Сломленная Джульетта

19

ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

Четыре года назад

Абердин, штат Вашингтон

Зависимость – это явление, которое проявляется настолько незаметно, что ты и не осознаешь, в какой беде оказался, пока не становится слишком поздно. Она пробирается по пространствам разума и тела, осторожно поддевая крючками и ниточками каждую клеточку, пока не становится понятно, где кончаешься ты сам и начинается она. И распутать эту паутину практически невозможно.

К концу нашего второго года обучения в Гроув, мои интимные встречи с Итаном значительно участились, но я продолжаю упорно твердить себе, что держу все под контролем. Всякий раз, когда наши отношения становятся слишком откровенными, я резко завязываю со всем этим, чтобы напомнить себе, что он – привилегия, и не является необходимостью.

И только, когда я уезжаю домой на лето, до меня доходит, что возможно я уже влипла.

Первые несколько дней, я чувствую себя нормально. Высыпаюсь. Провожу время с родителями. Слушаю музыку и молю о том, чтобы, наконец, выглянуло солнце.

К концу первой недели, я становлюсь раздражительной. Беспокойной и возбужденной. Слишком много мыслей о нем. О его лице. Запахе. О том, что я бы отдала все ради хотя бы одного вдоха его аромата.

В середине второй недели, я устраиваюсь на работу в местную закусочную, отчасти чтобы отвлечься от мыслей о нем, и отчасти, чтобы выбраться из дома и не слушать споры родителей.

К концу третьей недели, мною овладевает полный абстинентный синдром. Я становлюсь раздражительной и нетерпеливой, и нуждаюсь лишь в том, чтобы это исправил один определенный человек, который находится на другом конце страны, поэтому меня бесит всё и все, кто не похож на него.

Полагаю, он тоже скучает по мне, потому что, когда я иду с работы домой в начале четвертой недели, мне приходит от него эсэмэска:

Привет! Элисса потащила меня на бродвейскую постановку «Злая». Стыдно признаться, но мне понравилось. Сейчас вернусь и сдам свою мужскую карточку. Надеюсь, твое лето не такое отстойное.

Меня моментально охватывает кайф. Неловко даже. Я исполняю победный танец и взбегаю вверх по лестнице.

Мама с папой перестают на время препираться, чтобы поприветствовать меня, после чего я иду прямиком в свою комнату.

Это Элисса потащила тебя? Не ври. Я всегда подозревала, что ты скрытый фанат мюзиклов.

Я получаю ответ спустя минуту:

Да, ты раскрыла мою страшную тайну. Когда я остаюсь один, то включаю саундтрек из «Смешной девчонки» и перевоплощаюсь в Барбару Стрейзанд. Не отмыться мне от такого позора.

Я начинаю смеяться, но тут же одергиваю себя. Блин! Это не к добру.

Я скучаю только по сексу с ним, а не по ощущениям, которые он вызывает во мне, когда притрагивается к моей руке, проходя мимо в коридоре. Не по ласковым взглядам, которые бросает на меня, когда знает, что никто не видит. Не по тому, как он регулярно затаскивает меня на лестничные клетки, в уборные или темные углы костюмерной, чтобы просто поцеловать.

Секс. Я скучаю только по этому.

Я закрываю глаза и пытаюсь унять свой бешеный пульс, сопротивляясь рвению написать ему снова.

Первый шаг к решению проблемы – это признать ее наличие.

Я ничего не признаю.

Я не скучаю по нему.

Не скучаю.

— Да сколько можно, Кэсси?! Я скоро начну называть тебя Угольком.

Отчаяние просачивается в тон Руби и даже через телефонную связь, я могу вообразить, как она закатывает глаза.

— Что? Почему?

— Потому что ты так сильно играешь с огнем, что скоро сама сгоришь.

Мы уже больше часа разговариваем по телефону. Она рассказала мне все о парне, которого встретила этим летом и после того, как завалила меня чрезмерными подробностями их сексуальных подвигов, принялась закидывать вопросами о Холте. Сказать, что она не одобряет нашу связь было бы большим преуменьшением.

После того, как мы с Итаном начали спать друг с другом, я старалась держать это в секрете, но все пошло наперекосяк спустя пару недель, когда она неожиданно пришла домой и застала нас обнаженными в гостиной. Не думаю, что видела когда-нибудь Руби в таком гневе. Она просто стояла на месте и отчитывала нас обоих. Не дав нам возможности одеться, просто стояла там и кричала, пока мы с Холтом старательно прикрывались подушками.

