Слово президента

Глава 52 Нечто ценное

— Тебе приходилось бывать здесь раньше, Джон? — спросил Чавез, когда самолет зашел на посадку и его тень побежала по дорожке.

— Бывал однажды. Впрочем, что увидишь из терминала. — Кларк расстегнул ремни и потянулся. Здесь заходило солнце, а до конца очень длинного для двух офицеров ЦРУ дня было еще далеко. — Почти все, что я знаю про эту страну, прочитал у парня по имени Рурк[112] — он писал про охоту и тому подобное.

— Но ведь ты не охотишься — по крайней мере не за животными, — добавил Динг.

— Раньше охотился. Все еще люблю читать про охоту. Приятно охотиться за кем-то, кто не способен отстреливаться. — Джон повернулся, и по его лицу пробежала тень улыбки.

— Зато не так интересно. Хотя, может быть, безопаснее, — согласился Чавез. Неужели так уж безопасно охотиться на льва? — подумал он.

Самолет пробежал до военного терминала. У Кении были свои ВВС, хотя чем они занимались, для приезжих мнимых офицеров оставалось тайной. Здесь их самолет встретил сотрудник американского посольства. На этот раз им был военный атташе, чернокожий армейский полковник. Значок боевого пехотинца означал, что он ветеран войны в Персидском заливе.

— Добро пожаловать, полковник Кларк и майор Чавез. — Внезапно его голос изменился:

— Чавез, а мы раньше не встречались?

— Ниндзя! — улыбнулся Динг. — Вы тогда служили в штабе Первой бригады Седьмой дивизии — Холодная сталь! — отозвался полковник. — Вы были одним из тех парней, которые исчезли. Выходит, теперь нашлись. Не волнуйтесь, джентльмены, в отличие от наших хозяев я знаю кто вы, — предостерег офицер — Откуда у вас этот значок, полковник? — спросил бывший сержант, когда они шли к стоянке автомобилей.

— Командовал батальоном во время войны с Ираком. Там нам кое в чем повезло, а кое в чем — нет. — Затем тон его голоса изменился. — Как дела дома?

— Пугающе плохо, — ответил Динг.

— Следует иметь в виду, что биологическое оружие имеет своей целью главным образом психологическое воздействие, вроде угрозы применения отравляющих газов против нас в девяносто первом.

— Может быть, — отозвался Кларк. — По крайней мере, на меня это чертовски подействовало, полковник.

— Да и на меня тоже, — признался военный атташе. — У меня семья в Атланте. Си-эн-эн сообщает, что там зарегистрировано несколько случаев заболевания.

— Прочитайте вот это, только побыстрее. — Джон передал ему последние сведения, полученные по факсу из Лэнгли. — Это лучше, чем телевизионная информация. — И тут же подумал, что слово «лучше» вряд ли употребимо в такой ситуации.

Похоже, полковнику по занимаемой должности полагался автомобиль с водителем. Атташе сел на переднее сиденье посольского лимузина и быстро пролистал страницы.

— На этот раз нам не оказывают официального приема? — поинтересовался Чавез.

— Нет, не в аэропорту. Там, куда мы едем, нас ждет местный коп. Я попросил своих знакомых в министерстве не привлекать к вашему приезду особого внимания. У меня в Найроби много друзей.

— Хорошая мысль, — одобрительно кивнул Кларк, когда лимузин выехал из аэропорта.

Через десять минут они уже были на месте. Склад торговца животными находился на окраине города, недалеко от аэропорта и главного шоссе, ведущего в буш. Рядом не было никаких жилых домов. Офицеры ЦРУ скоро поняли почему.

— Господи! — пробормотал Чавез, выходя из машины.

— Шумное место, правда? Я уже побывал здесь сегодня. Сейчас он готовит партию африканских зеленых обезьян к отправке в Атланту. — Атташе открыл свой кейс и передал что-то Кларку. — Вот, это вам понадобится.

— Понял. — Джон сунул конверт в папку.

— Привет! — поздоровался с ними торговец, вышедший из своей конторы. Это был крупный мужчина и, судя по выпирающему вперед брюху, любитель пива. Рядом с ним стоял офицер полиции — нашивки на мундире свидетельствовали о его высоком положении. Атташе подошел к полицейскому и отвел его в сторону. Офицер не возражал. Кларк понял, что этот армейский полковник знает местные правила.

— Здравствуйте. — Джон пожал протянутую руку. — Я — полковник Кларк, а это — майор Чавез.

— Вы из американских ВВС?

— Совершенно верно, сэр, — ответил Чавез.

— Люблю самолеты. А на каких вы летаете?

— На самых разных, — отозвался Кларк. Этот бизнесмен был, по-видимому, готов сотрудничать. — Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.

— Насчет обезьян? Почему вас интересуют обезьяны? Главный констебль ничего не сказал мне об этом.

— Разве это имеет какое-нибудь значение? — спросил Джон, вручая торговцу конверт. Тот сунул его в карман, не открывая, — почувствовал, насколько он толстый.

— Нет, разумеется, зато я люблю следить за самолетами. Итак, чем могу служить? — Голос торговца звучал теперь дружески и располагающе.

— Вы торгуете обезьянами, — сказал Джон.

— Это верно. Продаю их в зоопарки, отдельным любителям и в медицинские лаборатории. Пошли, я покажу вам. — Он повел их к зданию, с трех сторон закрытому рифленым железом. У четвертой стояли два грузовика, и пятеро рабочих в толстых кожаных перчатках грузили на них клетки с обезьянами.

— К нам только что поступил заказ на сто обезьян из вашего Центра инфекционных болезней в Атланте, — объяснил торговец. — Это красивые животные, но причиняют людям массу неприятностей. Местные фермеры ненавидят их.

— Почему? — спросил Динг, глядя на клетки, сделанные из стальной сетки, с ручками наверху. Издали они напоминали клетки, в которых перевозят на рынок кур, однако вблизи они оказались чуть больше, но...

— Они уничтожают урожаи, причиняют вред сельскохозяйственным угодьям. Что-то вроде крыс, только умнее, а в Америке их прямо-таки боготворят и возражают против того, чтобы использовать в медицинских целях. — Торговец засмеялся. — Как будто их скоро не станет. Здесь их миллионы. Мы вылавливаем штук тридцать в одном месте, а через месяц снова приезжаем туда же и забираем еще тридцать. Фермеры умоляют нас приезжать почаще и отлавливать как можно больше.

— Не так давно у вас была готова партия обезьян для отправки в Атланту, но вы продали их кому-то другому, правда? — спросил Кларк. Он оглянулся на своего спутника, который не подошел вместе с ним к зданию. Чавез, удаляясь, казалось, пристально рассматривал пустые клетки. Может, ему претит запах, который действительно очень ощутим.

— Они не заплатили мне вовремя, а тут появился другой покупатель, готовый сразу заплатить наличными, — объяснил торговец. — Это ведь бизнес, полковник.

Джон усмехнулся.

— Я не упрекаю вас. Торговля есть торговля. Мне просто хочется узнать, кому вы их продали.

