Смертельная карусель

Глава третья

Я не сразу обратила па это внимание. Сделала несколько шагов, а затем вернулась. Предмет был явно из металла, причем имел острую грань. Это необычно. Металлические штуковины на каменных колоннах? Я ощупала все места, за которые могла зацепиться головой, и в итоге обнаружила эту железную коробочку. Вроде серого наплыва на серой стене. Я придвинулась к ней почти вплотную. Стала изучать. Наплыв имел ярко выраженную прямоугольную форму с характерным утолщением в направлении коридора. К колонне он крепился посредством стального штифта, вбитого в трещину.

Капелька пота поползла по спине. Не нужно быть спецом в области высоких технологий, чтобы распознать обыкновенную видеокамеру... Я оторвалась от колонны и, перебирая ладонями по стеночке, сместилась к следующей колонне. Что натолкнуло меня на эту мысль? Я начала ощупывать следующую колонну, особенно участок, наиболее благоприятствующий наблюдению за коридором. Опять нашла видеокамеру! С аналогичным штырем. Я кинулась дальше. Третья колонна оказалась чистой, на четвертой я вновь наткнулась на железку! В отличие от первых двух, эта была развернута в обратную сторону, но при желании также могла держать под прицелом приличный кусок коридора. Набравшись смелости, я принялась осязать поверхность колонны выше видоискателя и задела тонкий провод, отходящий от камеры и ползущий куда-то ввысь, к заплесневелому потолку...

Оглушенная страхом и изумлением, я опустилась на корточки. Прислонилась к стене и попыталась образумить свои чувства. Дело ясное, что дело темное. Замок опутан подсматривающей аппаратурой. Надо думать, она везде — от первого до последнего этажа, включая террасу, лоджию (вот потеха!), а возможно, и примыкающие сооружения. Провода уходят на чердак, сплетаются в общий кабель... Для чего, дело очевидное — подсматривать! Вероятно, и подслушивать. Причем развешана аппаратура до того умело, что наткнуться на нее можно лишь случайно, что я и сделала. Либо зная о ее наличии.

Но тогда возникает ряд каверзных вопросов. Некоторые из них так и вопиют, перебивая друг друга. А скажите, каким образом эти камеры снимают в темноте, при отсутствии электрического света? Они инфракрасные? А где находится операторская (для кого все это снимается и кто ведет мониторинг?)? А осуществляется ли съемка в настоящее время? Или камеры отдыхают, ожидая своего часа?

Голова гудела, как звонарня в пасхальный день. И самый главный вопрос рисовался красной краской, поперек сознания: а не собрать ли мне вещички, да мало-помалу, медленным шагом, робким зигзагом, не смотаться ли мне из этого странного дома, где события происходят загадочные, а публика как на подбор сумасшедшая?

И ответ вспыхивал, перечеркивая все мои сомнения: нет причины умирать от страха! Нет нужды спасаться бегством! За часы моего пребывания в замке не произошло ни одного по-настоящему неприятного события, не говоря уж о событиях трагических и непоправимых. А состояние мое — следствие тягостной обстановки, вызванной не в последнюю очередь дурацким заплесневелым домом...

Я отчетливо понимала и еще один неприятный аспект: своим бегством без причины я могу нажить дополнительные неприятности. Поэтому, отсидев недолгое время на полу, мне не осталось ничего иного, как намотать волю на кулак и продолжать обследование замка. Я добрела до южной лестницы и, не встречая живых существ, спустилась в вестибюль. Еще одно величественное помещение с явной нехваткой уюта. Покореженные от времени стены с пустыми бронзовыми жирандолями освещались единственным источником: дневным светом. Он в достаточной мере проникал через широко открытые двери на террасу. По ногам дул ветерок. Причудливой игрой света и тени очерчивались две винтовые лестницы в разных углах помещения. Арочный свод в примыкающий неф. Прокопченные дубовые двери, три штуки, на западной стороне. Обиталище дворецкого, кухня, комнатка шиншиллы... Впрочем, нет, не шиншиллы. Эта крыса коридорная имеет имечко, да такое, что одуреть можно. Юдифь. Пресловутая вдова — во время осады ее родного города ассирийским воякой Олоферном отправилась к тому в стан, уложила в койку и отхватила, коварная, ему голову мечом. Куда охрана смотрела? Великий Джорджоне эту «агентессу» так и запечатлел — мордашка кротенькая, в ручонке меч, пухлой ножкой поигрывает отрубленной головой, будто мячиком футбольным...

Я приотворила дверь на кухню, полагая по причине слабоумия, что в лоб не получу, а необходимые знания обрету и приобщу к копилке. Ничего особенного я за дверью не увидела. Помещение изгибалось буквой «Г». В видимой части располагалась кухонная и подсобная утварь, старинные баки для стирки, деревянные кадки, горшки, слева — два четырехместных стола, покрытых скатертями. Большая печь с тяжелой стальной дверцей, служащая, очевидно, источником нагрева паровых батарей в помещениях. Напротив двери — выход на улицу, у порога — ведро с углем. В невидимой части кухни работало какое-то электрическое устройство, шипела плита и производились ароматы, способные свести с ума любого голодного гурмана.

Я прикрыла дверь и отправилась на невидимую половину, где вершилось кулинарное таинство. Лучше бы я этого не делала. У замка Кронбери необычно длинные уши (чтобы лучше слышать тебя, Вера Владимировна...). Не успела я докрасться до угла, откуда уже просматривалась затрапезная плита с конфорками, как мне навстречу шагнул дворецкий. Такое ощущение, что этот экземпляр прятался за углом. По мою ранимую душу. Я опять перепугалась...

А как еще себя вести, когда из-за угла вылетает костлявый верзила с окровавленным тесаком?..

