Слово президента

Глава 27 Результаты

Некоторые из них имели дипломы психологов — широко распространенная и удобная специальность для служителей правопорядка. У нескольких были даже ученые степени бакалавров и магистров, а один агент личной охраны президента имел степень доктора философии, защитив диссертацию по специальности «разработка профилей преступников». Все отлично умели читать мысли; Андреа Прайс была одной из них. «Хирург» пошла к вертолету танцующей походкой. «Фехтовальщик» проводил ее до двери на первом этаже и поцеловал — поцелуй был традицией, а вот то, что они шли рядом и держались за руки — нет, по крайней мере, не последнее время. Прайс переглянулась с двумя агентами, и они прочитали мысли друг друга, как это часто делают полицейские. Они решили, что это благоприятный знак, — все, кроме Рамана, ничем не уступающего остальным в искусстве читать мысли, но настроенного пуритански. Он посвящал свободное время спорту, и Прайс представляла себе, как он каждый вечер сидит перед телевизором, наблюдая за баскетбольными матчами. Она подумала, что он, наверно, даже записывает на свой видеомагнитофон те матчи, которые почему-либо не может посмотреть. Ну что ж, в Секретной службе есть самые разные люди.

— Что мне предстоит сегодня? — спросил президент, когда «Блэк хоук» оторвался от взлетной площадки.

— "Хирург" в полете, — услышала Прайс в наушнике. — Все чисто, — доложили охранники, разместившиеся на крышах и балконах правительственных зданий вокруг Белого дома. С помощью биноклей они в течение часа осматривали периметр, как это делалось каждый день. За оградой были и обычные «постоянные зрители», как называли их агенты. Агенты знали всех в лицо. Это были люди, которые любили смотреть на происходящее вокруг Белого дома. Жизнь первой семьи страны, из кого бы она ни состояла, интриговала некоторых. Для них Белый дом был подлинной «мыльной оперой» Америки, чем-то вроде сериала «Даллас», только в гораздо большем масштабе, и обстоятельства, механизм жизни этого самого знаменитого жилого дома в мире привлекали их по причине, которую безуспешно пытались разгадать психологи Секретной службы, потому что для вооруженных агентов личной президентской охраны «постоянные зрители» представляли опасность одним своим существованием. Таким образом, снайперы на старом здании исполнительной власти и на Министерстве финансов знали всех в лицо, ежедневно разглядывая их в мощные объективы своих прицелов, знали и по именам, потому что среди них находились и агенты президентской охраны, иногда в облике бродяг, а иногда под видом простых прохожих. Время от времени «постоянных зрителей» провожали до мест, где они жили, проводили опознание и незаметное расследование. Те, у кого были замечены отклонения от нормы, подвергались более глубокому изучению, потому что у многих имелись странности и причуды, а потом агенты президентской охраны, посты которых находились за пределами Белого дома, осматривали их, стараясь обнаружить, есть ли у них оружие. Одним из методов негласного осмотра было столкновение с любителем «бега трусцой» — сторонник здорового образа жизни, сбивший подозрительного прохожего с ног, бережно поднимал его и смущенно приносил извинения, сумев за несколько коротких секунд умело ощупать его одежду. Но на сегодня этой опасности тоже не было.

— Вы разве не ознакомились с расписанием вчера вечером? — задала глупый вопрос Прайс, отвлеченная от выполнения своих обязанностей.

— Нет, решил посмотреть телевизор, — соврал «Фехтовальщик», не подозревая, что агенты догадывались о том, что произошло в президентской спальне. Прайс увидела, что он даже не покраснел. Она тоже сохранила бесстрастное выражение. Даже президент должен иметь право на личную жизнь, подумала она, или по крайней мере на иллюзию личной жизни.

— О'кей, вот мой экземпляр, — сказала она, вручая ему расписание предстоящего дня. Райан прочитал первую страницу, которая кончалась ланчем. — Министр финансов приедет на завтрак сразу после вашей встречи с «Шулером», — добавила Прайс.

— Какую кличку вы дали министру финансов? — поинтересовался Райан, входя в Западное крыло.

— "Торговец". Это не вызвало у него возражений, — сообщила Андреа.

— Только не назовите его «Спекулянтом», а то он может обидеться, — пошутил Райан. А ведь совсем неплохо для раннего утра. Впрочем, трудно сказать. Агентам Секретной службы нравились почти все его шутки. Может быть, они просто старались быть вежливыми?

— Доброе утро, господин президент. — Как всегда, когда Джек входил в Овальный кабинет, Гудли уже стоял в коридоре.

— Привет, Бен. — Райан бросил расписание, быстро окинул стол взглядом в поисках важных документов, которые могли принести в его отсутствие, и опустился в кресло. — Давай.

— Вы расстроили мой сегодняшний доклад тем, что говорили вечером со своими советниками. Мне прикатили отличную «телегу» на мистера Чанга. Я мог бы дать вам его подробное описание, но, думаю, вчера вы его уже слышали. — Президент кивнул, приглашая доктора Гудли продолжать.

— О'кей, переходим к событиям в Тайваньском проливе. У Китайской Народной Республики там пятнадцать надводных кораблей, разбитых на две группы — в одной их шесть, в другой — девять. Если хотите, могу перечислить их состав, но это все фрегаты и эсминцы. Пентагон сообщает, что корабли развернуты в составе обычных соединений. Над районом маневров барражирует ЕС-135, ведущий электронную разведку. Кроме него, там у нас подводная лодка «Пасадена», она находится между двумя китайскими эскадрами, и еще две подлодки направляются туда из центральной части Тихого океана, их прибытие в район учений ожидается соответственно через тридцать шесть и пятьдесят часов. Главнокомандующий Тихоокеанским флотом адмирал Ситон намеревается использовать китайские маневры для своих целей, подробности сейчас уже на столе министра обороны Бретано. Я обсудил это по телефону, и у меня создалось впечатление, что адмирал Ситон хорошо знает свое дело.

Что касается политических аспектов учений, китайское правительство в Тайбэе не принимает никаких официальных мер. Они изложили свою позицию в пресс-релизе, однако их военные поддерживают контакт с нашими через главнокомандующего Тихоокеанским флотом. Наши люди приедут на их посты наблюдения, — Гудли посмотрел на часы, — наверно, уже приехали. Госдепартамент не придает этому особого значения, но следит за развитием событий.

— Какова общая картина? — спросил Райан.

— Вероятно, обычные учения, но время их начала наводит на размышления. Впрочем, они не проявляют особой агрессивности.

— И до тех пор пока не проявят, мы не примем ответных мер. Ну хорошо, сделаем вид, что не замечаем эти учения. При развертывании сил постараемся не привлекать внимания. Никаких пресс-релизов, никаких брифингов для средств массовой информации. Если будут задавать вопросы, отвечайте, что не придаем этому особого значения.

— Ваши указания будут исполнены, господин президент, — кивнул Гудли и посмотрел в свои записи.

— Теперь Ирак. И здесь у нас мало надежной информации. Местное телевидение ведет главным образом религиозные передачи, причем исключительно шиитского толка. Иранские священники, которых мы видели по телевидению около мечети, выступают один за другим. Новости, транслируемые по телевидению, носят почти исключительно религиозный характер. Ведущие телепрограмм заливаются как соловьи. С казнями покончено. У нас еще нет сведений о числе казненных, но можно предположить, что расстреляно не меньше сотни. Больше никого вроде бы не расстреливают. Руководство баасистской партии уничтожено. Среднее звено арестовано. Передаются сообщения о том, какое милосердие проявляет временное правительство к «менее важным преступникам» — это прямая цитата. Подчеркивается, что «милосердие» основано на религиозных принципах. Создается впечатление, что некоторые «менее важные преступники» вернулись к учению Иисуса Христа — извините, я хотел сказать Аллаха — слишком поспешно. То и дело показывают сцены, как они, сидя с имамом, осуждают свои проступки.

