном месте. Все внутри меня пылает и изнемогает, и если он продолжит делать это своим языком, у меня подкосятся ноги.

— Как думаешь, твой чемодан сейчас уже на багажной карусели? — говорю я, тяжело дыша и теряя остатки самообладания.

— Если он не там, то черт с ним. В нем нет ничего такого, что было бы сложно заменить. За исключением моей записной книжки. — Он на секунду задумывается. — Вообще-то, нам лучше бы пойти за ним. Если кто-нибудь найдет его, то он узнает, сколько во мне разврата. И все это касается тебя. Он берет меня за руку и ведет в зону получения багажа. У него широкие шаги, поэтому мне приходится слегка пробежаться трусцой, чтобы поспеть за ним.

— Эй, я на каблуках. Не так быстро.

Он останавливается и поворачивается ко мне.

— Думаешь, люди будут пялиться, если я перекину тебя через плечо? Потому что мне очень хочется сделать это. Так я смогу полюбоваться на твою задницу и просто бежать.

Взгляд в его глазах слегка маниакальный. На секунду мне кажется, что он собирается сделать это, но тут ему на глаза попадается вооруженный до зубов начальник охраны, стоящий в паре шагов от нас.

— Простите, сэр? — говорит он, и охранник смотрит на него. — Будет ли приемлемо, если я понесу свою девушку, как мешок картошки, чтобы побыстрее выбраться отсюда и нежно заняться с ней любовью?

Губы охранника шевелятся, но он сдерживает улыбку.

— Нет, сэр, это будет неприемлемо.

— А если как поросенка?

— Не-а.

— А если посадить ее в тележку?

— Не-а.

— С вами не весело.

— Моя жена говорит так же.

Итан снова берет меня за руку и продолжает вести к багажной карусели. Он идет слегка медленнее, но не сильно.

Как только мы доходим, он видит свой чемодан и хватает его. Затем он тащит меня к стоянке такси, и после того, как мы садимся и он говорит адрес водителю, он обнимает меня и вздыхает.

Я прижимаюсь к его груди и закрываю глаза. Каждая частичка меня испытывает облегчение оттого, что он дома.

— Итак, ты назвал меня своей девушкой там внутри.

— Подловила-таки меня, да? Ты злишься?

Я на секунду задумываюсь об этом.

— Нет.

— Испугана?

— Немного.

— Хорошо. Я могу с этим справиться. Расскажи мне о своих переживаниях относительно того, что я называю тебя своей девушкой.

Я опускаю взгляд на свои пальцы и пожимаю плечами.

— Я не знаю. Просто кажется, что все слишком быстро.

— Кэсси, я влюблен в тебя уже больше шести лет. Как это может быть слишком быстро?

— Я имею в виду, относительно нынешней попытки построить отношения.

Он замирает и крепче обнимает меня.

— Слушай, это никакая не попытка. Это оно самое. Это конец. Последняя остановка поезда наших отношений. Я думал, что был предельно ясен насчет этого.

Дрожь радости и паники проходят одновременно сквозь меня.

— Хорошо, — говорит он, заключая в лицо мои ладони. — Вот, что сейчас будет. Ты забудешь, что я назвал тебя своей девушкой. Я отвезу тебя к себе, сниму с тебя одежду и буду нежно заниматься с тобой любовью, пока ты не будешь молить меня остановиться. Я ни в коем случае не стану повторять выражение «моя девушка» и не буду давить на тебя, заставляя навесить ярлык на наши отношения. На котором, кстати говоря, должно значится «охренительно классные». Я просто счастлив быть там, где мы сейчас.

— И где же это?

— Вместе с тобой. — Через минуту, он покашливая, говорит. — Навсегда, — затем он одаривает меня невинной улыбкой. — Что? К чему этот взгляд? Я ничего не сказал.

Я смеюсь и целую его. Мы все еще целуемся, когда припарковываемся у его дома.

Он кидает деньги таксисту, и весь наш путь в его квартиру проходит в поцелуях и в попытках маневрировать его сумкой. Как только мы перешагиваем порог, сумка оказывается на полу, а наша одежда становится врагом, от которого мы должны избавиться любой ценой.

Так получается, что одежда одерживает победу, в основном, потому что у нас нет терпения, чтобы полностью раздеться. Или хотя бы наполовину. Или просто дойти до спальни.

