Служу Советскому Союзу 3

Глава 26

Что же, когда я вызнал тот минимум информации в пахнущей мочой арке, то поспешил обратно. Мне ещё предстояло попасть на тренировку Рахлина, чтобы узнать по поводу соревнований.

Добрался я вовремя. Да, пришлось домой заскочить и захватить форму, но добрался я четко к началу тренировки. Зинчукова дома не оказалось, поэтому расспросами никто не донимал. Правда, обеда тоже не было, но я привык обходиться кефиром и батоном. Студенту не привыкать перехватывать на бегу. А уж о студенческом аппетите ходят легенды…

Но между тем, обжираться я не собирался, всё-таки впереди тренировка, но углеводами закинуться не помешало. Они сгорят в пылу борьбы и перейдут в мышцы.

На тренировке Рахлин зачитал нам списки тех, кто войдет в соревновательную группу. Я немного позлорадствовал, когда фамилии Дамиров там не оказалось. Зато была моя фамилия, стояла неподалеку от Путина, Роттенберга, Черёмушкина.

Названные не могли сдержать улыбки. Всё-таки это было какое-никакое, а соревнование. Пусть и между вузами, но всё же!

— Вот и всё. Названным не расслабляться, а неназванным это будет примером — нужно лучше тренироваться и стараться показать себя, — сказал Рахлин, убирая список. — Соревнования через неделю, так что ещё есть время подготовиться.

В это время в спортивный зал зашла делегация из пяти человек. Их сопровождал Анатолий Собчак. В ответ на недоуменные взгляды, он помахал рукой:

— Занимайтесь-занимайтесь, мы с товарищами хотим посмотреть за тренировкой.

Губы Рахлина сжались в тонкую линию. Стоявший рядом Черёмушкин шепнул:

— Это из клуба «Динамо» и «Буревестник» пришли. Явно высматривают лучших людей…

— Хотят забрать к себе? — также тихо шепнул я. — Вербовщики?

— Ага, у нас так несколько человек уже ушло, — ответил Черёмушкин. — Колька Смирнов и Женька Матюхин…

— Тихо вы, — одернул нас Путин.

— Разогрев, Ротенберг! — буркнул Рахлин и двинулся к пришедшей делегации.

Аркадий вышел вперед и начал показывать упражнения. Мы повторяли за ним. Всё-таки не коситься на пришедших не получалось. Глаза у ребят сами собой съезжали на тех, кто наблюдал за нами.

Признаться, подобное я видел и у себя в роте, когда приезжали всякие-разные комиссии для смотра, а потом некоторым ребятам поступали заманчивые предложения. Пару раз мне предлагали по ящику коньяка за того, на кого падал начальственный глаз, но я отвечал, что «я не Себастьян Перейра, торговец черным деревом, и не решаю судьбу солдат». Да, говорил, что ребята выберут, то и будет. Захотят остаться со мной — так и будет. А если прельстят условия в других родах войск, то это их выбор. К слову сказать, ни разу ящик коньяка поставлен не был. Ребята выбирали остаться со мной.

После разминки начали проводить приемы и броски. Рахлин стоял рядом с делегацией и всё также хмурился. Судя по его лицу, разговор был не из приятных.

Ребята падали на татами, хватали друг друга за кимоно, вертелись и крутились, как заведенные волчки. Дамиров пытался не отстать от других, то и дело стрелял глазами в сторону пришедших, но на него как-то мало обращали внимание. Основными были те, кто был назван по списку.

Тренировка шла своим чередом. Мышцы скрипели, тела шлепали по татами, раздавались уханья и кряхтенье. В пылу борьбы я не упускал из вида переговаривающихся мужчин. Они продолжали внимательно наблюдать за спортсменами. А вот на Дамирова обращали внимания немного, что заставляло его хмуриться и злиться. От злости он совершал ошибки, отчего злился ещё больше.

Уже после тренировки к нам подошли мужчины из делегации. Один из них, представительный здоровяк с густой копной волос, произнес:

— Здравствуйте. Меня зовут Григорьев Владимир Александрович, ДСО «Буревестник». Заслуженный тренер РСФСР. Ребята, вы все большие молодцы. Все стараются и в каждом чувствуется стержень. Если бы я мог, то всех бы забрал к себе, но… В общем, не буду ходить да около. В результате тренировки я выделил троих из вас: Степанова Валентина, Путина Владимира и Орлова Михаила. Ребята, я предлагаю вам перейти в наше ДСО и тренироваться у нас. Вот так вот, напрямую, чтобы не были мои слова поняты превратно.