— Покупателю, — пожал плечами торговец. — Что еще должно меня интересовать?

— Откуда он? — продолжал расспросы Кларк.

— Не знаю. Он заплатил мне долларами, но он, по-моему, не американец. Тихий неразговорчивый мужчина, — вспомнил торговец, — не слишком дружелюбный. Да, я знаю, что опоздал с отправкой партии обезьян в Атланту, но заказчики опоздали с оплатой, — напомнил он своему американскому гостю. — А вот вы, к счастью, не опоздали.

— За обезьянами прилетели на самолете?

— Да, на старом «Боинге-707». Он был полон обезьян. Там были не только мои обезьяны. Их купили и в других странах. Видите ли, африканские зеленые широко распространены по всему континенту. Вашим любителям животных не следует беспокоиться о том, что обезьяны исчезнут. Вот гориллы действительно на грани вымирания. — К тому же, подумал торговец, гориллы, к сожалению, живут главным образом в Уганде и Руанде. За них платят большие деньги.

— У вас есть документы? Имя покупателя, грузовая декларация, регистрационный номер самолета?

— Вы имеете в виду таможенные документы? — Торговец печально покачал головой. — К сожалению, нет. По-видимому, они затерялись.

— У вас договоренность с таможенной службой аэропорта, — заметил Джон с улыбкой, которая противоречила его настроению.

— Это верно, у меня много друзей в правительстве. — Ответная хитрая улыбка подтвердила догадку Кларка. Ну что ж, разве в Америке не существует служебной коррупции? — подумал он.

— И вы не знаете, куда они вылетели из Найроби?

— Нет, тут я никак не могу вам помочь. Я с удовольствием сделал бы это, если бы мог, — ответил торговец, похлопывая себя по карману, где лежал тугой конверт. — Мне очень жаль, что по некоторым сделкам моя документация оставляет желать лучшего.

Кларк подумал, а не стоит ли оказать давление на торговца? Нет, это не даст результата. Ему не доводилось работать в Кении, хотя он провел некоторое время в Анголе, в семидесятые годы. В Африке редко остаются документы, все делается на словах, и деньги служат смазочным материалом. Кларк посмотрел на военного атташе, который беседовал с главным констеблем — это звание сохранилось со времен британского правления вместе с шортами и гетрами, он читал об этом в книгах Рурка. Сейчас полицейский подтверждает, наверно, что нет, торговец не преступник, просто у него определенные отношения с местными чиновниками, которые за скромную сумму стараются закрывать глаза на его деятельность, когда в том возникает необходимость. Да и обезьян вряд ли можно назвать национальным достоянием, особенно если то, что говорил торговец, правда. А это действительно похоже на правду. Фермеры рады, когда их избавляют от этих назойливых существ хотя бы потому, чтобы не слышать шума. Сейчас крики и визг, что доносились из клеток, были не тише, чем при драке в самом большом городском баре вечером пятницы. К тому же эти противные маленькие мерзавцы кусают и царапают даже руки в перчатках, когда переносят их клетки. Да и можно ли винить их в этом? Сегодня у этих мартышек не лучший день. Да и в Атланте их ждет не сладкая жизнь. Догадываются ли они об этом? Кларк догадывался. Такое число обезьян не отправляют в зоомагазины, где животных продают людям, которые будут заботиться о них. Но в данный момент он не мог расходовать сочувствие на обезьян.

— Спасибо за помощь. Может быть, кто-нибудь еще захочет поговорить с вами.

— Мне очень жаль, что я не смог рассказать вам что-то еще. — Сейчас в искренности торговца можно было не сомневаться. Он наверняка думал, что за пять тысяч долларов наличными мог бы сделать для американцев нечто большее. Разумеется, это не значит, что он вернет хотя бы цент из полученного.

Американцы направились к машине. Лицо Чавеза было задумчивым, но он молчал. Полицейский констебль и военный атташе, стоявшие у лимузина, попрощались, пожав друг другу руки. Американцы сели в машину, и она тронулась с места. Джон оглянулся назад. Торговец достал из кармана конверт и передал несколько банкнот своему приятелю констеблю. Разумно, подумал Кларк.

— Что вам удалось выяснить? — спросил настоящий полковник.

— У него нет никакой документации, — ответил Джон.

— Да, таков местный бизнес. Для вывоза обезьян из страны нужно платить таможенную пошлину, но полицейские и таможенники обычно...

— ., просто договариваются с торговцем, — прервал его Джон.

— Вот именно. Знаете, мой отец вырос в Миссисипи. Там говорили, что стоит шерифу графства прослужить на своем посту всего один срок, и он обеспечен на всю жизнь, понимаете?

— Клетки, — внезапно произнес Динг.

— Что? — недоуменно спросил Кларк.

— Разве ты не обратил внимания на клетки, Джон? Мы уже видели такие же в Тегеране, в ангаре ВВС. — Чавез специально держался на расстоянии от сарая, чтобы сравнить клетки с теми, что он заметил в Мехрабаде. Относительные размеры и конфигурация были такими же. — Клетки для кур или для чего-то еще в ангаре, где стояли истребители, помнишь?

— В самом деле, черт возьми!

— Еще одно совпадение, мистер К. Что-то совпадений становится все больше и больше. Куда мы отправляемся отсюда?

— В Хартум.

— Я видел это кино.

По телевидению продолжали передавать новости, но почти ничего больше. Роль каждого филиала любой крупной телевизионной компании все более возрастала по мере того, как известные ведущие и комментаторы все дольше безвылазно сидели в своих штаб-квартирах в Нью-Йорке, Вашингтоне, Чикаго и Лос-Анджелесе. В новостях основное внимание уделялось показу национальных гвардейцев на главных шоссе, соединяющих штаты, где они перекрывали проезжую часть «хаммерами» или грузовиками. Никто не пытался прорваться через такую блокаду. Машины с продуктами и медикаментами пропускали после осмотра, а через день-другой их водителей подвергали тесту на антитела Эболы. После успешного анализа водителям выдавали пропуска с фотографиями, что позволяло им выполнять свою работу. Шоферы-дальнобойщики безропотно подчинились требованиям чрезвычайного положения.

Ситуация для других машин и на других дорогах была иной. Несмотря на то что основное движение транспорта между штатами проходило по магистральным шоссе, не было ни единого штата, который не связывала бы с соседями широко разветвленная сеть второстепенных и проселочных дорог. Их тоже приходилось блокировать. На это потребовалось время, и по телевидению передавали интервью с людьми, которые сумели пересечь границы штатов, считая это своего рода геройством. Далее следовал комментарий, который сводился к тому, что это наглядное доказательство несостоятельности распоряжения президента, не говоря уже о том, что оно невыполнимо, неразумно и противоречит Конституции.

— Его просто невозможно исполнить, — заявил эксперт по транспортным перевозкам, выступая в программе утренних новостей.