Чуть сердце не выпрыгнуло. Я с шумом втянула воздух — словно топливо в прохудившийся карбюратор.

— Я вас слушаю, мэм, — дребезжащим голосом, растягивая гласные, проговорил дворецкий.

Этот господин с веселой внешностью вампира, похоже, совмещал свои блуждания по замку с поварскими обязанностями. И никакой он не англичанин — куда ему? В лучшем случае прибалт. Тоже мне Бэрримор доморощенный...

Я опасливо покосилась на тесак, с которого капала самая что ни на есть кровь.

— Э-э... Видите ли, Бэрр... м-м, прошу прощения, Винтер, весьма бы хотелось узнать, когда мы сможем пообедать.

Дворецкий даже ухом не повел. Глаза остались холодны, как проруби в арктических льдах.

— Обед по расписанию, мэм. В четырнадцать ноль-ноль. Ужин — в девятнадцать тридцать. Вы можете спуститься сюда и принять пищу за столом, наравне со всеми. Можете заказать в номер, вам доставят на подносе.

— Я поем у себя, — сглотнула я.

Этот тонкокожий субъект с обтянутыми скулами умел говорить, почти не раздвигая губ. Его слова не нервировали барабанные перепонки, они проникали сразу в мозг.

— Хорошо, — продребезжал дворецкий, — я учту. Со всеми вас не устраивает. Еще вопросы есть?

Я покосилась по сторонам — как назло, ни единого зеркала. И не поймешь, отражается ли этот долговязый.

Можно было, конечно, поинтересоваться содержанием меню (и получить тесаком по шее), но на такое хамство я уже не отважилась. Пробормотав какое-то односложное извинение, я пулей вылетела из поварской. Он за мной не погнался.

И то ладно. Между прочим, ничего смешного. Пару лет назад натуральный вампир терроризировал пассажиров общественного транспорта Далласа. По накатанной схеме работал, поганец. Выискивал в толпе хорошую девочку, проталкивался к ней и заводил приятную беседу. А затем с бухты-барахты накидывался на нее и принимался яростно кусать в лебединую шейку. Пассажиры, понятно, в транс, жертва в крик, а маньяк напивался досыта из белой шейки и безнаказанно растворялся в толпе...

Я на негнущихся ногах добралась до нефа, где привычно угнездилась за колонной и принялась работать органами чувств. Из кухни не долетало ни звука — дверь служила плотным изолятором. Вестибюль помалкивал. Так случилось, что в эту минуту никто не поднимался по лестнице. Неф просматривался насквозь — широкая галерея с глухими стенами, украшенная двойной шеренгой витых колонн. Я вошла в эту низкую залу и, пока добралась до главной башни замка, вычислила еще парочку подсматривающих устройств. Одно пряталось в колонне — в том месте, где часть камня раскололась и дала усадку. Там проглядывал черный провал, пригодный для маленькой маскировки. И второе — на стене, навстречу первому, отчасти перекрывая сектор его «обстрела». Не скажу, что это открытие вселило-в меня бодрость. Но и не избавило от последних сил, поскольку с подобным положением вещей я уже смирилась.

Хмурый донжон прорезали сразу несколько лестниц. В отличие от лестниц жилой башни, местные — скрипели! Я насчитала пять штук, испробовав на прочность каждую. Одна оказалась в ужасающе плачевном виде: издала душераздирающий треск, и не успей я вовремя сигануть с третьей ступени, одним бы призраком в этом замке стало больше.

Еще две пребывали в откровенно аварийном состоянии, но по крайней мере не падали. Пятая, вблизи крохотных северных окошек, казалась самой надежной. С нее я и начала свои плутания по лабиринтам донжона. Одни и те же лестницы в этой башне не тянулись от вестибюля до крыши. Они соединяли только этажи, далее обрывались. Мне приходилось взбираться на этаж, а там, среди гнилых стропил и разрушенных внутренних стен, чуть не на ощупь искать очередной сохранившийся пролет. Второй этаж когда-то представлял огромную залу с окнами-бойницами, но сейчас здесь царил кромешный хаос. За последнюю сотню лет здесь не то что не жили — не появлялись никогда. Часть внутренней кладки обрушилась, обнажив наружную — рустику, дубовые перекрытия прогнили, и весь этаж являлся теперь единой баррикадой из наваленных камней, строительной извести и трухлявых балок. Такое впечатление, что цитадель основательно тряхнуло взрывом. Свободный от развалин участок оставался только в центре, но и там плиты в полу разъехались, обнажив изъеденное жуками нутро. (А почему бы и не взрыв? Немецкие летчики неплохо отбомбились по Англии, могли и сюда шурануть пару бомбочек.)

Для прохода на третий этаж мне пришлось довольно долго искать целую лестницу. Я переступала через разбросанные камни и старалась держаться как можно ближе к стене. Она представляла собой на удивление мощную конструкцию. Толщина каменной кладки впечатляла. Даже потеряв часть бутовой кладки, стены замка оставались поразительно мощными, о чем доходчиво говорили узенькие оконца, расположенные не в плоскости, а в глубоких сужающихся нишах, по глубине которых и можно было судить о толщине стен. Я где-то читала, эти замки, по сути, являлись неприступными. В редких случаях, когда захватывались стены и побочные строения, сюзерен с семейством и верной стражей перебирались в донжон, где и удерживали этаж за этажом. Когда их загоняли на последний этаж, то все уцелевшие спускались по лестнице в толще (!) внешней стены и спокойно выбирались через подземный ход где-нибудь в соседнем лесу...