Воцарилось молчание. Такого прямого предложения никто не ожидал услышать. Лицо Анатолия Соломоновича скривилось, как будто он съел лимон целиком.

— Я хочу остаться в ДСО «Труд», — ответил Путин негромко.

— Извините, я тоже, — ответил я.

Степанов промолчал, но когда взгляды перешли на него, то он тоже покачал головой.

— Володя, не торопись, — сказал Григорьев. — Всё-таки стоит вспомнить, что у тебя по физике, химии, алгебре и геометрии в аттестате стоят «тройбаны» и если бы не наша помощь, то вряд ли бы ты поступил на юридический.

— А вот это некрасиво, Владимир Александрович, — подал голос Рахлин. — Пытаться таким образом давить на человека — очень некрасиво.

— Анатолий Соломонович, но он же пытается показать путь спортсмену. У «Буревестника» он сможет раскрыться гораздо сильнее, — попытался говорить убедительным тоном заведующий кафедрой физкультуры. — У них и снаряды получше, и зал, и тренерский состав…

Вот это был укол зонтиком. Надо же, прямо в глаза сказать, что тут тренерский состав недостаточно хорош. Это почти что плевок в лицо.

Но Рахлин сдержался. Он слегка пожевал губами, а потом заставил себя улыбнуться. И улыбка эта была не очень хорошей.

— Анатолий Александрович, скажите, пожалуйста, а у нас «Труд» — добровольно-спортивное общество? — обратился Рахлин к Собчаку.

— Да, — кивнул тот в ответ.

— А «Буревестник» тоже добровольное?

— Конечно.

— Если это так, то может ли кафедра физкультуры перейти из одного добровольного общества в другое?

— Ну-у-у, вообще-то не может, — протянул Собчак. — Это же всё добровольно…

— Вот и я думаю, что не может. Ребята сказали своё слово, так что вряд ли нужны дальнейшие разглагольствования.

— Да? Но, ребята, вы можете перейти и в «Динамо», — сказал мужчина с улыбающейся физиономией. — А у нас вы тоже можете развиться в полной мере. У нас и соревнования, и выступления, да в конце концов такая база, что многие в Союзе о подобной мечтают…

Ну да, «Динамо» славилось своей подготовкой. Заниматься там было престижно и это действительно был хороший вариант для перехода обычных студентов. Заманчивое предложение…

Рахлин усмехнулся и повернулся к нам:

— Ребята, вы уже подкованы юридически, так что сами сможете разобраться.

— Я уже разобрался, — ответил Путин. — Мой ответ останется прежним.

— Я тоже остаюсь в ДСО «Труд», — проговорил я твердо.

— А я… Я тоже останусь с Анатолием Соломоновичем, — проговорил Степанов.

Мужчины постояли ещё немного, они явно ожидали, что мы сейчас передумаем и предадим тренера. Предадим ради манящего образа спортивной карьеры. Но спорт — это такое дело, что одно неверное движение может принести травму и тогда прощай мечты о лаврах. А вот переход из одного тренера к другому только потому, что пообещали больше… Нет, в советское время совесть ещё не повесили на полку.

После полуминуты молчания Григорьев произнес:

— Что же, тогда я оставлю у Анатолия Александровича свои контакты — если передумаете, то обращайтесь напрямую.

— Не передумаем, — выразил я общее мнение.

Взлохмаченные ребята смотрели на людей в возрасте. Мы были словно Гавроши против жандармов. Эти мгновения единили нас с тренером, с его вложенной в спортсменов душой.

— До свидания, товарищи, — произнес Рахлин с легкой насмешкой, глядя на делегацию.

— До свидания, — попрощались они. — Хороших вам занятий и успехов на соревновании.

— Спасибо! До свидания! — раздался нестройный хор голосов от ребят.

Когда делегация покинула спортзал, то Рахлин усмехнулся:

— Да, ребята, вот это было забавно. Как только запахло награждением и медалями, так тут как тут работники физического труда со сторонних ДСО. Хотят чужими руками каштаны из костра достать.

— Они хотели, чтобы мы для них медали заработали? — спросил Путин.

— Да, именно так. Чтобы потом сказать, что это воспитанники «Буревестника» или «Динамо» взяли призовые места. И ведь доцента с собой привели… Видимо, знали, на кого он может повлиять своим авторитетом. Но вы молодцы, не подкачали, — сказал Рахлин. — С вами можно идти в разведку.

Мы улыбнулись в ответ.

