Служу Советскому Союзу 3

Глава 20

Как помириться с девушкой, с которой не ссорился, но которая на тебя обиделась? Просто подойти, обнять и шепнуть на ушко какую-нибудь теплую глупость?

Да нет, вряд ли это сработает. Ещё больше покоробить может, а вот что насчет примирения… Вряд ли.

Так как же?

Меня растили в той семье, где женщина всегда была верным другом, товарищем… Тем самым товарищем, которого нужно оберегать и оказывать знаки внимания. Ведь сильный оттого и считается сильным, что не обижает слабого, а наоборот — защищает от разных напастей. У меня в семье сильным всегда считался отец. Он и наставлял меня, что нужно всегда вставать на защиту женщин, но вот как мириться с обиженными женщинами — про это не было ни слова.

Но, что-то я отвлекся от темы…

Утром я пришел в универ как обычно, прошелся по лестнице, уселся в аудитории. Всё как обычно, вот только сегодня рядом не сидела Тамара. Она принципиально отсела от меня на другой конец аудитории. Судя по поджатым губам, она была настроена решительно — стоять до конца и горделиво строить обиженку.

И как эту обиженку растапливать? Как сделать так, чтобы Снегурочка растаяла? И как преподнести наше вечернее посещение знаменитого актера?

Я вздохнул, а после начал прикидывать — чем же взять этакую неприступную крепость? Как бы так подкатиться, чтобы потом не замучался откатываться?

Вспомнил, что в свободное время Тамара перебирала самиздатовскую книгу. Это был набор листов, заботливо прошитый и укрытый картонной папочкой. А название… Название всплыло в голове — "Хоббит, или Туда и обратно"! Фэнтезийная книга, которая и в моё время не теряла своей популярности.

Началась лекция по гражданскому праву. Однако, вместо того, чтобы познавать юридические тонкости, на листке бумаги я нарисовал сидящего в кресле Леонова с трубкой в руке. Получилась этакая пародия, но узнать актера было можно. Для смеха пририсовал ему волосатые ноги, а под рисунком написал:

Жил-был в норе под землей хоббит. Не в какой-то там мерзкой грязной сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей и противно пахнет плесенью, но и не в сухой песчаной голой норе, где не на что сесть и нечего съесть. Нет, нора была хоббичья, а значит — благоустроенная…

Тамара, мы приглашены к этому хоббиту в гости! Так что прекращай на меня сердиться, а лучше устреми свои мысли в сторону нарядного платья! Вечером ужинаем с одним очень интересным существом!

Посчитав, что моё "секретное послание" достаточно зашифровано для того, чтобы его смог разобрать только адресат, я попросил сидевшего рядом одногруппника передать сложенный вчетверо листок Тамаре. Он взял его, передал дальше. Листок, словно кораблик по весеннему ручью, поплыл к причалу.

Тамара развернула листок, прочитала и… улыбнулась. Она посмотрела на меня и кивнула.

Я внутренне выдохнул и улыбнулся в ответ. Вот и пойми этих женщин… Если бы извинялся и валялся в ногах, то вряд ли чего смог бы добиться, а вот так вот с одним рисунком и парой строчек из начала книги…

Мда, кто сумеет научиться понимать женщин, тот будет править миром.

Тамара улыбалась и не видела, как над ней нависла угроза — Собчак Анатолий Александрович неторопливой походкой поднялся к её столу и остановился, наблюдая за девушкой. Когда же она подняла глаза, то еле слышно пискнула и попыталась спрятать листок. Однако, не тут-то было. Ловким движением фокусника он вытянул бумагу из девичьих пальцев.

— Не сомневаюсь, что содержимое данной записки гораздо интереснее, чем моя лекция, — вкрадчивым голосом произнес Анатолий Александрович, держа листок двумя пальцами. — Неужели любовное послание? Так вроде бы ещё не весна…

По аудитории прокатились смешки. Тамара помотала головой, а на её щеках появились пятна смущения.

— Анатолий Александрович, там нет никакого любовного послания! — поднялся я со своего места. — Просто нас позвали в гости и новость так меня распирала, что я не смог удержаться до конца пары. Готов нести наказание целиком и полностью!

Собчак взглянул на меня, потом перевел взгляд на листок, нахмурился, вчитался. После этого он снова взглянул на меня:

— Если письмо доставлено адресату, и адресат явно не против отправиться с вами в гости, то будет ли мне позволено забрать это творение с собой?

— Ну… Это как бы личное, — проговорил я.

— Да ну, начало романа Толкиена и приглашение на ужин? Чего же тут личного? Но вот ваш рисунок мне понравился. Пожалуй, покажу его своему знакомому художнику, Михаилу Беломлинскому. Ему как раз заказали иллюстрации к этой книге, так что ваш шарж, возможно, придется ему по вкусу, — с этими словами Собчак сложил листок и убрал во внутренний карман. — Иначе я просто верну вам листок…

— Да не надо, — отмахнулся я, внутренне холодея.

А ведь и правда — на первом переводе Толкиеновской книги хоббит был вылитый Леонов. Неужели это моя вина, что его таким изобразят?