Сломленная Джульетта

22

НАЧАЛО КОНЦА

Три года назад

Вестчестер, Нью-Йорк

Гроув

Эрика входит в аудиторию с таким видом, словно на ее плечах вся тяжесть этого мира. Царит абсолютная тишина. Ощущается напряжение.

После субботних показательных постановок, у агентов, режиссеров и продюсеров были все выходные, чтобы предоставить нам свои предложения, и сейчас настал тот самый момент истины, когда мы узнаем, кому какие предложения поступили.

— Прежде всего, — говорит Эрика, прижимая к себе пачку конвертов. — позвольте мне просто сказать, как сильно я горжусь вами. Качество ваших выступлений в субботу было превосходным, ваша самоотдача со зрителями проявилась как нельзя лучше. Однако, те из вас, кто не получит выгодных предложений, прошу – не отчаивайтесь. Это не значит, что вы не талантливы, и это определенно, не значит, что вас не возьмут на работу. Это лишь означает, что вы не подошли на роли, которые они предлагают.

Она идет по аудитории и дает нам конверты. Итан получает два конверта. Я тоже. Многие другие так же получают по два конверта. Большинство получают один. И пару человек не получают ни одного.

Айя сидит с пустыми руками и ударяется в слезы. Эрика обнимает ее и говорит, что и для нее найдется роль.

Дрожащими пальцами я открываю свой конверт.

Первый – от репертуарной компании в Лос-Анджелесе, которая хочет, чтобы я стала их постоянным членом. Они занимаются постановкой современных пьес и работают по принципу разделения прибыли.

Когда я открываю другой конверт, мне приходится прочесть его три раза, чтобы полностью понять смысл. Оно от продюсера. Он хочет организовать внебродвейскую постановку пьесы «Портрет». Полностью на профессиональном уровне. Пять недель репетиций и плюс, ориентировочно, один сезон будет длиться шесть недель. Он уже приобрел права и хочет, чтобы мы с Коннором были его главными звездами.

Я перевожу взгляд на Итана. Он хмуро смотрит на одно из своих писем. Я зову его по имени, и он поднимает на меня взгляд.

— Что в письме? — спрашиваю я.

Он приподнимает два листа бумаги.

— Ну в первом, Лоубриджская шекспировская компания хочет, чтобы я присоединился к их следующему европейскому туру в роли Меркуцио для «Ромео и Джульетты».

— Это же невероятно!

— Ага.

— Тогда почему у тебя такой пришибленный вид?

Он качает головой.

— Другое от… Нью-Йорского шекспировского театра. Они хотят, чтобы я сыграл в «Гамлете».

— Какую роль?

У него изумленный вид.

— Главную. Полагаю, им понравился мой монолог.

— О боже, Итан, это же невероятно!

— Да уж. Аж не верится.

— А ты поверь! Ты – прекрасный актер, и твои предложения – прямое тому подтверждение. Почему ты не рад?

— Я… просто… без понятия, что выбрать. У европейского тура более долгий контракт, но другой… в смысле, это же «Гамлет»! Я годами говорил, что готов отдать свое левое яичко, чтобы сыграть эту роль.

— Тогда выбирай его. Это одна из самых востребованных мужских ролей. И ты абсолютно точно покажешь класс.

Он пожимает плечами.

— Надеюсь, так и будет. Эй, а что там у тебя?

— Ну мне предложили место в Круглом театре Лос-Анджелеса.

— Серьезно? Эти ребята впечатляют. У них передовые постановки. А что во втором конверте?

— Ну вторая – внебродвейская постановка.

— Ты шутишь? Блин, Кэсси, это же круто!

— Да, я знаю…

— Чувствую сейчас будет «но» …

Я делаю вдох.

— Это касается «Портрета».

Он моргает.

— Типа «Портрета» с…

— Коннором. Да. Они хотят нас видеть в главных ролях.

Он очень старается, чтобы выражение его лица оставалось радостным.

— Как долго?

— Одиннадцать недель на подготовку. Потом, если все хорошо пойдет… кто знает? Несколько месяцев. Год, если повезет.

Он кивает.

— Ого. Год. Это… вау. Прекрасная возможность.

— Да, полагаю так и есть.

В моем животе образуется узел. Это все подпитывается хмуростью его бровей и темной энергетикой, которая клубится вокруг него.

Ему практически удается стряхнуть ее с себя, когда он берет меня за руку.

— Серьезно, Кэсси, это невероятно. Я очень счастлив за тебя.

— Правда?

Он улыбается.

— Правда.

Он очень убедителен. Но опять-таки, он – отличный актер.

Наши дни

Нью-Йорк

Квартира Кассандры Тейлор

— Я не могу смотреть.

— Я тоже.

— Где, черт побери, Коди, когда так нужен?!