Однако при этом никто не принял во внимание, что национальные гвардейцы — жители местности, которую охраняют, и умеют читать карты. К тому же их оскорбило, что их считают круглыми идиотами. К полудню среды на всех второстепенных и проселочных дорогах уже стояли машины Национальной гвардии с вооруженными гвардейцами в защитных костюмах, в которых они (как мужчины, так и женщины, хотя различить их внешне было практически невозможно) походили на марсиан.

На второстепенных дорогах чаще, чем на главных шоссе, случались стычки. Иногда они ограничивались словесными баталиями: моя семья вот совсем рядом, ну пойдите навстречу, парни, а? Чаще всего такие проблемы решали здравый смысл, элементарная проверка по телефону, запрос по радио. Однако в ряде случаев в прямом смысле слова приходилось прибегать к принуждению: начинались ссоры, обмен взаимными оскорблениями, ругань, обстановка накалялась, а дважды дело дошло даже до перестрелки, в одной из которых погиб человек. Эта новость мигом распространилась по всей стране, и снова комментаторы выразили сомнение в разумности президентского решения. Нашлись и такие, кто прямо обвинили в этой смерти главу Белого дома.

Однако в большинстве своем даже самые решительно настроенные граждане, которые рвались проехать через охраняемые перекрестки, увидев вооруженных солдат, поворачивали обратно.

То же самое относилось и к государственной границе. Канадская армия и полиция со своей стороны закрыли все контрольно-пропускные посты. Американским гражданам, находившимся в Канаде, посоветовали пройти проверку в ближайшей больнице, где их помещали в карантин, цивилизованно и вежливо. Аналогичным образом поступали и в Европе, правда, в разных странах несколько по-разному. Впервые за всю историю южная граница Соединенных Штатов была перекрыта совместно мексиканской армией и американскими властями, на этот раз был остановлен транспорт, направлявшийся главным образом на юг.

Кое-какой местный транспорт продолжал двигаться. Супермаркеты и отдельные магазины были открыты для тех немногих, кому не хватало самого необходимого. В аптеках были распроданы все запасы хирургических масок. Люди обращались в местные хозяйственные магазины и лавки, торгующие красками, чтобы приобрести защитные маски, предназначенные для работ с химикалиями. Телевидение давало советы, как сделать такие маски эффективными против вируса Эбола, в том числе обрызгать домашними дезинфицирующими составами. Однако при этом неизбежно находились люди, которые теряли чувство меры, что приводило к аллергии, респираторным заболеваниям и в нескольких случаях даже к смерти.

Врачи по всей стране работали не покладая рук. Скоро стало известно, что первые симптомы лихорадки Эбола походят на симптомы гриппа, а всякий врач знает, что человек способен себе внушить. Самым трудным для врачей оказалось отличить тех, кто страдали ипохондрией, от действительно заболевших.

Однако, несмотря на все это, люди не поддавались панике, смотрели телевизор, поглядывали друг на друга и не переставали размышлять, действительно ли настолько страшна эта эпидемия.

Это должны были определить при помощи ФБР Центр инфекционных заболеваний в Атланте и армейский медицинский институт в Форт-Детрике. Было зарегистрировано пятьсот случаев заболеваний лихорадкой Эбола, причем каждый из них был прямо или косвенно связан с одной из восемнадцати торговых выставок. Зная даты их проведения, удалось выяснить время, когда произошло заражение. Интересно, что в те же дни проходили еще четыре выставки, но ни у единого их посетителя до сих пор симптомов лихорадки Эбола не было зарегистрировано. На местах проведения всех двадцати двух выставок побывали агенты ФБР, которые установили, что в каждом случае мусор, остававшийся после их окончания, был давно вывезен на свалки. Была мысль осмотреть весь этот мусор, но армейские медики в Форт-Детрике сумели отговорить ФБР, поскольку для опознания средств доставки инфекции понадобилось бы изучить тысячи тонн мусора — задача просто неосуществимая и, возможно, даже опасная. Самым важным оказалось то, что удалось установить период, когда произошло заражение. Сразу стало очевидным, что американцы, выехавшие из страны до начала торговых выставок, не могли быть переносчиками вирусов. Об этом проинформировали национальные медицинские службы во всем мире. На все это ушло от двух дней до целой недели, в то время как от служб здравоохранения эта информация распространилась по свету за несколько часов. Процесс нельзя было остановить, да и бессмысленно было хранить происшедшее в тайне, даже если бы это оказалось возможным.

— Ну что ж, значит, никому из нас опасность не угрожает, — сообщил на утреннем совещании офицерам своего штаба генерал Диггз. Форт-Ирвин был одним из самых изолированных военных лагерей в Америке. Сюда вела только одна дорога, перекрытая теперь бронетранспортером «брэдли».

Однако это не относилось к другим военным базам. Проблема стала поистине глобальной. Высокопоставленный армейский офицер из Пентагона вылетел в Германию для штабного совещания с офицерами Пятого корпуса. Через два дня он заболел, и от него заразились врач и две медсестры. Эта новость потрясла европейских союзников Америки по НАТО, которые немедленно объявили карантин на всех созданных еще в сороковые годы американских базах в Европе. Благодаря спутниковому телевидению об этом тут же стало известно по всему миру. Пентагон оказался, однако, в отчаянном положении: почти на каждой военной базе были отмечены случаи заболевания лихорадкой Эбола, реальные или подозреваемые. Моральное состояние личного состава было ужасным, и эту информацию тоже не удалось скрыть. Полные тревоги телефонные переговоры непрерывно велись по трансатлантическим кабелям в обоих направлениях.

В Вашингтоне положение тоже было отчаянным. В объединенной рабочей группе, созданной для расследования обстоятельств возникновения эпидемии, были представлены все спецслужбы, а также ФБР и федеральные правоохранительные агентства. Президент дал группе огромные полномочия, и члены ее пользовались ими на всю катушку. Присланная Кларком и Чавезом декларация исчезнувшего «гольфстрима» направила расследование по новому и неожиданному пути, но так нередко случается при расследовании запутанных преступлений.

В Саванне, городе штата Джорджия, агент ФБР, войдя в кабинет президента корпорации «Гольфстрим», протянул ему хирургическую маску. Завод, как и большинство американских промышленных предприятий, был закрыт, но сегодня распоряжения президента отчасти пришлось нарушить. Президент корпорации вызвал на завод начальника своей службы безопасности и старшего пилота-испытателя. Шесть агентов ФБР провели с ними длительную беседу, которая превратилась в селекторное совещание. В результате выяснилось исключительно важное обстоятельство: рекордер — «черный ящик» — исчезнувшего самолета не был обнаружен. Затем последовал звонок к командиру эсминца «Рэдфорд», стоявшего сейчас в сухом доке. Капитан подтвердил, что его корабль следил по радиолокатору за гибнущим самолетом и, придя в район предполагаемой авиакатастрофы, вел поиски звуковых сигналов, подаваемых «черным ящиком». Однако поиски оказались безрезультатными. Морской офицер не мог объяснить причины этого. Старший летчик-испытатель корпорации высказал предположение, что при сильном ударе о воду рекордер, несмотря на свою прочную конструкцию, мог выйти из строя. Однако шкипер «Рэдфорда» вспомнил, что снижение самолета происходило постепенно, да и на месте предполагаемой катастрофы не было обнаружено обломков. В результате связались с Федеральным авиационным управлением и Национальной службой безопасности на транспорте, которым было поручено немедленно поднять материалы расследования катастрофы.