После этого она не разговаривала со мной два дня. Естественно, она злилась из-за того, что я сошлась с Итаном, но думаю, больше ее злил факт того, что я солгала ей об этом. С того самого момента, я поклялась больше ничего не скрывать от нее, что в какой-то мере отстойно, потому что, когда она спрашивает меня, испытываю ли я к нему снова чувства, мне нужно сказать ей правду.

— Не знаю. Возможно.

Она неодобрительно хмыкает.

— А что я должна сделать, Руби? Оборвать всякую связь?

— Я и не предлагаю этого. Просто говорю быть осторожной. Если вы не можете быть просто друзьями по перепихону, тогда может тебе стоит прекратить это на время. Он же не избавился волшебным образом от всех своих загонов, верно?

— Нет, но это он начал мне писать. Я ничего не делаю, лишь реагирую на его действия.

— Это никак не облегчит ситуацию, если он снова испугается и даст заднюю.

— Я знаю. Но он кажется... другим. Более смелым и счастливым. Не знаю.

— Ну, думаю, мне особо нельзя жаловаться. Ты уже не такая унылая с тех пор, как начала трахать его. Кстати, ты должна мне денег за презервативы, которые украла.

— Я отдам тебе. К тому же, я теперь на таблетках.

— Серьезно? Значит, теперь вы двое трахаетесь без резинки? Отлично. Не терпится застать вас и за этим.

— Я уже извинилась миллион раз.

— Это никак не стирает воспоминания.

— Мы даже не занимались сексом.

— Но вы собирались. Кстати, я когда-нибудь поздравляла тебя с обладанием члена Холта? А стоило бы! Очень красивый. Вообще-то, один из самых красивых, которые мне доводилось видеть.

Вопреки моей новообретенной сексуальной уверенности, я все еще умудряюсь покраснеть.

— Ну, учитывая как много членов ты повидала, это огромный комплимент.

— Еще какой! Огрооооомный.

Мы обе смеемся. Я так сильно по ней скучаю.

Но, к сожалению, по Итану я скучаю больше.

Сегодня пятница и вечером закусочная переполнена. Меня заваливают со всех сторон и хоть мне нравится думать, что я справляюсь, с каждой минутой раздражение внутри меня растет.

— Заказ готов!

Смахиваю волосы со лба и спешу забрать тарелки с раздаточной линии. Туда – обратно. Улыбаюсь – подаю.

— Вот, пожалуйста. Приятного аппетита!

Такое ощущение, что обеденная суета длится уже целую вечность и к тому времени, когда я беру перерыв в 20:45, я измотана и умираю от голода. Хватаю бургер и выхожу через заднюю дверь, чтобы перекусить.

Мой телефон сигнализирует о сообщении:

Сегодня мне в голову пришла отличная идея – сделать футболку с надписью: «У меня появился стояк в музее естественной истории». Выставить на «Threadless» и срубить на этом миллионы долларов. Один только Эйвери купит с десяток. Бросит театральную школу, чтобы стать мерзким завсегдатаем баров, затем женится на наследнице гостиничного бизнеса и прославится своим огромным членом в домашнем секс-видео. Так что было приятно пообщаться. Искренне твой, Итан (он же Барон Футболок)!

Я смеюсь и качаю головой, пока печатаю ответ.

Не хочется лишать тебя иллюзий, Барон, но Чендлер из «Друзей» придумал этот слоган сто лет назад. Пожалуй, тебе придется остаться в канаве вместе с нами – недоучками. Отстойно быть тобой.

Блин! Ладно, тогда План Б – создать собственное реалити-шоу и попасть под арест за вождение в нетрезвом виде. Мне пора. Надо напиться и потрахаться с классными девчонками. (Шучу. Единственная классная девочка, которую я трахаю – это ты. Ну, конечно, не прямо сейчас, потому что ты на другом конце страны, но... когда ты вернешься, мы же пошалим, да?)

Вот же черт!

И как мне ответить на это?

Возможно.

Не дразни. Это жестоко. Просто скажи: «Да», или «Черт побери, да!».

Я снова смеюсь.

Черт побери, да!

(Представим, что я придумал победный эмодзи с рукой и вставил сюда). Увидимся через четыре недели. Узнаешь меня по огромному стояку. Он добавляет смайлик с пояснением: это мое лицо, выражающее с каким нетерпением я жду секса.