— Ладно, бегом в раздевалку. И глядите там, чтобы вас какой водяной не завербовал в пловцы, — усмехнулся тренер.

— Вот если бы там были русалки, то это другое дело… — мечтательно произнес я. — Я может быть и завербовался бы на пару ночек…

Ребята грохнули дружным смехом. Даже Соломоныч улыбнулся от души.

Да, сейчас была продемонстрирована его маленькая победа над другими спортивными объединениями. Сейчас его птенцы остались под крылом, а не улетели на заманчивые свободные поля. Не сомневаюсь, что ему это было до крайности приятно.

В раздевалке Дамиров с важным видом натянул джинсы. Он всеми возможными способами обращал внимание на свою новую покупку. Понятно, что его щеголяние не могло остаться без внимания.

— Ого, где такие шаровары отхватил? — спросил Черемушкин, когда Дамиров звучно вжикнул молнией.

— Да, где отхватил, там уже нет, — ответил Рафаэль.

— А-а-а, а дорого взял? — спросил Аркадий Ротенберг.

— Да не дороже денег, — было видно, что подобные вопросы Дамирову пришлись по вкусу.

— И всё-таки, сколько?

— Сто рублей, — сказал Дамиров.

— Ого, а это что? «Ливайс»?

— Они самые, натуральные… Маде ин юса! — продекламировал Дамиров с таким видом, словно выступал перед многотысячной публикой.

Меня так насмешил его пафосный вид, что я не удержался и хрюкнул.

— Чего ты хрюкаешь? Тебе таких и во сне не увидеть, — проговорил Дамиров с брезгливой гримасой на лице.

— Да не, просто вспомнил присказку, — ответил я и попытался спародировать его тон. — Не носите джинсы «Levi's», в них е… Анджелу Дэвис, а носите джинсы «Lee», в них Анджелу не е…

От грянувшего хохота Дамиров покраснел, как рак после варки. Он что-то пыжился сказать, но все его потуги встречали дружные смешки. Да, ребята завидовали этой одежке, но того впечатления, какое Раф пытался до этого произвести, уже не было. Была насмешка над человеком, который гордится шмоткой и только.

— Да чего бы вы понимали, остолопы! — наконец рявкнул он. — Да если хотите знать, то у меня скоро этих самых джинсов будет столько, что в жизнь не перемерять!

— Ну это вообще детский сад, — покачал головой Володя Путин. — Мы в такие сказки не верим.

— Да? Вы скоро услышите обо мне! Услышите и вспомните тогда мои слова! — чуть ли не прорычал Дамиров, скомкал кимоно, бросил его в сумку и, под шутки и прибаутки, выскочил из раздевалки.

— Ох, обидели ребенка, — проговорил ему вслед Ротенберг. — Вообще удар держать не может…

— Миш, — тронул меня за руку Черёмушкин. — А ты покажешь мне ещё этот свой бросок? Уж больно он у тебя красиво получается. Прямо глаз не отвести.

— Да ну, — отмахнулся я. — Он сложный в исполнении. Его надо прорабатывать и прорабатывать.

— Чего там сложного? Я почти запомнил. Мне бы вот только ещё раз его увидеть… Знаешь, его вряд ли кто будет ожидать на соревнованиях.

— Даже не думай, — покачал я головой. — Если десять тысяч раз не повторишь его прежде, то нечего и на соревнованиях пытаться исполнить.

— Да ладно тебе, — хмыкнул Черёмушкин. — Навел тут тень на плетень. Дело-то плёвое, а ты… Ну, не хочешь показывать — не надо!

— Ты так девушкам будешь говорить, Володя. А я всерьёз переживаю за это. Всё-таки знаю, о чем говорю. Даже жалею, что этот приём показал…

— Девушкам будешь говорить, — расхохотался стоящий рядом Путин. — Миш, ты сегодня просто отжигаешь.

Мы ещё немного похохмили, а потом разошлись по домам. Мышцы приятно болели после тренировки. Холодный ветерок пытался пробиться сквозь пальто, но сделать ему это не удавалось, и он озлобленно дул в уши.

Дома я унюхал запахи пельменей. Уксусные нотки жидкости для макания распаляли аппетит не хуже жидкости для розжига углей.

— Дядя Артем, это Миша! — обозначился я с порога. — Голоден, как удав!

— Мой руки, удав, и садись за стол! — послышался голос Зинчукова.

— Уже бегу и волосы назад, — хмыкнул я в ответ.

Хмыкнуть-то хмыкнул, но всё-таки разулся-разделся и поплелся в ванную. Без мытья рук нечего было и надеяться на место за столом. В этом отношении Зинчуков был непоколебим.

