Глава 25

Зинчуков остался у меня на несколько дней. Сказал, что нужно отдохнуть перед дальнейшими действиями. Что за действия он так и не сказал, ну да я и не спрашивал.

Мы обговорили пути подхода к Дамирову — что и как нужно сделать, чтобы втереться к нему в доверие. Конечно, после всего, что произошло до этого, наша дружба маловероятна, но мне дружба и не нужна — мне нужны были данные о том человеке, который пришел из моего мира.

И эти данные я намеревался получить если не от самого Дамирова, то хотя бы от его друзей. Всё-таки, если по словам Тамары сам Рафик отравлен по яйца западной пропагандой — только и грезит о том, как свинтить из Советского Союза в край «земли обетованной», то остальных вряд ли такие же мечты сформировались у других.

На ступеньках в универ, меня догнал Андрей Курышев.

— О, привет! — обернулся я за долю секунды до того, как его рука хлопнула меня по плечу.

Андрюха подхватил после выезда «на картошку» воспаление легких и долгое время не приходил в универ. Вид у него был всё ещё бледный, под глазами оставались темные круги.

— Как ты… — опешил он.

— А я тебя срисовал ещё на подходе к дверям. Видел, что ты хочешь подкрасться и сделать мне сюрприз. Не мог отказать себе в удовольствии проделать то же самое в ответ, — я улыбнулся и кивнул проходящему Володе Путину.

Володя тоже улыбнулся и подошел к нам. Протянул руку сначала мне, потом Андрею.

— Володя, — представился он.

— Андрей, — сказал Курышев с легким недоумением в голосе.

— Это мой однокурсник, — сказал я. — Болел долго, а как чуть поправился, то сразу вышел грызть гранит науки с нами наравне.

— Радует, — со знакомыми интонациями ответил Володя. — Учиться необходимо, чтобы принести пользу не только себе, но и нашей стране, нашему народу.

— Ого, — усмехнулся Андрей. — Так далеко я не замахивался. Мне потом после универа ещё в армию, а там научат Родину любить. Научат работать на благо и процветание…

— А тут и замахиваться не нужно. И нужно всегда помнить, что те, кто не хотят кормить свою армию — будут кормить чужую. А что насчет замахивания… Достаточно просто хорошо делать свою работу и тогда всё вокруг тоже станет хорошо делаться. Ладно, что-то меня с утра на философствование потянуло. Миш, я к тебе. У нас скоро соревнования между ленинградскими вузами пройдут. Тебя тоже записали, так что не опаздывай сегодня на тренировку — Анатолий Соломонович будет вводить в курс дела. Расскажет, что да как…

— Да, Володь, не опоздаю, — кивнул я в ответ.

— Тогда до вечера, и приятно было познакомиться, — сказал Путин, после чего ушел в сторону своей аудитории.

Я видел, что за ним следом устремился Черёмушкин. Он тоже видел нас, но не стал подходить для рукопожатий, а просто махнул издалека рукой. Я помахал в ответ.

— Ого, ты уже и на тренировки ходишь? — сказал Андрей. — Видимо я долго болел…

— Да ну, наверстаешь ещё. Сейчас поправишься и тоже с собой буду брать. Ладно, что у нас по плану?

— Гражданское право. Сам доцент будет вести, так что лучше не опаздывать. Эх, сколько придется наверстывать… Вот же клятая картошка — надо же так подвести!

— Закаливаться нужно, Андрюха. Закаливаться. Вон, Суворов какой дохлый был, а начал закаливаться и всё ему стало ни по чём. Почапали на пару?

На паре мы приземлились рядом с Тамарой. Она тут же пожалела Андрюху, посоветовала ему есть больше меда и малины. Дамиров с Розальевым и ещё двумя товарищами по привычке уселся на «галерке». Я заметил, что на Дамирове были надеты новые джинсы. Конечно, в моём времени этим никого не удивишь, но вот во времена Советского Союза джинсы были роскошью.

Товарищей из свиты Дамирова я тоже к этому времени успел узнать. Одним из них был Дмитрий Селиванов, хмурый здоровяк, посматривающий на всех из-под густых бровей, а вторым был Андрей Воронов. Воронов был как раз противоположностью Селиванова, то есть худым и вертлявым парнем. Про таких щуплых живчиков ещё говорили, что у них шило в жопе.