Как только он снимает мои трусики, а я расстегиваю его джинсы, он берет меня у стены. Грубо. Но мне и не хочется сейчас нежности. Резкие толчки и сдавленные стоны, являющиеся воплощением семи дней желания.

Ни один из нас не выдерживает долго. Я вскрикиваю первая. После нескольких толчков, он следует за мной. Мы цепляемся друг за друга, содрогаясь и вздыхая. Когда мы оба уже буквально без чувств, мы, спотыкаясь идем в спальню. По пути мы снимаем с себя остальную часть одежды, и наш второй раунд происходит уже менее торопливо, но не менее страстно.

После третьего раза, мы оба засыпаем в считанные секунды.

Четвертый раз происходит спустя несколько часов в душе. Он тщательно моет меня. Повсюду. Своим языком.

Мы так и не доходим до ужина.

Он что-то невнятно произносит, намекая на пятый раунд, но я вся вымотана. Поэтому вместо этого, мы лежим в кровати и смотрим фильмы. Он ласкает мою спину, пока я вывожу узоры на его груди. Я не помню, когда я в последний раз, чувствовала себя настолько довольной и расслабленной. Возможно, и никогда.

Это кажется таким правильным, что мне хочется плакать.

— Итан?

— Хммм?

— Если хочешь… и если ты будешь делать это только, когда мы будем наедине, потому что я не хочу, чтобы люди на работе подшучивали над нами… ты можешь… — Я делаю глубокий вдох. — Ты можешь называть меня своей девушкой.

Он перестает меня поглаживать.

— Не прикалывайся надо мной, Кэсси. Если это шутка, то она не смешная.

— Я не шучу.

Он пристально смотрит на меня полных пять секунд.

— Ты серьезно?

— Да. Все в порядке?

Его лицо кривится.

— Ага. В порядке. В полном. Чёртовом порядке. Извини. Я сейчас вернусь.

Он встает с кровати и идет в гостиную. Затем я слышу, как он открывает дверь на балкон и кричит:

— КЭССИ ТЕЙЛОР – МОЯ ДЕВУШКА! ЧЕРТ, ДА!

Я слышу звук закрывающейся двери, прежде чем он тихо возвращается в спальню и залезает в кровать.

Он откашливается и говорит:

— Так что, да. Вопрос решен. Ты – моя девушка. Что делает меня твоим…?

Я вздыхаю.

— Ты знаешь, кем тебя это делает.

— Нет, я не уверен. Как это называется?

— Ты – мой…

— Да…? — От него буквально исходят вибрации предвкушения.

— Тебе обязательно нужно, чтобы я это сказала?

— Только если ты хочешь сделать меня самым счастливым человеком в мире. Никакого давления.

Я качаю головой и встаю.

— Не могу поверить, что делаю это.

Я направляюсь к балконной двери и открываю ее, одновременно моля Бога о том, чтобы никто не увидел меня, потому что быть обнаженной перед случайными незнакомцами – не вписывается в мое представление о веселье.

— ИТАН ХОЛТ – МОЙ ПАРЕНЬ! ЧЕРТ, ДА! — Я вскидываю вверх кулак ни к кому определенно не обращаясь, и затем забегаю обратно в внутрь.

Когда я запрыгиваю обратно в кровать, Итан нависает надо мной. Уже через секунду, он прижимает меня к матрасу и ложится между моих ног, с заметно выделяющимся стояком.

— Это был бесспорно самый впечатляющий поступок, который ты когда-либо совершала.

— Да?

Он едва ли не рычит, когда говорит.

— Да, черт побери!

Без каких-либо дальнейших обсуждений, мы принимаемся за пятый раунд, и он оказывается еще более потрясающим, чем предыдущие четыре вместе взятые.

Неделю спустя, Итан стоит сзади меня и поправляет свои волосы, смотря в зеркало ванной комнаты. Это уже третий раз, когда он делает это. Марко заставил его постричься на прошлой неделе, поэтому они короче, чем обычно. Он терпеть это не может. Я же нахожу это сексуальным.

Как и его волнение.

Наконец, он сдается и садится на кровати, пока я заканчиваю наносить макияж.

— Как мне обращаться к ним? — спрашивает он.

— В смысле «Мистер и Миссис Тейлор» кажется неуместным, учитывая, что они больше не женаты.

— Тогда зови их Лео и Джуди.

— Да, но тебе не кажется это немного неуважительным?

— Я называю твоих маму с папой – Мэгги и Чарльз.