На кухне уже были выставлены тарелки, где на одной зеленели соленые огурцы и краснели помидорки. Также белели лепестки нарезанного сала, в котором бордовыми нитками красовались прожилки мяса. Ещё две тарелки крупных домашних пельменей были посыпаны черными крапинками перца. Аккуратные дольки черного хлеба стояли стопочкой, дожидаясь своего часа.

Рядом со столом стоял довольный Зинчуков. Он явно наслаждался моей отвисшей челюстью и широко распахнутыми глазами.

— Ого, у нас сегодня прямо-таки пир! — присвистнул я. — И в честь чего это?

— Так руки золотые! — помахал кистями в воздухе Артем Григорьевич. — Соскучились по работе, а соседка, тетя Вера Галкина, попросила унитаз поменять. Ну что же, полдня провозился, зато вот… благодарность от хозяйки. Она ещё предлагала водку, но я эту пакость при деле в рот брать не хочу. Вот после дела ещё можно расслабиться. А во время — ни-ни. У нас же есть подвижки в нашем деле?

— Есть. А ещё я в соревнованиях по дзюдо буду участвовать, — не мог я удержаться от хвастовства.

— Ого, это здорово. А ведь совсем недавно абитуриентом был, а вот поди же ты… уже в соревнованиях по дзюдо участвовать собрался, — смахнул несуществующую слезинку Зинчуков. — Ох, как быстро растут чужие дети…

— Стебёшься? Ну-ну, давай-давай. Я-то знаю, что ты это от лютой зависти и черной досады, — плюхнулся я на стул. — А ещё Дамирова на смех из-за его джинсов подняли.

— Да? На смех? Ну, смеяться над врагом надобно. Вон, Гитлер даже Кукрыниксов в свои личные враги записал за то, что они над ним смеялись и карикатуры разные рисовал. Когда над врагом смеешься, то он уже не кажется таким грозным и страшным. Так что да, смеяться нужно. Но в меру. А ещё что-нибудь ты нарыл, господин клоун?

Я тем временем взял хрустящий огурец, подцепил пышущий паром пельмень и начал наслаждаться творением соседки. Старший лейтенант Галкина знала толк в приготовлении, поэтому можно было отринуть весь прошедший день и на пару минут насладиться мясным фаршем с грибами, заботливо обернутым в тонкое тесто.

— Ух, вкуснотища, — выдохнул я, когда первый пельмень провалился в жаркое жерло вулкана, каким сейчас был мой желудок. — Давай ещё один возьму и отвечу…

На это моя тарелка была отодвинута на край стола. Подальше от вилки. Я даже не успел подхватить ещё один пельмешек…

— Я вон от водки отказался, а он не может отказаться от еды… ну и прожорливый попаданец попался. Говори, чего узнал.

Я вздохнул и начал говорить. Рассказал, как проследил за Ворониным, как загипнотизировал его и вызнал про человека с кличкой Граф. Также сказал, что они с друзьями болтали про какой-то угон самолета.

— Про угон самолета, говоришь? — задумчиво проговорил Зинчуков.

— Ага, вот только как его угонишь-то, если рамки высветят всё оружие, — хмыкнул я в ответ. — Тем более, что такой молодняк, как эти… Да ну, их же сразу запалят.

— Про какие рамки ты говоришь, добрый молодец? — почти ласково спросил Зинчуков.

Я едва не хлопнул себя по лбу. Вот же черт! А ведь и точно, сейчас никаких рамок нет. Это в моём будущем тебя сто раз просветят, проверят, даже заставят воду выбросить при переходе через рамки, а тут… В это время советские аэропорты еще не оборудовали металлоискателями и рентген-аппаратами для досмотра багажа.

— В твоём будущем никакого угона не было? — спросил задумчиво Зинчуков.

— Ну, вообще-то был. Но он был так бездарно организован, что обошлось почти без жертв, а угонщиков почти всех спеленали. Двое точно остались живы, а вот другие двое…

— То есть их было четверо, — снова мягко спросил Зинчуков.

— Четверо, — выдохнул я.

— И какого это было числа?

— Второго ноября из аэропорта Быково, — отрапортовал я.

— То есть, через два дня? — кивнул Зинчуков. — Что же, время ещё есть. Так что давай, ешь пельмени и рассказывай, что помнишь.

— Ты думаешь, что…

— Я не думаю, я предполагаю. Если ошиблись, то хорошо, но, на всякий случай надо проверить! Рассказывай!