Меня вновь охватывает смех. Внезапно, я забываю о взмокшей от пота спине, боли в ногах и о жирном пятне от гриля на моей рубашке. Благодаря ему, идиотская улыбка не сходит с моего лица, и когда я возвращаюсь обратно, одна из официанток спрашивает, не перепал ли мне секс на парковке.

Мои родители снова кричат. Ссорятся, как малые дети из-за несущественной ерунды. Всяких глупостей. Да из-за всего на свете. Я бы вышла прогуляться, но это лето выдалось дождливым и на улице во всю льет. Я надеваю наушники и включаю музыку.

Играет группа «Radiohead». Итан всегда включает эту группу, когда я прихожу к нему. Когда я слушаю их, мне кажется, что он находится в комнате вместе со мной, обнимает меня и притягивает к своей груди.

Мой телефон звонит и при виде его имени у меня пересыхает во рту.

Боже.

Он звонит мне.

Он никогда не звонил мне до этого. Всегда писал.

Я не должна быть так взволнована.

Какое-то время я не отвечаю. Не хочу показаться слишком уж нетерпеливой.

Два звонка... три. На четвертый я отвечаю и включаю безразличие.

— Алло?

— Привет.

— Хм... привет. Кто это? — Отлично, Кэсси! Будь начеку.

— Это Итан. Твой определитель должен был сообщить тебе об этом. Или ты записала меня как «Величайший в мире секс-партнер»?

Звук его голоса делает со мной странные вещи, но я бы никогда не позволила ему узнать об этом, поэтому откашливаюсь и напускаю скуку в голос.

— О, привет.

— Привет.

Как же это неловко... Люди вроде нас не занимаются подобным.

— Почему ты звонишь?

— Хм... Ну... Не знаю, я просто... — Последнее слово он произносит, как «прост».

— Итан, ты напился?

— Не совсем.

— Это как с беременностью. Либо да, либо нет.

— Тогда – нет.

— Ты не напился или ты не беременный?

— И то, и другое. Хотя, не знаю. У меня давно не было месячных. Беременность вполне возможна.

Я невольно улыбаюсь.

— Правда?

— Ага. Какие еще бывают симптомы беременности? Теперь я обеспокоен.

Когда я закрываю глаза, то практически вижу, как он лежит на кровати и запускает свою руку в свои непослушные волосы. В моей фантазии, он без рубашки, а свободная от волос рука, пробегается по кубикам его живота.

Я прекрасно понимаю, что в реальности, одной рукой он держал бы телефон, но моя фантазия – гораздо сексуальнее, поэтому я ничего не меняю.

— Кэсси?

— Хммм?

— Я тут в ужасе от возможной беременности. По идее, ты должна приободрить меня. — Его слова сливаются друг с другом. Это даже как-то мило.

— Ну, ладно. Извини. Я не особо вникала в уроки здоровья на первом курсе, но думаю, первый признак беременности – это упадок сил. Ты чувствуешь усталость?

— Да. Очень.

— Раздражение?

— Черт, да. Я очень раздражительный. — Я прямо-таки чувствую, как он хмурится.

— Ну, ничего нового.

— Заткнись.

— Вот-вот.

— Что еще? — спрашивает он.

— Чувствительная грудь?

— Хммм. Подожди-ка.

Я слышу шорох.

— Что ты делаешь?

— Снимаю рубашку, чтобы проверить грудь. Подожди... ммм... да. Соски немного чувствительные.

Моя фантазия разгоняется. В этот раз, он проводит рукой по своей обнаженной груди.

Это никак не помогает моему пошатнувшемуся самообладанию.

— Твои соски... чувствительные?

— Ага.

Он откашливается.

— Может тебе стоит вернуться и как следует поцеловать их.

Я замираю. Он позвонил, чтобы заняться сексом по телефону? Обычно мы не занимаемся подобным. По крайней мере, пока. Конечно, он иногда нашептывал мне пошлые фразочки на занятиях, чтобы заставить покраснеть, но никогда не звонил, чтобы пофлиртовать.

— Кэсси? Ты в порядке?

Возможно.

Непонятно.

Мою грудь сковывает боль.

— Не стоило мне звонить.

— А почему ты это сделал?

Он замолкает.

— Да вот, лежал, думал о тебе и... наверно, мне просто захотелось поговорить с тобой.

— Ох.

Спроси у него причину. Спроси и увидишь, хватит ли у него смелости ответить.