В Вашингтоне в штабе рабочей группы, который находился в здании ФБР, члены группы обменялись взглядами, которые были особенно выразительны над закрывающими лица хирургическими масками. Сотрудники Федерального авиационного управления проверили личности пилотов исчезнувшего «гольфстрима» и уровень их подготовки. Выяснилось, что оба пилота прежде служили в бывших иранских ВВС и в конце семидесятых годов прошли подготовку в Америке. Затем прибыли фотографии и отпечатки пальцев. Была обнаружена еще одна пара пилотов, летающих на таком же самолете, принадлежавшем той же швейцарской корпорации, которые прошли аналогичную подготовку, и юридический атташе в Берне — высокопоставленный сотрудник ФБР — немедленно обратился к своим швейцарским коллегам с просьбой помочь ему побеседовать с ними.

— О'кей, — подвел итог Дэн Мюррей. — Больная бельгийская монахиня с подругой в сопровождении иранского врача летят на самолете, зарегистрированном в Швейцарии, и этот самолет бесследно исчезает. Самолет принадлежит небольшой торговой компании. Наш юридический атташе быстро выяснит подробности, связанные с деятельностью этой компании, но нам известно, что самолетом управляли иранские пилоты.

— Похоже, все приобретает определенное направление, Дэн, — заметил Эд Фоули. И тут же вошел агент с факсом для директора ЦРУ. — Проверьте вот это. — Фоули протянул листок Дэну Мюррею.

Содержание факса было коротким.

— Люди любят считать себя очень умными и думают, что сумели замести за собой все следы, — покачал головой Мюррей и передал полученный факс, чтобы его прочли остальные члены группы.

— И все-таки не надо недооценивать их, — предостерег его Эд Фоули. — Пока у нас нет никаких твердых доказательств. Президент откажется предпринять какие-либо действия на основании того, чем мы сейчас располагаем, пока доказательства не станут четкими и недвусмысленными. — И, может быть, не предпримет никаких действий даже после этого, подумал он. Кроме того, директор ЦРУ вспомнил, что сказал Чавез перед вылетом. Черт побери, этот парень становится все проницательней. Фоули подумал, а не стоит ли сказать об этом здесь? Нет, сейчас есть проблемы, на которые нужно обратить внимание в первую очередь. Он поговорит с Мюрреем с глазу на глаз.

Чавез вовсе не чувствовал себя умным и проницательным, задремав в кожаном кресле. Оставалось еще три часа до Хартума, и его преследовали кошмары. Он немало полетал на самолетах, будучи офицером ЦРУ, но даже в бизнес-классе роскошного реактивного авиалайнера со всеми его прибамбасами устаешь довольно быстро. Пониженное атмосферное давление при уменьшенном содержании кислорода ускоряло процесс утомления, сухой воздух салона способствовал обезвоживанию организма. Приглушенный рев турбин создавал впечатление, что ты спишь где-то в глуши, а вокруг полно насекомых, которые каждый миг готовы впиться и сосать твою кровь, и ты никак не можешь отмахнуться от этих надоедливых мерзавцев.

Кто бы ни занимался тем, из-за чего все это происходит, совсем не так уж он умен. Ну хорошо, предположим, что самолет с пятью пассажирами на борту исчез. Но разве это означает, что расследование зашло в тупик? Регистрационный код HX-NJA, так указано в таможенных документах, вспомнил Чавез. Гм. Документы, наверно, сохранились, потому что на самолете летели люди, а не обезьяны. Почему НХ? — подумал он. "Н" по-латыни — первая буква слова «Гельвеция», верно? Это, кажется, древнее название Швейцарии? Может быть, она так и называется на других языках? Он вроде помнит это. На немецком, кажется. NJA — это код, определяющий отдельный самолет. В авиации пользуются буквами вместо цифр, потому что это позволяет создавать большее число сочетаний. Вот и у этого самолета такой буквенный код с приставкой N, потому что американские самолеты тоже пользуются этим кодом. Значит. NJA, подумал Динг с закрытыми глазами. NJA. Ниндзя. При этом воспоминании по его лицу пробежала улыбка. Название его бывшего подразделения, Первого батальона 17-го пехотного полка. — Ночь принадлежит нам! — Да, вот это были деньки, когда они бегали по холмам в Форт-Орде и Хантер-Лиггетте. Но Седьмая дивизия легкой пехоты давно расформирована, ее знамена сданы на хранение для возможного использования в будущем... Ниндзя. Почему-то это слово казалось ему важным. Но почему?

Чавез открыл глаза, встал, потянулся и прошел вперед. Там он разбудил пилота, с которым поссорился Кларк.

— Полковник?

— В чем дело? — Пилот приоткрыл один глаз.

— Сколько стоит такой самолет?

— Больше, чем мы с вами можем позволить себе. — Глаз снова закрылся.

— Нет, серьезно.

— Больше двадцати миллионов долларов, в зависимости от модификации и комплекта авионики. Если какая-нибудь компания производит реактивные самолеты лучше этого, мне она неизвестна.

— Спасибо. — Чавез вернулся в свое кресло. Не было смысла пытаться снова уснуть. Он почувствовал, что нос самолета опустился вниз и раздражавший его рев турбин стал тише. Они снижались к Хартуму. В аэропорту их встретит местный резидент ЦРУ — нет, подумал про себя Чавез, коммерческий атташе. Или это секретарь посольства по политическим вопросам? Неважно. Динг знал, что этот город не будет таким гостеприимным, как два предыдущих.

Вертолет совершил посадку в Форт-Генри, недалеко от статуи Орфея, которая, как решил кто-то, должна отдавать дань уважения Фрэнсису Скотту Кею, одному из почетных граждан Бостона, промелькнула случайная мысль в голове Райана. И еще эта чертова надобность лишний раз предстать перед фотообъективами, очередная идея Арни. Ему, видите ли, нужно продемонстрировать, что президент обеспокоен. Джек задумался над этим. Неужели люди считают, что в такое время президент способен организовать веселую вечеринку? Разве Эдгар По не написал такой рассказ? Кажется, «Маска красной смерти»? Что-то вроде этого. Но на вечеринку пробралась смерть, верно? Президент потер лицо. Спать. Хочется спать. В голову приходят бредовые мысли. Словно в мозгу мелькают фотовспышки. Мозг устает, и случайные мысли появляются у тебя в черепе без всякой на то причины, с ними приходится бороться, чтобы заставить мозг заниматься чем надо.

У посадочной площадки его ждал «шеви сабербен», президентского лимузина не было видно. Придется ехать в явно бронированном автомобиле. Он заметил, что вокруг много полицейских с мрачными лицами. Ну что ж, сейчас у всех плохое настроение, почему они должны быть исключением?

