Слотеры. Песнь крови

Глава XII ДОБРО С ПУДОВЫМИ КУЛАКАМИ

Мужчина, вошедший в кабинет герцога Дортмунда, лишь самую малость уступал мне ростом, что само по себе кое-что да значило. И сложен он был на совесть: плотная, крепко сбитая фигура, широкая грудная клетка, длинные жилистые руки. Волосы, остриженные на солдатский манер, горшком, открывали высокий лоб, косо пересечённый рубленым шрамом. На правой щеке выделялся ещё один — треугольный, оставленный, похоже, стрелой. Подобную отметину человеку проще всего заработать, участвуя в пограничных конфликтах: несмотря на повсеместное распространение пороха, старые добрые луки и стрелы до сих пор состояли на вооружении у восточных и южных кочевых народов, а также орочьих кланов.

Впрочем, происхождение шрамов вошедшего интересовало меня в меньшей степени. Что шрамы? Я сам мог похвастать и более внушительной коллекцией, выставив на каждый его один по три-четыре своих. Нет, с той секунды, как этот ди Тулл переступил порог кабинета вице-канцлера, моим вниманием завладел не столько он сам, сколько стигма, вышитая на левой стороне его камзола, прямо напротив сердца.

Опознать её не составляло труда: пылающее солнце, пронзённое сверху прямым обоюдоострым мечом. Так традиционно изображали герб ордена Очищающего Пламени.

Экзекуторы всё-таки добрались до Ура.

Если забыть о проблемах, которые это сулило всему Блистательному и Проклятому, ситуация могла бы показаться даже забавной. К вожаку уранийских Псов правосудия пожаловал человек из числа тех, кого менестрели грубо, но с любовью в голосе именовали «цепными псами человечества». Ну да, ну да… ещё одни псы и вновь «на страже». Но что тут поделаешь? И у менестрелей, и у простонародья, обожающего их россказни, с воображением туго, одни штампы. Прослушаешь пяток баллад, какие распевают по тавернам, да кабакам — считай, что прослушал все.

И то сказать, для ордена менестрели ещё расстарались, понапридумав пару дюжин звучных эпитетов. Бесоборцы! Рыцари-каратели! Паладины пламени! Цепные псы челове… ах да, это уже было.

История экзекуторов брала своё начало лет за триста с лишним от дня нынешнего и была напрямую связана со Строгой Церковью, а также с определёнными особенностями нашего мироустройства.

Любой, кто мало-мальски интересуется оккультными науками, знает: благодаря неуёмным стараниями высокомерных чернокнижников, колдунов-недоучек и некромантов всех мастей грань, отделяющая наш мир от иных реальностей, потусторонних и враждебных, давно истончилась. Пользуясь этим, сюда регулярно прорываются твари с той стороны.

Разные твари. Часть из них боится священной земли, церковных храмов и реликвий, хранимых в них. Это те, что послабее. А вот для тех, которые будут покрепче, всё связанное с верой смертных, наоборот, привлекательнее приманки в капкане. Для иного демонического создания нет большей радости, нежели нагадить на алтарь посреди церкви. Особенно если гадить полупереваренными останками местного отца-настоятеля.

В целях зашиты от подобных… хм… инцидентов при мессианских церквах поначалу держали вооружённую стражу. Однако со временем прижимистые святые отцы сообразили, что можно обойтись и своими силами, если часть послушников (помоложе и покрепче) учить махать помимо кадила ещё и топорами да дубинами. Так появились экзекуторы — воины-монахи, наказывающие нечисть.

Бесоборцы.

Благодаря обширной практике монашеский орден, созданный для защиты мессианских церквей, быстро эволюционировал и от обороны перешёл к нападению. Не дожидаясь, пока в поле зрения замаячит заблудший демон или ещё какая тварь, монахи-экзекуторы сами принялись вести охоту за нежитями и нечистью. А спустя годы нашлось время подумать и о «пособниках Тьмы в человечьем обличье». Экзекуторы усердно громили шабаши, собранные в честь Шести, жестоко карали сектантов и малефиков за человеческие жертвоприношения, сжигали на костре неосторожных некромантов и ведьм, занимались экзорцизмом и прочими вещами, неприятными для тех, кто выбрал стезёй службу Тьме.