Но есть и другие интересные сведения. Иранские военные активизировались. Армия усилила боевую подготовку. Мы перехватываем передачи по тактическим радиоканалам. Их содержание мало отличается от обычного, но объем резко вырос. В «Туманной долине» всю ночь сотрудники Госдепа изучали полученную информацию. Этим занимается заместитель госсекретаря по политическим вопросам Ратледж. Судя по всему, он заставляет УРИ из кожи вон лезть. — Управление разведки и исследований Государственного департамента являлось небольшим и бедным родственником спецслужб разведывательного сообщества, но в нем работала горстка отлично подготовленных и прекрасно знающих свое дело аналитиков, которые время от времени замечали кое-что, упущенное разведслужбами.

— Они пришли к каким-нибудь выводам? — спросил Джек. — Я имею в виду аналитиков из ночной смены.

— Нет. — «Конечно», мог бы добавить Гудли, но вовремя удержался. — Я буду говорить с ними примерно через час.

— Там у них опытные специалисты, Бен, имей в виду. И обращай особое внимание на то, что скажет...

— .. Берт Васко. Я знаю, — согласился Гудли. — Он действительно превосходно разбирается в этой проблеме, но чиновники с седьмого этажа Госдепа постоянно ставят ему палки в колеса. Я говорил с ним двадцать минут назад. Он считает, что нужно ожидать неожиданного поворота событий в ближайшие сорок восемь часов. И никто с ним не согласен. Никто, — подчеркнул «Шулер».

— Но... — Райан откинулся на спинку кресла.

— Но я не стал бы так уж решительно возражать против его оценки ситуации, босс. Наши аналитики из ЦРУ не согласны с ним. Госдеп отказывается поддержать его точку зрения — они даже не захотели сообщить мне его мнение, — я узнал это непосредственно от Васко, понимаете? Дело, однако, в том, что я не решился бы утверждать, что он ошибается. — Гудли сделал паузу, почувствовав, что тон его брифинга не походит на тот, которым надлежит пользоваться офицеру аналитической службы. — Нам следовало бы принять во внимание его точку зрения, босс. У Васко отличная интуиция. Кроме того, он не боится выражать свое мнение.

— Скоро мы узнаем об этом. Прав он или нет, но я согласен с тобой, что он в Госдепе лучший специалист по Ираку. Позаботься о том, чтобы Адлер поговорил с ним, и передай Скотту: я не хочу, чтобы Васко мешали, независимо от того, как повернутся события.

Бен выразительно кивнул и сделал пометку у себя в блокноте.

— Итак, мы обеспечиваем Васко поддержку на высоком уровне. Я согласен с вами, сэр. Это может воодушевить остальных, и они захотят время от времени смелее выражать свои мнения, даже если те основаны только на инстинктивном толковании ситуации.

— Какова позиция Саудовской Аравии?

— От них ничего не поступило. Создается впечатление, будто они потрясены происшедшим и не знают, что предпринять. Мне кажется, что они боятся обратиться за помощью, пока у них не будет на это весомой причины.

— В течение ближайшего часа свяжись с Али, — распорядился президент. — Мне хочется узнать его точку зрения.

— Слушаюсь, сэр.

— Передай ему, если он захочет поговорить со мной, — я готов в любое время дня и ночи, он мой друг, и я всегда найду для него минуту.

— На этом я исчерпал все утренние новости, сэр. — Бен встал и посмотрел на президента. — Между прочим, кто выбрал для меня эту кличку «Шулер»?

— Мы, — донесся голос Прайс из дальнего угла комнаты. — Это из вашего досье. Насколько нам известно, будучи студентом, вы неплохо играли в покер.

— Тогда я не буду говорить вам, как называла меня подруга, — ответил исполняющий обязанности советника по национальной безопасности, направляясь к двери.

— Я не знал этого, Андреа, — заметил Райан.

— Он даже выигрывал немалые деньги в Атлантик-сити. Все недооценивают его из-за возраста. Сэр, приехал «Торговец».

Райан посмотрел на расписание. Ясно, Уинстон будет говорить о предстоящем выступлении перед Сенатом. Президент еще раз прочитал расписание своих утренних встреч, а тем временем стюард поставил на стол поднос с легким завтраком.

— Господин президент, к вам министр финансов, — объявила Прайс у боковой двери, ведущей в коридор.

— Спасибо. Можете идти. — Райан встал из-за стола навстречу Джорджу Уинстону.

— Доброе утро, сэр, — произнес министр финансов. Он был в сшитом на заказ костюме, а в руке держал папку. В отличие от президента министр финансов привык носить костюм. Джек снял пиджак и положил его на письменный стол. Они сели на диванчики по обе стороны кофейного столика.

— Ну как дела в доме напротив? — спросил Райан, наливая себе кофе. Этим утром кофе был обычным, с кофеином.

— Работай моя брокерская фирма, как Министерство финансов, Комиссия по биржевым операциям и ценным бумагам прибила бы мою шкуру к двери амбара, голову поставила бы на каминную доску, а задницу упрятала в Ливенуортскую тюрьму на неопределенный срок. Я собираюсь.., черт побери, уже вызвал парней из своей фирмы в Нью-Йорке. В министерстве слишком много чиновников, работа которых в том только и заключается, что они смотрят друг на друга и убеждают себя, каким важным делом заняты. Я так и не смог найти хотя бы одного человека, который отвечал бы за что-то. Черт побери, в «Коламбус групп» мы часто принимаем решения после коллективного обсуждения, но, клянусь Господом, мы все-таки принимаем решения вовремя, они играют свою роль на рынке ценных бумаг. В министерстве слишком много чиновников, спихивающих дела друг на друга, господин прези....

— Зови меня Джеком, Джордж, по крайней мере, в этом кабинете. Я... — Дверь из секретарской комнаты открылась и вошел фотограф с «никоном» в руках. Он не произнес ни слова, да и вообще редко говорил. Фотограф принялся за работу. Райан уже знал, что нужно просто делать вид, будто его здесь нет. Чертовски удобная крыша для шпиона, подумал он.

— Хорошо. Итак, Джек, насколько крутые меры можно принять? — спросил «Торговец».

— Я ведь уже говорил тебе. Ты возглавляешь министерство и сам распоряжаешься там. Только предупреждай меня о своих намерениях.

— Тогда я так и сделаю. Я намерен сократить штат министерства и сделать его похожим на деловое предприятие. — Наступило молчание. — И намерен переделать Налоговый кодекс. Боже мой, еще два дня назад я даже не подозревал, насколько он запутан. Я пригласил юристов...

— Налоговый кодекс должен приносить достаточно денег государству, чтобы доходы покрывали расходы. Мы не можем позволить себе игр с бюджетом. Ни у кого из нас нет еще достаточного опыта, и пока не будет заново создана палата представителей... — Фотограф сделал последний снимок, поймав президента в выразительной позе — обе руки вытянуты над кофейным столиком — и ушел.

— Тебе гарантировано место на обложках журналов, как героя самой привлекательной фотографии месяца, — засмеялся Уинстон. Он взял с подноса булочку и начал намазывать ее маслом. — Так вот, мы построили статистические модели. Результат в отношении доходной части бюджета не изменится, Джек, зато наверняка увеличится объем средств, которые можно использовать.

— Ты уверен? Разве тебе не нужно изучить все...