— Надеюсь, он спит. На дворе шесть утра.

Мы с Итаном сидим, скрестив ноги, посреди моей гостиной, между нами стопка газет и распечаток из различных блогов.

Отзывы.

Вердикты по нашему шоу.

— Хорошо, ты читай «Таймс», — говорю я. — Слишком уж долго тот парень пожимал меня за руку вчера. И даже погладил немного.

— Хорошо.

Мы оба берем по газете и перелистываем к отделу искусств. Я читаю отзыв от издания «Пост». Пока я читаю, мое лицо наливается жаром все сильнее и сильнее. Когда я дохожу до конца, я перевожу взгляда на Итана. Он хмуро смотрится на газету «Таймс» и качает головой.

Он кладет газету вниз и вздыхает.

— Ну… это было… неожиданно.

— Ему понравилось?

— Нет. Он в восторге. Ему понравилось абсолютно все, кроме сценария, но он сказал, что все остальные элементы были отыграны так хорошо, что это не имело значения.

— Значит мы ему понравились ?

Он кивает.

— Абсолютно точно. И я процитирую: «Химия двух главных актеров настолько завораживающая, что заставит зрителей возвращаться на это шоу снова и снова. Большинство людей, с которыми я разговаривал на премьере, уже запланировали свой повторный визит. Именно такая магия обеспечит этому спектаклю долгое и процветающее будущее. Пропустить такой театральный вечер точно нельзя!».

— Ого!

— Вот-вот.

Все остальные отзывы – примерно одинаковые. Все просто в восторге от шоу, и в частности, от химии между мной и Итаном. К тому времени, когда мы заканчиваем читать, я нахожусь в такой растерянности от всей этой похвалы, что мне хочется обдать лицо холодной водой.

Помимо всего прочего, меня одолевают странные эмоции.

— Эй. — Итан касается моего лица. — Ты в порядке?

— Да. Просто… счастлива, понимаешь?

— У тебя такой вид, словно ты вот-вот заплачешь.

— Замолчи. Если заговорить об этом, то так и случится. — Я моргаю и усилием воли заставляю слезы исчезнуть.

— Прости.

— Не извиняйся! Это еще хуже, чем говорить об этом. Черт побери! — Я начинаю моргать быстрее, но уже слишком поздно. Слезы ручьями стекают по моим щекам. Итан заключает мое лицо в ладони и смахивает их, но от этого становится только хуже.

Он притягивает меня в объятия, и я начинаю плакать. Прошло уже много времени с тех пор, как я плакала от радости. Он прижимается губами к моему лбу и гладит мои волосы.

Это так приятно… и так абсолютно и безоговорочно правильно, что вызывает у меня еще больше слез.

Три года назад

Вестчестер. Нью-Йорк

Гроув

Он не прикасался ко мне почти неделю. Ну, точнее, он прикасался, но не так, как обычно. Не так, как я в этом нуждаюсь.

Он ушел в себя и отдалился, и мне становится не по себе при мысли, что сейчас я так же бессильна, как была в последний раз.

И все же, у меня есть еще кое-что, что я должна попробовать. Одна безумная игра, в которой, как я подозреваю, нет выигрышной партии.

— Я собираюсь сказать Эрике, что отказываюсь от роли в «Портрете».

Он отрывается от своей книги и хмуро смотрит на меня.

— Что?

— Я отказываюсь от предложения. Выберу работу в театре Лос-Анджелеса вместо этого.

— Кэсси…

— В смысле, это же тоже потрясающее шоу. Плюс, Бродвей никуда не денется. Я попаду туда каким-нибудь другим способом.

Он опускает свою книгу и вздыхает.

— Не будь глупой. Ты не можешь отказаться. Особенно, если ты думаешь, что делаешь это ради меня.

— Я думаю, что делаю это ради нас. Я знаю, что тебя наверняка сводит с ума факт того, что мы с Коннором будем играть в этом шоу восемь раз в неделю.

— И что? Сделать меня причиной этого решения – абсурдно. Это твоя карьера. Ты должна согласиться.

— Нет, если это означает – потерять тебя.

Он потирает глаза.

— Если ты не согласишься, ты все равно потеряешь меня, потому что я никогда не прощу себя за то, что облажался с чем-то настолько важным. Пожалуйста, Кэсси, соглашайся.

— Но…

— Нет, это не обсуждается. Тебе предоставлена потрясающая возможность, и я не позволю тебе упустить ее из-за меня. Ни за что, черт побери! Либо ты сообщаешь Эрике о своем согласии, либо это сделаю я.

Он захлопывает свою книгу и кладет ее в рюкзак.

— Куда ты идешь?

— Домой.

— А как же наш экзамен по Искусству в жизни общества?

— Я позанимаюсь один.

— Почему ты так зол на меня?