Можно сказать, они делали мою работу, причём на достаточно профессиональном уровне. Разница заключалась только в подходе и мотивах. Я испытывал чувство глубокого удовлетворения при получении награды, полагающейся за истребление очередного страшилища, экзекуторам же доставлял удовольствие сам процесс… среди послушников хватало людей, подавшихся в монахи после потери любимых и близких.

В отличие от вольных охотников, промышлявших истреблением расплодившейся нечисти, орден изначально не брал денег за экзекуцию. Расходы на снаряжение, обучение неофитов и хлеб насущный, церкви возмещали лендлорды, чьи земли монахи-воины избавляли от потусторонних напастей. Именно поэтому любовь простолюдинов к деяниям бесоборцев быстро взлетела на недосягаемую высоту. Их превозносили точно сказочных рыцарей (каковыми они отчасти и являлись), их подвиги воспевались в песнях и легендах, за них ставили свечи в храмах…

Около двухсот пятидесяти лет назад братство неожиданно отпало от лона мессианской церкви, чему предшествовал громкий теологический скандал. К тому времени орден значительно окреп, а сами монахи-бесоборцы настолько уверовали в романтический ореол, созданный вокруг них менестрелями и сказителями, что всерьёз решили поставить себя «на службу человечеству», а не только той его части, которую считала своей паствой матушка-церковь. В основе службы лежало, разумеется, привычное ремесло — искоренение всего, что пресловутому человечеству чуждо и омерзительно. Калёным железом, светлым серебром и очищающим пламенем.

Причиной расхождения намерений экзекуторов с наставлениями святых отцов стал отказ ордена признать меру допустимого зла, о которой говорится в Священном Каноне. Мессианская вера, как известно, стоит на том, что Свет не может существовать без Тьмы. Преисподней разрешено клокотать расплавленной серой, для того чтобы подчёркивать притягательность сияющего божественным светом Вырия Небесного. Наделённый Творцом правом свободного выбора, человек должен сам определить, что для него важнее: радости смертного тела здесь и сейчас или благость бессмертной души там и потом. Своё предназначение Строгая Церковь видит в том, чтобы помогать пастве с сим нелёгким выбором, направляя её на истинно верный путь. Дело это важное и ответственное, ведь в зависимости от того, какая сторона (Тьма или Свет) накопит больше душ, должна определиться судьба нашего мира.

Экзекуторы соглашались предоставить пресловутое право выбора… но не раньше, чем они дотла выжгут всё, что прячется на тёмной стороне. Никаких полумер! Никакого компромисса!

Воины-практики с мечами и факелами показали неприличные знаки теологам-теоретикам с посохами и ладанками и повернулись к ним спиной. Перспектива лишения духовного сана особо никого не напугала: значительная часть ордена сама приняла решение отложиться от Церкви. Те же, что остались служить ей, ныне именуют себя инквизиторами.

Монахи расстриглись и сожгли робы и вериги, поверх которых прежде таскали панцири и кольчуги, и продолжили дело уже как самопровозглашённые рыцари. Священный Канон, надиктованный Тертуллию Флорийскому умирающим архангелом Габриэлем им заменил Кодекс, начертанный железной рукой Брендона Неистового, первого из известных тогда бесоборцев. Он же и стал первым магистром обновлённого, уже не монашеского ордена. Твердыней и штаб-квартирой экзекуторов Брендон сделал старую крепость на границе Фронтира. Отстроенная и снабжённая новыми фортификациями, она стала именоваться просто и незатейливо — Башня, отчего у ордена вскоре появилось второе, не менее известное прозвище.