Но, конечно же, я не спрашиваю. Нас устраивает происходящее между нами. Мы удовлетворяем друг друга, и никто не страдает. Такой вид отношений не требует ответа в стиле: «Я позвонил, потому что соскучился», или «Я скучаю, потому что люблю тебя».

То, что нас объединяет – это некая эмоциональная пустыня с оазисом секса, и нас обоих это устраивает.

— Ну... — говорит он в попытке преодолеть неловкость. — чем ты занималась?

— Хм... я устроилась на работу.

— Правда?

— В закусочную. Там отстойно, но мне нужны деньги. Что насчет тебя?

— Я подрабатываю в строительной компании, в которой работал до того, как поступил в Гроув. Смены длинные, но деньги платят приличные.

— Хммм.

Мы погружаемся в молчание. Я испытываю сильнейшее желание сказать ему, что соскучилась, но не могу.

— Ну, мне наверно пора.

Он тоже это чувствует. Это все слишком интимно. Мы не можем волшебным образом стать друзьями, болтающими по телефону. Переписываться легче. Мы можем притворяться равнодушными. Что-то большее – и мы угодим в мутные и опасные места.

— Ну, ладно. Спасибо за звонок.

Он смеется.

— Да. Нет проблем. Все прошло хорошо. В следующий раз, буду писать.

— Хорошо. Без проблем. Пока.

— Спокойной ночи, Кэсси.

Я нажимаю «отбой» и вздыхаю. Так лучше.

Проще.

Безопаснее.

После ужасно неловкого телефонного звонка, я думала, что Итан затихнет на несколько дней, но этого не случается. Если раньше он писал пару раз в неделю, то сейчас делает это каждый день. Иногда, даже несколько раз в день. Делится всякими мелочами. Вещами, которые вызывают во мне улыбку. Заставляют скучать по нему слишком уж сильно. И дело не в сексе. Дело в нем. Я всегда отвечаю. Наши переписки становятся до абсурда длинными. Наверняка, было бы легче просто созвониться, но, как и всегда в наших отношениях, мы не ищем легких путей.

По мере приближения конца лета, я отсчитываю дни до возвращения в Вестчестер. Я скучаю по всему: по своей квартире, одногруппникам, по Руби и даже по ее ужасной стряпне.

По всему.

И особенно, по нему.

Я снова ложусь спать под звуки очередной ссоры родителей, поэтому, когда следующим утром, я, спотыкаясь, спускаюсь вниз по лестнице и застаю их спокойно сидящими за кухонным столом, то сразу понимаю, что что-то случилось.

— Кэсси, милая, присядь.

Папа держит в руках чашку кофе. У мамы красные глаза. В комнате витает ощущение завершенности, отчего воздух кажется слишком плотным. Нервозность сковывает мой позвоночник и у меня перехватывает горло.

— Что происходит?

Я понимаю в чем дело еще до того, как они отвечают.

— Милая, мы с твоим папой хотим тебе кое-что сказать. Мы... ну, мы...

Мама замолкает. Папа кладет руку поверх маминой и опускает взгляд на стол.

— Вы разводитесь.

Мама прикладывает руку ко рту и кивает. Я тоже киваю. Папа, наконец, поднимает на меня взгляд.

— Это не имеет к тебе никакого отношения, малышка. Твоя мама и я... нам не очень хорошо вместе. Мы любим друг друга, но больше не можем жить вместе.

Я киваю и сжимаю челюсть. Я не буду плакать. Перевожу взгляд на центр стола. Сосредотачиваюсь на нем, пока они рассказывают мне, как все будет происходить.

Папа останется в этом доме. Мама переедет к своей сестре. В течение лета, я буду жить у них поочередно. Они спрашивают, в порядке ли я. Я говорю им, что в порядке.

Мама пытается заставить меня позавтракать. Я надкусывают тост и меня охватывает ощущение, что я вот-вот вырву. Я извиняюсь, чтобы пойти принять душ.

Когда брызги воды стекают по моему лицу, я притворяюсь, что не плачу.

Я вздыхаю и начинаю осуждать себя за хандру. Это так глупо чувствовать себя так. В конце концов, мне двадцать лет. Двадцать один – через месяц. Я не должна быть так подавлена разводом родителей, особенно, учитывая, что уже давно понимала, что им лучше быть врозь.

И все же, я подавлена.

Мысль о том, что я буду приезжать домой, а они не будут жить под одной крышей, вызывает во мне беспричинную грусть. Мысль о том, как мама переезжает из дома, где я родилась, и начинает новую жизнь без папы вызывает во мне грусть. То, что папа должен готовить себе сам впервые с тех пор, как он был в моем возрасте, вызывает во мне грусть.