У него самого на лице тоже защитная маска, и три телевизионные камеры регистрируют этот факт. Возможно, передача ведется в прямом эфире. Он не знал этого и даже по пути к машине не посмотрел в сторону камер. Кортеж тут же тронулся в путь, сначала по Форт-авеню, потом свернул на север, на Кей-хайуэй. Поездка продолжалась десять минут, в течение которых машины мчались по опустевшим городским улицам, направляясь к больнице Джонса Хопкинса, где президент и первая леди продемонстрируют свою обеспокоенность положением перед другими телевизионными камерами. Роль руководителя, сказал Арни, повторив ему хорошо знакомую фразу, характеризующую одну из обязанностей президента, нужно исполнять независимо от того, нравится она ему или нет. И Арни был прав. Он является президентом и не может изолировать себя от народа, причем независимо от того, в силах он сделать что-то полезное или нет. Главное, чтобы все видели, что их президент проявляет заботу о благополучии своих граждан. Это было глупо и в то же время имело глубокий смысл.

Кортеж автомобилей остановился у въезда с Вулф-стрит. Здесь стояли солдаты 157-го пехотного полка Мэрилендской национальной гвардии. Местное начальство пришло к заключению, что все больницы должны находиться под охраной, и Райан подумал, что такое решение не назовешь неразумным. Личная охрана президента беспокойно смотрела по сторонам, видя людей, вооруженных заряженными винтовками, но это были солдаты, и агенты Секретной службы не могли ничего предпринять — всякая попытка разоружить их привлекла бы внимание репортеров и тут же оказалась бы в заголовках новостей. Солдаты вытянулись, салютуя президенту, насколько это было возможно в их неуклюжих костюмах ГИПЗО, держа винтовку на плече. Больнице никто не угрожал. Возможно, из-за вооруженной охраны, а возможно, и просто от страха. Достаточно сказать, что уличная преступность, как заметил один из полицейских агенту Секретной службы, снизилась почти до нуля. Даже торговцы наркотиками нигде не высовывались.

В это время дня вокруг было немноголюдно, лица редких прохожих закрывали защитные маски, в вестибюле больницы ощущался резкий запах дезинфекции, который господствовал теперь по всей стране. Что из этого являлось действительно необходимой мерой защиты, а что играло чисто психологическую роль? — подумал Джек. Но ведь и его поездка была предпринята именно с такой целью.

— Привет, Дейв, — поздоровался он с деканом, одетым в зеленый хирургический костюм; как и все тут, он был в маске и с перчатками на руках. Они не стали обмениваться рукопожатиями.

— Господин президент, позвольте поблагодарить вас за то, что вы приехали к нам. — Вокруг уже появились телевизионные камеры — операторы неотступно следовали за президентом. Прежде чем кто-то из репортеров успел задать вопрос, Райан дал знак декану, и тот повел процессию внутрь здания. Джек полагал, что это будет выглядеть более деловито. Агенты Секретной службы поспешили вперед, когда президент, сопровождаемый деканом, пошел от лифтов к медицинским помещениям. Двери раздвинулись, открыв их взглядам коридор, по которому сновали люди.

— Как дела, Дейв?

— У нас зарегистрировано тридцать четыре пациента. Всего в городе сто сорок больных лихорадкой Эбола — во всяком случае их было столько, когда я получил информацию в последний раз. У нас достаточно больничных коек и медицинского персонала. Мы выписали половину находившихся у нас пациентов, чтобы освободить места для жертв эпидемии, — тех, кого можно было отправить по домам. Отменены все необязательные процедуры, однако нормальная работа продолжается. Я имею в виду, мы по-прежнему принимаем рожениц и тех, кто нуждается в помощи. Приходится продолжать и амбулаторное лечение, независимо от эпидемии.

— Где Кэти? — спросил Райан. В коридоре появился единственный допущенный сюда телеоператор с камерой — снятая им пленка будет использована всеми телевизионными компаниями. В больницу не пускали людей, не имевших к ней отношения, и хотя из штаб-квартир средств массовой информации пытались возражать, их репортеры и операторы не проявляли особого рвения. Может быть, это объяснялось запахом антисептиков, который действовал на людей не меньше, чем на собак, когда их приводили к ветеринарам, — это был запах опасности.

— Вот здесь. Вам придется надеть защитный костюм. — На этаже имелась одна комната отдыха для врачей и другая — для медсестер. Сейчас пользовались обеими. Дальняя, что в конце коридора, была «зараженной», там снимали защитную одежду после пребывания в палатах. Ближняя считалась «безопасной», в ней одевались. Для застенчивости сейчас не было ни времени, ни места. Первыми вошли агенты Секретной службы, застав там женщину в трусиках и бюстгальтере, которая подбирала пластиковый костюм своего размера. Она не смутилась. Это была ее четвертая смена в отделении для пациентов, больных лихорадкой Эбола, и ей было не до смущения.

— Вешайте свою одежду вот сюда, — показала она. — О-о! — Женщина узнала президента.

— Спасибо. — Райан снял ботинки и взял из рук Андреа вешалку. Прайс оглядела женщину, было ясно, что та безоружна. — Каково положение в отделении? — спросил Джек.

Женщина была старшей медсестрой на этом этаже. Она ответила, не оборачиваясь.

— Хуже некуда. — Затем сделала секундную паузу и решила все-таки обернуться. — Мы благодарны вам, господин президент, что ваша жена работает вместе с нами.

— Я пытался отговорить ее, — признался Райан. Он не чувствовал в этом какой-то вины и не знал, правильно ли поступает, говоря это.

— Мой муж тоже пытался отговорить меня. — Медсестра подошла к нему. — Смотрите, шлем одевается вот таким образом. — Райана на мгновение охватила паника. Ему казалось нелепым напяливать на голову какую-то пластмассовую штуку. Медсестра словно прочла его мысли. — Сначала я тоже чувствовала себя неловко в нем, но потом привыкла.

Декан Джеймс уже успел тут же в комнате надеть свой защитный скафандр. Он подошел к президенту, чтобы проверить, как тот оделся.

— Вы слышите меня?

— Да. — Джек уже успел вспотеть, хотя к поясу был прикреплен портативный аппарат очистки воздуха.

Декан повернулся к агентам Секретной службы.

— С этого момента вы будете исполнять все мои приказы, — сказал он. — Я уберегу его от опасности, но у нас недостаточно защитных костюмов для всех вас. Если вы останетесь в коридоре вам ничто не угрожает. Ни к чему не прикасайтесь — ни к стенам, ни к полу, ни к чему. Если кто-то проходит мимо вас с тележкой, уступите дорогу. В случае, если не сможете отойти в сторону, пройдите в конец коридора. Если увидите какой-нибудь пластиковый контейнер, держитесь от него подальше. Вы меня поняли?

— Да, сэр. — Президент заметил, что Андреа, наверно, впервые в жизни испытывает страх. Да и он тоже. Сам факт пребывания здесь действовал на психику. Доктор Джеймс коснулся плеча президента.