— Нет, Джек. Мне не нужно заниматься изучением материалов. Я назначил Марка Ганта своим помощником. Он знает методы компьютерного моделирования лучше всех, с кем мне доводилось встречаться. Всю прошлую неделю он потратил на то, что пережевывал информацию за последние.., разве тебе не говорили об этом? В министерстве непрерывно велась работа по поиску наиболее оптимального варианта Налогового кодекса. Ты говоришь об изучении. Стоит мне поднять телефонную трубку, и через полчаса у меня на столе отчет в тысячу страниц о налоговой системе в 52-м году, о влиянии ее на все отрасли экономики, вместе со сравнительным анализом аналогичных исследований в 60-м. — Министр финансов задумался. — Так каков же результат? Работа на Уолл-стрите намного сложнее, но там применяются более простые модели, и они решают все проблемы. Почему? Да потому, что они проще. И я собираюсь сказать об этом Сенату через полтора часа — с твоего разрешения.

— Ты уверен, что дело обстоит именно так, Джордж? — спросил президент. Это один из самых трудных моментов в его работе, может быть, самый трудный. Президент не в состоянии проверить все, что делается от его имени, — проверить даже сотую долю этого было бы героизмом. Тем не менее ему приходится нести за все ответственность. Именно сознание этого сводило деятельность многих президентов к попыткам проверять как можно больше и к последующему провалу.

— Джек, я настолько уверен в этом, что готов рискнуть деньгами моих вкладчиков.

Их взгляды встретились над столиком. Каждый понимал ответственность друг друга. Президент мог ответить, что благополучие нации гораздо важнее, чем те несколько миллиардов долларов, которыми распоряжается «Коламбус групп», но удержался. Уинстон создал свою инвестиционную компанию с нуля. Подобно Райану, он родился в простой семье и сумел добиться огромных успехов в условиях жесточайшей конкуренции, пользуясь только незаурядным умом и кристальной честностью. Деньги, доверенные ему вкладчиками, являлись для него большей ценностью, чем собственные, и поскольку это неизменно было нерушимым законом в его компании, Уинстон стал владельцем колоссального состояния и приобрел громадное влияние в финансовых кругах, но все время помнил, как и почему добился этого. Первое важное заявление, с которым Райан собирался обратиться к народу, будет основываться на здравом смысле и честности Уинстона. Президент задумался и затем кивнул.

— Тогда действуй, «Торговец», — сказал он.

И тут у Уинстона возникли сомнения. На Райана произвело большое впечатление, что даже такой влиятельный государственный деятель, как министр финансов, на момент заколебался и его следующая фраза не была столь уверенной, как предыдущая.

— Ты знаешь, Джек, с политической точки зрения это вызовет...

— Скажи, Джордж, то, с чем ты собираешься обратиться к Сенату, принесет пользу стране в целом? — прервал его президент.

— Да, сэр! — уверенно воскликнул Уинстон.

— Тогда ты не должен колебаться.

Министр финансов вытер губы салфеткой с монограммой Белого дома и снова опустил взгляд.

— После того как все это закончится и мы вернемся к нормальной жизни, нам нужно найти способ работать вместе. Таких людей, как мы с тобой, не так уж много, Джек.

— Вообще-то их гораздо больше, чем ты думаешь, — задумчиво заметил президент. — Дело всего лишь в том, что они остаются в стороне. Знаешь, от кого я узнал это? От Кэти, — признался Джек. — Стоит ей допустить промах, и человек навсегда ослепнет, но она не может отказаться от помощи больным, верно? Только представь себе — ты допускаешь ошибку, и кто-то теряет зрение или умирает. Медицинский персонал, занятый в пунктах «скорой помощи», в постоянном напряжении, как это случилось, когда Кэти и Салли попали в шоково-травматологическое отделение. Ты не принимаешь меры, и кто-то навсегда исчезает из жизни. Это огромная ответственность, Джордж, гораздо большая, чем в биржевых операциях. То же самое относится к полицейским и к военным. Ты обязан взять на себя эту ответственность прямо сейчас, без малейшего промедления, в противном случае произойдет катастрофа. Но разве те, кто наделены таким чувством ответственности, приезжают в Вашингтон? Они главным образом там, куда их влечет желание помочь людям, там, где происходят реальные события... — Казалось, и мысли Райана устремились следом за теми, о ком он говорил. — По-настоящему стоящие люди отправляются туда, где они нужнее всего, и они всегда знают, где найти такие места.

— Но по-настоящему стоящие люди не любят болтовни и потому не едут в Вашингтон? — спросил Уинстон, получая свой урок в управлении государством. Он с удивлением заметил, как убедительно говорит Райан.

— Некоторые оказываются в Вашингтоне. Например, Адлер в Госдепартаменте. Там же я нашел еще одного парня, его зовут Васко. Но это люди, которые выступают против существующей системы. Наша задача заключается в том, чтобы найти и поддержать таких людей. Это главным образом люди, занимающие невысокие должности, но то, что они делают, совсем не является маленьким. Благодаря таким людям функционирует вся система, а они остаются незамеченными, потому что не стремятся к этому. Они беспокоятся о том, чтобы помочь окружающим, служить им. Знаешь, чего мне хотелось бы больше всего? — спросил Райан, впервые позволяя постороннему человеку заглянуть в глубину его души. Он не осмелился посвятить в это даже Арни.

— Догадываюсь. Больше всего тебе хотелось бы создать систему, которая функционирует по-настоящему, которая признает тех, кто вносит в нее наибольший вклад и должным образом платит им за их заслуги. Ты не представляешь, как трудно добиться этого в любой организации! Черт побери, мне пришлось выдержать целую войну в своей компании, а в Министерстве финансов больше швейцаров и уборщиц, чем у меня было брокеров. Я даже не представляю, с чего тут начать, — признался Уинстон.

Да, он поймет весь размах моей мечты, подумал Райан.

— В действительности ситуация еще труднее, чем тебе кажется. Те, кто заняты настоящим делом, не хотят занимать руководящие должности. Они стремятся к тому, чтобы работать. Кэти могла стать администратором. Ей предложили кафедру на медицинском факультете Виргинского университета. Это стало бы большим шагом в ее карьере. Но при том время, которое она смогла бы уделять пациентам, сократилось бы вдвое, а ей нравится ее работа. Наступит день, когда Берни Катц в Университете Хопкинса уйдет на пенсию и его кафедру предложат Кэти. Она снова откажется. Наверняка откажется, — сказал президент, — если только я не сумею убедить ее в обратном.

— У тебя ничего не выйдет, Джек, — покачал головой «Торговец». — А вообще-то отличная мысль.

— Гровер Кливленд[66] сумел перестроить государственную службу больше ста лет назад, — напомнил президент своему гостю. — Я знаю, что мы не сможем добиться идеала, но улучшить ее в наших силах. Ты ведь уже взялся за дело и только что сказал мне об этом. Подумай, что еще можно сделать.

— Постараюсь, — пообещал министр финансов, вставая из-за стола. — Но пока мне предстоит разжечь другую революцию. Натиск какого количества врагов мы сможем выдержать?

— Враги были и будут, Джордж. Даже у Иисуса были враги.

Ему нравилось прозвище «Артист». Узнав пятнадцать лет назад, что его так прозвали, он сумел заставить это прозвище работать на себя. Ему предстояла разведка, и все его оружие заключалось в обаянии. У него в репертуаре был немалый выбор акцентов. Поскольку на этот раз у него были германские документы, он остановился на произношении жителя Франкфурта, что соответствовало одежде — вплоть до ботинок и бумажника, — приобретенной в Германии на деньги, полученные от Али Бадрейна. Компания, у которой он арендовал автомобиль, обеспечила его отличными картами. Сейчас они были разложены на соседнем сиденье. Это позволило ему не запоминать все маршруты, на что потребовалось бы немало усилий и явилось бы напрасной тратой времени даже при его фотографической памяти.