Когда прозвенел звонок, то в аудиторию вошел Анатолий Александрович. Он бодрой походкой прошел к своему столу и поздоровался с нами:

— Доброе утро, товарищи студенты!

— Доброе утро, товарищ преподаватель! — послышалось в ответ от вставших студентов.

Вставание в аудитории было своего рода традицией приветствия. В школе вставали, когда здоровались с учителем, а в университете с преподавателем. Это была своеобразная форма вежливости по отношению к тому, кто мудрее, к тому, кто собирался поделиться знаниями.

Наш военврач как-то рассказывал, что в числе молодых интернов сидел среди врачей чуть ли не сразу же после окончания универа. Как раз должна была начаться пятиминутка. Зашёл главврач и поздоровался со всеми врачами. Так все молодые врачи-интерны, по старой памяти, подхватились и встали, приветствуя его. Главврач выпал в осадок, а все «старые» врачи от страха и непонятки, что происходит, тоже подхватились… Потом смеху было. Ещё долго этот день вспоминали. И первое, что ему сказали ещё там, на пятиминутке: "»Всё, ребята, детство закончилось, и ваши детские привычки вы забудьте!» Во взрослой жизни такие знаки внимания уже не нужны.

Но пока что традиция есть традиция…

— Присаживайтесь, — сказал Собчак, кивая аудитории.

Раздался шорох садящихся студентов. Когда же мы начали опускаться, то я заметил тень позади нашей лавки. Автоматом среагировали ноги, рефлекторно подхватил под руки своих садящихся друзей и рванул их наверх.

Получилось, что мы слегка подскочили.

Тамара и Андрей удивленно взглянули на меня, а я опустил глаза и показал на «подарки», которые оставил нам подкравшийся Воронов. Канцелярские кнопки лежали на скамье остриями вверх, ожидая наши филейные части тел. Сам же Воронов вылез из-под парты рядом со своими.

Я покачал головой и пригрозил ему кулаком. Он только развел в стороны руками с виноватой улыбкой. Дамиров с Розальевым хмуро усмехнулись.

— Что-то произошло? — спросил Собчак.

— Нет, тут немного чернил пролилось, — ответил я. — Ручка протекла, извините…

— А, ну это бывает, — кивнул преподаватель. — Ладно, вытирайте, присаживайтесь…

Мы аккуратно убрали кнопки, после чего заняли свои места.

Ну что же, у Воронова передо мной появился небольшой косяк. Это небольшое недоразумение может стать решающей прорехой в обороне студента, когда придет время с ним поговорить. Надо будет обязательно этим воспользоваться. А пока…

— Товарищи студенты, вы можете записать главную фабулу сегодняшней лекции. Готовы? Записываем: люди всегда заходят в отношения с позиции выгоды. Запомните это, пожалуйста, на всю вашу жизнь. Вам это знание, как юристам, пригодится, как никому другому, — произнес Собчак, когда мы выразили лицами крайнюю заинтересованность в лекции.

— Всегда. Всегда с позиции выгоды. Да, выгода есть в любых отношениях. Даже если к вам придут клиенты, которые будут уверять, что мир такой жестокий… — в этот момент доцент слегка изменил голос, как будто пародировал одну из своих клиенток: — Я ему поверила и отдала свои лучшие годы жизни, а он меня использовал! Вот! Использовал! Значит на тот момент, когда отношения начались, выгода была! Да и она была получена в виде возможности проживания в квартире, других каких-то бонусов. Часто они проявляются в физическом влечении и манипуляциях о розовом будущем.

Мы конспектировали речь преподавателя. Я писал если не как курица лапой, то сильно сокращая слова. Но старался сокращать их так, чтобы потом можно было разобрать написанное, а не силиться вспомнить — что тут за «ёк. при. бо. ста.» Потом ломай голову, вспоминай контекст…

— Если продолжать свой пример, то можно упомянуть, что это женщина о себе не позаботилась вовремя и решила "проехать" несколько десятков лет своей жизни на чужой шее и за чужой счёт. Нет, ну конечно она убиралась, стирала, готовила, как проклятая. Но кто ей вернёт её время и фигуру? Понятное дело, многие, пока у них есть с кого брать ресурс, сами не развиваются — превращаются в откормленных борзых домохозяек. А на улице полно юных нимф, которые летят на огонь "заботы и любви". И эти самые нимфы тоже заходят с позиции выгоды. В том случае, если мужчине уже нечего взять со своей жены… А наиболее продвинутые знают, как оформить имущество и умеют применять манипуляции, такие как угрозы или нытьё, чтобы удержать своего ресурсного самца возле себя. Так вот, если мужчине нечего взять с женщины, то он может уйти. Выбрав себя и свои желания. И это его право.