— Серьезно?

— Ага.

— Ого, какая у меня грубая девушка.

Я смеюсь и подхожу к нему.

— Ты не очень-то сильно возражал сегодня днем.

Я встаю между его ног, и он проводит своими руками вдоль моей грудной клетки, кладя затем ладони на мою грудь.

— Да, но, я никогда раньше не проделывал такого с той частью твоего тела. Это было горячо. Плюс, ты настаивала на том, что хочешь именно этого. Что тоже горячо.

— Ну, учитывая, что теперь у меня есть парень, готовый исполнить любую мою сексуальную прихоть, я наверняка составлю список того, что мне хотелось бы попробовать.

— Правда? Что например?

Я наклоняюсь и провожу губами поверх его губ.

— Если я тебе скажу, то это не будет сюрпризом.

— Я не люблю сюрпризы, — говорит он, усаживая меня к себе на колени. — И кстати говоря, если ты еще раз проделаешь пальцем тот трюк, не предупредив меня или не использовав соответствующую смазку, то у тебя будут неприятности.

— Какого рода неприятности?

— Такие, что я так хорошенько отшлепаю твою красивую задницу, что ты больше не сможешь сидеть.

— Оох! Ты подглядывал в мой список?

Он стонет и притягивает меня к своей внушительной эрекции.

— Черт побери, женщина! Твои родители знают, что ты – чистое зло, замаскированная сексуальной энергетикой?

— Нет. И если ты хочешь пережить этот ужин, я бы посоветовала тебе не упоминать меня и секс в одном предложении перед моим отцом. У него много оружия, и он наверняка, думает, что я еще девственница.

— Что он сделает, если узнает, что я лишил тебя девственности?

— Не уверена, но подозреваю, там могут быть задействованы твои яйца и какой-нибудь дробильный аппарат.

Я целую его и слезаю с его коленей, чтобы закончить макияж. Он становится позади меня, обвивая руками мою талию.

— Случившееся после, было еще той хренью, — говорит он тихо. — Но сам первый раз… Он был приятным? Когда ты думаешь об этом, ты просто бесишься или…?

Я откидываюсь к нему на грудь.

— Несмотря на то, что ты отказался от нас несколько недель спустя, мои воспоминания о той ночи… — Я улыбаюсь, и приятная дрожь проходит по моему позвоночнику. — Я даже не могу передать, какой невероятной была та ночь. Я никогда не жалела о том, что ты был моим первым.

Он кладет свой подбородок мне на плечо, и смотрит на меня в зеркало.

— Это было самое потрясающее, что мне пришлось испытать. Несмотря на панику из-за переполняющих чувств к тебе.

— Ты был очень искусен по части наведения паники, — говорю я, и поворачиваюсь, чтобы обнять его за шею.

— Ага. Я думал, что преодолел все это. И все равно, мысль о встрече с твоими родителями заставляет меня вспомнить обо всем.

— Ты будешь в порядке.

— Что, если я им не понравлюсь?

Я целую его в знак поддержки.

— Понравишься.

— Что, если им не понравится моя еда?

Еще один поцелуй.

— Ты умудрился сделать вегетарианское пойло вкусным. Есть вероятность, что моя мама западет на тебя.

— Что если я случайно скажу «Хрен» или «Секс»? Или «Боже мой, вы двое сделали такую великолепную дочь, и позвольте мне сказать, в постели она – просто находка»?

— Не стоит.

— Ну, ладно тогда.

Раздается стук в дверь и он практически отскакивает от меня.

— Итан, расслабься, — смеюсь я.

Он выгибает шею, и она громко хрустит.

— Я в порядке. Все хорошо. Операция «Произвести впечатление на родителей» запущена. Давай сделаем это.

Мы идем вдоль коридора, и он сворачивает в гостиную. Открыв дверь, я крепко обнимаю родителей. Мне не слишком часто удается видеться с ними, поэтому каждый их визит очень ценен.

— Входите, — говорю я, и провожаю их в гостиную. Итан уже там, неловко стоит, его руки в карманах.

— Мам, пап… это Итан.

Он становится вперед и протягивает руку.

— Миссис Тейлор, Мистер Тейлор… очень приятно, наконец, познакомиться с вами. Кэсси много рассказывала мне о вас.

Мама с папой пожимают ему руку в ответ, но от меня не ускользает, как папа сужает глаза. Думаю, этого стоило ожидать.