Первой остановкой стала школа Сент-Мэри, расположенная в нескольких милях от Аннаполиса. Это была религиозная римско-католическая школа, ее посещали ученики самого разного возраста — от детского сада до двенадцатого класса. В ней училось чуть меньше шестисот детей, и потому экономически она едва сводила концы с концами. «Артист» решил проехать мимо школы два-три раза. Это не составляло труда. Школа находилась на участке земли, который прежде принадлежал большой ферме, и католической церкви удалось уговорить богатых владельцев пожертвовать ее для благотворительных целей. К школе вела всего лишь одна дорога. Школьная территория заканчивалась на противоположной от нее стороне у берега реки, за спортивными площадками. По сторонам дороги виднелись жилые дома, построенные лет тридцать назад. Собственно школа размещалась в одиннадцати зданиях; одни из них стояли рядом друг с другом, другие — на расстоянии. «Артист» знал возраст учеников, которым предстояло стать объектом нападения, и потому нетрудно было определить, в каких зданиях они будут проводить почти все — если не все — время. Тактически местность выглядела не слишком благоприятной, а когда он заметил охрану, то понял, что это добавляет трудностей. Участок земли вокруг школы был очень велик — по меньшей мере два гектара, — а потому образовывался значительный периметр обороны, нарушение которого сразу влекло за собой опасность. Он заметил в общей сложности три больших темных автомобиля «шеви сабербен», по всей вероятности, это были транспортные средства Секретной службы. Сколько там агентов? Он заметил на открытом месте двух охранников, но в автомобилях, должно быть, есть еще не меньше четырех. Машины наверняка бронированные и оснащены крупнокалиберными пулеметами. Здесь одна дорога для въезда и выезда. До основного шоссе почти километр. А если со стороны реки? — подумал «Артист», доехав до конца дороги. Ага, вот в чем дело. Там стоит катер береговой охраны, небольшой, но на нем установлена рация, что делает его очень опасным.

Он остановил машину в тупике и вышел, чтобы посмотреть на объявление, которое гласило о продаже дома с участком, потом взял с сиденья газету, якобы сравнивая указанный там телефонный номер с номером на объявлении, затем снова оглянулся вокруг. Надо торопиться. Охранники проявят беспокойство, и хотя они не в силах проверить каждого — даже возможности Секретной службы имеют предел, — он не мог позволить себе медлить. Его первоначальное впечатление не было благоприятным. Подъезд к школе затруднен. Слишком много учеников — выбрать из такого числа двоих будет непросто. Охранников много, к тому же они рассеяны по территории. Это плохо. Число их не имело особого значения, а вот физическое пространство было главным препятствием. Глубокая оборона самая трудная — глубина определяется не только пространством, но и временем, необходимым для его преодоления. Находись охранники все вместе, их можно быстро нейтрализовать независимо от количества — при условии, что ты располагаешь соответствующим оружием. Но стоит дать им пять секунд, и скажется их подготовка. А они наверняка хорошо подготовлены. У них отработаны действия на случай возможных ситуаций, однако не все можно предвидеть. Катер береговой охраны, например, может быстро подойти к берегу и взять детей на борт. Или охранники примут решение забрать с собой тех, кого им поручено защищать, укроются в надежном месте и будут стоять там до конца. «Артист» не питал иллюзий насчет того, что они недостаточно подготовлены и преданы. Им не понадобится и пяти минут, чтобы одержать победу. Секретная служба запросит помощь у местной полиции, у которой есть даже вертолеты — он это проверил, — и нападающие будут отрезаны. Нет, от этого места придется отказаться. Он бросил газету обратно на сиденье, сел в машину и поехал обратно. Выезжая на шоссе, он посмотрел по сторонам, пытаясь обнаружить скрытый автомобиль поддержки. Во дворах домов стояло несколько мини-автобусов, но ни у одного из них не было затемненных окон, за которыми мог скрываться человек с камерой. Его периферийное зрение подтвердило сделанную ранее оценку. Это место не годится для нападения. Если уж понадобится захватить этих детей, лучше сделать это на лету — на дороге, если говорить точнее. Но не намного лучше. Защита каравана автомобилей будет прекрасной. Окна из лексана. Кевларовые панели в бортах автомобилей. Специальные покрышки. И уж, несомненно, поддержка вертолетов сверху. Все это, даже если не принимать во внимание скрытые автомобили и возможность получения полицейских подкреплений, делало нападение практически невозможным.

О'кей, подумал «Артист». Теперь нужно осмотреть детский сад на Ритчи-хайуэй у Джойс-лейн. Там находится только один ребенок, зато это маленькая девочка и наверняка тактическая обстановка благоприятней.

Уинстон уже больше двадцати лет старался как можно лучше подать себя и свои идеи. За это время он приобрел определенный артистизм. Более того, боязнь сцены была обоюдной — не только актер опасался публики, но и публика нервничала перед открытием занавеса. Только один сенатор из числа тех, кто входили в состав комитета, был раньше членом Сената и к тому же принадлежал к оппозиции — после падения «боинга» на Капитолий изменился не только состав Сената, но и полярность партий. Так что теперь большинство сенаторов принадлежало к главенствующей партии. В результате этого мужчины и женщины, только что назначенные сенаторами, которые сидели сейчас за массивным дубовым столом, нервничали ничуть не меньше его. Пока Уинстон располагался в своем кресле и рассматривал свои бумаги, по крайней мере шесть его помощников приносили и клали на соседний стол толстенные тома в кожаных переплетах. Уинстон не смотрел на них, а вот телевизионные камеры Си-Спэн уделили им должное внимание.

Скоро обстановка смягчилась. Пока исполняющий обязанности министра финансов разговаривал с Марком Гантом, который поставил перед собой и включил свой портативный компьютер, стол слева от них застонал под непомерной тяжестью, ножки у него подломились, и гора лежащих на нем книг рухнула на пол. Все, кто находились в зале, дружно вздрогнули от неожиданности. Уинстон повернул голову и посмотрел на обломки стола, удивленный и довольный случившимся. Его помощники сделали все в точности так, как он распорядился, складывая тома Налогового кодекса Соединенных Штатов в середине стола, вместо того чтобы равномерно разложить их по всей его поверхности.

— Проклятье, — прошептал Гант, с трудом удерживаясь от смеха.

— Может быть, Бог действительно на нашей стороне, — услышал он ответный шепот Уинстона, который вскочил, чтобы убедиться, что никто не пострадал. Никто. При первом же стоне перегруженного стола все отринули от него. В это мгновение в зал вбежали охранники, но, увидев, что ничего страшного в сущности не произошло, ретировались. Уинстон придвинул к себе микрофон.

— Господин председатель, прошу меня извинить, но никто не пострадал. Мы можем приступить к делу?

Председатель комитета ударил по столу молотком, призывая присутствующих к порядку, но не отвел взгляда от места катастрофы. Через минуту Джордж Уинстон принес присягу.

— Вы не желаете сделать вступительное заявление, мистер Уинстон? — спросил председатель.

— Сэр, я уже сделал его. — Министр финансов покачал головой и попытался подавить смех. Это ему удалось, хотя и не полностью. — Прошу членов комитета извинить меня за это небольшое происшествие. Я надеялся, что количество томов станет иллюстрацией одного из моментов моего выступления, но не рассчитывал, что так произойдет... — Он переложил документы перед собой и выпрямился в кресле.

— Господин председатель, уважаемые члены комитета, меня зовут Джордж Уинстон. Президент Райан попросил меня временно оставить мою работу и призвал на службу нашей стране в должности министра финансов. Позвольте мне рассказать вам о себе...

— Что мы знаем о нем? — спросил Келти.

— Очень много. Умен, незаурядная смекалка и жесткая деловая хватка. И никто не сомневается в его честности. Кроме того, он богаче самого Господа. — Даже богаче вас, хотелось сказать главе администрации бывшего вице-президента, но он промолчал.