— Следуйте за мной. Я знаю, что это пугающее зрелище, но в скафандре вам ничто не угрожает. Нам всем пришлось привыкнуть к этому, не правда ли, Тиша?

— Да, доктор. — Медсестра уже успела облачиться в защитный костюм.

Слышалось собственное дыхание и едва ощутимое жужжание портативного аппарата очистки воздуха, но все остальные звуки были приглушенными. Райан чувствовал себя закупоренным в этот скафандр, и ему понадобилось сделать усилие над собой, чтобы следовать за деканом.

— Кэти здесь. — Декан открыл дверь.

Райан вошел в палату.

На кровати лежал ребенок, мальчик лет восьми, увидел Джек. Над ним склонились две фигуры в синих пластиковых костюмах. Обе стояли к нему спиной, и он не мог сказать, кто из них его жена. Доктор Джеймс поднял руку, запрещая Райану пройти вперед. Одна из женщин налаживала капельницу, и ее нельзя было отвлекать. Ребенок стонал и метался на кровати. У Райана от жалости сжалось сердце.

— Не двигайся. Теперь ты будешь чувствовать себя лучше. — Это был голос Кэти; по-видимому, она вводила иглу в вену больного ребенка. Вторая женщина обеими руками удерживала его руку. — Ну вот, все в порядке. Ленту. — Кэти подняла руки.

— Вы отлично ввели иглу, доктор.

— Спасибо. — Кэти подошла к электронному дозиметру, регулирующему подачу морфия и лекарственных препаратов в вену ребенка, и нажала на кнопки, чтобы убедиться, что аппарат работает должным образом. Закончив, она повернулась. — О-о!

— Здравствуй, дорогая.

— Джек, здесь тебе не место, — твердо заявила доктор Райан.

— А кому здесь место?

— О'кей, я сумел разыскать этого доктора Макгрегора, — сообщил местный резидент ЦРУ, садясь за руль своего красного «шеви». Его звали Фрэнк Клейтон, он был выпускником Грэмблинга. Кларк несколько лет назад был его учителем на «Ферме».

— Тогда едем прямо к нему, Фрэнк. — Кларк посмотрел на часы, прикинул в уме и заключил, что сейчас два часа ночи. Он недовольно покачал головой. Да, похоже на то. Однако прежде они должны заехать в посольство, чтобы переодеться. Людей в американской военной форме здесь не слишком любили. Более того, резидент их предостерег, что в Судане с подозрением относились ко всему американскому. Чавез обратил внимание, что из аэропорта за ними следовал автомобиль.

— Не беспокойтесь. Мы отделаемся от него у посольства. Знаете, иногда я начинаю думать, что моим соплеменникам повезло, когда их вывезли из Африки. Только не говорите никому, что это я сказал, ладно? Южная Алабама — рай на земле по сравнению с этой дерьмовой страной.

Он поставил машину на стоянке позади здания посольства, и все трое вошли внутрь. Через минуту один из его людей, подойдя к машине, сел за руль, и машина снова выехала с территории посольства. Автомобиль, не отстававший от них по пути из аэропорта, отправился следом.

— Прежде всего рубашки, — сказал резидент ЦРУ, передавая им по рубашке. — Думаю, брюки можно не менять.

— Вы уже говорили с Макгрегором? — спросил Кларк.

— Позвонил ему несколько часов назад. Мы поедем туда, где он живет, и он сядет в машину. Я выбрал хорошее тихое место для беседы, — ответил Клейтон.

— Ему ничто не угрожает?

— Полагаю, нет. Местные власти очень невнимательны. Если за нами будут следить, я знаю, как поступить.

— Тогда поехали, приятель, — сказал Джон. — Уже поздно. Дом Макгрегора был не так уж и плох, находился в районе, где жили главным образом европейцы и, по словам резидента, было относительно безопасно. Резидент достал свой сотовый телефон и набрал номер «бипера», принадлежавший доктору, — это служило здесь пейджинговой связью. Не прошло и минуты, как дверь дома открылась и появившийся в ней Макгрегор направился к автомобилю. Он сел на заднее сиденье и захлопнул дверцу за мгновение до того, как машина тронулась с места.

— Этот вызов для меня весьма необычен, — сказал врач. Он был моложе Чавеза, с удивлением заметил Кларк, и выглядел смущенным, но готовым оказать им помощь. — Откуда вы, ребята?

— Мы из ЦРУ, — сообщил ему Кларк.

— Вот как?

— Именно так, доктор, — подтвердил Клейтон с переднего сиденья. Он посмотрел в зеркало заднего вида. Никого. Их появление у дома Макгрегора не привлекло внимания. На всякий случай он повернул налево, затем свернул направо и снова налево. Все в порядке.

— Разве вам позволяют говорить об этом? — спросил МакГрегор, когда автомобиль выехал на улицу, считавшуюся здесь главной. — Теперь вам придется убить меня, раз я узнал о вас, правда?

— Док, оставьте это для кино, ладно? — предложил Чавез. — В действительной жизни все обстоит по-другому. Скажи мы вам, что служим в Госдепартаменте, вы все равно бы не поверили, верно?

— Вы не похожи на дипломатов, — согласился Макгрегор. Кларк, сидевший впереди, повернулся.

— Позвольте поблагодарить вас, сэр, за то, что вы согласились встретиться с нами.

— Единственная причина, почему я пошел на это, заключается в том, что местное правительство заставило меня отказаться от соблюдения установленной международной процедуры оповещения о болезни двух моих пациентов. Существуют веские основания для соблюдения такой процедуры, а мне не позволили исполнить свой долг, понимаете?

— Давайте начнем с того, что вы расскажете нам все, что знаете о двух случаях заболевания лихорадкой Эбола, — предложил Джон и включил портативный магнитофон.

— Ты выглядишь усталой, Кэти. — Говорить через толстую пластиковую маску было совсем не просто. Даже движения казались не такими выразительными.

«Хирург» посмотрела на настенные часы над столиком медсестер. Практически ее смена закончилась. Она никогда не узнает, что Арни ван Дамм позвонил в больницу, чтобы убедиться, что приезд президента совпадет с концом ее смены. Это вызвало бы у нее вспышку негодования, а она и без того негодовала на весь мир.

— Сегодня после обеда начали привозить детей. Это второе поколение вируса Эбола. Вот этот мальчик заразился, должно быть, от своего отца. Его зовут Тимоти. Он учится в третьем классе. Отец в палате на следующем этаже.

— А как с остальной семьей?

— При анализе крови матери выяснилось, что у нее положительная реакция на антитела Эболы. Сейчас ее размещают в больнице. У мальчика есть старшая сестра. С нею пока все в порядке. Ее поместили в здание для амбулаторных больных. Там выделено помещение для людей, находившихся в контакте с заболевшими Эболой, но пока у них результаты анализа отрицательные. Пошли, я проведу тебя по нашему этажу. — Спустя минуту они вошли в палату номер один, временное помещение для первого больного — пациента «Зеро».