По большей части, ужин проходит хорошо. Итан слишком уж переусердствует, но мама им очарована. Он очень обаятельный.

Ему даже удается заставить папу разговаривать о футболе некоторое время, так что полагаю, это хороший знак.

После ужина, мы с мамой принимаемся мыть посуду, чтобы оставить мужчин поговорить наедине. На удивление, Итану есть что сказать, но я не могу ничего разобрать, находясь на кухне.

О чем бы они ни говорили, это делает моего папу счастливым, потому что прямо перед тем, как они с мамой уходят, он двумя руками пожимает руку Итана. Он почти никогда этого не делает. Это, можно сказать, его версия мужских объятий.

Когда я спрашиваю Итана об этом, он отвечает, что это между мужчинами.

Как бы там ни было, с виду, он чувствует облегчение, что всему пришел конец. Как и я.

Итан – первый мужчина, которого я представила своим родителям. Надеюсь, он также будет последним.

Раздается глухой стук, когда Итан прижимает меня к стене в гримерной и дергает за молнию на костюме.

— Эй! — говорю я. — тебе больше нельзя так делать, помнишь? Карен запретила тебе раздевать тебя.

— Карен – кайфоломщица.

— Она ответственна за костюмы, а ты порвал уже три молнии только на этой неделе.

— Тогда ей стоило бы делать их крепче.

— Или тебе стоит подождать, пока я сниму свой костюм, прежде чем возбудиться.

— Это невозможно. Я все время возбужден. Все становится еще хуже после того, как я целую тебя весь вечер на сцене.

Он нетерпеливо дергает за молнию, и она, конечно же, рвется.

— Вот дерьмо!

— Я же говорила тебе.

— Я куплю Карен еще один букет цветов.

Он стягивает верх моего платья вниз и начинает целовать мою грудь. Я пытаюсь не издавать стонов, но тут раздается громкий стук в дверь.

В ту же секунду он отпускает меня и протягивает мне халат.

— Секундочку! — кричу я, накидывая его.

Итан садится на диван и старается выглядеть беспечно. Я указываю на его эрекцию, и он закидывает ногу на ногу, кладя свои руки на колени.

Очень изобретательно.

Я открываю дверь и вижу Марко.

— Вы двое ведь понимаете, что все в здании знают, что происходит здесь после того, как опускается занавес? А Карен сделала из тебя куклу Вуду, Итан, и она втыкает в нее булавки каждый раз, когда ты портишь костюм. Она сейчас уже напоминает дикобраза.

Итан усмехается.

Марко хмурится.

— Это не смешно.

— Немного смешно.

— Думаю, мне больше нравилось, когда вы двое ненавидели друг друга.

— Да, нам это часто говорят.

— Ну, когда вы закончите развратничать друг с другом, пожалуйста, приходите в лобби-бар. Там кое-кто хочет поздороваться.

— Можешь дать нам пятнадцать минут? — спрашивает Итан. — Я и близко не подобрался к тому, чтобы закончить развратничать с ней.

Марко вздыхает.

— У вас пять минут. И убедитесь, что Карен запаслась валиумом, прежде чем сказать ей, что вы испортили очередной ее костюм. На днях я видел, как она разговаривала с рослым итальянцем. Не могу сказать с уверенностью, что она не пыталась заказать на тебя порчу.

Итан смеется, когда Марко закрывает дверь. Как только она закрывается, он тут же вскакивает на ноги и хватается за мой халат. Он превращается в настоящего неандертальца, когда возбужден.

— Прекрати, — говорю ему, ударяя его по руке. — Этот халат из шелка.

— Я знаю. Я купил его тебе.

— Да, и мне он нравится, так что перестань пытаться порвать его.

Я тяну за халат и осторожно снимаю остальную часть моего костюма.

Он наблюдает голодными глазами.

— Сейчас? — спрашивает он низким голосом.

— У тебя шестьдесят секунд, — говорю я, и едва слова вырываются из моих губ, как он уже целует меня.

Несмотря на его явное нетерпение, мне нравится его грубость, когда он так отчаянно желает меня. Это тешит мое эго. Не говоря уже о моей страсти.

Он начинает ласкать мою шею.

— О Боже. Хорошо, ну… может девяносто секунд, но на этом все.

— Пожалуйста, замолчи и засунь свою руку в мои штаны.

— Черт, да!