— Его биржевые операции подвергались расследованиям?

— Нет, никогда. — Помощник покачал головой. — Не исключено, что он подходил к опасной черте, но — нет, Эд, я не могу утверждать даже этого. Из информации, которой я располагаю, совершенно ясно, что Уинстон всегда играет по правилам и не преступает закона. Его инвестиционная компания пользуется огромным авторитетом благодаря своей эффективности и честности. Восемь лет назад у него работал брокер, который попробовал обойти закон. Джордж лично привлек его к ответственности и выступил с обвинением в суде. Кроме того, он оплатил убытки, причиненные вкладчикам действиями этого парня, из собственного кармана. Сорок миллионов долларов — и все до последнего цента его собственные деньги. Мошенник отбыл в тюрьме пять лет. Тут можно не сомневаться — Райан выбрал отличного министра финансов. Уинстон не интересуется политикой, но у него безупречная репутация на Уолл-стрите.

— Черт возьми, — недовольно покачал головой Келти.

— Господин председатель, перед нами стоит огромная задача. — Уинстон отложил в сторону текст своего вступительного заявления и продолжал говорить экспромтом. По крайней мере так казалось посторонним наблюдателям. Он сделал жест в сторону груды томов, лежащих на полу. — Посмотрите на этот сломанный стол. Он не выдержал тяжести Налогового кодекса Соединенных Штатов. Все юристы знают, что незнание закона не освобождает нарушителя от судебной ответственности. Но это уже утратило смысл. Министерство финансов и налоговая служба распространяют и обеспечивают исполнение налогового законодательства нашей страны. Извините меня, но это законодательство принято Конгрессом, как всем нам известно, главным образом потому, что Министерство финансов представляет Конгрессу соответствующую систему налогообложения, Конгресс обсуждает и утверждает ее, и тогда мы обеспечиваем исполнение налогового законодательства. Во многих случаях толкование этих законов, утвержденных вами, оставлено на усмотрение моих чиновников, а все мы знаем, что толкование может быть не менее важно, чем сами законы. Существует даже специальный суд, который принимает решения по конфликтам, связанным с налогами. В конечном счете у нас оказывается гора печатных документов, которую вы видите вот здесь, и я осмелюсь утверждать, что не существует человека, даже опытного юриста, способного постигнуть все тонкости налогового законодательства.

Временами возникает абсурдная ситуация, когда гражданин приносит свои документы, необходимые для составления налоговой декларации, и бланки, полученные им, в налоговую инспекцию и просит помощи у людей, которые по закону должны проверять правильность уплаты налогов, а если служащие этой налоговой инспекции допускают ошибку, то гражданин, обратившийся к правительству за помощью, несет ответственность перед правительством за ту ошибку, которую правительство же и допустило. Когда я занимался инвестиционным бизнесом и давал вкладчику неудачный совет, то вся ответственность ложилась на меня самого.

Налоги взымаются для того, чтобы предоставить в распоряжение правительства финансы, а правительство использует эти финансы, чтобы служить народу. Но в процессе взымания налогов мы создали целую отрасль промышленности, которая занимается тем, что отнимает у людей миллиарды долларов. Почему? Да потому, что с каждым годом налоговый кодекс становится все сложнее, и в результате его перестают понимать даже те, кому поручено следить за его выполнением, а потому они не могут принять на себя ответственность за правильное взымание налогов. Вы уже знаете — или должны знать, — Уинстон был уверен, что у них нет об этом ни малейшего представления, — сколько денег мы тратим для того, чтобы заставить работать Налоговый кодекс, причем без особого успеха. Наша задача заключается в том, чтобы помогать людям, а не сбивать их с толку.

Вот почему, господин председатель, я намерен за время своего пребывания в Министерстве финансов произвести там кое-какие перемены, если ваш комитет сочтет возможным утвердить мою кандидатуру. Начать с того, что я собираюсь поручить своим специалистам полностью переделать Налоговый кодекс таким образом, чтобы он стал понятным рядовому гражданину. В кодексе не должно быть никаких исключений и льгот, он должен отвечать требованиям здравого смысла. Я считаю необходимым, чтобы одни и те же правила в равной степени применялись ко всем. Я готов представить предложение, направленное на решение этих задач. Уважаемые дамы и господа, я хочу сотрудничать с вашим комитетом, и мы вместе разработаем проект нового налогового законодательства. Ни при каких условиях я не допущу, чтобы кто-то лоббировал частные интересы, и надеюсь, что вы поступите так же. Господин председатель, если мы начнем обсуждать с каждым гражданином предлагаемые им «небольшие» изменения в налоговое законодательство, которые направлены на удовлетворение особых интересов отдельных групп, результатом станет вот это! — Уинстон снова показал на сломанный стол и рассыпанные вокруг тома. — Все мы — американцы и должны работать сообща. Всякая попытка изменить налоговое законодательство нашей страны, направленная на то, чтобы удовлетворить желания каждого лоббиста, сидящего в своем офисе и защищающего интересы своих клиентов, в конце концов приводит к тому, что подавляющее большинство налогоплательщиков платит больше денег, а отдельные избранные группы платят меньше. Законы нашей страны не должны создавать новые рабочие места для бухгалтеров и юристов в частном секторе, и чиновников в государственном. Законы, которые вы утверждаете и которые люди вроде меня исполняют, должны служить интересам граждан, а не потребностям правительства.

Далее, я хочу, чтобы мое министерство функционировало эффективно. Правительство даже не знает, как правильно написать слово «эффективность», не говоря уже о том, чтобы заставить это понятие работать. Мы изменим такое положение. Разумеется, я не смогу перестроить весь этот город, но в моих силах перестроить министерство, которое доверил мне президент, с решением коего, я надеюсь, вы согласитесь. Я знаю, как управлять деловым предприятием. «Коламбус групп» служит интересам буквально миллионов людей, прямо и косвенно удовлетворяя их, и я с гордостью руководил своей компанией. Через несколько месяцев я представлю Конгрессу на утверждение бюджет Министерства финансов на будущий год, и в нем не будет ни единой лишней статьи расходов. — Это было обдуманным преувеличением, зато произвело большое впечатление на членов комитета. — В этом зале и раньше раздавались подобные обещания, поэтому я не буду винить вас, если вы с сомнением отнесетесь к моему заявлению, но я привык выполнять данные мной обязательства и потому гарантирую результаты.

Президенту Райану пришлось буквально силой заставить меня переехать в Вашингтон. Мне не нравится здесь, господин председатель, — сказал Уинстон, глядя на членов комитета. Он знал, что теперь они у него в кармане. — Я хочу выполнить порученную мне работу и вернуться домой. Но работа будет выполнена, если вы поручите ее мне. На этом я заканчиваю свое вступительное заявление.

Самыми опытными людьми были репортеры, которые сидели во втором ряду — первый занимали жена Уинстона и члены его семьи. Журналисты знали, как ведется работа в Сенате и что должен говорить кандидат в члены кабинета министров. Ему надлежит восторгаться тем, что ему выпала честь служить стране, восхвалять президента, который доверил ему столь ответственную должность, и сенаторов, которым предстоит утвердить его назначение.

«Мне не нравится в Вашингтоне»? Репортеры перестали писать и посмотрели сначала на членов комитета, потом друг на друга.