Лестницы на третий этаж сужались. Уже не винтовые геликоиды, а затхлые ниши в толще камня с осыпающимися ступенями. Перед тем как выбраться на новый уровень, я вдоволь наелась плесени, навизжалась в паутине и больно шмякнулась коленкой. Третий этаж представлял зрелище еще печальнее. Здесь высились очертания какой-то старинной мебели, преимущественно шкафов, кособоких тумб, кованых сундуков, но все это находилось в полуразрушенном виде, а те же рухнувшие перекрытия да отставшая кладка лишь усугубляли картину запустения. И здесь мне пришлось хорошенько поплутать, прежде чем найти приемлемую лестницу.

А вот на четвертом этаже я могла расстаться с жизнью. Это была не зала, а хитро сплетенная анфилада — помещения соединялись по кругу арочными проемами, а в центре имелась овальная комната с двумя диаметрально расположенными входами.

Я добросовестно прогулялась по анфиладе, лавируя между реликтами канувшей в Лету эпохи, заглянула в камины с забитыми вековой гарью дымоходами. А в качестве финальной точки экскурсии вошла в этот «овальный» зал. Он почти не освещался. Помнится, я воспользовалась южным проемом. Я не успела толком оценить ситуацию, даже растеряться — ловушка поджидала сразу за порогом. Под ногами захрустело, пол начал прогибаться — я по-

пала в тот участок, где перекрытия разрушились, а осталось лишь изъеденное насекомыми дерево! Чувствуя, что неудержимо проваливаюсь, я совершила какой-то фантастический скачок, схватилась обеими руками за гнилые обломки и практически повисла. Обрушься половицы всей массой, я бы не смогла подтянуться (я вообще не умею подтягиваться на перекладине). Но отвалилась, видно, часть, остальная в растрюханном виде повисла над залой третьего этажа. («Отлично, Верунчик, — восхищенно оценил бы Лешка Первомайцев мои кандибоберы. — Ты еще не пимши, а уже не попамши»)

Изогнувшись, я зацепилась ногой за болтающиеся доски, нашла какой-то выступ, подтянула вторую ногу, отдышалась. Слишком долго «перекуривать» опасно — эти сопли болтаются на честном слове, да еще под моим весом. Я, конечно, не бегемот, но много ли тут надо? Сломанные бревна оторвутся в любой момент...

Перебирая руками, я медленно, сантиметр за сантиметром, стала переползать на невредимый участок пола. Вставать на ноги я уже не решилась, так и доползла до порога. Там уселась на каменную приступочку и принялась мысленно молиться, растирая онемевшие ладони. Дыра в полу получилась не слишком заметной, по крайней мере, со стороны. Полумрак не давал толком рассмотреть место «аварии». Виднелись трухлявые лохмотья и нечто подозрительно вогнутое, похожее на какую-то угловатую воронку — аккурат в том месте, где ступила моя нога. Применив пространственное воображение, я представила, с какой высоты можно шмякнуться через проделанную дыру, и от души поздравила себя со вторым рождением.

Насладившись ощущением, что жизнь продолжается, я решила выбираться из раннего Средневековья в позднее. Можно, конечно, для густоты эмоций, прогуляться на чердак (я и что-то похожее на лестницу присмотрела), но в моем трясущемся состоянии это было бы не слишком умно. Экскурсия окончена, забудьте...

Тщательно двигаясь по собственным следам, я выбралась в вестибюль. На четвереньках спустилась с винтовой лестницы и начала отряхиваться. Хорошо погуляла. По старой лоховской привычке даже не оглянулась. А когда закончила приводить в порядок одежду, сняла с волос паутину и собралась двигаться к истокам, получила новое потрясение. Посреди вестибюля стояли двое и с интересом наблюдали за моими странными движениями.

Эти двое, удивительно похожие на незабвенную чету Адамс, похоже, только что прибыли. Вошли с перешейка через «парадную» дверь. Женщина придерживала свисающую с плеча сумку, а мужчина сжимал в руке кожаный чемодан — малогабаритный, но вместительный.

— Ой, — сказала я, — испугали.

Изображать восторг по поводу радостной встречи я воздержалась. Достаточно испуга. Они, впрочем, тоже не возрадовались. Смотрели как-то настороженно, насупленно и выглядели крайне утомленными с дороги.

— Здравствуйте, — сказала брюнетка с нервно «тикающим» лицом. — Мы не ошиблись? Это замок Кронбери?

— Совершенно верно. Вы не ошиблись, здравствуйте, — сказала я. — Это замок Кронбери. Вас с нетерпением ждут, милости просим.

Брюнетка промолчала. Только ямочка на щеке задергалась сильнее. Она оторвала от меня тяжелый взгляд и принялась опасливо озираться.

— А вы, наверное, Эльза? — заинтересовался моей персоной спутник, ярко выраженный пикнический тип — короткошеий, широкий, коренастый, с тонкими щегольскими усиками. Когда-то он, возможно, был красавчиком. Но потом заплыл салом и отрастил мешки под глазами.

— Нет, я Вера. А вы, наверное, Жанна? — обратилась я к брюнетке, которая тут же перестала озирать интерьеры и сделала широкие глаза.

— Да. А вы откуда знаете?

— Догадалась, — я не стала вводить ее в заблуждение. — Вам идеально подходит имя Жанна. Хорошее русское имя. Меня саму недавно приняли за другую, по ошибке обозвав Жанной, вот я и подумала...

— А я и оказалась, — перебила брюнетка. — Итак, я — Жанна, вы — Вера, очевидно, прислуга в этом доме, а это ...Мостовой. — Она коснулась плеча спутника, который согласно кивнул. — Знаете, Вера, мы очень долго добирались до этого замка, жутко устали, не могли бы вы проводить нас к местному администратору?

— Надеюсь, это не туда? — с опаской покосился Мостовой на винтовую лестницу, откуда я так некрасиво сползла.