В этот момент рядом со мной подняла руку Тамара. Собчак взглянул на неё с видимым удовольствием. Он явно провоцировал нашу женскую половину аудитории на вопросы, и вот его провокация сработала. Анатолий Александрович кивнул, разрешая задать вопрос.

— А как же ребенок? Как же семья? Куда в конце концов будет смотреть партия? — спросила Тамара. — Ведь это же разрушение ячейки общества. Это прямое уничтожение выгоды, которое может принести такая ячейка. Как же все песни и служение прекрасным дамам? Или они только в рыцарских романах остались?

В её голосе была скрыта легкая насмешка, похоже, что эту насмешку почувствовал не только я.

— Никто не обязан вам служить и положить свою жизнь у ваших ног только потому, что вы родили ребёнка. Эти проблемы забудутся вашим партнёром и станут исключительно вашими, когда от вас перестанет поступать ресурс. Да-да, когда станете менее физически привлекательными, по другим функциям будете "проигрывать" другим особям, перестанете приносить доход и тому подобное, — с усмешкой ответил Собчак. — И даже ваша вечно ноющая подружка, которая получает от вас выгоду в виде вашего времени и нервов, пока вы слушаете её жертвенные песни о том, что все мужики козлы и дети глупые, и спина у неё болит и сама она растолстела от такой жизни — она не хочет быть спасена! Ей выгодно сидеть в болоте из собственных… выделений. Так она получает поддержку и жалость. Ей важно ощутить себя жертвой, ведь куда проще свалить всё на другого, но не брать на себя ответственность. Но вы-то не такие! Поэтому важно направить свою жизнь на себя и на развитие своего потенциала, чтобы ни в коем случае не жить в ожиданиях, что вам всё, что вы себе когда-то намечтали, кто-то принесёт или исполнит.

— Но это же всё плохо. Это идет в разрез с коммунистическими идеями, — сказала Тамара.

— Идеи это одно, а реальность совершенно другая, — покачал головой Анатолий Александрович. — Если вспомнить, что человеческий мир — это переплетение страстей, а история человечества — это история войн, то многое становится понятно. Ведь все войны начинаются только из-за вероятной выгоды одной из сторон. И что из этого получается? А получается, что спокойно на планете Земля станет только в одном случае — если человечество исчезнет отсюда вместе со своими негативными эмоциями. Ведь у зверей нет никакой выгоды по отношению друг к другу…

Преподаватель сделал паузу, чтобы мы осознали сказанное. Мы переглядывались. Ни у кого не возникло вопросов. Все так или иначе признали правоту доцента. Дальше началась обычная лекция по праву, в которой были приведены примеры из практик других юристов, из истории.

После пар я отмазался от Тамары и Андрея тем, что мне нужно было помочь соседу с переездом. Расставшись с друзьями, я проследил за Андреем Вороновым. Шел по всем правилам слежки, не светясь и временами специально теряясь в толпе.

На пересечении Невского проспекта и Большой Морской улицы Воронов откололся от остальной троицы. Я двинулся за ним. Пройдя совсем немного, Андрей свернул на Кирпичный переулок.

По случаю дневного времени людей в переулке оказалось немного. Я уже не мог затеряться среди людей, поэтому решил пойти на сближение. Легкими шагами я скрадывал расстояние, постепенно приближаясь к своему однокурснику.

Он шел расхлябанной походкой. Не оглядывался, не глазел по сторонам. Шел так, как идет уверенный в себе молодой человек, которому и море по колено, и горы по плечу. Вот только этот молодой человек не догадывался, что я почти уже дышу ему в затылок.

Вскоре он свернул в одну из арок и направился в тот самый каменный колодец, какими славится Питер. Или Ленинград, который ещё не изменил своё название.