«Артиста» вполне удовлетворило то, что он здесь увидел. Несмотря на то что опасность, которая угрожала ему, тут была больше, это компенсировалось другими обстоятельствами. В нескольких метрах от объекта проходило шоссе с четырьмя полосами движения, и от него вела запутанная сеть проселочных дорог. Лучше всего было то, что он мог видеть почти все. Прямо позади объекта находилась роща, причем настолько густая, что там нельзя было скрыть машину поддержки. Но где же она тогда? Гм, пожалуй, вот тут. Совсем рядом находился дом с пристроенным к нему гаражом, выходящим прямо к детскому саду, и вот еще одна.., да. Два автомобиля, припаркованные перед самым домом, — почему их не поставили в гараж? Значит, агентам Секретной службы удалось договориться с владельцами дома. Расположение было идеальным, всего в пятидесяти метрах от детского сада, и в нужном направлении. Если случится что-нибудь непредвиденное, будет подан сигнал тревоги, в машине поддержки мгновенно разместятся вооруженные агенты, дверь гаража распахнется и машина, как танк, выкатится на дорогу.

Проблема безопасности в ситуации, подобной этой, заключалась в том, что каждый маневр должен быть отработан до автоматизма, и какими бы подготовленными ни были агенты Секретной службы, им приходилось приспосабливаться к условиям, уже известным и легко предсказуемым. Он посмотрел на часы. Как подтвердить свои подозрения? Для начала ему нужно несколько минут, чтобы осмотреться. Прямо напротив «Гигантских шагов», на другой стороне улицы, находился небольшой магазинчик, и его непременно нужно проверить, потому что противник разместил там своего человека, может быть, даже двоих. Он подъехал к магазину, поставил машину и вошел внутрь, потратив минуту на то, чтобы оглядеться по сторонам.

— Чем могу служить? — послышался голос. Женщина лет двадцати пяти, не больше, но хочет выглядеть еще моложе. «Артист» знал, что этого можно добиться с помощью прически и макияжа. Ему доводилось прибегать к помощи женщин-оперативниц, и он говорил им именно это. Молодые люди всегда кажутся менее опасными, особенно женщины. Он подошел к прилавку со смущенной улыбкой.

— Я ищу ваши карты, — сказал он.

— Прямо под прилавком. — На лице продавщицы появилась улыбка. Это несомненно агент Секретной службы, подумал он. Для человека, выполняющего такую незначительную работу, у нее слишком яркие глаза и пристальный взгляд.

— Ну конечно, — недовольно произнес он, делая вид, что раздражен своей невнимательностью. «Артист» выбрал атлас с картами, где была указана каждая улица и каждый жилой дом в этом округе — графстве, как называют их в Америке. Взяв атлас с полки, он начал листать страницы, поглядывая одним глазом на улицу. Детей вывели из дома на площадку для игр. Их сопровождали четверо взрослых. При обычных условиях двоих было бы вполне достаточно. Значит, два охранника — три, поправился он, заметив мужчину, стоящего в тени. Большого роста, по крайней мере метр восемьдесят, просто одет. Да, площадка для игр выходила на дом с пристроенным к нему гаражом. Там обязательно должны находиться наблюдатели. Два, может быть, даже три будут внутри дома, непрерывно наблюдая за детьми. Ситуация не из простых, но он теперь знает, где размещается противник.

— Сколько стоит атлас?

— Цена на обложке.

— Ах да, извините. — Он сунул руку в карман. — Пять долларов девяносто пять центов, — сказал он, доставая мелочь.

— Плюс налог. — Она нажала на кнопки кассового аппарата. — Вы здесь впервые?

— Да. Я учитель.

— Вот как? И что преподаете?

— Английский язык, — ответил он, принимая сдачу и пересчитывая ее. — Я хочу посмотреть, какие здесь дома. Спасибо за атлас. Мне пора идти. — Едва заметный европейский поклон положил конец разговору, и он вышел из магазина, даже не взглянув на противоположную сторону улицы. По спине пробежала струйка холодного пота. Продавщица в магазине несомненно из полиции. Сейчас она следит за ним, наверно, записывает регистрационный номер автомобиля, но в случае проверки они всего лишь узнают, что его зовут Дитер Кольб, он гражданин Германии, житель Франкфурта, учитель английского языка, в настоящий момент находится за пределами страны. Если они не будут копать глубже, его легенда выдержит такую проверку. Он поехал к северу по Ритчи-хайуэй и при первой возможности свернул направо. Поблизости, на вершине холма, находился местный колледж, а в Америке рядом с колледжами всегда есть площадки для парковки автомобилей.

От него требовалось всего лишь найти подходящее место. Он нашел его. Лесная роща, отделяющая это место от «Гигантских шагов», скоро наполнится весенней растительностью, и детский сад больше не будет виден. На обратной стороне дома с гаражом, где, наверно, стоял автомобиль поддержки «шеви сабербен», было всего несколько окон, все закрытые шторами. То же самое относилось и к самому детскому саду. «Артист», или Дитер Кольб, поднял небольшой бинокль и окинул взглядом окрестности. Он плохо различал объект за стволами деревьев, но ему было ясно, что у Секретной службы, какой бы хорошей она ни была, агенты все-таки не идеальны. Идеальных охранников не бывает. Тут любопытно еще и то, что такой детский сад, как «Гигантские шаги», не подходил для ребенка столь важного человека, как президент США. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Его посещали все дети Райана — наверно, потому что здесь работали отличные воспитатели, Райан и его жена-врач были знакомы с ними, а в газетных статьях, которые «Артист» получил по «Интернету», говорилось, что Райан не хотел нарушать привычную жизнь семьи. Очень человечно. И так глупо.

«Артист» наблюдал за тем, как дети играют на площадке. Казалось, она усыпана деревянными стружками. Как естественно выглядело все это: малыши в теплой зимней одежде — температура, по его мнению, была чуть выше нуля — бегали по площадке, кувыркались на перекладинах, раскачивались на качелях, кто-то ковырялся в песке. Судя по одежде, за ребятами хорошо присматривали — ведь, в конце концов, это всего лишь просто маленькие дети. За исключением одной малышки. Он не мог различить ее с такого расстояния — придет время, у них будут в руках фотографии, — но она не была обычным ребенком. Маленькая девочка, о которой идет речь, станет козырем в политическом заявлении, которое сделает кто-то. Кто именно сделает это заявление и почему оно понадобилось, «Артиста» не интересовало. Он останется здесь еще на несколько часов, будет вести наблюдение, вовсе не задумываясь над тем, каков будет результат его действий. Это было ему безразлично. Потом он сделает по памяти записи, нарисует подробные схемы и диаграммы и забудет об этом. Мнимый Кольб перестал проявлять интерес к тому, что ему поручали, уже много лет назад. То, что началось с религиозной страсти и стремления начать священную войну, направленную на освобождение его народа, с течением времени превратилось в хорошо оплачиваемую работу. Если в результате его трудов произойдет нечто политически благоприятное, тем лучше, но по какой-то причине этого никак не происходило, несмотря на все мечты, надежды и пламенные заявления. Теперь он занимался всего лишь работой, гордясь своим мастерством при ее осуществлении. Как странно, подумал «Артист», что так все обернулось, но тех, кто страстно боролись за достижение Великой цели, почти всех нет в живых, они стали жертвами собственной страсти. При мысли о такой иронии судьбы по лицу его пробежала горькая улыбка. Подлинно верящие в правоту своего дела стали жертвой проявленного ими пыла, и теперь надежды его народа возлагались на тех, кто.., больше не верили в торжество справедливости? Неужели это правда?

— Многие выступят против предложенной вами реформы налоговой системы. По-настоящему справедливая система налогообложения должна быть прогрессивной, — продолжал сенатор. Как и следовало ожидать, он принадлежал к числу тех, кто не погибли во время катастрофы, был членом Сената еще до нее. Его выступление звучало подобно заклинанию. — Разве в результате этого не увеличится налог, который придется платить трудящемуся американцу?