Я покачала головой:

— Нет. Рекомендую никогда не подниматься в эту башню. Если желаете еще немного пожить.

Я ничего такого особенного им не сказала, просто предупредила. Но реакция последовала моментально. Упитанный красавчик как-то весь скукожился, начал совершать рукой глубокомысленные пассы, но потом опомнился и перехватил в свободную руку чемодан. Брюнетка сделала глотательное движение. Как бы невзначай она придвинулась к красавчику — как будто он такой отважный и уже собрался ее спасать.

— А что вы там делали? — пробормотал красавчик, не отводя глаз от винтовой лестницы. Далась ему эта лестница. Или я настолько эффектно с нее сползла?

— Знаете, есть такие качественные методы, — сказала я. — Это методы изучения свойств решения задач без попыток найти сами решения. Проще говоря, пустое мудрствование от нефиг делать. А вы решили, что я там порядок наводила? — Очевидно, мой героический провис над бездной с перспективой сделаться крошевом настроил меня на иронический лад. Путешественница по имени Жанна взглянула на меня какими-то новыми глазами.

— А вы уверены, что вы прислуга?

— Далеко не уверена, — призналась я. — Слишком крупные деньги придется мне платить, чтобы заставить прислуживать людям.

— А кто вы? — приподнял брови красавчик.

— Следуйте за мной, — распорядилась я. — Вы слишком долго добирались, устали, вам необходима встреча с администратором.

Я провела эту напряженную парочку через неф, показала им северную лестницу и описала кратчайшую дорогу до Бригова. А также предупредила о грядущем обеде и о необходимости смотреть под ноги. Они медленно потянулись по указанному адресу, а я вышла на террасу. Самое время освежить голову.

Ровная каменистая площадка начиналась сразу от внушительных столбов, служащих опорами для лоджии. Она простиралась вплоть до обрыва, где завершалась перилами из кованого железа. Вниз опускалась лестница. Море не казалось слишком бурным, волны не захлестывали террасу, поэтому я подошла к перилам и стала осматриваться. Обрыв не погружался непосредственно в воду — между ним и морем оставалась узкая полоса суши, заваленная камнями. Меж камней бурлила пена. В самое ее средоточие и падала лестница. Очевидно, в редкие часы штиля на этих камнях нашлось бы неплохое место для отдыха. Можно помечтать, если не прохладно (хотя мечтать никогда не прохладно), полюбоваться восходящим светилом. Можно прогуляться вдоль берега — по ограниченному, правда, пространству, поскольку за пределами террасы пологость обрывалась и до самого перешейка тянулись отвесные скалы.

Ветер нещадно хлестал в лицо. Я повернулась спиной к морю, лицом — к серой громадине жилой башни. Она не могла не впечатлять. Этажи уносились ввысь, перетекая в пирамиду разодранной ветрами крыши. Окна непроницаемы, задернуты портьерами. Только в моем, под прямоугольным поясом-карнизом, портьеры раздвинуты. Перед глазами — отполированная ураганами терраса, завершающаяся распахнутыми дверьми. Над террасой лоджия, на ней никого, только ветер треплет плющ на решетке. Да пустая бутылка вина, катаясь по полу, издает противное бренчание. Второй этаж, третий, карниз над лоджией. Грязные потеки сверху донизу. Массивные устои по краям здания — контрфорсы. Кладка неравномерная — неуклюжие крупные плиты лежат вперемешку с необработанным камнем. Скреплены толстым слоем известкового раствора с какими-то битыми посудными черепками...

Голова уже кружилась. Я опустила глаза и принялась озирать более приземленные вещи. Справа выступал фрагмент крепостной стены, заросший лопухами. Слева, между замком и обрывом, за колючим кустарником, примостилось нечто вроде заброшенного кладбища. Наверняка фамильное и последние полтысячи лет непосещаемое — судя по запустению. Это была небольшая, когда-то огороженная (уцелели столбики с остатками ограды) территория метров тридцать на сорок. Сохранились могильные памятники, подобия крестов. Но все это пребывало в очень жалком виде — время здесь хорошо поработало. Ради любопытства я побрела на погост. Обогнула столбик с болтающейся решеткой, принялась бродить по местам забытой памяти...

Большинство плит раскололось от старости, из трещин обильно произрастала осока, земля местами просела, обозначая коварные провалы. Даже здесь я была вынуждена передвигаться с особой тщательностью, чтобы не оказаться под землей. Но на свежем воздухе эта опасность воспринималась терпимее, чем в удушливом замке. Надписи на могилах почти не сохранились — что не сумел отшлифовать ветер, отшлифовало время. Я переходила от могилы к могиле, раздвигая веточкой траву на плитах, но смогла разобрать лишь выдавленное под строгим орнаментом «Ого pro nobis» да папский крест в обрамлении лавровых листьев. Очевидно, здесь проживали приверженцы католицизма. На могиле моего обожаемого Аль Капоне тоже нет надписи с его именем. Выбито лишь три слова: «Помилуй меня, Иисус!»...

В центре кладбища я обнаружила внушительный склеп, напоминающий долговременную огневую точку. Сработанный на совесть — успешно доживший до наших дней; а в нижней его части — дверь, а к двери — ступени, сложенные из камня. Подумать только — дверь была приоткрыта! Невероятно. Словно проживающий в склепе господин заблаговременно встал из могилы, приоткрыл, чтобы я не вздумала пройти мимо, заглянула на лирическую беседу...

Для полноты ощущений осталось только туда спуститься. Что я и сделала, удивляясь своему мужеству. В приоткрытом положении эта дверь сохранялась довольно долго. Никому не взбрело в голову навестить проживающего в склепе господина. Кроме меня. Ее основательно заклинило. Пришлось применить недюжинную женскую силу, расковырять огрызком камня спрессованную под дверью землю, после чего та благодарно открылась и пригласила меня в черное нутро.