Пока они везут меня аэропорт, я продолжаю делать вид, что все в порядке, но это совсем не так. Возможно, так будет через пару месяцев, но не сейчас.

Я обнимаю их на прощание и говорю им, что увижусь с ними на Рождество, а затем задаюсь вопросом: где мы вообще проведем его в этом году? Соберемся ли мы вместе? Или мне нужно будет мотаться туда-сюда?

Остальная часть пути проходит, как в тумане. Я сажусь в самолет. Засыпаю. Схожу с самолета. Сижу с остекленевшими глазами в ожидании пересадки. Сажусь в другой самолет.

Я чувствую себя брошенной.

Одинокой.

Я разговаривала с Руби прошлым вечером. Объяснила произошедшее. Старалась придать своему тону беззаботность, но она что-то уловила в моем голосе. Она предложила прервать свои выходные и встретить меня в аэропорту, но я не могла с ней так поступить. Она счастлива со своим новым парнем и заслуживает того, чтобы насладиться последними свободными деньками перед началом занятий. Последнее, что ей нужно – это утешать очередную жертву эпидемии разводов в Америке.

Когда самолет приземляется, я жду, пока все выйдут, прежде чем беру свой багаж и направляюсь к выходу. Стюардессы раздражающе бодры, когда машут мне на прощание и говорят о том, что будут ждать меня снова. В аэропорту все вокруг обнимаются и целуются, приветствуя своих близких. Я останавливаюсь и наблюдаю за ними, отчасти, потому что они загородили мне путь, но по большей части, потому что, когда я наблюдаю за ними, у меня возникает ощущение, что часть их радости передается мне.

В любом случае, я совсем не спешу брать такси, чтобы вернуться в свою пустую квартиру.

Когда семья передо мной наконец уходит, у меня перехватывает дыхание при виде знакомой фигуры на другой стороне зоны прибытия. Высокий. Взлохмаченные волосы. Темная одежда. Задумчивое лицо. Напряженный и встревоженный словно не уверен, разозлюсь ли я на его присутствие здесь.

Я не злюсь. Напротив, я настолько счастлива, что слезы наворачиваются.

Должно быть Итан считывает мое сентиментальное выражение лица, потому что в следующее мгновение вытаскивает руки из карманов и направляется ко мне.

Он выглядит хорошо. Даже очень хорошо.

Он двигается плавно, но в его походке чувствуется подавляемое нетерпение. Словно он сдерживается, чтобы не подбежать ко мне и не закрутить меня перед всеми этими людьми.

Я так много хочу сделать с ним. Так много хочу сказать.

Остановившись передо мной, он берет мой рюкзак и опускает его на пол. Затем обнимает меня и нежно притягивает к себе. Я обнимаю его за шею, когда он говорит:

— Мне жаль, что так вышло с твоими родителями. Это чертовски отстойно. — Я утыкаюсь лбом ему в плечо, чтобы подавить слезы.

Люди вокруг постепенно расходятся, а я просто стою на месте и позволяю ему утешить себя. Сегодня я особенно сильно нуждалась в утешении, но до этого момента не осознавала, что мне нужно было это именно от него.

Весь остальной мир меркнет, пока он обнимает меня и гладит мои волосы. Когда же он шепчет, что скучал по мне и я шепчу то же самое в ответ, иллюзия того, что мы просто секс-партнеры, сходит на нет.

К тому времени, когда мы приходим ко мне в квартиру, уже становится поздно и я валюсь от усталости. Итан открывает дверь и заносит чемодан в мою спальню. Затем оборачивается и обнимает меня. Он такой теплый и ощущается так приятно, что я прижимаюсь к нему и чуть ли не отключаюсь. Только толстый слой дорожной грязи, покрывающей меня с ног до головы, не позволяет мне полностью расслабиться.

— Мне надо принять душ.

— Хорошо. Хочешь я приготовлю тебе что-нибудь?

— У нас нет еды.

— Я могу выйти и купить что-нибудь.

Ему надо прекратить вести себя так мило. Мне и так достаточно проблем.

— Нет, спасибо. — Я толкаю его, чтобы он сел на кровать. — Просто... останься. Я ненадолго.

Я хватаю свой халат и иду ванную. Когда теплая вода касается моей кожи, мне становится так приятно, что я испускаю стон. Я намыливаю все тело дважды, затем выхожу из душевой и чищу зубы.