Его молния чуть прочнее моей и сопротивляется грубому обращению, когда я дергаю ее вниз. Затем в нашем распоряжении две минуты, в течение которых мы бурно доставляем столько удовольствия сколько возможно, не раздеваясь при этом. Он не умеет вести себя тихо. Я не многим лучше. Неудивительно, что все в театре знают о нас.

Когда события начинают чересчур накаляться, мы недовольно вздыхаем и отступаем друг от друга. Это нелегко. Мы приводим себя в порядок и в гнетущей тишине натягиваем на себя повседневную одежду, и прямо перед тем, как мы выходим за дверь, он прижимает меня к ней, придавливая своим весом.

— Просто на заметку, когда мы вернемся домой, я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не начнешь кричать мое имя так громко, что соседи вызовут копов.

— Что, если я заставлю тебя кричать мое имя первым?

— Еще лучше.

Мы целуемся еще раз, и затем выходим. Дойдя до бара, мы видим знакомую темноволосую леди.

— Эрика!

Она раскрывает свои объятия, когда мы приближаемся, и мы с Итаном обнимаем ее.

— Итан. Кэсси. Как приятно видеть вас. Вы оба были великолепны этим вечером.

— Ты видела шоу?

— Да. Мне очень понравилось. Я даже пригласила студентов первого курса Гроув. Я думаю, выступление двух наших выпускников очень мотивировало их. Так они могут увидеть, к чему однажды приведет их упорная работа.

— Мы могли бы встретиться с ними, — говорит Итан.

— Что ж, может и встретитесь. Я надеялась убедить вас обоих прийти в школу в следующем семестре, чтобы дать пару мастер-классов.

— Полагаю, ты бы хотела, чтобы я поделился своими познаниями работы с масками, — говорит Итан с улыбкой.

Эрика смеется.

— Прости, ты сказал «познаниями работы с масками» или «познаниями того, как потерпеть фиаско с масками»?

— Эй, — говорит Итан. — Я блестяще потерпел фиаско. В истории школы Гроув никто настолько зрелищно не терпел фиаско, как я.

— Ну, это правда.

Итан берет меня за руку, и от меня не ускользает, как Эрика замечает это и улыбается.

— Знаешь, — говорю я, сцепляя наши пальцы вместе. — если ты попробуешь выступить в маске сейчас, ты добьешься большего успеха.

Эрика с теплотой смотрит на нас.

— Я думаю, ты можешь быть права, мисс Тейлор.

Марко заказывает шампанское, и мы проводим пару часов, вспоминая наши времена в театральной школе. Судя по всему, Эрика из тех, кто легко пьянеет, потому что после двух бокалов, она становится слегка оживленной и пародирует меня и Итана, когда мы впервые встретились. Затем изображает то, как мы препирались, завершая глупыми голосами и напряженными взглядами. Я смеюсь больше, чем за последние годы.

Я и забыла все то хорошее, что происходило со мной в колледже. Слишком долго произошедшее с Итаном, затмевало все приятные воспоминания. Сейчас я рада, что могу вспомнить былое и улыбнуться.

— Для всех, кроме вас двоих, было очевидно, что вы будете вместе, — говорит Эрика. — И это было абсолютно очевидно для меня. У вас двоих был серьезный случай слюбви.

— Что еще за слюбовь? — спрашивает Итан. — Звучит как болезнь.

— Это комбинация страсти и любви.

— А разве не всякая любовь страстная?

— Необязательно. — Эрика откидывается на своем стуле. — Ты можешь любить кого-то, не испытывая к нему страсти. И наоборот, ты можешь испытывать страсть по отношению к вещам, которые ты не любишь. И когда эти две составляющих сходятся, случается настоящее волшебство.

Она опускает взгляд на стол, словно разговаривает сама с собой.

— Это едва уловимая дрожь при звуках имени другого человека. Моменты, когда ты думаешь об улыбке этого человека и находишь невозможным сопротивляться сохранять бесстрастное выражение лица. Это те маленькие, драгоценные моменты, которые тебе хотелось бы, чтобы остались с тобой, потому что ничто из этого не имеет значения, пока ты разделяешь это с ним. Больше чем просто страсть и любовь, эта та внутренняя алхимия, которая делает его частью тебя.

Она делает глубокий вдох и вздыхает.

— Вам двоим повезло. В конце концов, вы вместе. Так получается не всегда. Иногда ты встречаешь человека, который навсегда меняет тебя, и по той или иной причине, он не становятся частью твоей жизни. Проблема в том, что ты никогда не забудешь его.