— Сенатор, я понимаю, что вы хотите сказать, — ответил Уинстон, сделав пару глотков из стакана с водой. — Но что вы имеете в виду под словами «трудящийся американец»? Я, например, работаю. Я создал свою инвестиционную компанию с самого начала, и, поверьте мне, это был тяжкий труд. Первая леди, Кэти Райан, зарабатывает в год примерно четыреста тысяч долларов, гораздо больше своего мужа, между прочим. Она — глазной хирург. Что же, она не относится к разряду «трудящихся американцев»? Я так не считаю. Мой брат — врач, и я знаю, сколько часов длится его рабочий день. Действительно, эти два человека зарабатывают больше рядового американца, однако в соответствии с законами рынка уже давно признано, что их труд ценится выше, чем труд некоторых других категорий трудящихся американцев. Если вы ослепнете, рабочий, стоящий у сборочного конвейера автомобильного завода, ничем вам не поможет; не поможет вам и адвокат. А вот врач вылечит вас. Это отнюдь не означает, что врач не работает, сенатор. Просто его труд требует более высокой квалификации и гораздо более длительной подготовки, и в результате он получает более крупное вознаграждение. А как относительно игрока в бейсбол? Это еще одна категория квалифицированного труда, и никто в этом зале не станет возражать против того, что, например, Кен Гриффи младший получает так много денег. Почему? Да потому что он достиг высочайшего мастерства в своей игре, относится к числу четырех или пяти лучших игроков в мире, и за это ему щедро платят. И здесь тоже действуют рыночные законы.

В более широком смысле, выступая сейчас не как кандидат на пост министра финансов, а как простой гражданин, я решительно возражаю против искусственного и часто не правильного деления трудящихся американцев на «синие воротнички» и «белые воротнички», как это нередко делают многие политические деятели. В нашей стране нельзя честно заработать на жизнь иначе, чем создавая продукт или предоставляя услуги населению, и в общем смысле, чем лучше и усерднее вы работаете, тем больше зарабатываете. Дело в том, что у одних способности лучше, чем у других. Если в Америке и существует категория богатых людей, мне кажется, что ее можно найти только в кино. Кто из находящихся в этом зале не поменялся бы местами, если бы вдруг представилась такая возможность, с Кеном Гриффи или Джеком Никлаусом[67]? Разве каждый из вас не мечтал стать такой знаменитостью? Я мечтал, — признался Уинстон. — Но я не владею бейсбольной битой так искусно.

Ну хорошо, а как относительно по-настоящему талантливого программиста? На это я тоже не способен. Или изобретателя? А возьмем бизнесмена, который перестраивает корпорацию и превращает ее из убыточной в приносящую большие прибыли — помните, что сказал Сэмюел Комперс? «Самый большой недостаток предпринимателя — это неспособность создать прибыльное производство» — вот его слова. Почему? Да потому что компания, приносящая прибыль, хорошо справляется с работой, и только такая компания способна выплачивать своим рабочим достойную зарплату, одновременно возвращая деньги вкладчикам, вложившим в нее свои сбережения, — то есть людям, вкладывающим деньги в компанию, создающую рабочие места.

Сенатор, мы склонны забывать, почему находимся здесь и к чему стремимся. Правительство не создает рабочие места и не должно создавать. Его задача заключается не в этом. Рабочие места создают такие компании, как «Дженерал моторе», «Боинг», «Майкрософт» и многие другие. В них трудятся рабочие, создающие продукт, в котором нуждаются люди. Задача правительства заключается в том, чтобы оберегать людей, следить за выполнением законов и за тем, чтобы соблюдались правила, подобно тому как судьи на поле следят за соблюдением правил игры. По моему мнению, правительство не должно наказывать тех, кто умеют играть лучше других.

Мы собираем налоги для того, чтобы правительство могло осуществлять свои функции. Но с течением времени мы постепенно отошли от этой цели. Нужно собирать налоги таким образом, чтобы причинять минимальный ущерб экономике страны в целом. По своей природе налоги играют отрицательную роль, оказывают негативное воздействие на экономику, но отказаться от взымания налогов мы все-таки не можем. Однако мы в состоянии по крайней мере создать такую структуру сбора налогов, дабы это негативное воздействие было минимальным и, может быть, даже поощряло людей использовать свои деньги таким образом, чтобы дать возможность всей системе функционировать еще лучше.

— Я знаю, куда вы клоните. Вы собираетесь завести разговор относительно сокращения налогов с прибылей, полученных от капиталовложений, но от этого выиграют немногие, тогда как...

— Извините меня за то, что я вас прерываю, сенатор, но это совсем не так, и вы знаете, что это не правда, — резко бросил Уинстон. — Сокращение налога на прибыль от вложения капитала означает, что люди получают возможность вкладывать полученные ими деньги... Нет, позвольте мне начать заново.

Предположим, я заработал тысячу долларов. Из этой суммы я плачу налоги, взятые мной ссуды, плачу за питание, за автомобиль и то, что осталось, я вкладываю, скажем, в компьютерную фирму.

Фирма берет мои деньги и нанимает работника. Этот человек занят на своей работе, подобно тому, как я занят на своей, и в результате его труда — он производит продукт, который нравится людям, и потому они покупают его, верно? — фирма получает прибыль, которую делит со мной. С этих денег я плачу налог, как с обычной прибыли. Затем я решаю продать свои акции и купить акции другой компании, чтобы она могла тоже нанять кого-то. Деньги, полученные мной от продажи акций, являются возросшим капиталом. Люди больше не прячут деньги в чулок, — напомнил Уинстон членам комитета, — и мы не хотим, чтобы они так поступали. Нам нужно, чтобы они вкладывали свои деньги в американскую экономику, принося тем самым пользу своим соотечественникам.

А теперь посмотрите. Я ведь уже уплатил налог на вложенные мной деньги, верно? Далее, я помог своему соотечественнику получить работу. Своей работой он что-то производит для общества. За то, что я помог человеку получить рабочее место, и за то, что я помог этому рабочему произвести что-то полезное для общества, я получил скромную компенсацию. Это выгодно рабочему, которому я помог найти работу, и выгодно обществу. Затем я делаю то же самое для другой фирмы. Так почему меня наказывают за это? Разве не разумнее поощрять людей, поступающих таким образом, вместо того чтобы наказывать их? Не забудьте, мы уже один раз обложили эти деньги налогом, а на практике даже больше, чем один раз.

Это плохо для страны. Достаточно плохо, что мы взымаем такие высокие налоги, но еще хуже то, как мы осуществляем процесс взымания налогов. Почему мы находимся здесь, сенатор? Наша задача заключается в том, чтобы помогать развитию страны, а не ставить преграды на этом пути. И не забудьте, что конечным результатом стала настолько сложная система налогообложения, что нам нужны миллиарды долларов, чтобы собрать сами налоги. К тому же эти деньги тратятся понапрасну. Прибавьте к этому всех бухгалтеров и юристов, специализирующихся на составлении налоговых деклараций и зарабатывающих огромные деньги из-за того, что рядовые налогоплательщики не в состоянии разобраться в этой сложной системе.

Суть Америки не в зависти граждан друг к другу, не в соперничестве классов. У нас в Америке бесклассовая система. Никто не может приказать американским гражданам, как им надлежит поступать. Право рождения мало что дает людям. Вот посмотрите на членов нашего комитета. Сын фермера, сын учителя, сын водителя грузовика, сын адвоката. Вы, сенатор Николидес, сын иммигранта. Если бы американское общество состояло из различных классов, каким образом все вы оказались бы здесь? — спросил Уинстон. Сенатор, с которым он вел спор, был профессиональным политиком, сыном профессионального политика, не говоря уже о том, что вел себя, как надменный сукин сын, и потому Уинстон умолчал о его социальной принадлежности. Каждый, на кого он указывал, вздрагивал, когда оказывался объектом внимания телевизионных камер. — Господа, давайте постараемся сделать жизнь для наших сограждан более простой. Если уж мы решили изменить систему, сделаем ее такой, чтобы она поощряла наших соотечественников, желающих помогать друг другу. Перед Америкой возникла структурная экономическая проблема, и ее причиной является то, что мы не создаем достаточного количества экономических возможностей, которые мы можем и должны создать. Да, система далека от идеала. Вот и попытаемся исправить ее. Потому-то мы и находимся здесь.