Судя по всему, тут его дом. Если спрячется за дверью, то придется выманивать, а это лишний шум и ненужные свидетели. Поэтому я решил действовать ещё в арочном переходе.

Бесшумно догнав своего однокурсника, я резко дернул его за руку и, нажав на определенные точки на шее, быстро прошептал на ухо:

— Спи! Тебе хорошо и спокойно. Ты лежишь в своей постели и тебе снится сон. Тебе хорошо и спокойно. Я твой лучший друг Рафаэль Дамиров. Ты мне полностью доверяешь…

После произнесения необходимых слов, я слегка щелкнул пальцами и уставился в помутневшие глаза Андрея:

— Привет! Я забыл записать задание по праву. Можно у тебя переписать?

— Да, конечно, — заторможенно ответил Андрей и полез в наплечную сумку.

— С тобой всё в порядке? — спросил я, достав из своей сумки тетрадь и карандаш.

— Да, всё нормально.

— Сегодня холодновато, правда? — задал я последний вопрос.

— Да, прохладно, — ответил Андрей, вытаскивая тетрадь.

Ну что же, правила трёх «Да» сыграли на руку и теперь он ко мне расположен гораздо больше, чем был раньше. Правило трёх «Да» представляет собой особую психологическую уловку, которая используется в процессе беседы с другим человеком. Особое её преимущество заключается в том, что она с огромной долей вероятности позволяет добиться от собеседника положительного ответа на требуемый вопрос.

— Скажи, Андрей, а ты помнишь того человека, который продал мне джинсы? — спросил я словно невзначай.

— Конечно помню, ты обещал и мне такие достать. И Розальеву. И Селиванову, — заторможенно сказал Воронов, открывая свою тетрадь на нужной странице.

— Конечно достану. И тебе, и Розальеву, и Селиванову. А как его зовут, помнишь?

Воронов посмотрел на меня с недоверием:

— Ты всегда называл его Граф.

— А имя этого Графа?

— Я не знаю, только кличку. Он вроде бы не любит, когда его по имени называют.

— Да, а как он выглядит?

Воронов уставился на меня:

— Раф?

Мда, похоже, что подсознание Воронова оказалось сильнее, чем я думал. И сейчас он борется с моими «чарами».

— Конечно Раф. Кто же тебе дал кнопки, чтобы ты их Орлову под жопу насыпал? Ты чего, Андрюха?

Кнопки сработали. Приятное воспоминание смогло перебороть его подсознание. Он расплылся в улыбке:

— Да чего-то показалось… Не знаю, что-то не то. А по поводу Графа… Так я видел его всего раз и то издали. Вроде тощий мужик с острой рожей, похожей на лезвие колуна. В очках и короткая прическа. Говорить умеет убедительно, это у него не отнять, правда.

— А когда мы с ним в следующий раз встретимся?

— Дэк это… Только ты с ним и встречаешься. Что-то ещё про угон самолета говорил. Вроде как Граф поможет.

Я быстро огляделся по сторонам. Никого из прохожих рядом не оказалось.

Да уж, подобные разговоры не для посторонних ушей. Тело Воронова начало подергиваться, как будто к нему подключили малые разряды тока. Всё-таки силен, бродяга, вон как сопротивляется гипнозу. Ещё немного и очнется. А у меня уже и крючки кончились, что могли бы поддержать процесс.

Что же, придется выводить Воронова. Пусть и узнал немного, но это «немного» уже что-то. Дальше дело техники.

Я снова прислонил голову Андрея к себе, а потом быстро прошептал, удерживая подрагивающее тело:

— А теперь слушай внимательно. Ты ещё десять секунд будешь стоять здесь, а потом проснешься. Ты забудешь про меня и мои вопросы, но будешь помнить только о том, что тебе понадобилось узнать задание по праву. Начинай отсчет. Раз…

— Два, — послушно проговорил Воронов.

Я же тем временем бросился прочь из арки. Когда он очнется, то для всех будет лучше, если не увидит меня рядом.

Что же, если всё завязано на Дамирове, то нужно будет наведаться к нему. Блин, как же силен Воронов — почти вышел из-под моего контроля. Надеюсь, что в связке с Зинчуковым мы сможем разговорить Дамирова лучше. Узнаем и про угон самолета и про непонятного Графа, чьё лицо похоже на лезвие колуна.

Загрузка...