Она поднимает свой бокал за нас.

— Вы оба боролись за свое счастье. Наслаждайтесь этим. Вы заслуживаете его.

Итан сжимает мою руку под столом. Я сжимаю в ответ. Полагаю, мы никогда прежде не задумывались о личной жизни Эрики. Она всегда казалась такой неприкасаемой. Может, потому что кто-то однажды коснулся ее сердца, и она так и не оправилась.

Я прекрасно это понимаю.

Прежде чем уйти, мы обговариваем с Эрикой возможные даты мастер-классов. Затем мы обнимаем ее с Марко и прощаемся.

Поездка на такси в квартиру Итана проходит в тишине. Мы держимся за руки. Я прилегла на его плечо. Он нежно прикасается к моим пальцам и смотрит в окно.

Думаю, нам повезло. Наш финал мог быть совершенно другим. Если бы Итан не прозрел на больничной койке в больнице Франции, мы могли бы больше никогда не увидеть друг друга. Ему потребовалось сделать первый шаг, чтобы поставить нас на путь исцеления и искупления. Так что полагаю, несмотря на то, что он приложил руку к нашему расставанию, он также был архитектором нашего воссоединения.

Мне становится грустно оттого, что Эрике не выпала такая возможность. Полагаю, как и многим другим людям.

Когда мы возвращаемся в квартиру Итана, он тихо ведет меня в свою спальню и просто смотрит на меня долгое время, прежде чем нежно поцеловать. Меня все еще поражает то, как у меня перехватывает дыхание от малейшего прикосновения его губ к моим. Он прикасается теплыми руками к моему лицу, наклоняя мою голову вбок и крадя еще больше моих вздохов легким касанием своего языка.

Неторопливо, мы снимаем друг с друга одежду. Понятие «перепихон» забыто. Суть не в том, чтобы просто соединить две части тела вместе. Это наша потребность стать одним целым. Разделить то невероятное чувство правильности, которое мы испытываем только друг с другом.

Никто другой никогда не мог управлять моим удовольствием с такой инстинктивной легкостью, как Итан, и никто никогда не сможет.

Эрика назвала это «внутренней алхимией», и полагаю, она права. Не то чтобы Итан делал что-то такое, чего не делали другие мужчины, с которыми я была. Это словно его кожа общается с моей на совершенно другой частоте. Пульсация его крови подпитывает темп моей.

Мы долго целуемся, прежде чем он кладет меня на кровать и прижимается ко мне. Такой теплый. Местами раскаленный. Мягкие губы. Сокращающиеся мышцы под разгоряченной кожей. Он нашептывает мне комплименты, проводя своими губами по моим. Говорит мне о том, какая я красивая. Как сильно он любит меня. Как он благодарен, что я есть у него.

Это все прелюдия. Каждое слово, произнесенное сквозь стон. Он даже не знает, насколько он привлекателен. Не только телом, но и сердцем, которое подобно витражному стеклу. Все частички его прошлого и настоящего собраны воедино. Расколотое и несовершенное, но вопреки этому, прекрасное.

Должно быть, мое сердце в его глазах выглядит так же.

— Ты мне нужна, — говорит он, прикасаясь губами к моей груди. — Всегда.

Я прижимаю его ближе, но этого недостаточно. Я провожу руками вдоль его спины. Чувствую, как его мышцы двигаются и сокращаются.

Наконец, он входит в меня и… все остальное исчезает.

Ничего.

Никого.

Остается только одно. Ощущение его идеальных скользящих движений.

— Кэсси… Боже! О Боже!

Я не могу говорить. В любом случае, слова не имеют смысл. Как будто это можно описать словами. Я могла бы разговаривать на любом языке в мире и все равно у меня не хватило бы слов выразить мои чувства к этому мужчине.

Я просто продолжаю целовать его. Издаю стоны в такт его языку. Он делает то же в такт моему. Мы оба в точности знаем, что говорим. Это бесценно. Это любовь. Это что-то, что я никогда не приму, как должное, потому что я знаю, каково жить без этого.

Мы не умолкаем, теснее прижимаясь друг к другу. Судорожно дышим и стонем от интенсивности ощущений. С такими сильными чувствами сохранять тишину просто невозможно.