Когда я возвращаюсь в спальню, он сидит на том же месте, где я его оставила. Он наблюдает за тем, как я к нему подхожу и то, как он смотрит на меня, говорит мне о том, как он сильно хочет меня. Возвращается знакомое ощущение прилива сил, но уже с чем-то еще. С какой-то более глубокой потребностью. Такой, которую я не позволяла себе чувствовать уже очень давно. Это заставляет мою кожу покалывать, а сердце трепетать, потому что я знаю, что это один из тех моментов, который что-то предопределит.

И это что-то связано со мной.

С нами.

Эта мысль заставляет меня застыть на месте. Мы уже были на этом этапе прежде, и в прошлом, я всегда была тем человеком, который выкладывался по полной. Подталкивал нас к большему.

Но не в этот раз.

Если он хочет этого, то должен попросить. Если он не сделает этого, то мне придется уйти до того, как мое сердце еще больше испугается.

Я жду. Он практически не колеблется, прежде чем встает и подходит ко мне. Берет меня за руку и притягивает к себе. Заключает мое лицо в ладони. Целует меня. Нежно. Очень нежно. Теплые губы и мягкий язык. В считанные секунды нестерпимый жар разгорается в моих венах, но я не даю ему одержать верх. На этот раз он должен быть тем, кто будет направлять нас. Если я буду чуть сдержана, то смогу решить, готова ли я идти туда, куда он меня ведет.

Его поцелуи становятся более жадными, но вместе с тем остаются осторожными. Словно он понимает, что малейшая ошибка заставит меня убежать, а он намеревается не позволить этому случиться. Оставив одну руку на моем лице, другой рукой – он тянет за пояс моего халата и медленно его развязывает. Кончики пальцев нежно касаются моей груди, когда он распахивает его. Я чувствую себя чересчур обнаженной, но продолжаю стоять на месте и бороться со страхом, пока он овладевает каждым сантиметром моей измученной, покрытой мурашками, кожи, такими прикосновениями, которые выражают нечто большее, чем просто сексуальные намеки.

Он спускает халат с моих плеч, и тот падает на пол. Еще бо́льшая часть меня обнажается.

Он никуда не торопится. Губы следуют за пальцами. Он разжигает огни и затем обливает их керосином. Клеймит собой все мое тело. У меня так кружится от этого голова, что мне приходится ухватиться за его плечи, чтобы устоять. Он понимает намек и приподнимает меня, после чего кладет на кровать и продолжает свои действия, не пропуская ни сантиметра. Покрывает поцелуями мою грудь, затем живот, не забывая согревать грудь руками.

Горячее дыхание высекает искры везде, куда бы ни прикоснулось, пока он опускается ниже. Дотрагивается до моих колен. Раздвигается их перед собой и стонет, припадая ко мне губами. Приглушенный шепот говорит мне о том, как сильно он фантазировал об этом. Я выгибаюсь ему навстречу, пока он демонстрирует мне то, о чем он мечтал. Все известные ему способы общения с моим телом.

Не проходит и нескольких минут, как я начинаю задыхаться, пытаясь держать себя в руках вопреки его намерению заставить меня сорваться. Я крепко закрываю глаза и ахаю. Я тоже мечтала об этом, но реальность оказывается намного сильнее. Я хватаюсь за его волосы. Стискиваю и отпускаю. То быстрее, то сильнее, наравне с его ритмом.

Это совсем не похоже на то, что обычно у нас происходит. Мне хочется держать глаза закрытыми и притворяться, что ничего не должно меняться, но он не позволяет мне этого. Я выгибаюсь так сильно, что чуть ли не начинаю левитировать, но он вдруг останавливается.

Я пытаюсь ухватиться за него. Заставить его закончить.

Кровать прогибается, когда он встает.

Я открываю глаза, а чувство паники тем временем сковывает мою грудь.

Но он просто принимается снимать свою обувь. Отбрасывает ботинки в сторону и те приземляются с глухим звуком, после чего он стягивает носки.

Он откашливается. Поначалу мне кажется, что это нервозность, но нет. Итан хочет, чтобы мое внимание было сосредоточено на его лице, а не ногах. Когда я перевожу на него взгляд, он начинает медленно раздеваться, принимаясь в первую очередь за свою рубашку. Когда она падает на пол, он замирает. Вот теперь он нервничает. Он никогда не делал этого прежде. Не обнажался добровольно.