Братство Башни.

Удивительно, но героический образ жизни рыцарей-экзекуторов крайне удачно сочетался с прагматичными воззрениями на эту самую жизнь магистра Брендона и тех, кто ему наследовал. Магистры-экзекуторы активно подвизались на политическом поприще и снискали здесь немало побед. Главной из них стало признание правителями ряда государств не только заслуг ордена, но и его полной независимости. А Нееловский пакт, заключённый ещё при жизни Брендона, раз и навсегда скрепил договорённости братства с правителями запада и востока, севера и юга. Экзекуторы поклялись не вмешиваться в мирские и духовные дела стран, подписавших договор, а властители даровали рыцарям право беспрепятственно преследовать нечистых там, где они угрожают людям.

Сей пакт неуклонно блюдётся и поныне. Ну, то есть настолько «неуклонно», насколько вообще может соблюдаться любой документ, составленный и подписанный смертными политиками.

К примеру, дальний родственник нашего величества Джордана II король Георг Лысый свою подпись под пресловутым пактом поставил (с одобрения Палаты пэров и Магистрата) в числе первых. А предоставить место для размещения дружин экзекуторов на территории Ура не соизволил, апеллируя к «давним и свято чтимым законам Блистательного и Проклятого». Оные законы, пояснял король опешившим эмиссарам братства, запрещают впускать в город чужих солдат, а орден Очищающего Пламени — структура военизированная, как ни крути. Посему «никак не можно».

С тех пор ситуация ничуть не изменилась, но, уж поверьте, не потому, что экзекуторы не пытались…

— Имею честь представиться, — щёлкнул каблуками рыцарь, коротким и пронзительным взглядом окинув-оценив меня и Человеколюба, — Кастор ди Тулл, лейтенант-экзекутор, уполномоченный эмиссар магистра Ван Дарена.

Вот так, просто «Кастор ди Тулл, лейтенант-экзекутор». Без всякого «сэр» и перечисления десятка титулов, свойственных уранийским рыцарям. Вступая в братство Башни, соискатели отказывались от мирских титулов и званий за исключением тех, что входили, собственно, в иерархию ордена и жертвовали ему всё своё состояние. Упомянутый мной прагматизм экзекуторов проявлялся не только в умении их лидеров ловко маневрировать между интересами государей и целями братьев. На многие вещи магистры смотрели весьма широко. Так, братство, не особо смущаясь, вербовало в свои ряды людей с не самым чистым прошлым, включая тех, чьи руки были обагрены кровью невинных. Принимая присягу, рыцарь-неофит оставлял прошлое за спиной. Кодекс Брендона гласил: участие в великом священном походе против Тьмы само по себе послужит искуплением всех грехов минувшего.

Но если на прошлое можно закрыть глаза, то похоронить его не так просто. Глядя сейчас на ди Тулла, я видел не только лейтенанта-экзекутора, простого рыцаря без всяких там «лорд», «граф» или, на худой конец, «сэр», но и ещё кое-кого.

Этого «кое-кого» ныне задвинули в тёмный чулан и занавесили от греха заслугами да подвигами во «славу рода человеческого», но он никуда не делся. Он всё ещё был здесь, маячил за спиной «цепного пса человечества» багровой, лишь слегка выцветшей от времени тенью.

Кастор ди Тулл — бывший пнедорийский корсар и пират. Кровавый разбойник, лет десять назад бороздивший Северное море под наводящим ужас флагом Красной Каракатицы.

Его имя неслучайно вызвало у меня какие-то смутные воспоминания. Я никогда прежде не видел ди Тулла, но, пока разглядывал суровое волевое лицо экзекутора, одну за другой припомнил несколько громких историй, звучавших в своё время по кабакам Ура. Тогда немало уранийских толстосумов, чьи корабли выпотрошил будущий благородный рыцарь, осаждали Палату пэров, требуя принять меры к распоясавшемуся морскому стервятнику.