Особо интересных достопримечательностей в этой большой дискомфортной могиле я не нашла. Кроме пыли, паутины да пары дохлых крыс, скончавшихся от неизвестной болезни. Да какого-то подозрительного неправильного гексаэдра на постаменте, обросшем мхом. Я не пыталась его открыть — это дело небольшого гидродомкрата. Я не настолько любознательная, чтобы копаться в древних костях. Аллергией на дохлых крыс я не страдаю, поэтому изучила помещение весьма скрупулезно. Иначе зачем сюда полезла? И лишь вдоволь надышавшись мистическими ароматами подземелья, я отправилась в обратный путь. Но у самого основания лестницы, не целясь, вписалась точно в живот спускающегося человека!

Мгновенное предынфарктное состояние. Давно я что-то не умирала от страха. Расслабилась. А тут такое! Я сперва просто испугалась, а когда подняла голову, то сразу в него и впала — в предынфарктное...

Человек с бледно-желтым лицом цвета охры здорово напоминал покойника. Поначалу я подумала, что это и есть господин, проживающий в склепе. Погулять выходил или по каким хозяйственным нуждам. Но потом засомневалась — не будет господин, тысячу лет пролежавший в склепе, щеголять в джинсах и кожаной курточке. Не его это стиль. А когда незнакомец заговорил, я начала успокаиваться: где это видано, чтобы английские покойники говорили по-русски?

— Не бойтесь, девушка, — бесцветно улыбнулся бледнолицый. — Я не собираюсь вас душить. Я просто любопытный, как и вы. Моя фамилия Бурляк.

— Вы добрый и пушистый? — икнула я.

— Не совсем, — покачал головой «покойник». — Но пока безвредный. Вы не хотите показать мне местные достопримечательности? Видите ли, я совсем недавно прибыл, еще не освоился в здешнем, так с сказать, «кулёр локаль»...

— Понимаете... — глубоко вздохнув, начала я. После чего задумалась, какую бы глупость сморозить. И сморозила: — Понимаете, товарищ, я сама не местная...

— Догадался. Для этого склепа вы слишком нарядно одеты, — черновато пошутил «покойник». — Хотя где-то уже успели повозиться. У вас колени в грязи. И локти...

— Извините, — сказала я, устремляясь в просвет между странной личностью и земляной насыпью, обрамляющей лестницу. — Мне нужно срочно постираться, вы абсолютно правы. Нельзя ходить замарашкой...

Пробежав по узкой тропе до столбика ограды, я оглянулась. И прокляла свою невоздержанность. Человек, назвавшийся Бурляком, вытянув шею из-под земли, наблюдал за мной глазами-провалами...

Остаток дня прошел в каком-то полуобморочном трансе. Если к данному состоянию применимо слово «думать», то я думала. «Нам понадобятся еще три комплекта белья, Юдифь», — инструктировал шиншиллу Бригов. Вот они — эти трое. Напряженная парочка в вестибюле донжона и человек на кладбище. Других не будет. Полный состав «выездной ассамблеи», о которой я обязана черкнуть «пару строк». Давайте считать. Блондинка Эльза, ее напористый любовник Арсений, багдадский вор Рустам, брюнетка по имени Жанна, обрюзгший красавчик Мостовой, «бесцветный» Бурляк. Шестеро. Двое — из прислуги: дворецкий и шиншилла. Восемь. «Местоблюститель» и отчаянный конспиратор Бригов. Девять. Вера Полякова. Десять. Горячая десятка. Стоит ли говорить, какие «иронические» чувства разожгла во мне итоговая сумма? Это все замок, твердила я себе, вслушиваясь в заупокойные причитания ветра в вентиляции. Почему я стала думать о смерти? Не надо думать, это тлетворное влияние Средневековья, которое для тебя в диковинку и вообще не твоя ипостась. Аналогий с тетушкой Агатой не просматривается даже под лупой. Умирать народ не собирается. Не для того тащились из России. Здесь не остров, где по собственной дури гибнут все. Оставим этот бред на совести знаменитой писательницы. Это мыс, с которого легко удрать. И вообще, когда нормальный человек не хочет умирать, он легко сообразит, как это сделать. Голова-то на что? Предаваясь подобным невеселым мыслям, я писала круги по своей «усыпальнице»…

В четырнадцать с копейками шиншилла доставила на подносе обед, поставила на стол и молча удалилась. Я внимательно рассмотрела ее тонкие ручонки с прожилью — такие меч не поднимут, можно спать спокойно.

— Спасибо, Юдифь, — сказала я ей в спину.

Прислужница даже не вздрогнула. Плотно прикрыла дверь и зашлепала по коридору. Кормили в этом доме для безумных, следует признать, неплохо. Наряду с демоническими талантами дворецкий выявлял неплохие кулинарные способности. Венчал поднос графин с бордово-темным вином (хорошо, хоть не сухой закон!). Имелось блюдо с идеально прожаренным бифштексом, супчик из цветной капусты, помидорный салат, жареные ломтики сыра, белый хлеб, полулитровый тетра-пак вишневого сока. Продолжая предаваться невеселым думам, я уничтожила все до последней корочки хлеба, не пощадила даже вина — отпила с добрую треть. Встала у окна. И пока не сделалось дурно от выпитого, наблюдала, как природу штрихует дождик. После чего прилегла, надеясь переждать пик головокружения. Но неслышно пролетел юный бог сна Гипнос — с головкой мака в руке. Вылил из рога снотворный напиток. Я сама не заметила, как уснула, натянув на голову шерстяную шотландку...