Райану показалось, что запах существует в его воображении. На постельном белье виднелось темное пятно, и двое — медсестры или врачи, он не мог разобрать — старались сменить простыни. Пациент был без сознания, но сопротивлялся, хотя ремни удерживали его руки вдоль кровати. Это явно беспокоило медиков, но сначала им нужно было сменить постельное белье. Наконец они сумели вытащить простыни, которые тут же поместили в пластиковый мешок.

— Белье, которым пользовались больные, сжигают, — объяснила Кэти, прижав свой шлем к шлему мужа. — Мы принимаем строжайшие меры предосторожности.

— Каково его состояние?

Кэти молча указала на дверь палаты и последовала за Джеком в коридор. Там она рассерженно ткнула его пальцем в грудь.

— Джек, мы никогда, ни при каких обстоятельствах не обсуждаем состояние больного в его присутствии, за исключением тех случаев, когда оно не вызывает опасений. Никогда! — Она замолчала и затем продолжила, не извиняясь за свою вспышку:

— У него уже трое суток проявляются явные и все время нарастающие симптомы Эболы.

— А шансы есть?

Она покачала внутри шлема головой. Они пошли по коридору, заглядывая в палаты, где состояние больных было не менее ужасным.

— Кэти? — послышался голос декана. — Твоя смена кончилась. Уходи, — приказал он.

— Где Александер? — спросил Райан по пути к бывшей комнате отдыха для врачей, которую теперь использовали для переодевания.

— У него следующий этаж. Дейв взял на себя вот этот. Мы надеялись, что Ральф Форстер вернется и включится в работу, но все рейсы отменены. — И тут она увидела телевизионную камеру. — А телевизионщики как здесь оказались?

— Пошли. — Райан увлек жену в раздевалку. Одежда, в которой он приехал в больницу, лежала где-то, упакованная в герметичный пластиковый мешок. Президент надел зеленый костюм хирурга, не стесняясь присутствия трех женщин и мужчины, который не проявлял ни малейшего интереса к полураздетым женщинам. Выйдя из комнаты, президент направился к лифту.

— Всем остановиться! — послышался громкий женский голос. — Везут больного! Пройдите по лестнице! — Агенты личной охраны президента послушно выполнили приказ. Райан вывел жену в вестибюль, откуда они вышли на улицу, все еще не снимая масок.

— Как ты себя чувствуешь?

Еще до того, как она успела ответить на его вопрос, послышался чей-то крик:

— Господин президент! — Два национальных гвардейца преградили путь репортеру и оператору с телевизионной камерой, но Райан сделал знак, чтобы их пропустили. Оба подошли к президенту. С них не спускали глаз вооруженные люди как в армейской форме, так и в гражданской одежде.

— Да, слушаю вас. — Райан снял защитную маску. Репортер держал микрофон в вытянутой руке. При других обстоятельствах ситуация выглядела бы забавной. Все были испуганы.

— Что вы делаете здесь, сэр? — спросил репортер.

— Видите ли, это моя работа — лично убедиться, что происходит в стране. Кроме того, мне хотелось повидаться с женой.

— Мы знаем, что первая леди работает в инфекционном отделении. Вы хотите продемонстрировать этим...

— Я врач! — огрызнулась Кэти. — Мы все работаем здесь посменно. Это моя работа.

— Каково положение, господин президент?

Райан ответил, опередив взрыв негодования у жены.

— Послушайте, я понимаю, что вам нужно задать этот вопрос, но вы сами знаете ответ на него. Пациенты в инфекционном отделении находятся в исключительно тяжелом состоянии, и врачи как здесь, так и по всей стране прилагают все усилия, чтобы помочь им. Всем врачам — Кэти и ее коллегам — приходится нелегко. Еще труднее пациентам и их семьям.

— Доктор Райан, лихорадка Эбола действительно настолько опасна, как об этом говорят?

— Да, это ужасная болезнь, — кивнула Кэти. — Но мы стараемся сделать все возможное для спасения больных.

— Было высказано предложение, что, поскольку надежды на выздоровление практически нет, а боль, которую они испытывают, так мучительна...

— Что вы предлагаете? Чтобы мы умертвили их?

— Видите ли, если они так ужасно страдают...

— Я не принадлежу к числу таких врачей, — прервала репортера Кэти. Ее лицо покраснело от гнева. — Нам удастся спасти некоторых пациентов. От тех, которые выздоровеют, мы сможем кое-что узнать, и это поможет нам спасти других. Нельзя ничего узнать, если вы отказываетесь от борьбы за жизнь больных! Вот почему ни один настоящий врач не умертвит больного! Что это с вами? Там, в больнице, находятся люди, и моя работа заключается в том, чтобы бороться за их жизни, — не смейте говорить мне, как должен вести себя врач! — Она замолчала, почувствовав, как рука мужа сжимает ее плечо. — Извините. Нам всем приходится нелегко.

— Вы не могли бы оставить нас на несколько минут? — спросил Райан. — Мы не говорили друг с другом со вчерашнего дня. В конце концов, мы ведь такие же муж и жена, как и все.

— Конечно, сэр. — Они отошли назад, но камера не выпускала президента из виду.

— Пошли сюда, детка. — Впервые за сутки Джек обнял ее.

— Они все погибнут, Джек. Каждый больной, начиная с завтрашнего или с послезавтрашнего дня, — прошептала она и заплакала.

— Я понимаю. — Он прижал ее голову к своему плечу. — Знаешь, врачам тоже можно проявлять человеческие чувства.

— Как они осмелились говорить об этом? Да, мы не можем вылечить их, но пусть они умрут достойно. Мы не должны сдаваться. Нас учили вести себя по-другому.

— Я знаю.

Она шмыгнула носом и вытерла глаза о рубашку мужа.

— Все в порядке, я держу себя в руках. Теперь мое дежурство через восемь часов.

— Где ты спишь?

— В соседнем здании. Там расставлены койки. Берни сейчас в Нью-Йорке, работает в больнице Колумбийского университета. Там у них сотни две пациентов.

— Вы сильный человек, доктор, — улыбнулся жене Джек.

— Джек, если вы узнаете, кто явился виновником всего этого...

— Мы стараемся изо всех сил, — ответил президент.

— Вам знаком кто-нибудь из этих людей? — Резидент передал Макгрегору сделанные им фотографии и электрический фонарик.

— Это Салех! А кто он? Он не сказал мне, а я так и не узнал этого.

— Это иракцы. Когда у них рухнуло правительство, они прилетели сюда. У меня есть их фотографии. Вы уверены вот в этом?

— Да, конечно. Я лечил его в течение недели, но бедняга умер. — Макгрегор продолжал рассматривать фотографии. — А вот эта девочка похожа на Сохайлу. Слава Богу, она выздоровела. Прелестный ребенок — вот и ее отец.

— Какого черта?.! — воскликнул Чавез. — Никто не сказал нам об этом.

— Мы были тогда на «Ферме», помнишь? — вмешался Кларк.