Время неплохо обточило Кастора ди Тулла, сделав и жёстким и жестоким, однако и сейчас ему едва дашь больше тридцати лет, несмотря на шрамы и хмурый, неприветливый взгляд. А тогда, в море, должно быть, не было и двадцати… Магистр Ван Дарен знал, кого выбирать посланцем. Только битый и траченный жизнью волк будет достаточно клыкаст, чтобы уверенно противостоять железной воле легендарного вице-канцлера Дортмунда, чьё человеколюбие имеет свойство заканчиваться там, где встают вопросы целесообразности.

Нет сомнения, экзекуторы здесь, чтобы в очередной раз попытаться добиться свободы рук в Блистательном и Проклятом, пользуясь нестабильной ситуацией в городе как предлогом. Начнут с требования предоставить им право организовать самостоятельную охоту за Ренегатом, а дальше выжмут из положения всё, что только можно. Зацепят во время охоты Квартал Склепов, столкнутся с магиматами, запросят подкрепления.

Пусти волка в отару…

Слушая дежурные приветствия, расточаемые вице-канцлером в адрес ордена, его магистра и в свой собственный, Кастор ди Тулл с видимой почтительностью склонил голову. Взгляд его при этом откровенно буравил то меня, то Витара: изучал, оценивал, запоминал целиком и в деталях. Тот факт, что вице-канцлер не выпроводил меня из кабинета, экзекутор принял как должное. Он не стал настаивать на приватном разговоре, справедливо предположив: невесть кого глава Второго Департамента при себе не оставит. Когда дядя покончил с церемониальной частью, рыцарь коротко и сжато сообщил об очередной гневной ноте, связанной с несоблюдением Нееловского пакта, которая ранее была представлена его величеству Джордану II и перенаправлена в Магистрат.

Покончив с изложением официальных причин своего визита, ди Тулл несколько изменил тон и манеру изъясняться. Дальше он говорил своими словами, с грубоватой прямотой, свойственной человеку, который больше времени посвящает упражнениям с оружием, нежели тонкостям ораторского искусства.

— Не буду скрывать, история с безумцем-вампиром, режущим граждан Блистательного и Проклятого точно баранов на бойне, является лишь предлогом для вмешательства Ордена в дела Ура, — открыто глядя в глаза Витару, говорил ди Тулл. — Мы также отдаём себе отчёт в том, что его величество Джордан II, а также уважаемые пэры Блистательного и не менее уважаемый Магистрат опасаются, будто братство, едва войдя в город, начнёт некую политическую игру, грозящую интересам Ура… но вы-то, лорд Дортмунд, человек благоразумный. Вы должны понимать, политика интересует нас постольку-поскольку…

Дядюшка Витар слушал не перебивая. Прочесть что-либо по бесстрастному лицу «благоразумного человека» не смог бы и лучший физиогномист Блистательного и Проклятого.

— Политика не более чем инструмент для скорейшего достижения цели ордена, каковые лежат вне интересов короля, пэров и Магистрата. Вы знаете это. За два с половиной века своего существования орден доказал, что не покушается на чей-либо суверенитет или автономию, не участвует в политических играх и заговорах, связанных с престолонаследием. Мы жаждем только одного: избавления мира от порождений греха и темноты.

Я хмыкнул и с деланной неуклюжестью перевалился в кресле, демонстративно бряцая навешанным на тело оружием. Это выглядело как неприкрытый намёк: мол, со своими грехами мы будем разбираться самостоятельно. И с грешниками тоже.

Ур абсолютно необычный город, он настолько же велик и блистателен, насколько проклят и пропащ. Здесь всё сложнее, чем кажется на первый взгляд. Не с примитивными мерками экзекуторов, насаждающих добродетели с мечом у горла, браться за столь деликатный процесс.

Рыцарь намёк понял, голос его сразу стал твёрже, в нём даже прорезались пафосные нотки.