Очнулась я в темноте, под душным пледом. Словно в склепе! Отбросила его в сторону, заметалась по тахте, взопревшая от сна. Пока соображала, в чем дело, испсиховалась. За окном еще не темнело. На часах начало пятого, и на море — подозрительное безветрие. Пустой поднос стоял на столе, а теперь — пропал. Унесли. Чертово отсутствие замков...

Хоть графин оставили. Понимая, что опять начинаю заводиться, я распахнула окно и высунулась почти наполовину...

В самом деле, удивительное безветрие. Ни порыва, ни дождинки. Море медленно вздымается, но скорее по инерции, ведь его остановить труднее, чем разогнавшийся товарняк...

Слева моему взору предстала лоджия. Как ни странно, там толпился народ. Причем не просто так, праздно болтающийся, а, похоже, собранный единым распоряжением на важное совещание. Верховодил сборищем Бригов — он что-то с важностью говорил, стоя ближе всех к дверям. У него был очень серьезный вид. Остальные внимательно слушали. Никто не порывался влезть с ценными замечаниями, не перебивал речь аплодисментами. Весь сумрачный контингент. Бурляк угрюмо курил, сбрасывая пепел на террасу. Арсений обнимал Эльзу, периодически забираясь пятерней ей в макушку. Эльза отрешенно смотрела под ноги. Мостовой и Жанна тоже сидели вдвоем — на каменной клумбе; Мостовой покусывал губы, смотрел на Жанну, а брюнетка во все глаза таращилась на Бритова, с таким повышенным вниманием, словно от запоминания слов выступающего решался вопрос жизни и смерти. За мрачным силуэтом Бурляка, словно Маркс за устремленным в коммунизм Лениным, выступал ополовиненный профиль Рустама. Он тоже внимательно слушал. Потом как-то невзначай сменил положение. Выдвинулся в полный профиль и начал плавно поворачивать голову. Бросок — и он поймал меня глазами! Оскалился беззвучно...

Вот ведь чертов иблис! Как узрел? Я вздрогнула и непроизвольно отпрянула в глубину комнаты. Дрожь ударила по коленкам. Ноги ослабли и сразу сделались ватными. Вместе со страхом пришла злость. Я швырнула от себя оконную раму, перебежала холл и плюхнулась на кровать.

Какого дьявола они там делают? Чем занимается эта банда? На головорезов с большой дороги не тянут. Жулики? Мошенники? Аферисты? Знаменитые компьютерные взломщики, съехавшиеся на обсуждение совместных дел? А по компьютеру никак?.. А почему такие нервные? Зачем аппаратура слежения? На кой, извиняюсь, хрен сюда приглашена журналистка с заданием сделать репортаж о трогательной встрече этих самых аферистов?

Самое время выпить. Я даже обрадовалась простоте решения. Как просто-то, господи...

Я опять подскочила с кровати, бросилась к столу. Вот уроды, даже бокал не оставили! Я им что, алкоголик — из горлышка?..

По счастью, я прекрасно знаю, где у меня лежат необходимые вещи. Я пулей понеслась обратно, к сумке под кроватью, отрыла в боковом карманчике дорожный старомодный телескопический стаканчик и в третий раз пересекла зал. Наклюкалась в рекордно сжатые сроки. Аж сама изумилась. Никогда так не клюкала. И вообще не помню, чтобы решала свои многочисленные проблемы с помощью спиртного. Не приохотилась как-то. Даже в текущем месяце, когда с позором поперла от своего тела Рудика, меня хватило ровно на полтора стакана вермута. Второй не допила, поняла с горечью полыни на губах — не мое. Слила Акакию в миску — он и вылакал с чувством глубокой признательности, аж шерстка заблестела...

А сейчас прозрела — именно то, чего не хватает. Вдали от родины, от дома, в окружении подозрительных личностей и атрибутики Средневековья — только русское народное средство принесет исцеление. Чисто женская логика — пусть неправильная, зато интересная...

Я залпом осушила стакан. Напиток явно не бормотушный — терпкий, насыщенный ароматом, приятно-сладковатый. Образцово лег на обеденные «дрожжи» и повлек нужную реакцию. Второй стакан я могла бы и не пить. Но выпила — по инерции. После чего добрела до кровати, свернулась перочинным ножиком и истерично захихикала. (Але, скорая, тут человеку очень хорошо...)

Логику моих дальнейших поступков понять было невозможно. Даже не берусь ее объяснять. Нельзя объяснить необъяснимое. Но пьяной в хлам я не была — помню это прекрасно. И вела я себя без вопиющего хамства. Я дотянулась до сигареты, выкурила ее сильными мужскими затяжками, сбрасывая пепел на пол. Потом поднялась и вышла из комнаты.

Когда я распахнула дверь на лоджию, голова работала отлично.

— Предлагаю обдумать мое предложение и высказаться, — уловила я последнюю фразу в исполнении Бритова.

Все резко вскинули головы, а Бригов круто повернулся. Гримаса раздражения исказила его физиономию.

— Вера Владимировна? В чем дело?

— Да ни в чем, — смутилась я. — Мимо шла. А что, нельзя?

Он тоже как-то весь смутился. Очевидно, не по силам догадаться, что журналистка выпимши. Заподозрил что-то худшее. Но уверенно заступил мне дорогу.

— Что у вас с лицом, Вера Владимировна? Вас словно...

«Лопатой отходили», — подумала я. Но тут он ко мне приблизился и понял, в чем дело. Запах горьковатого «Кориандра» (долой фиалку!) был не в состоянии победить алкогольное амбре. Брезгливо поморщившись, Бригов взял меня за плечи и остановил мое упорное продвижение к центру внимания.

— Извините, Вера Владимировна, вам сюда в таком состоянии нельзя, вы же понимаете. Оставьте нас, пожалуйста. Мы закончим минут через двадцать, и вы сможете войти.

