Отец мне является часто. Он приходит неожиданно и, как правило, только если нужна помощь. Поначалу я его боялась. После того как обнаружили тело, несколько дней я умоляла свекра, который у меня врач, дать мне снотворное. Свекор человек умный и снотворного не дал. Отец тогда мне мерещился постоянно, но с помощью свекра я поняла, что на самом деле это всего лишь проекция моих страхов и видения существуют исключительно в воображении. Когда же отец явился по-настоящему, он и виден был по-настоящему, и я заторопилась следом, едва поспевая за его длинными шагами.
Отец повернул ко мне голову на ходу и почти ласково сказал:
— Мне нужно идти. У меня очень много дел.
Я проснулась и долго, при сумрачном свете пустынного осеннего утра, смотрела в потолок.
Когда родилась моя дочь, отец пришел на нее посмотреть. Он ничего не сказал. Лишь протянул руку и коснулся ее тонким пальцем. А в пять лет она мне сообщила, что ей тоже приснился дедушка.
— И чем же вы занимались? — спросила я, стараясь скрыть тревогу.
— Играли, — ответила Элизабет с таким возмущением, будто все прочие предположения были нелепыми. — Я сидела у него на коленях, он дал мне конфету, а потом мы стали играть.
Отец редко говорит что-нибудь важное. Он приходит просто напомнить, что жизнь вовсе не такая серьезная штука, как кажется.
Когда-то я хвостом таскалась за Каденс, которая тогда часто ездила по делам в Аспен, где мы останавливались в пятизвездочном отеле «Крошка Нелл», вместе с самой богатой публикой, и я ужасно переживала из-за того, что надеть. Может, так приличнее, думала я, разглядывая себя в зеркале.
Отец заглянул ко мне в номер — в футболке, волосы спутанные будто от ветра, в руке крупная слива.
— Ианте, кого ты пытаешься обдурить? Плюнь ты на эти тряпки.
— Да, но у них часы дороже, чем весь наш дом, — возразила я.
Отец в ответ лишь пожал плечами.
Я надела джинсы, чистую белую футболку, нацепила на руку старенькие часы «Таймекс» и смело спустилась вниз.