Я наблюдаю за ним с благоговением.

Он не сводит с меня взгляда, как будто пытается себе что-то доказать.

Он расстегивает свои джинсы и стягивает их вниз, затем качает головой словно не может поверить в то, что он обнажается для меня. Он остается в одних только боксерах. Они обтягивают каждый сантиметр его члена.

И тут я осознаю, как мало смотрела на него во время наших интимных встреч. Смотреть на него в таком виде кажется почти неправильным. Словно я не должна этого делать, потому что он не принадлежит мне. Каждый его изгиб такой знакомый, но все это подобно живописи, которой я любовалась издалека, зная, что она никогда не будет висеть на моей стене.

И все же, это небольшое шоу говорит мне о том, что он хочет, чтобы я овладела им.

Он стягивает с себя нижнее белье, и затем остается лишь он. Восхитительно обнаженный. Он скован, но позволяет мне смотреть. Интересно, ему видно, как расширяется каждая моя артерия, посылая волны жара по всему моему телу?

Насколько я не готова иметь дело с этим всепоглощающим влечением к нему?

К каждой его частичке.

Тишина расстилается вокруг нас. Он стоит передо мной обнаженный, беззвучно прося разрешения стать чем-то большим, а у меня нет смелости ответить ему.

Мое сердцебиение учащается, и я откидываюсь на кровати. Уже через пару секунд, он присоединяется ко мне, от него веет теплотой и спокойствием. Он покрывает поцелуями мое лицо. Отводит мою руку от глаз.

— Уже поздно, — говорит он. — Ты устала. Скажи мне, если хочешь, чтобы я ушел.

Я не хочу, чтобы он уходил.

— Еще не так поздно, — говорю я.

— Уже слишком поздно?

Я открываю глаза. Он смотрит на меня взглядом полным уязвимости и напряжения, и имеет в виду он сейчас не время на часах.

В моей голове творится неразбериха, пока я пытаюсь придумать, что сказать.

Мне не хочется быть такой замороченной, но наши отношения подобны китайской головоломке, в которой каждая веревочка, которая сводит нас вместе, в то же время и отталкивает. Наступит ли когда-нибудь время, когда мы шагнем вперед, не делая шага назад?

Он целует меня, и только его резкий вздох говорит мне о том, что он далек от абсолютного спокойствия.

— Скажи мне, что еще не слишком поздно, — шепчет он мне в губы словно так сможет заставить меня сказать эти слова. — Мне нужно, чтобы еще не было слишком поздно для нас.

Он целует меня в шею, и я закрываю глаза, одновременно пытаясь думать.

Это тот самый момент. Момент, когда мне надо сделать выбор. Начиная с этого момента, мое будущее разветвляется на две разные временные линии. В одной, я притягиваю его к себе и позволяю ему показать мне разницу между обычным перепихоном и занятием любовью. В другой, я отталкиваю его и обрекаю себя на вечные думы о том, что могло бы случиться.

Я не из азартных людей. Я никогда не могла понять, как некоторые люди могут пристраститься к играм, в которых вероятность проигрыша так велика. Они не глупые. Они знают, что шансы не в их пользу, и все равно рискуют намного бо́льшим, чем готовы потерять.

Думаю, сейчас я, наконец-то, понимаю это.

Ими движет не проигрыш. Ими движет проблеск той самой зрелищной победы. Джекпот, нарисованный яркими красками и большой чек из банка, сулящий долгую и счастливую жизнь. Порыв, который заставляет их постоянно тянуть руки в карманы. Захватывающий, заставляющий биться сердце момент за секунду до того, как упадет шарик, раскроется карта или неваляшка встанет на место.

— Кэсси?

Тысяча к одному. Две тысячи. Семьдесят тысяч.

Первая цифра почти не играет роли. Именно цифра «один» заставляет людей идти на риск. Именно это неуловимое, магическое число.

— Пожалуйста, посмотри на меня.

Я смотрю. Смотрю и вижу его доброе сердце и израненное своенравное эго.

Я настойчиво целую его. Он ахает от удивления, прежде чем поцеловать меня в ответ.

Я целую и прижимаюсь к нему. Притягиваю к себе. Пытаюсь перешагнуть через черту, за которой мы не просто секс-партнеры, и посмотреть, почувствую ли я там себя в безопасности. Я хватаюсь за его бедра и пытаюсь направить их туда, где хочу его почувствовать. Он пытается сопротивляться, но я настойчива в своих желаниях, поэтому приподнимаю свои бедра и начинаю тереться об него до тех пор, пока его дыхание не становится судорожным и интонация голоса не окрашивается нотками поражения.