Я перехватила ухмыляющийся взор Рустама. Равнодушие Бурляка и удивление Эльзы. Напряжение Арсения и расширенные зрачки Мостового. Дрожащую ямочку на щеке Жанны и вереницу потных капелек, сбегающих со лба на переносицу...

Излишне говорить, что я была возмущена поведением Бригова — а где моя обещанная свобода передвижений? Да, я выпила, ну и что? Повторюсь, я не была в стельку пьяной — отдавала отчет, что нарываюсь. Все необходимые сведения я уже получила — двадцать минут имеются в моем распоряжении. Пока обдумают предложение Бригова, пока выскажутся...

— О’кей, мой президент... — преувеличенно пьяно промямлила я, взяла «под козырек» и, пошатываясь, задним ходом вырулила в коридор.

Бригов хлопнул дверью. Я медленно пошла прочь, уверенная, что он ее снова раскроет — убедиться, что я не подслушиваю. Так и вышло. Я почти докондыляла до конца «аппендикса», когда раздался звук открываемой двери. Я не среагировала. Слегка подержав ее в открытом виде, Бригов закрыл. Тут и начался мой забег на время. Цель его была немного сомнительная, но в целом понятная. Головотяпство со взломом. Обшарить личные вещи гостей. Мне нужно было хоть какое-то указание на то, что происходит в замке. Напрямую я спросить не могу — по «легенде» я должна об этом знать. И никаких, что характерно, угрызений совести! Я могу делать все, что мне вздумается!

Я бросила взгляд по коридору — налево, направо — и нырнула в комнату Эльзы, выходящую прямо на «аппендикс» (как и ожидалось, замка на двери не было). Комната немного отличалась от моей и Бригова — главным образом наличием камина. Никаких шкафов, а где еще женщине держать свои вещи?..

Я подбежала к кровати, встала на колени, отбросив покрывало, вытянула стального цвета сумку. Сейчас посмотрим, чем у нас дышит пышнотелая Монро...

Я запустила хищные лапы в чужое имущество. Кофты, трусики, лифчики, запасные брюки, крылышки суперплоские... Медицинский набор в школьном тряпочном пенале — шприц, белые скляночки, колбочки, таблетки (наркоманим втихую?)... Шампунь, полотенце, блюдечко с голубой каемочкой... Вот те на — натуральное! Не иначе талисман для приворота сказочного богатства?.. Пачка чая, шоколадка, зеркало, «Основы аутотренинга» Ф. Бернарда, а внутри какие-то цветастые фото... Ну-кся, ну-кся. Чилдрены с улыбочками до ушей на фоне куста магнолии, нешто собственные? Блондин с проборчиком, ничего такой, не быколобый, и улыбочка очень «волнительная». В каких омутах, интересно, такие ловятся?... К черту блондинчика с улыбочкой, яблоня от яблока... И опять форменное барахло — фен, шлепанцы, колготки, флакончик «Дюпон», связка презервативов «Гусарские», понятно, на чью хотенцию... Браслет из рубина в опоясанном мешочке — ого, между прочим, рубин излечивает раны и даже делает человека неуязвимым. Правда, в мудрой Азии считали, что все это фигня, простого ношения недостаточно, для эффекта следует вдавить рубин в плоть, дабы он стал частью тела владельца...

Все.

Черт. И никаких бумаг — вроде расписок, договоров, писем и т. д. и т. п. вплоть до чего угодно (сама не ведаю чего). Деньги, понятно, при себе, « на теле, документы тоже... Черт! Черт!

Я придала обстановке первоначальный вид, задвинула сумку под кровать, выскользнула в коридор. Кроме видеокамер — никого. Да и шут на них, на камеры. У работающего съемочного устройства на корпусе должна гореть маленькая красная лампочка. Если лампочка на корпусе не горит, можно с уверенностью предположить, что прибор не работает.

Я бросилась в другой конец коридора, влетела в комнату напротив моей (там поселили Бурляка; возвратившись с кладбища, я подглядывала в замочную скважину, привлеченная шумом, и видела, как он вошел). Сумка этого господина была предельно скромной, из дешевых. Валялась рядом с кушеткой. И содержимое ее было предельно скромное (покойники вообще народ непривередливый). Стянутые резинкой стандарты валидола — горстями, что ли, ест?... Китайское радио в форме летающей тарелки. Плотная куртка, плотные штаны, опять таблетки — коробочка викасола. Для чего же, для чего же... Ах да — кровотормозящее. Смешное по цене, но оч-чень эффективное. Едем дальше. А дальше ехать, собственно, некуда. Приехали. Белье, носки, в последних — свернутые трубочкой дензнаки, хоть что-то стоящее (деньги — наше все!), причем немалая сумма — фунты, доллары, рубли... хотя и не такая, чтобы из-за нее таможня удавилась и Интерпол забегал. Чуть меньше тридцати тысяч в рублевом эквиваленте... Вот дерьмо! Кто дальше? Рустам — в северном конце. Совещание на лоджии в разгаре — пять минут не прошло. Я понеслась по коридору, ворвалась к багдадскому вору — кто тут у кого дубинку украл?.. Как нарочно, выставил сумку, подлец, на всеобщее обозрение, почти под дверь, да еще и расстегнул — мол, смотрите, секретов не держим. Как бы не так. Я бегло прощупала постель, заглянула во все углы, полюбовалась брошенными за тумбочку носками, после чего лихорадочно прошарила сумку. Нет контакта. Багаж добропорядочного человека, плюс карта автомобильных дорог восточной Англии. Господи, неужели они все ценное носят на себе?