— Но система требует, чтобы все вносили свою справедливую долю, — произнес сенатор, пытаясь перехватить инициативу.

— А что значит «справедливую»? Словарь гласит, что «справедливая доля» означает, что все должны делать примерно равный вклад. Десять процентов от миллиона долларов по-прежнему в десять раз больше, чем десять процентов от ста тысяч, и в двадцать раз больше, чем десять процентов от пятидесяти тысяч. Однако «справедливость» в Налоговом кодексе стала означать, что мы забираем все деньги у преуспевающих людей и скупо возвращаем их обратно — да, вот еще, между прочим, эти богатые люди нанимают юристов и лоббистов, которые оказывают давление на политических деятелей и добиваются включения в Налоговый кодекс миллионов особых оговорок и разрешений, которые позволяют им избежать того, чтобы с них сдирали шкуру, — и тут добиваются успеха, мы все знаем это. Так что же получается в конечном итоге? — Уинстон показал на груду томов на полу. — Создается масса рабочих мест для бюрократов, бухгалтеров, юристов и лоббистов, и в процессе этой деятельности мы напрочь забываем о рядовых налогоплательщиках. Нам наплевать, разбираются они в системе, призванной служить им, или нет. Так не должно быть. — Уинстон наклонился к микрофону. — Я скажу вам, что значит «справедливая доля». По моему мнению, это значит, что все мы должны платить равные налоги в равной пропорции. Мне представляется, что нам следует создать систему налогообложения, которая не только позволяет, но и поощряет участие граждан в экономическом процессе. Я считаю, что мы должны создать простые и понятные законы, позволяющие людям понимать свои права. Мне кажется, что «справедливость» означает ровное поле для игры, на котором все оказываются в равных условиях, и мы не наказываем Кена Гриффи за то, что ему удается выбить мяч так далеко, что он обегает все поле и успевает вернуться к исходной позиции. Мы должны не наказывать его, а восхищаться им. Мы должны пытаться повторить его успех, зарабатывать больше денег, но самое главное — мы не должны ему мешать.

— Пусть стараются? — спросил глава администрации бывшего вице-президента.

— Мы ведь не можем помешать им, правда? — спросил Келти и широко улыбнулся. — В конечном счете.

— В конечном счете... — согласился другой советник.

Все полученные результаты допускали двойное толкование. Сотрудник ФБР, обслуживавший полиграф, работал все утро, и каждая кривая, прочерченная на бумаге, не давала определенного ответа. Но этого не исправишь. Мы всю ночь, говорили дипломаты, обсуждали важные проблемы, к которым у него не было допуска. Он понял, разумеется, что речь идет о ситуации в Иране и Ираке, потому что тоже, как и все, смотрел канал Си-эн-эн. Люди, садившиеся после этого у полиграфа, были усталыми и раздраженными, некоторые запинались, даже отвечая на вопрос о собственном имени и месте работы. Проверка полностью провалилась. Пожалуй, провалилась.

— Какие у меня показатели? — спросил Ратледж, привычным движением снимая с руки надувное кольцо, что свидетельствовало, что он делал это уже не первый раз.

— Видите ли, я уверен, что вам уже говорили раньше...

— ., что это не экзамен, который необходимо выдержать, иначе ты потерпел неудачу, — усталым голосом закончил заместитель госсекретаря по политическим вопросам. — Попытайтесь объяснить это человеку, которого лишили допуска после проверки на полиграфе. Терпеть не могу эти ящики.

Они думают, что проверка на полиграфе сродни посещению зубного врача, подумал агент ФБР. Несмотря на то что он считался одним из лучших специалистов по части этой «черной магии», ему не удалось узнать что-нибудь, что хоть немного могло помочь расследованию.

— Совещание, которое проводилось у вас прошлой ночью...

— Извините, не могу обсуждать этого, — прервал его Ратледж.

— Нет, я всего лишь хотел узнать, насколько обычным является такое совещание.

— По-видимому, нам придется проводить их какое-то время. Вы ведь знаете, что происходит в мире. — Оператор кивнул, и на лице заместителя госсекретаря появилась понимающая улыбка. — Вот видите. Тогда вы не можете не понимать, насколько это важно, и мы продолжим вечерние обсуждения этой проблемы. Особенно это относится к моим людям. Так что это объясняет, почему нам приходится пить столько кофе и нервничать. — Он посмотрел на часы. — Через десять минут начинается заседание моей рабочей группы. Что-нибудь еще?

— Нет, сэр.

— Благодарю вас за приятно проведенные девяносто минут, — съязвил Ратледж, направляясь к выходу. Оказывается, все так просто. Нужно всего лишь знать, как проходит эта процедура. Чтобы иметь осязаемые результаты, агенты ФБР должны работать со спокойными и хорошо отдохнувшими людьми. По сути дела полиграф регистрировал напряжение, возникающее у субъекта при неприятных вопросах. Вот он и нашел выход — пусть все, кто должны были подвергнуться проверке, испытывают напряжение. К тому же события в Ираке этому способствовали. От него потребовалось лишь одно — чуть сильнее пошуровать в топке. На лице Ратледжа появилась улыбка, когда он вошел в туалет на седьмом этаже.

Вот. «Артист» посмотрел на часы и запомнил время. Два человека вышли из жилого дома. Один из них повернулся к другому и сказал что-то. Глядя по сторонам, они направились к площадке для стоянки автомобилей у детского сада «Гигантские шаги». Такие внимательные профессиональные взгляды выдавали их столь же явно, если бы на них была форменная одежда и автоматы в руках. Из гаража, пристроенного к жилому дому, выехал «шеви сабербен». Хорошее место, чтобы спрятать автомобиль, но слишком очевидное для опытного наблюдателя. Из детского сада вышли два ребенка. Одного вела женщина, другой шел с мужчиной.., да, тем самым, что стоял в тени дверного прохода, когда дети вышли поиграть на площадку после ланча. Крупный мужчина, мощные плечи. Две женщины — одна впереди, другая позади. Все непрерывно смотрели вокруг. Они подвели ребенка к обычного вида автомобилю. «Шеви сабербен» остановился у входа в детский сад, повернул, и другие автомобили последовали за ним по шоссе. Он увидел, что через пятнадцать секунд появился полицейский автомобиль, который замыкал процессию.

Исполнителям предстояла трудная задача, но не невозможная, и у операции было несколько различных окончаний, причем все они являлись приемлемыми для его патронов. Хорошо, что он относится к детям без излишней сентиментальности. Ему доводилось принимать участие в подобных операциях и раньше; он знал, что надо всего лишь не рассматривать их как детей, вот и все. Та девочка, которую вел за руку ее телохранитель, и была тем объектом для политического заявления, которое предстояло сделать кому-то. Аллах неодобрительно относится к таким средствам, «Артист» знал это. В мире не существует религии, которая одобрительно относилась бы к боли, причиненной ребенку, однако религия не инструмент управления государством, независимо от того, как считает теперешний покровитель Бадрейна. Религия хороша для идеального мира, а сегодня мир далек от совершенства. Таким образом, кто-то может прибегнуть и к необычным средствам в достижении религиозных целей, а это означало.., ему не хотелось думать об этом. Ему поручили выяснить, насколько осуществима подобная операция, независимо от соблюдения правил, и «Артист» был далек от ханжеских условностей. Именно поэтому он все еще жив, тогда как многие погибли и, если его не обманывает интуиция, они не последние.