— Орден долгое время был вынужден смотреть сквозь пальцы на то, как Ур всё глубже проваливается во Тьму. Предоставление мест под строительство Чёрных церквей, активное использование нежити и демонов для частных и государственных нужд, легальное существование Квартала Склепов… Всё это прямые преступления против рода человеческого. Нельзя бесконечно удерживать нечистых и проклятых подле себя, копя их злобу, множа ненависть и разжигая голод. Даже Цитадели, построенные из мощей архангелов и сковавшие в мертвенном сне адских Герцогов, не вечны — придёт день, когда и они рухнут, повинуясь воле мессии и знаменуя День последней битвы. Что уж говорить о попытках поддерживать перемирие смертных с детьми Преисподней?

— До недавних пор это были вполне успешные попытки, — спокойно заметил Витар. — Ур практиковал использование магиматов и укрощённой нежити задолго до того, как орден объявил о своей самостоятельности…

— О да! — саркастически усмехнулся лейтенант-экзекутор, — «До недавних пор». С того дня как Брендон Неистовый основал Башню, мы смотрим в сторону Ура и видим, как ваш Колдовской Ковен извращает законы природы и магии, пытаясь удержать ситуацию под контролем.

— У отца вашего, Брендона, ещё волосы на яйцах не выросли, а Квартал Склепов уже стоял на земле Ура, — нахально вклинился я. — И всё как-то обходилось.

Рыцарь смерил меня взглядом и снова повернулся к Витару.

— Намерение Ура поставить адские отродья себе на службу ранее уже не раз выходили ему боком, но до сих пор мы не вмешивались. Однако происходящее сейчас в корне меняет дело. Всё больше не обходится «как-то»…

Ди Тулл затронул больную тему во взаимоотношениях братства Башни и Ура, Блистательного и Проклятого. После заключения Нееловского пакта нежитей с магиматами на городской службе ничуть не убавилось. Как раз наоборот, число их год от года росло и множилось. На все ноты протеста, исходящие от магистров ордена, а также стран-участников Нееловского пакта, королевские юристы-крючкотворы отписывали длинные и пространные письма-ответы. Ссылаясь на бесчисленные пункты законов и параграфы булл, они уведомляли — когда с достоинством, когда со смирением, а когда и с откровенной издёвкой, — что-де к услугам почтеннейших мессиров рыцарей Блистательный град всенепременнейше прибегнет, тут не извольте даже сомневаться! Но токмо когда анимированные мертвяки и приручённая нечисть начнут и в самом деле угрожать людям. Чинить им вред, телесный и имущественный ущерб, смерть и прочие непотребства, включая покушение на бессмертные души. А пока сего не произошло и пока, совершенно наоборот, упомянутые мертвяки, приручённая нечисть и иже с ними выполняют общественно полезную работу, избавляя подданных его величества от нелёгких физических повинностей, славным господам рыцарям нет нужды беспокоиться и клинками в нетерпении позвякивать!

Без вас как-нибудь…

Ди Тулл тем временем продолжал, слегка повысив голос:

— Да, мы пользуемся ситуацией, чтобы заявить своё право, прописанное в Нееловском пакте. Но и вы должны понять — понять и признать! — что дальше так продолжаться не может. В мире смертных не должно быть места лишённым души. Сосуществование, добровольное или принудительное, между нами невозможно.

Несмотря на всю серьёзность ситуации, у меня и тени сомнения не возникло по поводу того, что дядюшка Витар позволит привычному статус-кво измениться из-за одного сбрендившего вампира. Слишком уж густо кровь, пульсирующая в жилах-улицах огромного полиса, разбавлена адским ихором. Да и Древней кровью здесь тоже изрядно пованивает. Если кто-то возьмётся огнём и калёным железом выпаривать и то и другое, Уру придётся несладко! Блистательный и Проклятый пережил три Бунта нежити — этого вполне достаточно, чтобы никогда и ни за что не пожелать четвёртого.

Но Витар молчал…