— Снова занялся преподавательской работой, Джон? — ухмыльнулся Фрэнк Клейтон. — Так вот, меня предупредили, и я отправился в аэропорт с фотоаппаратом. Все они прилетели первым классом, клянусь Господом Богом. Вот посмотри, видишь?

Кларк посмотрел на фотографию и кивнул — самолет на фотографии почти в точности походил на тот, которым они пользовались для своего кругосветного перелета.

— Отличные снимки.

— Спасибо, сэр.

— Дай-ка мне посмотреть, — Чавез взял фотографию и поднес к ней фонарик. — Ниндзя, — прошептал он. — Гребаный ниндзя...

— Что?

— Джон, посмотри на буквы на хвостовом оперении, — негромко произнес Динг.

— HX-NJA... Боже милостивый.

— Клейтон, — обернулся Чавез, — этот сотовый телефон работает в шифрованном режиме?

Резидент включил телефон и нажал на нем три кнопки.

— Теперь работает в режиме скрэмблера. Куда ты хочешь позвонить?

— В Лэнгли.

— Господин президент, можно сейчас поговорить с вами?

Джек кивнул.

— Да, конечно. Давайте пройдемся. — Ему хотелось немного прогуляться, и он пригласил их следовать за собой. — Пожалуй, мне следует извиниться за Кэти. Обычно она более сдержанна. Кэти — отличный врач, — устало произнес президент. — Все они находятся в стрессовом состоянии. Первое правило, которому учат врачей, насколько я помню, звучит рптит поп посеге, что означает «прежде всего — не навреди». Между прочим, это очень хорошее правило. Короче говоря, моя жена провела в больнице два трудных дня. Но и у всех нас эти дни были не легкими.

— Это правда, что эпидемия вызвана кем-то намеренно?

— Мы еще не уверены в этом, и я не могу обсуждать эту проблему, пока у меня не будет надежной информации, подтверждающей или опровергающей это.

— За последнее время на вас обрушилось множество событий, господин президент. — Репортер оказался из местных и был далек от вашингтонских интриг. Он не знал, как следует говорить с президентом Соединенных Штатов. Тем не менее передача шла прямо в эфир по каналу Эн-би-си, хотя сам репортер и не подозревал об этом.

— Пожалуй, вы правы.

— Сэр, вы можете дать нам надежду? Услышав такой вопрос, Райан обернулся.

— Для тех, кто болен, надежда исходит от врачей и медсестер. Это отличные люди, в этом вы можете убедиться здесь, в этой больнице. Они борются за человеческую жизнь и отказываются признать поражение. Я горжусь своей женой и тем, чем она занимается. И сейчас я горд за нее. Я просил ее не возвращаться в больницу на время эпидемии. Это было, наверно, эгоистично с моей стороны, но я все-таки попросил ее не делать этого. Как вы знаете, ее однажды уже пытались убить. Я не против того, чтобы опасность угрожала мне самому, но, что касается моей жены и детей, — их это не должно касаться. Это не должно было затронуть и никого из тех, кто находятся сейчас в этой больнице. Но такое произошло, и мы должны приложить все усилия, чтобы вылечить больных и не дать заболеть тем, кто сейчас здоровы. Я знаю, что отданный мной как главой исполнительной власти приказ о введении чрезвычайного положения причинил немало трудностей многим, но я не мог бы жить, не прими я мер, необходимых для спасения человеческих жизней. Конечно, было бы намного лучше, если бы нашелся более простой способ, но, если такой способ и существует, мне о нем неизвестно. Видите ли, недостаточно просто сказать: «Нет, мне это не нравится». Такое может сказать кто угодно. Сейчас нам нужно что-то более действенное. А теперь прошу извинить меня, я очень устал, — сказал Райан, отворачиваясь от телевизионных камер. — Может быть, хватит на сегодня?

— Конечно, сэр. Спасибо, господин президент. Райан повернулся и без всякой цели направился в сторону огромного больничного гаража. Там он увидел чернокожего мужчину лет сорока, который курил сигарету, не обращая внимания на надписи, запрещающие предаваться здесь этому греху.

Президент подошел к нему, не замечая, что за ним следуют три агента Секретной службы и двое солдат.

— Не найдется закурить?

— Конечно. — Мужчина, сидевший на кирпичном бордюре, уставившись в бетонную площадку перед собой, даже не поднял голову. Левой рукой он протянул ему пачку сигарет и бутановую зажигалку.

— Спасибо. — Райан закурил, сел футах в четырех от мужчины и, закурив, возвратил взятое.

— У тебя тоже, приятель?

— Что ты имеешь в виду?

— В этой больнице моя жена. Она заболела. Работала в одной семье вроде как няней. Все там подхватили заразу. Вот теперь заболела и она.

— Моя жена — врач, работает здесь, в больнице. Лечит заболевших.

— Им ничем не поможешь, приятель, ничем.

— Знаю. — Райан глубоко затянулся.

— Даже не пустили меня к ней, сказали, что это слишком опасно. Взяли мою кровь, сказали, чтобы я никуда далеко не уходил, курить запретили. Теперь ее не увидишь. Боже милостивый, что это такое?

— Если бы ты был болен и знал, что можешь заразить жену, как бы ты сам поступил?

Мужчина согласно кивнул.

— Я знаю. Врач сказал мне об этом. Он прав. Я знаю. Но это не значит, что так должно быть. — Он помолчал. — Вот поговорил с тобой и стало легче.

— Да, пожалуй.

— Гребаные мерзавцы сделали это, так сказали по телевидению, кто-то в этом виноват. Они должны заплатить, да, заплатить за такое зло.

Райан не знал, что на это ответить. Вмешался другой голос, голос Андреа Прайс.

— Господин президент? Вам звонит директор ЦРУ.

При этих словах мужчина поднял голову и посмотрел на Райана.

— Это вы?!

— Да, сэр, — негромко ответил Джек.

— Вы говорите, что ваша жена работает в больнице? Кивок. Глубокий вздох — Да, она работает здесь уже пятнадцать лет. Я приехал, чтобы повидаться с ней и увидеть своими глазами, как обстоят дела. Мне очень жаль — Вы о чем?

— Что вас не пустили, а вот меня пустили... Мужчина покачал головой.

— Ну, вам на самом деле нужно было самому посмотреть на то, что делается, верно? Очень жалко, что с вашей дочкой случилось такое на прошлой неделе. Как она?

— Вроде оправилась. В таком возрасте потрясения проходят быстро.

— Это хорошо. Спасибо, что поговорили со мной.

— Спасибо за сигарету. — Президент встал, подошел к агенту Прайс и взял из ее рук телефонную трубку. — Эд, это Джек.

— Господин президент, нам нужно, чтобы вы срочно вернулись в Вашингтон. У нас есть кое-что. Мне кажется, вы должны это увидеть, — послышался голос Эда Фоули. Он не мог сообразить, как объяснить своему президенту, что вещественное доказательство висит на стене конференц-зала в штаб-квартире ЦРУ.

— Буду через час, Эд.

— Понятно, сэр. Мы постараемся все подготовить.

Райан нажал на кнопку и передал Прайс телефонную трубку.

— Поехали.