Треща от злости, я вышла в коридор. А что у нас напротив? Я ткнула дверь наобум — она открылась. Бросилась в глаза бутылка вина на столе, куртка, наброшенная на стул. Тонкий аромат духов и... страха. Видимо, Жанна. Точно, Жанна — ее куртофанчик. Хитрая штучка — для того, чтобы отыскать ее вещи, пришлось побегать по всему залу. Нашла наконец — за портьерой на подоконнике. Спрятала называется (а чего же ты так долго искала, дурища?). Снова бабские штучки, правда, довольно скромные, функциональные. Никакой дурацкой литературы, фотографий, талисманов с голубой каемочкой, оберегов... Из необъяснимого только шелковый шарфик повышенной прочности и пара кожаных митенок — таких изящных дамских перчаточек без пальчиков. Гадать об их назначении бесполезно — скорее всего, никакого назначения, купила в дороге, просто так. И снова пустая ходка. Чего хочу — не имеем. Чего имеем — не хочу.

Совещание на лоджии продолжалось. Из комнаты Жанны хорошо просматривалась левая опора под козырьком и чье-то шевелящееся тело у балюстрады.

Я взгромоздила ее сумку на подоконник. Задвинула портьеру. И вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит! Прямо сверлит в затылок! Я непроизвольно дернулась, обернулась. И скрестила взгляд с дворецким, застывшим на пороге...

От этого упыря аж мурашки по коже. Почему они все такие... покойники? И не поймешь, что хочет сказать — то ли негодует, то ли просто визирует. То ли сам хотел обшарить комнату, а я помешала.

Словом, если бы не выпитые двести граммов, то никакого удовольствия.

— Честь имею, — хрипловато буркнула я. — Чем обязана?

Дворецкий не сдвинулся ни на миллиметр. Ни одна мышца на лице не дрогнула (да какие там мышцы? — сплошной бальзам...)

— В чем дело? — повысила я голос. — Вы мешаете работать!

Он продолжал на меня смотреть — немигающими пустыми глазами. Видит бог, ему что-то не нравилось в моем поведении. Все эти испуганные мины, тыкание из угла в угол, клаустрофобия, клептомания, излишняя тяга к выпивке...

Да нету у меня никакой тяги!

— Да что же это такое! — разозлилась я уже на полном серьезе. — Безобразие! Чего вы там встали, как шпала!.. — Какая-то сила, эквивалентная хлесткому подзатыльнику, сорвала меня с места и понесла к двери. Сообразив, что меня не остановить, дворецкий отступил назад и посторонился. Но все равно я его зацепила. Как током продрало! Вырвалась в коридор, передернула плечами от возмущения — экая наглость! — и, выражая спиной праведный гнев, зашагала к северной лестнице. На середине марша я остановилась и прислушалась. Он не шел за мной. Передвигайся этот вурдалак хоть по воздуху — все равно услышу. У меня идеальный музыкальный слух. Тишина стояла отчетливая, словно все уже померли, а дворецкий — в первую очередь. Но на всякий случай я выждала минуту. Ничего не изменилось по ее истечении.

Тишина густела и позванивала, словно мелкие пылинки, сталкиваясь в воздухе, издавали однообразные мелодичные трепетания. Я медленно отправилась дальше — на третий этаж. По идее, там живут трое: Мостовой, Арсений, Бригов. Про комнаты последних двух я уже знала, а вот где поселили Мостового — даже не догадывалась. На всякий случай я пихнула первую дверь слева — она легко открылась, но явила мне пустой запыленный холл без признаков пребывания человека. Тогда я вошла к Арсению, его дверь была напротив, и принялась уделять внимание барахлу этого сексуально опасного товарища. Впрочем, о результатах шмона я могла догадаться заранее: ничего. Они как будто сговорились — не оставлять в вещах компрометирующих предметов (если таковые у них существуют). Едва ли бутылку русской водки, лежащую сверху на вещах, можно считать компроматом. Равно и десяток цветных презервативных упаковок, разложенных по тряпкам, словно апельсиновые корочки от моли. Тоже мне эротоман! Как едины они в этом с Эльзой!.. А это еще что такое? Я запустила руку на самое дно. Уж слишком тяжела была свернутая рубашка. Не иначе порнокассета? Я запустила хищные пальцы в изгибы ткани и осторожным движением выудила плоский металлический предмет. Какую-то компактную машинку с наушниками. Кнопочка на панели, шнур, крохотный дисплейчик. Вся штуковина легко умещалась на ладони. Я сперва подумала, что это плеер или проигрыватель для компакт-дисков. Только где это видано, чтобы у тех и у других корпус был цельным, а кнопочка совсем одна? Странная конструкция. Но очень знакомая... Приборчик от страха! — осенило меня. Борька-бабник — из отдела экономики — просвещает лучшую половину редакции. Вырезает веселые заметки о последних технических новинках, наклеивает в здоровенную общую тетрадь, а потом щедро делится с прекрасной половиной редакции. Официальное название — что-то вроде «черепно-мозговой электротерапевтический стимулятор». «Альфа-стим». Или «Бета-стим», не помню. Машинка счастья.

При включении через мозг больного протекает разряд тока. Человек перестает чувствовать себя жертвой стресса. Нервы успокаиваются, мысли становятся яснее, проще, самостоятельно раскладываются по полочкам. Излечиваются депрессия, бессонница, клаустрофобия, появляется уверенность в себе, а напрасные страхи дружно удаляются. Одним словом, полная чушь. Те же двести граммов, только дороже. Приборчик не в силах излечивать от ненапрасных страхов.

Посмотрев на часы, я пришла к выводу, что пора торопиться. Задвинула под кровать сумку и вышла в коридор. Двинулась в просвет между колоннами, но не успела пройти и пары метров, как встала, остолбенев. В одной из ближайших комнат раздался крик боли!