Он перекидывает свой рюкзак через плечо и поворачивается ко мне.

— Я зол не на тебя. Я зол на себя. Зол, потому что ты думаешь, что должна жертвовать своей карьерой ради меня.

— Итан…

— Нет, Кэсси, это чертово безумие. Это не любовь. Это страх. Ты боишься моей реакции, и позволяешь страху управлять своими суждениями. Что, черт побери, я делаю с тобой?!

— Ты ничего не делаешь. Иногда, чтобы что-то получилось, приходится идти на компромиссы.

— Это не компромисс! Ты отказываешься от своей мечты ради меня, и меня бесит, что ты считаешь, что должна это делать. Что я заставил тебя так думать.

— Ты не заставил, я просто…

— Пожалуйста, остановись. Я чертовски сильно старался просто дышать, когда вы с Коннором играли те роли, но я не могу, и ты знаешь это. Но вот это? Это не решение.

— Тогда что это? Есть ли вообще какое-то решение? Ты начинаешь очень беспокоить меня сейчас.

Его выражение лица смягчается, но он не успокаивает меня. И я не знаю, способен ли он на это сейчас.

— Мне надо идти.

— Стой.

Он останавливается, одно рукой придерживая дверь. Я подхожу к нему и заставляю его посмотреть на меня. Он делает это с неохотой.

— Я люблю тебя. — Я встаю на цыпочки и целую его. Он вдыхает и обнимает меня рукой, и несмотря на то, что он целует меня, это длится недолго. Когда он отстраняется, его рука все еще на дверной ручке.

— Я тоже тебя люблю, — говорит он, поглаживая мою щеку. — В этом-то и проблема.

Он открывает дверь и спускается по направлению к своей машине. Я смотрю ему вслед, пока он не скрывается из вида.

Наши дни

Нью-Йорк

Театр Граумана

Когда я прихожу в театр, я скидываю свою сумку в примерочной и направляюсь на поиски Итана. Он помогал мне освоить кое-какие медитативные техники, и хоть я и не очень преуспела, он – терпеливый учитель.

Конечно же, Тристан взбесился, когда узнал об этом. По правде говоря, его редко когда можно взбесить, но он затих на долгое время и смотрел на меня во враждебной манере.

Он пытался вызвать у меня интерес к медитации с того вечера, когда мы познакомились, и я всегда воспринимала это, как пустую трату времени. И думаю, нет нужды говорить, что мы с Итаном сейчас – не самые популярные люди в его дневнике.

Я иду в гримерную Итана, но не обнаруживаю его там. Где-то в глубине зала его голос раздается эхом, поэтому я следую за звуком.

Зайдя за кулисы, я вижу, что он разговаривает по телефону и ходит из угла в угол.

— Мне ничего не известно об этом. Я к тому, что наш спектакль идет всего один месяц. Мы едва ли встали на ноги. Да, я знаю, это потрясающая возможность, но… — Он потирает свое лицо и вздыхает. — Я слушаю тебя, и понимаю это. И нет, это не имеет никакого отношения к Кэсси. Я просто… Я не знаю, правильное ли сейчас время для этого.

При звуках своего имени, я вновь скрываюсь в темноте.

Он заканчивает разговор словами:

— Я подумаю над этим.

Я тихонько проскальзываю обратно в его гримерную, когда он заканчивает разговор.

Когда же он появляется минутой позже, на его лице отражается радость при виде меня.

— О, привет.

— Привет. Ты в порядке?

— Да. Отлично. — Он кладет свой телефон на стойку и садится на пол. — Готова?

— Конечно.

Он едва ли смотрит на меня. Мы проходим обычную процедуру нашей медитации, но мне очевидно, что мыслями он где-то в другом месте.

Моя медитация – это полная ерунда. Мое дыхание прерывистое, и мои мысли сосредоточены только на теме того разговора и почему он скрывает ее от меня.

Мы заканчиваем наш сеанс и когда я открываю глаза, у меня создается впечатление, что он долгое время смотрел на меня.

— Как насчет обнимашек? — спрашивает он тихо.

Я встаю и мотаю головой.

— Нет, не думаю.

— Все хорошо?

— Ага. — Я чувствую, как все частички меня, которые недавно стали расцветать, начинают увядать под весом того, что бы сейчас ни происходило с ним. Я все больше и больше доверяла этой его новой версии, но сейчас… сомнения вернулись.

Он берет меня за руку.

— Подожди. Что происходит?

Я качаю головой. Я не способна противостоять ему, потому что нахожусь в ужасе от того, что он, черт побери, может мне сказать.

— Ничего. У меня просто нет желания обниматься сегодня.

Я высвобождаю руку и выхожу. Мне надо убраться подальше от него.

Я даже не могу представить, что буду делать, если все вновь пойдет не так.