Когда я кончаю, я говорю ему, что люблю его, произнося со стоном его имя. Повторяю это снова и снова. Громче и громче, по мере того, как он увеличивает свой темп, и перестаю дышать, когда достигаю предела. Я практически кричу, когда меня охватывает ощущение, что я словно срываюсь и лечу. Он проносит меня сквозь все этапы удовольствия. Я парю так долго, что начинаю чувствовать головокружение. Затем он выкрикивает мое имя, и его движения становятся лихорадочными. Бедра двигаются вперед-назад в ритме его оргазма. Отрывисто и нестабильно. Затем он напрягается и не двигается в течение, казалось бы, нескольких минут, после чего наступает острое чувство облегчения, и он опускается, окутывая собой всю меня.

Мы обнимаем друг друга и просто дышим. Изумленные. Полные экстаза. Более влюбленные друг в друга, чем нам казалось когда-либо возможным.

Как только туман от происходящего рассеивается, и биение наших сердец замедляется, наши пальцы неосознанно поглаживают друг друга. Он ложится на спину и притягивает меня к спине, так что моя голова ложится на его плечо, а рука оказывается поверх сердца.

Я вырисовываю узоры на его коже. Они кажутся мне несвязными, но придя в себя, я понимаю, что это слова. Итан. Любовь. Итан. Мой. Навсегда.

Он тоже рисует узоры. И это тоже слова. Я уже засыпаю, но мне удается распознать некоторые из них. Кэсси. Красавица. Моя. Желанная. Любовь.

Затем он выводит два слова, от которых у меня замирает дыхание. Когда он выводит их снова, от сна не остается и следа.

На третий раз, я чувствую растущую в нем напряженность. Он гадает, поняла ли я. Его выражение лица говорит о том, что он надеется, что я поняла, и наблюдает за мной, отчаянно ожидая ответа.

Я облокачиваюсь на локоть и смотрю на него. Я моргаю слишком быстро, но ничего не могу с этим поделать. Неприкрытая уязвимость на его лице вызывает у меня слезы.

Он пристально смотрит на меня и прикасается указательным пальцем к моей груди. Затем он выводит слова еще раз и завершает фразу самым приятным в мире «пожалуйста».

К моим глазам подступают слезы. Мое горло перехватывает от переизбытка эмоций.

— Да, — с трудом выговариваю я.

Я целую его и повторяю, чтобы просто убедиться, что он понял.

— Да.

Он вздыхает с облегчением, пока я покрываю поцелуями его лицо и шею.

— Да, да, да.

В его глаза так же стоят слезы. В них читается такое облегчение. Такое счастье. Они наполнены красотой.

Мы празднуем это, снова занимаясь любовью, и я знаю без тени сомнения, что приняла правильное решение.

Я думаю о том, в каком состоянии я была полгода назад и поражаюсь тому, к чему пришла сегодня. В это трудно поверить.

Не думаю, что я когда-нибудь до конца понимала, какой глубокой способностью к изменениям обладают люди, особенно при наличии правильной мотивации. Мы способны на впечатляющую эволюцию. Не только физически, но и ментально.

Эмоционально.

Пусть некоторые из нас и заблудились в лабиринте своей неуверенности, найти выход вполне возможно. Итан тому доказательство, как думаю и я в мои моменты гордости. Никто из нас не идеален, это уж точно, но, когда мы вместе, наши недостатки дополняются достоинствами друг друга.

Когда я смотрю на Итана сейчас, я не вижу сломленного молодого мужчину, который причинил мне боль в неправильной попытке защитить меня. Я вижу мужчину, который боролся против сомнений и тьмы внутри него и всеми силами старался измениться. И есть что-то в его безграничной решимости быть кем-то бо́льшим, чем он был, что делает его еще более красивым, чем когда-либо. Теперь в нем есть сострадание не только по отношению к другим, но в особенности, ко мне. Он познал утрату и поражение, которые я чувствовала. Он был на моем месте, а я на его.

У меня нет сомнений, что мы продолжим бороться и развиваться, и я не питаю иллюзий, что остальная часть нашего пути будет гладкой, но я знаю наверняка, что с какими бы испытаниями мы не столкнулись в будущем, преодолевать вдвоем их будет проще, ведь сейчас мы вместе. Как у пары, у нас более чем достаточно сил добиться того, чего мы желаем и к счастью для нас, мы никогда не желали ничего сильнее, чем желали друг друга.

Именно в этом наше будущее.

Совместное.

В создании нашей собственной неординарной и драматичной истории любви по одной странице за раз.