— Черт, Кэсси, подожди...

Он опускает голову, пока я поглаживаю его, и напрягает тело настолько, что у него не остается иного выбора кроме, как прижаться ко мне, чтобы ослабить жар.

В ту секунду, когда он входит в меня, я осознаю, что даже близко не готова к тому, насколько приятно он ощущается. Как буквально поет все мое тело, когда обволакивает его.

Где-то между тем, когда мы последний раз переспали и нашими бесконечными переписками, я потеряла способность разделять свои чувства, и теперь прикрытие под названием «просто секс» — больше не может сойти за отговорку. Он издает протяжный стон, когда его бедра наконец прижимаются ко мне. Затем он останавливается и несколько секунд прерывисто дышит.

Может, это пугает его так же сильно? И чувствует ли он то же небольшое волнение от предстоящей близости?

Я пытаюсь двигаться, но он удерживает меня на месте.

— Остановись. Подожди.

Он делает глубокий вдох и отстраняется, затем снова прижимается. Медленно и настойчиво. Он не трахает меня. Он хочет, чтобы я прочувствовала это. То, как все его тело пытается сказать мне о его намерениях.

— Кэсси, открой глаза.

Я открываю. Его лицо обнажено сильнее, чем когда-либо обнажалось тело. Каждый нежный толчок отражается в беззвучных движениях его губ. Он даже не пытается скрыть свои чувства.

— Я хочу быть с тобой. Пожалуйста. Не заставляй меня умолять, потому что я сейчас в достаточно сильном отчаянии, чтобы сделать это, но, клянусь Богом, выглядеть это будет не очень.

Он двигается быстрее. Приподнимает мою ногу к своему бедру. Проникает глубже и наблюдает за моей реакцией. Удерживает мой взгляд. Беззвучно просит меня не отводить его.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Его голос натянут. Звучит низко и раскатисто. Сопровождается движениями тела. То, что он делает... физически и эмоционально – это просто необыкновенно.

— Просто скажи «да», — говорит он прерывисто из-за тяжелого дыхания. — Я чертовски устал пытаться жить без тебя. А ты не устала? Притворяться, что не хочешь всего этого? Я и правда думаю, что на этот раз справлюсь. Справлюсь с нашими отношениями. Пожалуйста, я хочу попытаться.

Его движения становятся хаотичными, но он по-прежнему не отводит взгляд. Я впиваюсь ногтями в его спину, тяну за волосы, хватаю за бедро, выгибаюсь и подаюсь вперед.

— Кэсси, пожалуйста. — Он едва сдерживается. Так же, как и я. Я не могу ответить «нет». Он может быть самой ужасной ставкой в моей жизни, но также может оказаться той самой единицей. Тем единственным. Как я могу не воспользоваться таким шансом?

— Да.

Я выдерживаю достаточно долго, чтобы увидеть его изящную улыбку, вызванную облегчением, затем же я уже не могу держать свои глаза открытыми, и меня уносит так высоко и быстро, что я могу лишь стонать, уткнувшись ему в плечо. Повторяю «да» снова и снова. Сдерживаю дыхание, пока весь мой мир содрогается в унисон с моим оргазмом.

Я никогда не чувствовала ничего подобного.

Даже в самые страстные и отчаянные моменты, ощущения никогда не были такими невероятными. Я все еще нахожусь в забытьи, когда он зарывается с головой в мою шею и стонет.

— Кэсси... Я... Боже... Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Я держусь за него, пока он содрогается. Поглаживаю волосы и обнимаю в ожидании, когда дрожь покинет наши тела.

Так много эмоций бурлят и бушуют в моих жилах, искрясь и пульсируя в столь стремительном порыве, что кажется словно это никогда не закончится.

Когда все наконец проходит, он по-прежнему обнимает меня. По-прежнему находится внутри меня.

Я не отпускаю его. Я не в состоянии.

Я так много времени искажала свое представление о нем. Закрывала глаза на его красоту и прикрывала уши, чтобы не слышать чарующих звуков. Но мое сердце...

Я пыталась закалить его от нежелательных мне чувств, но вот она я – все равно чувствую это.

При всей своей удивительной прочности, человеческое сердце сделано из скорлупы, и иногда достаточно, чтобы человек, от которого ты почти отступился, признался тебе в любви, чтобы оно раскололось.